Портал в осень

Зима выдалась зябкой и неуютной, как это обычно бывает в приморских городах южной полосы. Декабрь заливал дождём, изредка разбавляя его мокрым снегом, подвывал колючим ветром и лип комьями грязи на подошвы. Кофейни и супермаркеты натужно пытались продать праздничное настроение, шурша мишурой и подмигивая ярко украшенными витринами, но без особого успеха.

Во всяком случае, Дэн приближающегося праздника не чувствовал. Для исправления ситуации был куплен килограмм ароматных, тонкокожих мандаринов в весёлой красной сетке. Дэн шёл в свете недавно зажёгшихся фонарей мимо одинаковых домов, иногда заглядывая в окна первого этажа, выхватывая то кусочек экрана со знакомым фильмом, то верхушку украшенной ёлки, то растёкшегося по подоконнику кота. Пахло солью и одиночеством.

Вдруг его внимание привлёк проход между домами, выполненный в виде полукруглой арки. Разве она была здесь раньше? Никогда не замечал. Широкая, зажатая между серыми каменными стенами, она вела во внутренний двор, который выглядел странно и чуждо в унылой картине зимнего вечера. Двор был полон света и щедро раскрашен во все существующие осенние оттенки, от ярко-жёлтого, с игривой прозеленью, до пурпурного и уютно-коричневого. Казалось, что в паззл с мрачным зимним пейзажем случайно затесался яркий кусочек осени.

«Откуда там столько света?» — удивился про себя Дэн. Солнце село больше часа назад, да и запад совсем с другой стороны. Может там какие-то особенно яркие фонари?

Ноги сами понесли в сторону странного лучащегося портала.

Шагнув под каменные своды, Дэн в сомнениях остановился.

За спиной суетился озябший город: спешили куда-то закутанные люди, нервно гудели машины, сонно шелестел дождь. Но здесь, под аркой, эти звуки были слышны глухо, словно сквозь толстый слой ваты, и с каждым шагом делались всё тише и тише. Открывающийся же перед ним двор выглядел каким-то нереальным, словно кадр из слишком яркого детского фильма. Дэн сделал ещё один шаг.

Осень обрушилась на него терпкой древесной сыростью и запахом дыма, укутала внезапным теплом, заставив расстегнуть пальто и избавиться от колючего шарфа. Солнечный апельсин завис над горизонтом и заливал всё вокруг тёплым янтарным светом.

Стоп, как это? Дэн взглянул на часы — половина пятого. Не успел даже толком удивиться, как заметил дату — тридцатое ноября. В растерянности зачем-то потряс рукой, будто надеясь, что часы снова покажут восемь часов декабрьского вечера. Не сработало. Он что, уснул? Сошёл с ума? Дэн взглядом окинул двор, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему.

Обычные пятиэтажки, пара потрёпанных авто, пышные кусты мимозы. Земля под ногами укрыта сплошным рыжим ковром, ни единой прорехи. Дэн наклонился и подобрал несколько больших жёлтых кленовых листьев. Или это платановые? Никогда не различал. Вспомнил, как в детстве после школы они с сестрой собирали их целые охапки, чтобы вечером вручить маме, а та делала вид, что это лучшие букеты в её жизни. А может, так оно и было…

Старая яблоня, вся в золотых и алых всполохах, склонила тяжёлую ветвь над маленькой скамейкой, выкрашенной в шоколадный цвет, с забавными витыми ножками. Совсем как во дворе дома, где прошло его детство, где-то в далёком большом городе, полном выхлопных газов и суетливых людей.

Маленький турник — в его детстве тоже такой был — чуть покосился и был покрыт десятком шершавых слоёв краски разных цветов, с гладкой перекладиной, отполированной мальчишескими руками. Качели на толстой цепи с двумя деревянными досками вместо седушки, сейчас такие уже не встретишь.

Дома кажутся удивительно знакомыми, особенно вот этот, с двумя подъездами… Не может быть...Да это же его дом! И его подъезд! Вот царапина на двери, которую он сам и оставил, влетев в неё на велике… Вот квартира бабы Нины на первом этаже! Ох, как она ругалась, когда они шумели под её окнами, но зато на праздники всегда угощала петушками на палочке, которые сама же и делала, заливая двор сладким запахом жжёного сахара. Балкон на втором этаже, с потемневшим от времени шкафом, где папа до сих пор хранит всякую всячину, и тот самый велосипед, от которого пострадала дверь, как и три десятка лет назад, стоит рядом с двумя парами лыж — его и Катькиной...

Дэн вздрогнул.

Тридцатое ноября. Катька!

Отбросив все мысли о странности происходящего, он сорвался с места, пролетел двор насквозь, выскочил в знакомый проезд и побежал вдоль дороги. Тёплый осенний ветер бережно подталкивал его в спину, шептал в уши: «Спеши». Листья золотыми брызгами разлетались под ногами, а солнце как будто специально задержалось над горизонтом, освещая ему дорогу к ней. К Катьке.

***

Влетев в большой белый вестибюль, Дэн подскочил к стойке регистратуры. Неловко пытаясь удержать сетку с мандаринами и букет из листьев, которые так и остались в руках, он нашарил во внутреннем кармане паспорт.

— К Екатерине Серовой!

Молодая девушка у стойки с удивлением посмотрела на запыхавшегося посетителя.

— Без десяти пять, время посещения почти закончилось. Вам лучше прийти завтра.

— Пожалуйста…- Дэн умоляющие посмотрел на девушку. — Это срочно. Завтра уже будет поздно!

Голос предательски сорвался.

Видимо, было в его словах, а может, в лице, что-то такое, что она молча вложила пропуск в паспорт и отдала Дэну.

— Спасибо!

Вручив растерявшейся девушке мандарины, Дэн побежал к лестнице.

***

Третий этаж встретил его тревожным запахом антисептика. На входе в отделение Дэн столкнулся с женщиной в белом халате, на котором значилось «Синицкая Ирина Петровна. Старшая медсестра».

— Вы к кому? — строго спросила она, взглянув сначала на его пропуск, а затем на часы. Усталые глаза лучились мелкими морщинками.

— К Екатерине Серовой.

Её голос смягчился.

— Вы Денис?

— Да.

— Катя говорила про вас. Но уже поздно, посещение закончилось. У неё был тяжёлый день.

— Пожалуйста, мне очень нужно. Очень.

Сестра долго смотрела ему в глаза, и Дэн вдруг понял — она знает.

— Палата номер четыре, вторая дверь слева по коридору. У вас десять минут.

***

Квартира их с Катькой бабушки была полна книг. Под них было выделено несколько шкафов, но их не хватало, и книги разноцветными прямоугольниками лежали на столах и стульях, занимали тумбочки, полки на кухне, стопками возвышались на подоконниках и просто на полу. Но центральная полка в самом большом книжном шкафу, из красноватого дерева со стеклянными дверцами, принадлежала не им. Там, в гордом одиночестве, сидела невероятной красоты фарфоровая кукла: румяное лицо с огромными голубыми глазами, светлые локоны, тонкие руки с длинными пальцами, викторианское платье глубокого синего цвета и изящная шляпка в тон. Куклу трогать строжайше запрещалось, и, естественно, она стала объектом вожделения Катьки с тех самых пор, как она научилась ходить. Нарушить бабушкин запрет было невозможно, но Катька могла часами сидеть перед шкафом и любоваться на недоступное сокровище.

***

Сейчас Катька была похожа на эту куклу, такая же красивая и хрупкая. Болезнь стёрла краски с её губ и щёк, оставив лишь прозрачный фарфор кожи, но не посмела тронуть глубокую синь глаз. Они казались слишком большими для исхудавшего, тонкого лица.

— Дениска! — сказала Катька и радостно улыбнулась. Наверное, воскликнула бы, как умела когда-то давно, звонким девчачьим визгом, но не хватало сил. Миллион лет никто не называл его Дениской.

— Привет, Катька. Я скучал.

Сердце бухало в груди. Нереальность происходящего оглушала.

— Дениска! Как же я рада!

Он подошёл и присел на край кровати. Хотел обнять, но не решился, только погладил тонкую, в следах от капельниц, бледную руку. Ком боли в груди вырос, заполнил горло и мешал дышать.

Катька с трудом приподнялась на подушках.

— Как здорово, что ты здесь! Ты же говорил, что твой самолет только завтра. Перепутал? — голос был тих и бесплотен, как букетик засушенных бессмертников, но память Дэна сама добавляла ему красок и знакомых интонаций.

— Перепутал, да…- выдавил он.

— Вот балбес! Как же тебя пустили в такое время?

— Я очень просил, ты же знаешь, я умею канючить.

Катька слабо засмеялась и тут же закашлялась. Сердце Дэна пропустило такт.

— А это мне? — спросила она, чуть успокоившись, кивая на букет листьев в его руках.

— Тебе, — улыбнулся Дэн. — Помнишь, как мы…

— Помню, конечно помню!

Катька взяла листья слабыми руками и зарылась в них лицом.

— Осенью пахнет. Я уже и забыла, какие бывают запахи, кроме больничных. Сюда даже цветы не разрешают приносить, и как тебя Ирина Петровна с ними пустила?

«Она просто знает», — подумал Дэн.

— Прости, Катька, что долго не приезжал.

— Я не обижаюсь. Я рада, что у тебя всё хорошо. По голосу слышу, когда ты звонишь, какой ты там счастливый, и сама как будто чуть счастливее становлюсь.

Она немного помолчала.

— Знаешь, о чем я часто жалею? Что не съездила к тебе, когда еще могла. К твоему морю.

— Но ты же была на море, и не раз.

— Я хочу увидеть то море, которое ты выбрал для себя. Оно же должно быть особенным, правда? Ты никогда не рассказывал, расскажи сейчас!

Дэн задумался.

— У него нет цвета...и оно всех цветов одновременно: можно бесконечно ловить оттенки. Около пристани всегда куча художников, всё пытаются его нарисовать. Красиво получается, но не очень похоже. Представляешь, я даже себе акварель купил, тоже хотел попробовать, но куда там… — Дэн, смутившись, махнул рукой. — А ещё оно солёное, ты даже не можешь представить, Катька, какое солёное, вот говорю — и соль на языке. Совершенно живое, даже дома я слышу, как оно дышит и ворочается где-то там за окном. Часто волнуется и вспыльчивое до ужаса, прям как ты, каждую зиму набережную разбивает напрочь! А помнишь, как ты расколотила мою любимую кружку?

Дэн улыбнулся и ненадолго замолчал.

— А ещё оно огромное, на всю планету, стоишь на берегу — и есть только ты и море…

Глаза Катьки, вдруг потемневшие, мечтательно смотрели куда-то мимо Дэна, сквозь стены больницы, далеко за горизонт.

Дэну хотелось сказать, что когда-нибудь она увидит его море, вдохнёт соль, почувствует прохладу брызг на коже. Но он не смог соврать.

Дэн видел, что Катька устала: короткая встреча забрала у неё много сил. Заглянувшая в палату медсестра знаком показала, что ему пора.

— Приходи завтра утром, — сонно прошептала Катька, глаза у неё слипались.

Неловко кивнув, Дэн поцеловал прохладный лоб. Перед выходом оглянулся: Катька спала, листья золотыми вспышками рассыпались по белой больничной простыне.

***

Осенний двор ласково поскрипывал старыми качелями. Тёмный проход в зиму терпеливо ждал. Что ж, здесь ему делать больше нечего.

***

Накануне Нового года пришла посылка от мамы, с вещами Катьки. Несколько книжек, старые фото, забавный плюшевый щенок. И коробка с кучей пушистого мягкого наполнителя, похожего на сахарную вату, из которого Дэн достал грустную фарфоровую куклу в синем викторианском платье. Кукла смотрела на него голубыми Катькиными глазами.

Немного подумав, Дэн встал, надел пальто и, осторожно прижимая куклу к груди, вышел из дома.

Он должен показать ей своё море.