Полночный пир

Погони не было. Я прислонился спиной к дереву, стараясь унять сбившееся дыхание и привести в порядок скачущие мысли. Меня не забили насмерть, не вздёрнули на ближайшем суку, не заперли в тюрьме до суда, даже избили не слишком сильно. И не догнали, когда мне удалось сбежать.

Я снова прислушался – только шум ветра в ветвях, птичьи голоса да шелест травы. Я был один и, похоже, заблудился. Вместо того, чтобы встревожить, эта мысль успокоила. Теперь я всё равно, что дикий зверь – чем дальше от людей, тем больше шансов выжить. Язык не поворачивался сказать о самом себе: я – убийца, на моей совести смерть двоих людей. Даже мысленно такое не повторить. Однако же, так всё и было.

В памяти насмешкой возникло вчерашнее утро. Начиналось-то всё, можно сказать, хорошо…

- Не надо его привязывать, господин. И так подкую.

Склонясь в глубоком поклоне, я не мог видеть лица заезжего лорда, но выпрямившись, заметил на нём удивление, почти интерес. Хотя, мне тут же пришлось снова низко опустить голову – негоже смотреть на благородного господина свысока, а получилось именно так – ростом-то он был, пожалуй, не выше моего плеча.

- Да вы не думайте, господин! Подкую.

- Ну-ну… Надеюсь, леди успеют отвернуться, когда Ворон разобьёт тебе копытом голову.

Невдалеке впрямь стояли две дамы, толком разглядывать которых я не посмел, хотя, понятное дело, очень хотелось. Ну, хоть на коня мне позволено смотреть… Господи, что это был за конь! Крупный вороной красавец с атласно лоснящейся на солнце шкурой и едва не метущим копыта шёлковым хвостом. Вот уж точно – полжизни можно отдать за то, чтобы оставшуюся половину ездить на таком.

Подойдя и взяв повод из рук слуги, тут же с облегчением отошедшего, я уже чувствовал себя счастливым. Ворон недовольно всхрапнул, дёрнув головой, но рука-то у меня твёрдая. Лорд и стоящие чуть поодаль в окружении слуг дамы молча наблюдали. Конь нетерпеливо переступал на месте, зло кося на меня влажным глазом, однако ж со мной особо не поспоришь. А он не больно-то и пытался, к удивлению зрителей позволяя мне спокойно делать своё дело и напряжённо слушая, как я, вычищая копыто и меняя подкову, тихонько с ним разговариваю.

Вот уж не знаю, откуда что берётся, только давно уже работая в отцовской кузнице, я привык к ругани и затрещинам, постоянно делая что-то не так, но когда нам приводили подковать лошадь, у меня всё получалось в лучшем виде. Даже с самыми норовистыми. Даже вот с этим красавцем.

Когда дело было закончено, одна из дам подошла ближе, негромко и мелодично рассмеявшись.

- А, может, правду говорят что все кузнецы – колдуны?

Тут я достаточно осмелел, чтобы мой взгляд оторвался от земли, скользнув по тонкой талии, обтянутой бархатом груди и виднеющейся в вырезе воротника ямочке между ключицами. Леди улыбнулась.

- Признавайся, кузнец, ты колдун?

- Бог с вами, госпожа, что вы такое говорите?

- Не бойся, я пошутила. Какой же ты колдун? Нет… Ты похож, скорее, на эльфа, или на фэйри. Ведь они тоже понимают язык животных. И ты, кажется, его понимаешь.

И как она тут на меня посмотрела! Словно это я был жеребцом, выставленным на продажу, а она – придирчивым покупателем. И опытным, кстати. Жаль только, что я не нашёлся с ответом, всё-таки впервые в жизни со мной заговорила леди. Нет, может, окажись я с ней наедине, и придумал бы, что сказать. А, может, и говорить бы ничего не пришлось…

Мысли – не лошади, их так просто не удержишь и узду не накинешь. Я снова низко поклонился, чтобы ненароком не столкнуться взглядом с лордом. А то, если конь мне голову не разнёс, так его хозяин, кажется, уже был готов это дело исправить. Зайдя между мной и леди, он небрежно сунул мне в руку горсть монет. Пока я благодарил и кланялся, нежданные гости сели на лошадей и скоро исчезли за поворотом, оставив меня смотреть на медленно оседающую дорожную пыль, поднятую множеством копыт.

Трактир в это время был почти пуст, ни местных, ни проезжих, но мне было всё равно – хотелось сохранить подольше хорошее настроение и приятное воспоминание. Нет, кое-кто здесь, конечно, был, да и разговоры о нечаянном визите знатных господ, чей конь потерял по дороге подкову, уже и сюда доползли. Ну, это понятно – нечасто здесь видят настоящих аристократов. Долго ещё обсуждать будут.

Стоило мне сесть, как рядом возник Том. Как его вижу, всякий раз думаю, что зря меня называют бездельником, потому что по сравнению с ним я работящий, как пчела. А Том, ко всему прочему, ещё и дурак. И болтун.

- Дэйв, ты сегодня, вроде как, прославился?

- Да ладно. Коня подковал просто.

- Ага. Коня подковал, жену его хозяина чуть не объездил.

- Ты чего, свечку держал?

Том глупо ухмыльнулся.

- Ты бы лучше свою жену объезжал, а то уже…

Закончить он не успел, сильно приложившись лицом о столешницу, попав прямо в пивную лужу. И голову поднять у него не получилось, потому что я продолжал держать его затылок.

- Ну чего!… Ну ты это… Дэйв! Ладно, всё! Ну чего ты…

- Да ничего. Морду тебе мыть помогаю. – Я от души повозил его по мокрой столешнице. – Видишь, уже чище стал.

Рывком подняв, я подтащил его к двери и хорошим пинком отправил на улицу. Ничего, он привык. Из-за своего дурного языка он часто огребал, и не только от меня.

Я нехотя вернулся обратно, настроение уже было ни к чёрту. И даже не из-за напоминания о том, что мой трёхлетний брак до сих пор оставался бездетным. Если уж положа руку на сердце, то меня это радовало – меньше ртов кормить. Скорее уж просто напоминание о жене взбесило. Перед глазами до сих пор стояла заезжая леди – тонкая талия, маленькие руки, точёная шея, грудь пышная, но аккуратная, так обрисованная тканью платья, что голова кружилась… Теперь осталось только вспоминать, зная, что дома меня ждёт Агнес.

Наверное, Агнес была хорошей женой. Она терпеливо сносила нужду и мужа, на всю жизнь, похоже, застрявшего в подмастерьях. Но в её терпеливости не было ни капли мягкости или доброты, вообще ничего не было, кроме осознания собственной тяжёлой судьбы и молчаливого осуждения моей, самому-то мне не совсем понятной порочности. И из-за этой терпеливости, вечно осуждающего взгляда и сурово сжатых губ я ночами чувствовал себя с ней как рабочий конь, впряжённый в плуг. Да и красавицей она не была. Даже хорошенькой не была. Широкобёдрая, крепко сбитая, грудь под платьем едва угадывается. Перед глазами снова возникла сегодняшняя леди – нежная шейка, тонкая талия, узкие запястья… У Агнес запястья были, пожалуй, не уже моих.

Я, кстати, был довольно узок в кости. Не как аристократы, конечно, но для человека, работающего в кузнице – точно. У нас в семье все мужчины такие – высокие, худощавые. Наверное, леди это имела в виду, говоря, что я похож на фэйри. От её слов было приятно. Не часто ж, наверное, леди останавливают взгляд на мастеровых вроде меня. И от этого мысли в голове бродили самые шальные… Жаль только, что бесполезные. И к Агнес идти не хотелось.

Так я и просидел чуть не допоздна, то вспоминая красивую леди, то мечтая оседлать Ворона, то представляя, как лежит в руке рукоять шпаги, висевшей на поясе его хозяина. Я хорошо успел рассмотреть её, пока сгибался в поклоне – сетчатая гарда с длинной поперечной планкой, идущая к позолоченному навершию изящно изогнутая дуга… Драться-то я неплохо умел, но, понятно, не так, как дворяне на таких шпагах. А хотелось. Ой, как хотелось! Почти так же, как обнимать стройных красавиц с осиными талиями. А, может, и того больше.

В общем, когда я собрался уходить, уже темнело. Нет, на ногах-то держался. Впрочем, я под столом никогда не оказывался, натура у меня крепкая. Многие завидовали. Том, например, который, кстати, быстро вернулся после того, как я отправил его пинком на улицу. Мировую пить. Так под столом и оставался, когда я уходил. Ну, я ему не нянька. Раз пить не умеет.

Оказалось, что Агнес зачем-то решила меня поискать. Во всяком случае, когда я возвращался, она со своим обычным обречённым видом шла мне навстречу. Но мои попытки её обнять по душе ей не пришлись, хотя мне казалось, что я имею на это право. Чем дольше длился наш брак, тем своевольнее и оскорбительнее она себя вела. До того, что в собственном доме я себя чувствовал нищим, из милости пущенным на порог. И ведь терпел это, как и её постный вид. Да ещё сейчас, войдя, сильно приложился головой об угол, что настроения не улучшило. А, главное, я даже руку на жену никогда не поднимал! Ну, почти никогда. Только разве Агнес способна это оценить? Бабам ведь страдания подавай, чёрт бы их побрал…

Я шагнул к ней вплотную, снова ударившись обо что-то плечом. Мне хотелось, чтобы Агнес в ответ прильнула ко мне, но вместо этого она отодвинулась. Я всё ещё хотел её приласкать, когда сверху на нас не вовремя вывалились какие-то плошки, и это меня уже разозлило всерьёз. Я намотал на руку прядь её волос, другой сдёрнув съехавший набок чепец. Нет, из этой пакли такой причёски, как у знатной леди, не соорудишь. Агнес попыталась высвободить волосы, глянув на меня с привычным суровым терпением. Если она хотела меня этим окончательно взбесить, у неё получилось в лучшем виде. Я подтолкнул её к лохани с водой, нагнув ей голову к отражению.

- Ты на себя посмотри, дура! Вот за что ты мне такая досталась, а?

Я пригнул её ещё ниже, окунув её лицо в воду. Агнес закашлялась, я убрал руку, и тут она, извернувшись, толкнула на меня лохань, обдав водой с ног до головы.

- Охладился?

Прислонясь к стене, я оторопело смотрел, как она надевает чепец, убирая под него волосы, чувствуя, как с моих волос по лицу течёт вода, как насквозь промокает одежда, и не понимал, что на неё нашло. В этот момент скрипнула оставшаяся приоткрытой дверь и на пороге появился младший брат Агнес. Не знаю, что к нам принесло мальчишку на ночь глядя, но он не успел ничего сказать, потому что, увидев меня, зашёлся хохотом, тыча в мою сторону противным, коротким и грязным пальцем.

- Заткнись, - прикрикнул я на него, но не тут-то было. Гадёныш продолжал давиться смехом.

Уж не знаю, отчего так получается, ведь я никогда не был размазнёй, но почему-то со мной все чувствовали свою безнаказанность. Это было как проклятье. Кажется, даже мой гнев для мальчишки был смешным. Когда я, справившись с поднявшимся на дыбы полом, двинулся к нему, он только чуть отскочил в сторону, продолжая кривляться и хохотать. Перешагнув через опрокинутую мной скамью, я ухватил его за воротник, но он и тут не испугался. А потом его смех перешёл в кашель, а из кашля в хрип. И когда хрип разом прекратился, а взгляд остекленел, было поздно. Я разжал пальцы и тело повалилось на пол. Агнес прижала руки к лицу и пронзительно закричала. А я… ну, ударил её, чтоб не орала. Может, силы не рассчитал. Может, лавка эта виновата, о которую она головой приложилась, падая…

Не знаю, сколько времени я стоял неподвижно, глядя на два мёртвых тела у своих ног. И когда сбежались соседи, я не сопротивлялся.

Меня избили, связали и заперли в сарае на краю деревни, где я провёл ночь. Лежал, привалившись к стене, и ничего не чувствовал. Ни о чём не думал. Просто смотрел сквозь щели в потолке, как меняется цвет неба – с блёкло-сероватого на почти чёрный, как на чёрном появляются звёзды, как они бледнеют и исчезают, как снова светлеет небо…

На рассвете снаружи донеслись рыдания и обрывки разговора. Вроде, соседи решали, что со мной делать. Везти в город на суд лорда или на месте по-тихому свернуть шею. Даже не верилось, что речь обо мне. Ну какой из меня убийца? Всё казалось дурным пьяным сном.

Но попытки восстановить перед глазами произошедшее сами собой вернули меня в реальность. За стеной уже давно было тихо. Разошёлся народ? Или кого-нибудь оставили сторожить? Ясно одно – что бы они не решили, а мне всё равно конец. Здесь меня убьют или на виселицу отправят, неважно. Умирать из-за Агнес и её брата было страшно. Я пошевелился, проверяя верёвки. Связали на совесть. Извернувшись, попытался ударить локтём в дощатую стену.

- Эй!

- Чего тебе?

Том. Ну, да – кого ещё оставлять сторожить? Всё равно бездельничает целыми днями.

- Отлить надо.

- Обойдёшься.

- Сдурел?

Дверь приоткрылась. Бормоча ругательства, Том развязал часть верёвок, чтобы я мог встать, и вытолкал меня наружу.

- Руки развяжи. Или помочь хочешь?

Он молча плюнул мне под ноги, развязал оставшуюся верёвку и тут же достал нож. Ну, да, меня ж теперь нужно бояться. Хотя сейчас мне с ним всё равно не справиться – всё тело затекло, пока сидел связанный. Да и безоружен я, в отличие от него. В общем, просто стал справлять нужду. И тут мне повезло – не пожелал Том смотреть на это, отвернулся. Упускать момент было глупо, чёрт с ними, со штанами. Удар сзади под колени сбил его с ног, он замешкался – скорее, от неожиданности, но мне этого хватило, чтобы ударить его по затылку. Всё-таки по-настоящему быть настороже он никогда не умел. Поправив одежду, я подобрал выпавший из руки Тома нож и огляделся.

Сарай стоял на окраине, однако не на отшибе. Совсем рядом, за заборами, текла спокойная и размеренная, простая и честная жизнь, к которой я теперь не имел никакого отношения и которая мне этого не простит. Боясь выйти из тени сарая, я прижался к бревенчатой стене. От неё пахло нагретым деревом, в густой траве звенели кузнечики, всё было таким обычным, казалось таким безопасным. Стараясь не раздумывать, я сделал осторожный шаг вдоль стены, покосившись на лежащего в траве Тома. Приложил я его, конечно, хорошо, но всё равно вот-вот очухается. Я обогнул сарай и медленно, уговаривая себя не бежать, пошёл в сторону леса. И только когда за деревьями скрылись стены и заборы, изо всех сил бросился прочь.

Остановился я только когда сердце уже едва не выпрыгивало из горла. Прислонился спиной к стволу и медленно сполз на землю. Казалось, кроны деревьев над головой продолжают кружиться в такт моему сбившемуся дыханию. Я прикрыл глаза, стараясь успокоить мысли, скачущие в такой же бешеной гонке. Никаких звуков, которые могли бы означать погоню, не было слышно. Только шум ветра в ветвях, птичьи голоса да шелест травы. Я был один и, похоже, заблудился. Вместо того, чтобы встревожить, эта мысль успокоила. Теперь я всё равно, что дикий зверь – чем дальше от людей, тем больше шансов выжить. И жизнь моя теперь зависит только от меня самого.