После падения

Вы стоите на краю отчаяния, тяжесть потерь сокрушает дух. Некогда яркий город Троя лежит в руинах, свидетельство тщетности ваших попыток остановить бойню и напоминание о божественном проклятии в самом вашем существе, что несёт лишь безумие и разрушения. Пламя Троянской войны давно остыло, но угли вашей боли всё ещё тлеют в груди. Когда вы смотрите на пустынный пейзаж, горький смех срывается с ваших губ. Боги играли в свои жестокие игры, и вы были их невольной пешкой. Вы надеялись… надеялись, что сможете жить свободно в этом прекрасном городе, а не просто существовать в золотой клетке Спарты. Но теперь…

Все мечты разбились в прах. Слёзы текут по вашим щекам. Вы хватаетесь за грудь, чувствуя, будто сердце вырвали из тела, оставив пустую, ноющую пустоту. Боги в своем извращенном веселье отняли у вас всё — новый дом, свободу и человека, который был самым важным.

Ваш взгляд вновь скользит по тлеющим руинам некогда великолепного города, теперь превращенного в пепел и руины. Вы делаете судорожный вдох, пытаясь устоять против натиска эмоций, грозящих поглотить вас. И тут, сквозь вихри пыли, вы видите приближающуюся одинокую фигуру. Атропос. Мойра Конца.

Она останавливается в нескольких шагах от вас, её очертания мерцают и неясны по краям. Вы можете различить тёмный плащ, накинутый на плечи, и холодный, неумолимый взгляд, который сверлит вас из-под капюшона.

— Твой конец привлёк моё внимание, Елена Троянская, — заявляет Мойра, её голос резонирует, будто отражаясь от невидимых стен, — Твоя боль и тоска отозвались эхом в храме самой Судьбы, призвав меня в час глубочайшей нужды.

Она пристально изучает вас, её пронзительный взгляд, кажется, проникает в самые глубины измученной души. Тяжесть ваших страданий тяжело висит в воздухе, почти осязаемая сила, которая грозит выдавить из лёгких само дыхание.

— Зачем ты вызвала меня, дочь Зевса? — спрашивает Мойра тихим шёпотом, который звучит для вас как безмолвный гром, который, кажется, отдаётся в самых костях земли, — Чего ты ищешь у Судьбы в этот темнейший час?

Вы с трудом сглатываете, ком в горле мешает говорить. Присутствие Мойры Конца одновременно успокаивает и тревожит.

— Я… я не знаю, чего ищу, — признаётесь вы, — Я потеряна. Люди и боги отняли у меня всё.

Тяжесть потери грозит раздавить вас.

— У меня нет цели, нет причин продолжать. Я лишь оболочка… наполненная силой Олимпа.

Вы поворачиваетесь к Мойре, ваши глаза ищут в её непостижимых чертах хоть какой-то знак надежды или понимания. Атропос наклоняет голову, размышляя над вашими словами с бесстрастным взглядом.

— Цель не всегда очевидна, Елена Троянская, — холодно отвечает она, — Ответ может заключаться в тех самых чувствах, которые ты сейчас испытываешь. — Она подходит ближе, её тёмная, чернее самой чёрной черноты бесконечности, накидка развевается, будто крылья. — Боги действительно многое отняли у тебя, но они также даровали уникальные возможности. Ведь ты… можешь превзойти своего отца.

Мойра протягивает руку в перчатке и нежно гладит вашу щеку.

— Выбор предоставлен, ибо Мать-Судьба услышала твой отчаянный зов. Итак, дитя Спарты: ты можешь уничтожить этот мир. Или… — Атропос делает эффектную паузу. В её непостижимо древних глазах вспыхивает огонёк.

— Или что? — выдыхаете вы.

— Ты можешь уподобить себя богам, которых так ненавидишь.

Вы смотрите на Мойру со смесью удивления и недоверия. Горький смех срывается с ваших губ.

— Хочешь сделать меня богом, чтобы я могла обрушить свой гнев на мир? Это Игра, которую ты предлагаешь?

Глаза Мойры Конца мерцают древним знанием и тревожным намёком на веселье.

— У богов свои игры, но и у Судьбы тоже. Ты, Елена Троянская, не просто пешка на доске. У тебя есть сила формировать свой собственный путь, возвысившись над жестокостью божеств и смертных.

Воздух становится тяжёлым от присутствия Мойры Конца, сама ткань реальности, кажется, деформируется и скручивается по её воле.

— Я просто… хочу снова быть с ним. Я сделаю всё, что угодно. Всё, что прикажете!

Мойра протягивает руку в перчатке, кончики её пальцев скользят по контурам вашей щеки почти неощутимым прикосновением. Но даже в этом тонком жесте вы чувствуете, как сила пульсирует под эфемерным материалом.

— Если ты примешь дар, который я предлагаю, — шепчет Мойра, — мироздание никогда больше не будет иметь власти сокрушить тебя или отнять то, что для тебя важнее всего. И для этого… ты должна стать воплощением Вечных.

От слов Атропос, кажется, замерло — заледенело — само время.

— Мои сёстры, и я — руки Матери-Судьбы, изначальной Ананке. Мы должны создать новое поколение богов, чтобы заменить умирающий Олимп. Мы должны принести Истину в этот плачущий мир. Твой путь будет долгим, очень долгим и мучительным… но если ты изберёшь его, то всегда будешь идти в компании своих любимых. Я слышу их. Они умоляют о дозволении сопровождать тебя.

От этих слов у вас перехватывает дыхание, надежда смешивается с недоверием.

— Подожди… Ты хочешь сказать… Не только Он, но даже Парис?.. Ты обещаешь, что мы сможем воссоединиться?

Мойра торжественно кивает.

— Обещаю, Елена Троянская. По воле моей так будет. В бессмертии ваша любовь не узнает конца.

Атропос поднимает руку в перчатке и проводит пальцем по вашей губе, оставляя призрак холодного прикосновения. Вы слегка приоткрываете губы, едва осмеливаясь дышать.

— Я согласна. И во имя этого обещания… отдаю свою душу Ананке, — шепчете вы, устремляя взор на далёкие руины, где ещё две таинственные фигуры появились из воздуха.

«Ты здесь, учитель?..»

Призрачный лик Мойры кривится в тени капюшона, выражая одобрение или, возможно, веселье. Рукой в перчатке она нежно обхватывает ваш затылок, пальцы перебирают ваши светлые локоны, а другая держит ваш подбородок, большой палец касается челюсти лёгким, как перышко, прикосновением. Она притягивает вас ближе, приближая свои губы всего на волосок от вашего виска.

— Путь, который я дарую тебе, будет полон испытаний, самых ужасных и мрачных. Неси это бремя достойно, дитя. Моя сестра верит в тебя.

***

— Думаешь, она выдержит это Плетение?

Мойра Пути, Лахезис, наклоняет голову, глядя на свою сестру Клото с непроницаемым выражением.

— Она моя любимая ученица. Я сделаю всё, что должна, ради её успеха.

Глаза Клото сужаются, когда она смотрит на Лахезис, проблеск беспокойства скользит по её древним чертам. Мойра Пути стоит высокая и гордая, её взгляд устремлён на руины некогда неприступных троянских стен.

— Ты говоришь о своей дорогой ученице с большой убежденностью, сестра. Но не забывай о тяжести предлагаемого пути. Испытания, с которыми ей предстоит столкнуться, жертвы, которые ей предстоит принести, — к ним нельзя относиться легкомысленно.

Глаза Мойры Начала вспыхивают предостерегающим блеском, намёком на бесчисленные жизни и судьбы, которые она наблюдала на протяжении неисчислимого количества времени.

— Елена Троянская может быть твоей любимой ученицей, но она все ещё смертная. А смертные такие хрупкие…

Лахесис полностью поворачивается к Клото, тьма её лица становится жёсткой, пылая яростной решимостью.

— Ты говоришь так, будто я не знаю цены, сестра. Но Елена не обычная смертная. Эта девочка вынесла больше, чем большинство может себе представить. Её дух несокрушим, её воля неукротима. И не забывай, она — дочь Зевса, наследница Олимпа!

Страсть Лахесис наполняет слова, она указывает на разрушенный городской пейзаж внизу.

— Посмотри, сестра. Посмотри на опустошение, вызванное прихотями богов и глупостью людей. Елена была свидетельницей всего этого, её сердце было сотворено в горниле лишений, обмана и жестокости. Не говоря уж о том, что её воспитывала культура Спарты! Я верю... что смогу направить сей нрав к желанному для Матери-Судьбы исходу. У неё есть всё, чтобы вознестись, она не дрогнет пред испытаниями, которые ждут её впереди. Даруй нам своё благословение.

Лицо Клото мерцает в капюшоне, едва уловимое изменение эмоций, говорящее о многом на тысячелетнем языке Мойр. Призрак улыбки играет в её чертах, она одобряет решимость Лахезис.

— Да будет так. Твоей ученице будет дарован шанс на большее, чем просто обретение божественности.

Мойра протягивает руку в перчатке, её пальцы сплетают в воздухе замысловатый узор. Сама реальность дрожит, нити судьбы танцуют вслед за этим жестом.

— Она станет продолжением нашей воли, несущая Истину всем народам. Ты хорошо охраняешь свою подопечную, сестра.

Яркий свет пронзает дымку, проникая в руины Трои, луч божественного сияния. В его сердце стоите вы, окутанная эфирным потоком, который, кажется, пульсирует самой сутью жизни.

— Я буду спускаться в мир смертных столько раз, сколько потребуется. Её дети, её наследие и её проклятие под моей защитой, — жёстко говорит Лахезис.

***

Вы купаетесь в эфирном свете, перед вами стоят три Мойры — Клото, Лахезис и Атропос — их древние формы излучают мощь высочайшей власти.

— Вперёд, Елена… твоя душа должна идти дальше, создавая врата вечности в своей сути… чтобы подготовиться к становлению сосудом Вечных. Твоя кровь будет путешествовать вокруг света и дальше… неся в себе отголоски. Осколки тебя-прошлой.

Ваша грудь тяжелеет от силы нового предназначения, силы, непохожей ни на что, что вы когда-либо испытывали прежде. Руины Трои, когда-то суровое напоминание о разрушении и утрате, теперь кажутся меньше, незначительнее по сравнению с великой судьбой, которая простирается перед вами.

— Твоё путешествие продлится столетия, даже тысячелетия. Ты увидишь, как империи рождаются и рушатся, как цивилизации расцветают и увядают.

— Я ведь сейчас умру, да? Учитель?..

Глаза Мойры Пути встречаются с вашими, её взгляд полон жёсткости, но и нежности. Призрачная рука вытягивается из под её одеяния, паря около вашего сердца. Температура вокруг падает на несколько градусов, подавляющее присутствие заполняет пространство.

— Смерть приходит ко всем, Елена. Но в твоем случае…

Её пальцы смыкаются вокруг вашего сердца, проникая в плоть, как живая тень. Мучительная боль пронзает тело, будто ледяные иглы впиваются в каждую фибру вашего существа. Спина выгибается в агонии, когда потусторонняя сила разрывает органы и саму душу.

— …это трансформация, а не конец. Мы встретимся вновь, пусть и в других жизнях, других телах, при иных обстоятельствах… я тебе обещаю, дитя моё. Ты больше никогда не будешь одинока.