Помещик 2

Мне надо ехать в Петербург!

«Предчувствия меня не обманули» — я держу в руках письмо господина Иванова в последних строках которого он пишет об этом.

И сегодня сработала не только моя «чуйка», но и многолетняя рабочая привычка читать корреспонденцию с конца. Получил «телегу» из органов или послание начальства, прочитал резюме или вынесенное решение, порадовался или сотворил в кабинете в ярости какое-нибудь «непотребство».

Затем успокоился, осмотрелся вокруг, оценил причиненный ущерб и потом в «спокойной» обстановке читаешь за что, а чаще всего за кого, с тобой так нехорошо поступили.

А если концовка полученной бумаги тебе приятна, то полученный позитив можно и очень cильно растянуть, когда медленно и смакуя, читаешь какой же ты молодец и умница.

Под воздействием паров алкоголя я решил сделать маленький перекур и отложил письмо.

В тот же момент «чуйка» активизировалась и сообщила: облома нет, только небольшие проблемы.

У меня к господину Иванову два интереса: аренда дома и протекция нужного человека. Есть еще его личная арендная плата за квартиру снимаемую у меня, но не думаю, что это повод рекомендовать мне ехать в Петербург.

Я начал медленно и вдумчиво читать письмо с первого листа и его содержание меня не разочаровало.

Читать поперек страницы, как в первой жизни, здесь я еще не научился. Иногда с трудом чуть ли не по словам разбираю написанное и потом долго думаю, а что сие значит. особенно когда читаю что-то из допушкинской эпохи. А 18 век вообще полный алес капут.

Так что пока приходится читать медленно и сразу же вникать в каждое слово.

Во-первых, господин Иванов теперь коллежский асессор. Это следующий классный чин, его он получил за неведомые мне заслуги досрочно и теперь заступил на должность какого-то секретаря в губернской канцелярии.

Мне это не совсем понятно, также как и его разъяснение, что он приравнен, например, к уездному судье. Но судя по всему это значительное повышение.

Я откровенно порадовался служебным успехам моего квартиранта. Ему хорошо и мне от этого тоже будет какой-то профит.

Во-вторых, губернского регистратора Волкова он ждет в любое время. Его «трудоустройство» в губернскую канцелярию будет стоить сто рублей ассигнациями, но это гарантировано. Обязательные смотрины и собеседование будут простой формальностью, если конечно он не выкинет там какое-нибудь не нужное коленце.

Если господин Волков окажется еще и толковым хорошим работником, то с учетом образования, если оно конечно будет подтверждено документом, возможно и быстрое продвижение с 14 класса в 12.

Это замечательно. Я на такое продвижение своего человека в губернскую власть ста рублей не пожалею. Конечно есть один нюанс.

Человек может оказаться гнидой и быстро забудет сделанное ему добро. Но я предварительно еще раз с ним встречусь и побеседую.

Надеюсь мой прорабский опыт 21 века меня не подведет. С оценками людей я пролетал когда только начинал работать, а вот когда стал «дедушкой» на стройке, видел всех насквозь, особенно определенный контингент, начальников и тех, кто собирается на стройке делать карьеру.

А губернского регистратора Волкова я отнес как раз к категории желающих сделать карьеру и имеющих привычки кусать кормящую его руку. Так что, надеюсь, здесь все будет в наших руках.

Но основным содержанием письма было в-третьих.

Кузен господина, теперь уже коллежского асессора, Иванова успел не только получить его письмо, но и ответить. Он был в Москве по дороге в Питер и все удачно сложилось.

Ему желательно бы взглянуть лично на помещика Нестерова. Условия его конечно устраивают, как я буду этот дом использовать этому господину глубоко все равно, но человек должен быть приятный.

Я от такого поворота сначала даже опешил и чуть не подавился лимоном, который в этот момент дожевывал. Мой первый комментарий на телевидении покинутого 21 века выглядел бы сплошными точками в бегущей строке или звучал «пиканиями».

Но тут мне почему-то вспомнились мои мысли о возможной конкуренции в производстве бекона и способах избежать этого.

Я еще раз прочитал письмо, достал свою записную книжку и внимательно прочитал записанное со слов Ивана Прокофьевича о патентном праве нынешней России.

Дело это в России еще в стадии становления. У нас это называют привилегией и получить её можно только в Петербурге. Она выдается самое большое на десять лет и стоит это полторы тысячи рублей, причем серебром. Дело это очень муторное и хлопотное.

Да, тут есть над чем подумать прежде чем ввязываться в это дело. А вдруг бекон не пойдет? А деньги придется уплатить не малые.

Но мне все равно надо ехать в Калугу, а там возможно и сразу же в Петербург. Так что можно будет и попробовать с этой самой привилегией. А заодно кстати попутно в Москве поискать следы этого самого генерала Муравьева, про которого рассказывала Степанида. И если повезет, то купить там продуктивных животных.

При возможности разузнать какие сельскохозяйственные машины производится в России и где. Но это скорее всего надо узнавать в столице нашей Родины городе Санкт-Петербурге и Первопрестольной.

Краем уха я слышал как полковник Чернов и князь Гагарин говорили о каком-то Вольном экономическом обществе и Московском обществе сельского хозяйства. Вольное как я понял расположено в Питере.

Идиота, который окончил Московский университет и не знает таких вещей, я изображать не стал, решив, что когда окажусь в столицах, тогда и буду искать.

Прочитав еще раз письмо господина Иванова, я почти принял окончательное решение ехать в Петербург.

— Андрей, — Степан где-то занят, а ехать по-любому надо с ним, — где Степан?

— Матушка его на попросила на винокурню сходить, хлебного вина принести.

К тому что водку сейчас еще зовут и хлебным вином, я почти привык и слух это уже не режет.

— Как придет, сразу же ко мне.

Короткого разговора с Андреем оказалось достаточно, чтобы принять самое окончательное решение.

Я прошел на кухню, где Пелагея что-то стряпала на вечер.

— Пелагея, отвлекись.

Пелагея с каким-то испугом посмотрела на меня. Похоже вид у меня через чур решительный.

— Слушаю, барин, — я невольно улыбнулся.

Надо же так человека напугать, даже голос задрожал.

— Скажи мне, голубушка, такую тайну страшную. Без меня справишься с копчением бекона?

— Справлюсь, барин. Я же видела как вы все делали. Да и хорошо помню, как ваш батюшка коптил рыбу. Он был большой любитель копченого сома.

На заброшенную коптильню я наткнулся в один из первых дней после своего возвращения в «родные пенаты», но как-то не обратил на неё внимание. И только когда меня осенила идея делать бекон, решил попробовать её использовать.

На удивление это оказалось то, что надо. Когда я её почистил и «протопил», то агрегат оказался вполне рабочим.

— И когда же это было? Я что-то не помню, — никаких воспоминаний Сашеньки на эту тему в памяти не всплыло и я смело спросил об этом.

— Да где же вам помнить, барин, вам было тогда годика три, от силы четыре, — улыбнулась Пелагея. — Из-за вас Георгий Петрович и велели её выбросить. Я удивилась когда вы её нашли, я то думала что её нет.

— А что же я натворил такого? — ответ я уже примерно знал.

У меня был след старого ожога на левом плече и я невольно тряхнул левой рукой при словах Пелагеи.

— Вы убежали от вашей матушки и полезли к коптильне. Ну и обожглись. Мария Васильевна тут же распорядилась коптильню выкинуть. В таком гневе я её больше никогда не видела.

— Понятно, — старый ожог почему-то сильно загорелся огнем и я потер через одежду это место.

Степан с Андреем вернулись очень быстро, но мне хватило этих минут ожидания чтобы обдумать детали предстоящей поездки, а самое главное изменить первоначальное решение.

Едут оба молодца: и старый и малый. Степана бы конечно лучше оставить в имении, но …

Андрей мне нравится, очень старательный, скромный, расторопный и умный. Но он пока еще в Калуге иногда робеет. А тут Москва и Питер, которые его барину реально почти незнакомы.

Я абсолютно уверен, что это не то, что хорошо знаю по 21 веку. И будет комедия: две деревни, барин со своим лакеем, приехали первый раз в столицу.

Ехать с одним Степаном то же не вариант, Андрей так и останется деревней. Да и вопрос, а как и на чем ехать?

По опыту возвращения в Россию до Москвы надо закладывать двое суток. Это наверное с большим запасом.

Лошадей управляющего, доставшихся мне в качестве приза, Тихон холит и лелеет, целыми днями в конюшне и каретном сарае что-то скребет и поправляет.

Откуда-то Тихон привез отличного, на мой взгляд, сена и овса. Даже наши доходяги, на которых мы совершили марш-бросок из Парижа, посвежели и набрались сил. Так что лошади есть.

У кареты вторая молодость. Её Тихон отремонтировал, покрасил, этот момент как-то совершенно прошел мимо меня, и теперь совершенно не стыдно на ней выехать в приличное общество.

Итак, два дня до Москвы; если мне не изменяет память, Пушкин ехал из Петербурга в Москву неделю. Итого три недели на дорогу может получится легко. Это при том, что я отбрасываю идею получения привилегии. Полторы тысячи серебром, это для меня сейчас перебор.

Меня возможно не будет три недели, а то и больше. Поэтому надо составить инструкцию Пелагеи что и как тут без меня делать. Написать письмо, а лучше сейчас же съездить к отцу Петру. Пусть он без меня Вильяма крестит и венчает.

— Барин, — вид у Степана был испуганный, — Андрей …

Слушать Степана что там Андрей у меня желания не было, да и некогда.

— Мне надо срочно, — я специально выделил голосом и жестом слово «срочно». — подчеркиваю срочно, съездить в Санкт-Петербург.

— Барин, — выдохнул Степан, — кто едет и надолго ли?

— Андрей, ты и естественно я. На три недели самое малое.

— А когда выезд? — на этот вопрос я ответа точно не знаю.

Но говорить надо завтра утром. Степан слуга хороший, но вернувшись домой, он расслабился и стремится больше выполнять мои поручения в деревне, максимально перекладывая все на Андрея. Правда надо отдать ему должное, ежедневно он что-то объясняет и показывает Андрею.

— Андрей, ступай. Позови Пелагею.

Степану скажу завтра, скорее всего завтра. Нечего расслабляться.

Когда за Андреем закрылась дверь, я тихо, но максимально проникновенно, сказал:

— Скорее всего завтра. И едем в столицу, так что, внешний вид. Это не из Парижа … — на языке так и вертелось «соленое и духоподъемное».

Но я не прораб на стройке, а русский дворянин первой половины 19 века, поэтому надо выражаться изящно.

— Это мы с тобой, Степан, из Парижа бежали теряя тапки. А здесь надо ехать чинно и важно. Но готовность завтра утром.

Степана я явно очередной раз озадачил. Видок у него был соответствующий, но главное быстрее заработали ноги.

Пелагея пришла, вернее тоже прибежала, с очень озабоченным видом и вся в муке.

— Андрей, что же ты творишь? — у меня прямо появился какой-то спортивный азарт всех озадачивать и ошарашивать.

Андрей от моего вопроса удивленно и с испугом распахнул глаза, меня таким он видел первый раз и явно растерялся.

— Барин, я …

Что он хотел сказать я не узнал. Пелагея меня раскусила и с укоризной сказала:

— Барин, что же вы сыночка моего так пугаете?

— Ладно, подурачились и хватит. Пелагея, Андрей сообщил тебе, что мне надо срочно ехать в Петербург?

— Сообщил, барин.

— Андрей и Степан едут со мной. Если я тебя оставлю на имении справишься? — не знаю правильно ли на хозяйстве оставлять Пелагею, пусть и по факту сейчас она одна из самых доверенных людей молодого барина, но она крепостная баба. А на дворе между прочим 19 век и женщина здесь очень часто еще не человек.

— Справлюсь, барин, не сомневайтесь. На усадьбе Федор с Тихоном помогут. В деревне Сидор уже все считай в своем кулаке держит. Только у меня просьба, попросите отца Петра, вдруг господа какие наскочат. А он сам из благородных.

— Хорошо, Андрей иди помогай Степану. А ты, Пелагея, вели Тихону заложить коляску. Едем в Торопово.

Но поездку в Торопово пришлось отложить, а все свои планы резко поменять.

Я не успел даже сесть за стул, чтобы на всякий случай написать письмо отцу Петру, как во дворе раздался какой-то шум, потом донеслось конское ржание и загрохотал какой-то знакомый голос:

— Пелагея, голубушка, где твой барин? Говори быстро.

Сначала я подумал, что это дядя, но тут же оставил эту мысль, поспешил выйти из кабинета и быстрыми шагами направился в гостиную, где грохотал голос.

В гостиной стоял незнакомый мне офицер весь в пыли, его сапоги мне даже показались белыми. Услышав мои шаги, он повернулся ко мне.

— Александр Георгиевич, честь имею, поручик лейб-гвардии Преображенского полка Светлов с поручением от Софьи Павловны и их превосходительства генерала-майора Чернова.

В этот момент я узнал этого офицера. Но прошлый раз от был подпоручиком и как не крути полицейским, а тут вдруг поручик лейб-гвардии.

В чем между ними разница я уже знал. Времени от границы до Сосновки было достаточно чтобы разобраться в этом вопросе и теоретически и практически.

Полковник Чернов всего несколько дней как убыл с Петербург, а тут передо мной стоит его офицер произведенный в из армейских подпоручиков, а это всего лишь XIII классный чин, сразу же в поручика лейб-гвардии Преображенского полка, который тоже благородие, но чин уже IX класса. И поручение у него не от полковника, а от генерала Чернова.

Вид у меня наверное был совершенно идиотский. Я закладываю на путешествие в Питер больше недели, а тут туда и обратно .... Попытка посчитать дни, потраченные поручиком на дорогу, оказалась неудачной.

Да еще и вон какие производства люди успевают получать. Поневоле поверишь в какой-нибудь ковер-самолет.

Поручик добродушно усмехнулся. Вероятно мои мысли были написаны у меня на лице.

— Полковника Чернова генеральский мундир в Москве ждал, — поручик показал на себя. — И меня тоже. А к вам я из Твери еду.

Поручик достал конверт, который за версту можно назвать только дамским. Мне даже показалось, что я почувствовал знакомый аромат духов.

— Софья Павловна собственноручно вам написала.

Имя и отчество новой дамы сердца новоиспеченнного генерала было произнесено с такой интонацией, что я с невольным злорадством подумал:

«А ты, дружок, похоже еще круче меня попал. Каждый день будешь её лицезреть и облизываться».

Чтобы опять не выдать себя, я взял письмо и резким движением развернулся к окну.

Да, эта дама умеет покорять мужские сердца. Я сразу же бросил взгляд на подпись, хотя в этом не было никакой необходимости. Такие духи могли быть только у неё. Мое сердце неожиданно быстро и гулко забилось.

Первый раз в жизни я не взбесился от обращения ко мне Сашенька. Правда первым было слово «милый».

Софья Павловна любезно извещала, что она с Сергеем Андреевичем уезжает в Европу. Мой шашлык новоиспеченному генералу очень понравился и он хочет удивить своих боевых товарищей, которые соберутся его провожать, таким совершенно необычным вкусом знакомого блюда. Мой маленький «секрет» с поваром она разгадала, и они вдвоем любезно просят меня приехать чтобы помочь его превосходительству удивить собирающихся офицеров.

—И когда ожидается сие событие? — чисто машинально спросил я.

— Через пять дней.

— Господин поручик, а как можно успеть? — я растерянно развел руками. — Мне обязательно надо заехать в Калугу к коллежскому асессору Иванову, забрать письмо к его кузену и хотя бы написать письмо отцу Петру.

— Я знаю кто это такие и где их искать. Сколько вам надо времени на сборы и написание писем?

— Хотя бы часа два-три.

— Пишите, завтра утром я вас буду ждать в восемь утра в Малоярославце у князя Гагарина. Сколько человек будет с вами.

— Еще двое. И вы, поручик, уверены, что мы успеем?

— Абсолютно, нам еще надо будет почистить перышки, а вам приготовить угощение.

Написание писем заняло у меня полчаса. Заморачиваться карьерой заштатного малоярославского чиновника мне сейчас некогда. Поэтому это дело подождет моего возвращения.

Выходя из кабинета я неожиданно подумал:

«Похоже это был не медведь, а жар-птица, которую я покорил своим выстрелом. Или Соня — золотая рыбка. А вас, батенька, она зацепила. Соня видите ли».

Поручик был не один, с ним был молодой городовой, который вместе с прибежавшим Тихоном бегал вокруг лошадей. Лошадей было три, две из них явно были гвардейского поручика.

Лицо городового мне показалось знакомым, но вспомнить где я его видел, у меня не получилось.

Поручик прочитал надписи на конвертах и еще раз сказал мне:

— Александр Георгиевич, утром в восемь часов в Малоярославце.