Я устроился юнгой в гражданский космофлот семнадцати лет от роду, экстерном окончив космоходку.

– «Космобаржа № 19», – сообщили в отделе кадров, выдавая направление. – Тебе повезло, парень. Капитан там легендарный, с ней не соскучишься.

С ней?

Ну да – с ней. Капитаном «Космобаржи № 19» оказалась женщина: Илона Омаровна Бекбаева.

Едва я прибыл в Капустин Яр – порт приписки, где в тот момент находилась баржа, – меня первым делом отослали на капитанский мостик, для ознакомительной беседы. Естественно, я робел. Ну как же – легенда гражданского космофлота! К тому времени меня уже просветили, что Илона Омаровна – чуть ли не единственный капитан женского пола: можно сказать, приятное исключение.

И вот я увидел ее.

Высокая, с правильными чертами лица, чуть раскосыми зелеными глазами и русыми волосами, убранными на затылок, – настоящая красавица. И относительно молодая: под тридцать.

Поймите правильно, мне только что исполнилось семнадцать – я об этом уже говорил. Тридцатилетняя женщина для такого юнца – старушка практически. Тем не менее Илона Омаровна произвела неизгладимое впечатление. Моя воля, я бы немедленно с ней закрутил. Но о том, чтобы юнга всерьез мечтал завалить легендарного капитана в койку, не могло быть речи. Я осознавал свой низкий социальный статус и, если на что надеялся, так это оказаться на хорошем счету.

Илона Омаровна заговорила.

О, у нее был чудесный голос: мягкий и переливчатый.

Капитан подробно расспрашивала – я отвечал как мог, смущаясь и запинаясь. Рассказал, зачем поступил в космоходку, решив посвятить жизнь покорению космического пространства; как отнеслись к сыновьему выбору родители; как удалось сдать экстерном экзамены и каким преподавателям сдавал.

Кое-кого из преподов Илона Омаровна знала лично и выдала пару анекдотов про них. Я расслабился и припомнил в ответ пару свежих. Мы сообща посмеялись. Потом капитан поведала об обязанностях, которые мне предстоит исполнять, – впрочем, об этом мне было известно, – и кратко охарактеризовала каждого из команды. Всего на «Космобарже № 19» ходили десять человек: я стал одиннадцатым.

В итоге, капитан совершенно меня очаровала. Она вела себя как заботливая мать, что не могло не вызвать ответной благодарности.

От души порадовавшись, как удачно распределился, я отправился в распоряжение боцмана Левенгука – своего непосредственного начальника.

Боцман оказался душевный и обстоятельный. Но, в отличие от харизматичной Илоны Омаровны, совершенно обычный, ничем не примечательный.

И начались трудовые будни.

Пару дней я – под бдительным боцманским присмотром – входил в курс дела: примерялся и присматривался. А уже на третий день мы отправились в плановый рейс. Требовалось забрать груз на Юпитере и доставить на Тритон.

Через неделю полета «Космобаржа № 19» достигла Луны и остановилась на лунной базе для дозаправки.

Илона Омаровна передала текущее командование боцману Левенгуку, а сама улетела в Лунный город по каким-то личным надобностям.

С того первого – памятного – разговора я капитана практически не видел и не общался. У меня хватало служебных обязанностей: туда сбегай, то подай... Да и у нее доставало забот, надо думать. Вы же понимаете, в обязанности капитана не входит ежедневное общение с юнгой, даже если тот смотрит на нее глазами, круглыми от восхищения.

Команда – под руководством боцмана – успешно дозаправила «Космобаржу № 19».

И тут – надо же такому случиться! – администрация лунной базы предложила забрать попутный груз до Юпитера.

Из учебного курса космоходки мне было известно, что попутный груз – дело рядовое, позволяющее избежать порожних рейсов. Поэтому я ничуть не удивился, когда Левенгук скомандовал погрузку.

Космокар подогнал к нашей космобарже грузовые контейнеры: штук пять или шесть, я точно не помню. Мы принялись неспешно грузиться. Работа эта трудоемкая и ответственная. Контейнеры – даже стандартные – требуют надежного крепления: если крепеж разболтается во время полета и контейнеры отсоединятся, возможны неприятные последствия. Ну, вы понимаете...

В общем, команда занималась погрузкой. И в этот момент из Лунного города возвратилась Илона Омаровна.

Я видел, как она выпрыгнула из шаттла, окинула угрюмым взглядом творящееся, быстрыми шагами прошла к Левенгуку и выхватила у него из рук кипу накладных. Это были документы на попутный груз.

До меня донеслось яростное:

– Какого черта?

Левенгук начал шевелить губами – оправдываться, видимо. До начальства было далековато: звук не долетал. Зато Илона Омаровна не сдерживалась – я прекрасно слышал, как она орет на боцмана своим мягким и переливчатым голосом:

– Немедленно выгрузить! Освободить трюмы! Мы это не повезем! Потому что я так сказала!

После бешеной тирады капитан сунула накладные в невозмутимую рожу боцмана. Бумаги разлетелись, а поскольку искусственная гравитация на лунной базе была пониженной, разлетались они очень долго и очень красиво.

Освободившись от накладных, Илона Омаровна – разгоряченная и разозленная – направилась на выход с грузовой площадки, в сторону кают и рубки управления.

А я...

От изумления я окаменел. Еще бы не окаменеть: я впервые узрел, как отзывчивая, доброжелательная и утонченная – во всяком случае, при общении со мной – женщина способна себя вести. Нагло и нахраписто.

К слову, особо красивой она уже не казалась: скорее, опасной. Этакой разъяренной не пойми от чего хищницей.

Когда Илона Омаровна проходила мимо, наши взгляды пересеклись.

– Ты чего на меня вылупился, пизденыш? Иди работай!

Да, именно так она и выразилась! А потом красноречиво удалилась, не бросив другого взгляда в мою сторону.

Я покачнулся.

Боцман Левенгук – крупный мужчина с такими, знаете, перекаченными бицепсами – продолжал собирать разлетевшиеся накладные. При этом сколь-либо удивленным или даже расстроенным не выглядел.

Вскоре боцман связался с водителем космокара и объяснил ситуацию. Тот немного поупрямился, но – делать нечего – принялся отгонять грузовые контейнеры обратно. А наша команда стала откреплять контейнер, который уже успела загрузить в трюм.

Но этим дело не завершилось.

Водитель космокара связался со своим главным – начальником лунной базы, и через полчаса тот прибыл персонально. Сначала объяснялся с Левенгуком, который лишь отстраненно пожимал плечами в ответ.

Суть спора я улавливал, но не мог понять истинной причины. С одной стороны, не понимал, отчего бы не взять попутный груз, – тем более, за него полагались премиальные. Это являлось необременительной обязанностью космических перевозчиков и одним из способов законной подработки – так нам в космоходке объясняли. С другой стороны, начальник базы не имел права загрузить контейнеры без разрешения капитана, который, согласно Космическому Кодексу, являлся на борту единственным и полновластным хозяином.

В итоге, начальник базы потребовал капитана, и та явилась.

До меня долетали обрывки разговора: в частности, визгливые, но крайне увесистые выкрики Илоны Омаровны:

– Я это говно не повезу!.. А мне насрать!.. Вот, следующий пускай и везет!..

Под следующим капитан разумела «Космобаржу № 08» – того же типа, что наша, – стоявшую на загрузку сразу после. Восьмерка тоже направлялась к Юпитеру, поскольку весь находящийся там груз мы забрать не могли.

Прооравшись как следует, Илона Омаровна удалилась. Начальник базы не остался в долгу, крикнув ей вслед обидное, и тоже улетел. Мы выгрузили оставшийся контейнер и остались порожними – без полагающихся премиальных.

Я не знал, что подумать: контраст сегодняшнего скандала с беседой, случившейся в первый день моего пребывания на космобарже, был разительным. Но не верить собственным ушам не получалось.

В итоге – со всей доступной горечью, – я осознал, что нахожусь в подчинении у мегеры. О том, чтобы быть у нее на хорошем счету, следовало забыть навеки. Людей на хорошем счету такими словами не кличут – я был в этом абсолютно уверен. Ни один из преподавателей космоходки не позволял себе материться в присутствии курсантов, тем более подобным образом к ним обращаться.

Так я считал на протяжении четырех дней, на пути к Юпитеру.

А на пятый день все корабли гражданского космофлота потрясло сообщение: потерпела аварию «Космобаржа № 08» – та самая, которая стояла вслед за нами в очереди на загрузку. Взорвался один из грузовых контейнеров. Корабль получил значительные повреждения, при этом не обошлось без человеческих жертв.

Взрыв произошел по вине грузоотправителя. Они засунули в контейнер какой-то до неприличия изношенный – к тому же левый – агрегат, который потек. Потом неисправную и неотключенную проводку замкнуло. И в довершение всего это запущенное хозяйство детонировало – так, кажется. Хотя официальное заключение не имело значения: вряд ли полномочная комиссия докопалась до действительных подробностей взрыва. В любом случае, это была не диверсия, а заурядная халатность.

И тут я в третий раз получил потрясение.

Напоминаю, первое я получил во время ознакомительной беседы с Илоной Омаровной – но оно было приятным. Второе испытал, когда капитан – неожиданно и незаслуженно – меня обматерила. И третье – сейчас, когда до меня дошло: отказавшись принять попутный груз, непредсказуемая женщина спасла жизнь нашему экипажу, в том числе мне лично.

Я не мог взять в толк, каким образом она додумалась. Контейнеры были опечатаны, их не просвечивали: да и просветили, кто бы определил, что случится на пятые сутки? Ни один эксперт такого не смог бы – а Илона Омаровна смогла.

Это можно было объяснить лишь интуицией.

Теперь-то я понимал, почему капитан так страшно ругалась, сначала с Левенгуком, затем с начальником базы. Она защищала жизни: свою собственную и наши тоже, – при этом не могла объяснить истинной причины отказа. Кто бы – даже в команде «Космобаржи № 19» – поверил в ничем не подтвержденную интуицию?! Оттого ее крики и выглядели неубедительными, лишенными логики.

Выходит, не напрасно Илона Омаровна имела в космофлоте репутацию живой легенды.

Мне стало мучительно стыдно за то, что я посмел усомниться в капитане: счел ее грубой, истеричной и несправедливой. Обиделся на пизденыша. А как еще было меня называть, когда я, вылупив зенки – вот уж действительно, лучше не скажешь, – молча и осуждающе смотрел, как Илона Омаровна спасает команду от погибели?

Совесть мучила. По всем мыслимым меркам, я не стоил и мизинца этой изумительной и самоотверженной красавицы – капитана «Космобаржи № 19».

Сначала – во искупление – я хотел броситься перед Илоной Омаровной на колени, прямо на капитанском мостике и, заливаясь слезами, молить о прощении. Не знаю, что меня удержало. Наверное, сцена показалась слишком сентиментальной и нетактичной. Так что искупать вину предстояло ударным трудом на общее дело.

К Илоне Омаровне я не пошел, но поделился соображениями с боцманом Левенгуком.

Команда «Космобаржи № 19» – как и остальной космофлот Солнечной системы – активно обсуждала произошедшее с восьмеркой. Но меня удивляло, почему в обсуждениях отсутствуют упоминания о выдающейся роли, сыгранной нашим капитаном в деле спасения экипажа.

Я изложил накипевшее. Левенгук посмотрел на меня с интересом.

– Эй, парень! – и, выражая отношение, пошевелил толстыми пальцами. – Сдается мне, ты делаешь слишком поспешные выводы... У нашего капитана предменструальный синдром, всего-навсего. Ну, перед критическими днями, понимаешь?.. Она так ведет себя каждый месяц, в течение двух-трех дней. Сама не своя: бросается на любого, кого увидит, с дурацкими распоряжениями. С ума девочка сходит: такой у нее тяжелый период. И никакие обезболы не помогают. Ребятам известно: они капитанские циклы лучше нее изучили, в эти дни стараются Илоне на глаза не попадаться. В спешке забыл предупредить, извини.

И ободряюще похлопал по плечу.

Боцман сказал чистую правду – позже это подтвердилось. В течение месяца Илона Омаровна являлась квалифицированным капитаном – чуть ли не матерью родной экипажу, – но в последующие пару дней превращалась в форменную сумасшедшую.

Позже я припомнил интонацию, с которой – в космоходке – ее аттестовали в качестве легенды. Тогда мне почудилась в услышанном некая двусмысленность. Но я пропустил ехидство мимо ушей, а теперь прозрел. Похоже, надо мной тонко поиздевались – даже не знаю, чем досадил тамошнему отделу кадров.

С того случая я отношусь к женской интуиции критически. Не отрицаю, нам сказочно повезло с не принятым на борт грузом, – но при чем здесь интуиция?

С другой стороны, если бы Илона Омаровна не начудила на лунной базе и контейнеры загрузили, рвануло уже у нас. И кто из одиннадцати членов экипажа уцелел, а кого – в плотной белой упаковке – пришлось отправлять в открытый космос ногами вперед, одному Господу известно.

Загрузка...