Попаданец в почудном лесу.

— Эй, Уно! — Шёпот, перепискивая от ствола к стволу грозил выдать с головой. Вахо осторожно опустил трёхпалую лапу на жёсткий ковёр из колючих сучьев. Идти надо тихо, иначе лахельеры услышат, а этого допустить нельзя. Неудачливым браконьерам в этих лесах одна дорога — к виселице.

«Иди — бери, вот тебе лук-пострелук. Всех убьём.» Вахо воровато оглянулся, не слышит ли кто его крамольных мыслей. У тиров есть мыслечуйвы, да и у лахелов тоже. Главное в этом деле что? Тихонечко отползти в сторону, пущай разбираются. Простому-то эблину много ль надо? Дырки в груди точно не надо, хоть как красиво её сделай, дырку эту, хоть каким фамильным железом нанесённая, всё одно больно и с жизнью не соединяется. Скорее придёт Зрючий Пастырь полюбоваться. А что ты ему скажешь? «Вот, мол, дырка. Глянь, какА!» А он позрит кивнёт, да и не ответит. Потому что молчун он, Пастырь-то. Ему говорить не положено. У него и говорила-то, поди, нет. Возьмёт, да и порежет твою нить, как узрит, что соединяет тело и душу, душу заберёт, а тело-то оставит. Только зыркалами поведёт, а говорило не отверзнет, хоть как с ним переливайся. Только тело и останется даже с красивой дыркой, чтоб остальные полюбовались. Эхх.

— Уно! — прошипел Вахо. Видано ль приличному эблину луком махать, да тем более в почудном лесу? Нет, конечно. Кому оно надо? Почудное зверьё всё сплошь дикое, того поглянь насадит на свои злотопырные рога, аль прикусит злючим зубом. Но хабар хорош, деньга уж очень добропевно звенит в кошеле, так, что заслухаешься.

— Уно, заколдуй тя понедельна золотуха, ты где, злонаплюйный недотир?

Вахо сделал ещё шаг и замер, уж очень громышно тренькнула ветка под лапой. Прислушался. Ох, не к благу затишились пЕвцы. Чуйский слух прям зрит, как крадётся средь стволов укусячая шерстовИна, аль высокий тир.

— Уно! — лук-то на спине уж дыру прожёг, позримее клинков лахельских.

— А-а-а, — услыхал Вахо стон. Вот и объявился недотёртый агаруз, уж говорило бы приструнил, уж сильно громышно выходит. У Вахо и Уно матка одна, а вот наставители разные. На хватает Уно шиковатых кистей по спине, ох, не хватает. Наконец-то! Вон он вращевается, под самым кустом, как под полюбовницей.

— Ты чего разложился, злонаплюй! — прошипел Вахо, приседая рядом, но готовясь в любой момент запылить меж деревьев. — Пастыря Зрючего ждёшь?

— Кого? — чего он так хрипит говорилом-то? Навпахнулся, чтоль?

— Вставай, молвлю!

— Ты кто вообще? — Уно дёрнулся и совсем не захотел поднимать ходули.

— Тебя злючий роготяп приложил, аль сам с перепугу об ствол тяпнулся? — разозлился Вахо. — Пошли, молвлю, пока тиры нас не спортали.

— Блин... — Уно приложил хваталы к морде.

— Новый зверь присвиделся? Много ль весит? — насторожился эблин.

— Ничего не весит, где я, говорю?

— В почудном лесу, недослух ширапатый. Мыслетоки совсем затихли? Подлетай, да пошли, недотир злючий!

— Да, ну тебя, — отмахнулся Уно, — это куда я попал? Это я... попал... Попаданец что ли?

— Какой ты попаданец, не попал ни разочки, хоть в рогоноса, хоть в шерстюгу. Непопаданец ты! Косозрючий!

— Да, ты не понял! Славка меня зовут, я там, — Уно махнул хваталом, — упал, и раз и тут.

— Упал-то ты значимо, — кивнул Вахо, собирая мятущиеся мысли в круг, — мыслевар повредил. Круговерть нагнала?

— Какая круговерть? Из другого мира я! — Уно приподнялся, — Понял? Давно мечтал! Магия тут есть? А? Академии там всякие?

— Дуробрюх пустомыслый, — фыркнул Вахо, — какие Академии? Тебе мыслеход поправить надо, это не к лекарузу, это к шруму надо.

— Вы тут, поди, ни физики, ни математики не знаете...

— Какая тебе физика? Нафизотопишь себе недобрости!

— Ну и язык, — усмехнулся Уно, — не поймёшь! Чего вы тут умеете? Письменность есть? А науки там всякие?

— Как ей не быть, письмести, аккурат каждое утро за забором писем, кое-кто и по второму кругу. Это у кого как. А науков лучше не встречать, сам знашь. В послый раз еле отходили.

— Темнота, — фыркнул Уно. И точно, повредил мыслевар, совсем злопраздно молвит. Вахо приметил у ноги мощетолстую ветку. Она забрала мыслевар у пожителя.

— Вы, поди и не знаете, чему я вас могу научить, — глаголил Уно, помечтавшись о дерево. Короткий гулкий удар дубиной уложил его обратно под куст. Пусть повращевается ещё. Раз ветка забрала музычку мыслевара, то и вернёт, главное приложить помощнее. Ишь, наприсловил, попаданец. Какой он попаданец, когда попасть не может даже в толстый пухляш шерстовИны. Попаданец. Пустоглаголец он, вот кто. Злонаплюй косозрючий, хоть и пожитель.