Попал. Теперь я с рогами.

В глазах было темно, а в горле пересохло так, будто я наглотался пепла. Во рту стоял привкус меди и серы, горький и тошный. Я не помнил ровно ничего.

Приоткрыл глаз — вокруг было незнакомое место. Холодно, градусов семнадцать, не больше. С трудом поднялся, озираясь. Комната напоминала кабинет, но очень странный. Окно — матовое, непрозрачное, но сквозь него доносился приглушённый, непрерывный шум чужого города. Интерьер — строгий, без излишеств, но специфичный: массивный стол из тёмного, почти багрового дерева, весь заваленный папками и документами. И я с ужасом осознал, что понимаю язык на них — ещё несколько минут назад он был бы для меня китайской грамотой.

Удобное кресло, обтянутое странной, пупырчатой кожей, и шкаф с фолиантами в потрёпанных переплётах. В комнате было темно, но я... я всё видел достаточно чётко, будто в сумерках.

Прямо перед столом — глухая чёрная дверь, похоже, тоже деревянная. Из-за неё доносился спокойный, размеренный топот и distant hum голосов.

В голове всплывали обрывки воспоминаний, но чужих, будто вставленные кем-то посторонние кадры. Тело ломило и было тяжёлым, словно я пролежал без движения несколько часов.

В углу комнаты блеснуло стекло. Зеркало.

Я подошёл к нему и тут же отпрыгнул, ударившись спиной о край стола.

В отражении был не я. Вместо меня — человека с не критичным, но лишним весом и трёхдневной щетиной — стояло невысокое существо с бледной кожей, короткими заострёнными рогами, пробивающимися из-под чёрных волос, и алыми, светящимися в полумраке глазами. Самое ужасное было в том, что оно... он... выглядел почти как человек. На осознание того, что это моё отражение, ушла пара секунд, за которые мозг отчаянно пытался отрицать очевидное.

Как только это случилось, я начал судорожно перебирать в памяти последние события. Самое позднее, что удалось выловить — как я шёл домой со смены. Усталый, мечтая о диване. И больше — ничего.

Я ещё раз осмотрел комнату. Всё оставалось на своих местах. Кроме часов. Клянусь, минуту назад они висели на противоположной стене.

Сдавленное дыхание застряло в горле. Я подошёл к окну, упёрся ладонями в холодное матовое стекло. И тут до меня докатился гул. Оглушительный, плотный, абсолютно чуждый. Это не был гул машин — не было рёва моторов, скрежета шин или клаксонов. Это был живой, пульсирующий гул огромного города, состоящий из тысяч других звуков: отдалённый гул голосов, сливающихся в один непрерывный поток, странные вибрирующие напевы, доносящиеся с высоты, гулкая, ритмичная поступь, от которой чуть заметно вибрировал пол, и металлический лязг, похожий на работу гигантских механизмов где-то вдали. Город кричал, дышал и жил — но не так, как должен был.

Отступив от окна, оглушённый этим немыслимым шумом, я медленно направился к столу. Дерево под пальцами оказалось на удивление живым и тёплым, крошечная точка тишины в этом грохочущем мире. Я начал с бессмысленной надеждой открывать выдвижные ящики один за другим. Внутри скрывался сюрреалистичный канцелярский ад: папки с грифом «Отчёт об утилизации» с какими-то непонятными символами, тяжёлые, неестественно холодные ручки, словно отлитые из чистой энергии, и штампы со сложными гербами, которые оставляли на бумаге не чернильный, а словно выжженный магический оттиск.

И всё это время в голову, словно осколки разбитого зеркала, вонзались воспоминания. Яркие, чужие, навязчивые. Чей-то смех, отражение в витрине незнакомого лица, ощущение грубой ткани строгого костюма на плечах. Они были настолько реальными, что начинало тошнить.

— Это сон, — прошипел я сам себе, сжимая виски пальцами, пытаясь заглушить и внешний гул, и внутренние голоса. — Нет. Я отказываюсь в это верить.

Я мысленно повторял это как мантру, пытаясь загнать нарастающую панику обратно, в самый тёмный угол сознания. Отрицание было единственным спасительным якорем в этом безумии.

— Ладно, надо узнать, что произошло. Предпринять хоть что-нибудь, — пробормотал я, отрываясь от стола и возвращаясь к окну.

То, что открылось взгляду, заставило сердце замереть на мгновение. Пространство за стеклом было не городским пейзажем, а бескрайней подземной пещерой, чьих сводов не было видно в густой, поглощающей свет темноте. И в этой гигантской полости, освещенной лишь искусственными огнями, ютился целый мир.

С одной стороны, в паре километров, теснился город. Он напоминал индийские трущобы — бесконечное нагромождение приземистых зданий, лачуг и переходов, слепленных из глины, камня и непонятного тёмного дерева. Но при этом на удивление чистый, без намёка на привычный пластиковый мусор. И масштабы его были пугающими — он уходил вдаль, теряясь в сумраке пещеры.

С другой стороны расстилалась огромная территория, подчинённая строгой геометрии. В центре высилось мрачное строение, похожее на гибрид замка и крепости с острыми шпилями и глухими стенами. Его окружало нечто вроде сада — но растения в нём были приземистыми, с толстыми стеблями и листьями странных, серых и багровых оттенков, будто не нуждающимися в солнечном свете.

Но главное было за массивной стеной, отгораживающей эту «парадную» часть. Там лежала каторга. Огромное, уходящее за горизонт поле, исчерченное траншеями и карьерами. И там кипела работа. Сотни тысяч фигурок под надзором силуэтов с яркими факелами долбили прочную породу кирками и ломами. Своды пещеры оглушительно гудели от этого мерного, бесконечного лязга металла о камень, перемешанного с отдалёнными, приглушёнными криками и стонами. Это был адский конвейер, звук которого я принял за шум города. И в голове сами собой всплыли чужие знания: это провинившиеся души, заброшенные сюда небом для искупления.

Я отшатнулся от окна, осознание масштабов этого места и моего в нём положения накрыло новой волной леденящего ужаса.

— Здание, в котором я нахожусь, тоже напоминает замок, но выглядит аккуратнее и... благороднее, что ли? Хотя всё тут сложно назвать красивым. Скорее, подавляюще монументальным.

К этому моменту в памяти скопилось уже немало обрывков — опять же не моих. Всплыло расписание: рабочий день почти закончен. Чётко отпечаталась в сознании дорога «домой» — я даже не удивляюсь уже, что знаю её. Всплыли имена «коллег» — Вергилий, Морок, Шепот... И их образы, от которых кровь стынет в жилах. Никто из них не похож на человека. Ну, разве что отчасти. У одного — четыре руки и глаза, покрытые плёнкой, как у мёртвой рыбы. Другой больше похож на груду жира, переливающегося всеми цветами радуги. Третий покрыт чешуёй и щёлкает жвалами вместо рта. И это всего пара десятков существ в этом мире. Что ждёт меня дальше — даже представить страшно.

— А, ну и про задачи... — мысленно прокручиваю я. — Сдать отчёт. И подписать его.

Я встал и подошёл к столу. Руки ещё трясутся. Беру перо — оно холодное и неприятно пульсирует в пальцах. Механически подписываю отчёт: «Об умерших и вновь поступивших душах». Подпись выводится сама собой, чужим, уверенным почерком. Сунул бумаги в толстый конверт из грубой, похожей на кожу бумаги, что лежал под рукой.

Подошёл к двери. Тяжёлая, чёрная, массивная. С трудом толкнул её.

— Тяжёлая, однако...

Коридор за ней оказался на удивление не мрачным и не тёмным. Длинный, освещённый ровным матовым светом, исходящим от самих стен. По обеим сторонам — двери. Все разные: резные деревянные, покрытые сложной металлической вязью, простые каменные арки, завешанные тканями.

Спустился на этаж ниже. Здесь было многолюдно — если это слово вообще применимо к сборищу существ, от чьей внешности выворачивает желудок. Протиснулся между двуногим скорпионом в мундире и чем-то, напоминающим ожившую кучу верёвок, к проёму с табличкой «Регистратура».

За окном сидело существо. Его силуэт издали был похож на человеческий, но при ближайшем рассмотрении... У него не было лица. Только гладкая маска из бледной кожи. А над плечами шевелились длинные, гибкие лапы, больше похожие на конечности паука. Они стелились по стенам, потолку и полу его кабинета, будто ощупывая всё вокруг. Одна из таких лап без всяких слов молниеносно выхватила у меня из рук конверт, швырнула его в ящик, а другая в это время что-то быстро записала в огромную, потрёпанную тетрадь.

Я не стал ждать и, не желая разговаривать с этим... кем бы оно ни было, развернулся и пошёл к выходу.

Снаружи, на территории, было не меньше охраны. Массивные фигуры в чёрной униформе с нечитаемыми лицами и несколько вышек, на которых сидели крылатые тени с длинными копьями.

Я вышел за ворота и, не задумываясь, повернул налево — по маршруту, что сам собой всплыл в памяти.

— Обойду через окраину, — пробормотал я сам себе. — Не хочу идти через центр этих трущоб.

И шагнул в гулкую, тревожную темноту пещеры.