Попаданка для алого дракона. Ведьмами не рождаются

— Проклинаю тебя и весь твой род! — прокричала я в отчаянье.

Дикая боль пронзила все внутри, перед глазами потемнело в тот момент, когда я увидела следы крови на своих пальцах.

— Замолкни! — взвыл мой муж Лоренцо.

Он стоял там, на вершине лестницы, с которой меня столкнул неосторожным ударом. Тело болело от бесчисленных ударов, но еще сильнее была боль внутри, потому что я знала, что мой ребенок, моя долгожданная выстраданная кровиночка, умирает у меня внутри, а я ничем не могу помочь.

Я ожидала, что после приказа привычный ошейник сожмется на моей шее, напряглась, готовясь бороться за каждый вздох... но ничего не произошло. Вместо этого вокруг лишь сильнее и сильнее завывала тьма, будто стая собак, что ласково слизывают кровь с моих пальцев и готовы напасть на любого, кто меня обидел. И я знала, кто виновен в моем горе.

— Проклинаю, — повторила я, и, звякнув, упал венчальный браслет с моей руки, — ни ты, ни кто-либо другой из твоего рода не увидит рождения своего ребенка!

— Что ты?.. Как ты?.. — от возмущения у него даже не нашлось слов, а потом я увидела, как темные сущности, окружившие меня, рванули во все стороны, больше всего — к Лоренцо.

Испуганно взвыв, он ринулся прочь, отбиваясь огненными шарами, но те пролетали сквозь призрачных псов, не в силах им навредить. Загорелась висящая в коридоре картина и занавеска. Пусть.

Я повернулась на бок и, скрутившись, обняла свой живот, в котором, я чувствовала, постепенно угасает жизнь. Мне было не страшно умереть и самой в пожаре, если все так случилось.

Зрение постепенно вернулось, я видела пожар, но мне было просто все равно. Темные энергии вились вокруг, пытаясь заставить подняться, зализывая синяки и ссадины, но я оставалась безучастна.

Не знаю, сколько времени прошло, кричали где-то снаружи дома слуги, пытались сломать входную дверь. Сегодня был праздник в честь урожая, и все ушли из поместья в соседнюю деревню, включая детей и стариков. Мы с Лоренцо тоже должны были уехать в гости к соседям, но в последний момент не смогли, потому что мне стало нехорошо — поздний токсикоз продолжал мучить меня по любому поводу. Лоренцо не скрывал раздражения и придирался к любой мелочи, как бы я ни пыталась подстроиться и сгладить углы. Ехал бы уже к соседям один, но это пошло бы вразрез с его образом, который он пытался создать, прекрасного семьянина и любящего мужа при чокнутой попаданке. Казалось, что все уже закончено, мы поднялись на второй этаж, чтобы разойтись по своим комнатам, по местной традиции, к счастью, отдельным, но тут ему опять что-то втемяшилось. Вроде бы в этом мире не принято желать «приятных снов», так говорят только простолюдины. Я устала, как-то неудачно высказалась... и получила пощечину. Не сильно, скорее обидно, только вот, отшатнувшись, я почувствовала, что под каблуком пустота.

На миг мы замерли: я, балансирующая на грани падения, и он, совершенно безразличный к тому, что со мной происходит. Я взмахнула руками, пытаясь схватить за его рукав, но Лоренцо отшатнулся брезгливо, будто я могла его испачкать. И, вместо того, чтобы восстановить равновесие, я кубарем полетела вниз по ступеням.

Потом боль, понимание, что ребенок не переживет этого падения, и тьма, что пришла по моему зову.

Тихо скрипнула задняя дверь. Она была заперта, я знала это, на заклинание — Лоренцо очень боялся, что в наше отсутствие слуги могут влезть в его погреб или кошелек. Но почему-то сейчас дверь отворилась, и в горящий дом медленно и спокойно прошла женщина.

— Ох, бедняжка, как же тебя так угораздило-то? — сочувственно произнесла она дребезжащим старческим голосом. Я подняла взгляд — это была целительница, которую изредка Лоренцо приглашал в наш дом. Сам он ее недолюбливал и называл ведьмой, но мне она неизменно помогала.

Пожилая женщина, одетая в аккуратное черное платье и темный платок, небрежно пнула в сторону серебряный браслет, упавший с моей руки, и распростерла надо мной руки. Я увидела, как под ее пальцами сгустками собирается тьма, а затем опускается и скользит по моему телу. От этих прикосновений моментально становилось легче, я уже смогла вздохнуть без боли, но получилось только всхлипнуть.

— Идем-ка отсюда, — произнесла женщина, пытаясь подхватить меня под локоть. — Идем, скоро здесь все сгорит, дракон уже разбил окно и улетел прочь.

— Он бросил меня здесь умирать, — всхлипнула я.

— Ну, и Тьма с ним. От проклятья все равно не улетит, как бы ни старался, — захихикала женщина. — Идем.

Она попыталась заставить меня подняться, но от любого движения боль дергала в животе:

— Я не могу... мой ребенок... — простонала я.

Целительница внимательно посмотрела на меня, недобро прицокнула:

— Драконье отродье... ну, да ладно... сейчас уйти важнее, — пробормотала она и протянула руку к моему животу.

Я закричала от резкой боли, и в ответ даже пламя пожара, постепенно пожирающего лестницу, притухло, закрытое тьмой, что я призвала.

— Сильна! — хмыкнула с довольным видом женщина. — Жив твой драконыш... пока, — бросила она. — Идем!

И я пошла, почти не помня себя. Боли не было, но была паника, и я чувствовала себя будто пьяной. Не отреагировала, когда ведьма взяла из шкафа плащ кого-то из слуг и накинула мне на плечи.

— Прикрой волосы, чтобы так в глаза людям не бросались. Я, конечно, сделаю отвод глаз, но с капюшоном-то надежнее.

Я удивленно опустила взгляд и увидела, что длинные черные волосы мои порыжели до того яркого медного оттенка, который редко встретишь в жизни, а, встретив, подумаешь, что это краска.

— Что со мной? — выдохнула я удивленно.

— Ты стала ведьмой, — довольно ухмыльнулась старуха. — Сильной ведьмой. Идем, нам здесь делать нечего. Жена Наместника Алых драконов Катарина умерла в эту ночь в пожаре.

Она схватила меня за руку, и мы вышли из поместья. Вокруг сновали люди, пытались не позволить распространиться пожару на соседние здания: конюшню, сарай, псарню, домик для слуг, другие постройки. На нас никто не обращал внимания, только лекарка иногда дергала меня за рукав и шипела тихо, чтобы я опустила ниже капюшон. И я послушно шагала за ней, придерживая свободной рукой свой округлый живот. Все это было дико, но одно меня примиряло с действительностью: мой ребенок жив, теперь и я чувствовала это.

Только где-то на заднем фоне маячила мысль о проклятье. Я в сердцах прокляла весь род своего мужа, а ведь это значит, что и своего малыша тоже.