Последнее желание

Всем барам в окрестности Марк предпочитал «Осколок». Во-первых, за укромность. Это заведение, фактически находясь в самом центре города, приткнулось в глубине лабиринта расходящихся от Главной Площади улиц так, что находили его только местные, только обитатели лабиринта. Изредка заглядывали случайные, решившие на свой страх и риск скосить угол по дороге к центру, прохожие, но, как правило, не задерживались. Обстановка не располагала. Обстановка – вторая причина почему именно в «Осколке» он проводил так много вечеров. Заведение действительно было осколком прошлого, уголком здравомыслия, островком невовлеченности. Здесь не проводили дискуссионные встречи на идиотские темы – вообще не проводили, не предлагали наркотики и новомодные психотропные пищевые добавки, не крутили по телевизору вечный Первый Свободный. По залу, спускаясь из-под потолка, стелился ненавязчивый старый джаз. Гавин, хозяин заведения, дорожа завсегдатаями, щедро наливал неразбавленный виски и жарил вкуснейшие бургеры. Телевизор не включался вообще. Только по вторникам – в самые тяжелые для бизнеса дни недели Гавин сдавался и ради удержания клиентуры включал классику Первого Свободного Канала: дайджест «Избранные смертельные казни» или «Мама, меня изнасиловали, прикинь! Лучшее». Возможно даже лучшие эпизоды «Последнего желания», Марк точно не знал. По вторникам он в «Осколке» не появлялся.

Зато в остальные дни с удовольствием сидел у барной стойки, потягивая односолодовый виски из стараниями Гавина никогда не пустеющего стаканчика. Иногда перешучивался с хозяином, изредка вступал в разговоры с другими завсегдатаями, но в основном – молчал, покачивая ногой в такт музыке, наслаждаясь этим осколком спокойствия в буйнопомешанном мире. Особенно хорошо здесь было отсиживаться во время национальных праздников, когда по улицам перекатывались толпы молодёжи с остекленевши-одухотворенными глазами, исходящие слюной на первых слогах фраз «Свобода воли», «Независимость духа», «Отсутствие насажденных комплексов». Как сейчас, когда из каждого гаджета раздавались сально-проникновенные речи членов ультралиберального правительства и с помощью гигантских прожекторов прямо в небеса передавали ведущуюся с Центральной Площади Первым Свободным трансляцию торжества. Начинался парад посвященный пятнадцатой годовщине Дня Свободы Духа – дня принятия новоизбранным ультралиберальным большинством свода законов о свободе выбора. Законов, снимавших, по сути, все ограничения с возможности людей распоряжаться своей жизнью, телом, духом. Во время этих торжеств традиционно чествовали творческую группу «Первого Свободного» – и эту часть парада Марк не любил особо. Поэтому особенно приятно было укрыться в пустом «Осколке» и коротать со стаканчиком виски время за разговорами с Гавином, пересказывая друг другу факты из жизни боготворимого обоими Рэя Чарльза.

По отчаянному виду ввалившейся в бар парочки было несложно догадаться к какому типу посетителей «Осколка» принадлежали они. Хотели попасть на площадь, решили обхитрить толкучку потока и проскользнуть по боковым улицам, заблудились и теперь не успевают на начало церемонии, а небо из прорезей здешних узких переулков тоже не слишком видно. Теперь вынуждены засесть в первый попавшийся кабак – вот, хотя бы «Осколок» – и следить за торжеством по гаджету. Перспектива соседства с ними заставила поморщиться разглядывающего прибывших в отражении стаканчика Марка. Молодые он и она, вряд ли наберётся сорок пять на двоих. Девушка высокая, чуть полноватая, волосы под стать длинной куртке – жёлтые. У парня взъерошенные чёрные волосы и взъерошенный взгляд тёмных глаз. Потёртые модные джинсы, майка с эмблемой Первого Свободного. Должна обтягивать, но висит свободно. Не спортсмен. Марк взболтнул стакан, заставляя парочку стечь по внутренней стенке.

Включили. За спиной Марка на фоне возбуждённо-припадочного шума восхищённой толпы зазвучал знакомый сладкий голос Зака:

– И пока наши товарищи из ультралиберальной партии вели свою политическую борьбу мы готовили фундамент новой, основанной на отстаиваемых ими принципах культуры. Потому что мы знали, одно…

Невозможно без другого. Свободное общество невозможно без раскрепощенного человека, внутренняя свобода человека невозможна без раскрепощенности общества. Марк полуобернулся.

– Выключите, – и заранее зная, что с первого раза не отвоюет у гаджета внимание молодежи терпеливо повторил. – Пожалуйста, молодые люди, выключите или используйте наушники. Вы мешаете.

Парень недовольный тем, что его отвлекают, бегло окинул взглядом пустой бар.

– Кому?

– Мне. Я слушаю музыку, – Вести разговор в такой позе неудобно. Марк окончательно развернулся в зал. Встретился взглядом с поднявшей голову от экрана девушкой. – Привет…

– Здравствуйте… ­– Девушка выжидала паузу в речи Зака. Дождалась. – Так ведь парад интереснее, нет? Хотите с нами смотреть?

– Не хочу… – Марк, покачав головой, мягко поддразнил их. – Я, знаете ли, не в восторге от всей этой свободы… Духа..

Узко посаженные зелёные глаза девушки распахнулись. Она повернулась к спутнику за поддержкой.

– То есть вы считаете, что было лучше, когда над всем довлела печать общественной цензуры…

– Принуждая всех и вся к обрезанному, непонятно кем стандартизированному бытию, – закончил Марк за парня фразу из подготовленного когда-то творческой группой Первого для оппозиционных друзей-ультралибералов манифеста. Нашарил на стойке за спиной стакан, отпил. Устало улыбнулся. – Молодые люди, цензура не мешала ничей духовной жизни, она предотвращала духовную смерть. Вопреки расхожему заблуждению…

– Как так? – Мальчик с эмблемой канала на груди изготовился предъявить очередной лозунг из известного Марку наизусть текста, но был опережен более внимательной, хоть и обходящейся без фирменного мерчендайза, девушкой:

– Слушайте, вы же Марк Валери? Один из сооснователей Первого Свободного Канала, продюсер, сподвижник Белла…

Марк улыбнулся, услышав с каким трепетом дети произнесли их с Заком имена. Кивнул. Сейчас, глядя прямо на парочку, он мог рассмотреть их лучше. У парня слегка топорщатся уши, губы нервно покусаны. У уголков – одиночные несбритые волосики усиков. У девушки вся верхняя губа равномерно покрыта светлым, не приглядываясь, незаметным, пушком. Под слоем тонального крема следы бурной угревой пубертации. Обхватившие гаджет пальцы – длинны и изящны. Ногти выкрашены в зелёный с оранжевым. Цвета Первого. Готовилась.

– О вас же нет никакой информации! – Парень осознал ценность случайной встречи. – Вы же исчезли из инфополя совсем! Расскажите…

Запнулся, закашлявшись собственной наглостью. По уголку рта течет липкая струйка слюны, зубы кривые, язык с налётом. Ноздри широко раздуваются, предлагая Марку насладиться видом носовых волос. Девушка спокойнее. Рот чуть приоткрыт и часто пульсирует на обтянутой прозрачной коже венка. Куртка в области груди высоко поднимается и резко опадает. Симпатичные дети.

– Расскажу, если вы свое мракобесие выключите. – Марк повернулся к хозяину «Осколка». – Гавин, повтори мне и плесни, пожалуйста, этим двум что-нибудь хорошее. За мой счёт.

***

Они были молоды и энергичны. Азартны, с тем лихим огнем в глазах, который бывает у молодых да ранних, осознающих, что уже поймали удачу за хвост и теперь им сам черт не брат. Циничны – в тексты, которые они писали друзьям-политикам, сами верили не больше друзей. Пожалуй, меньше. Зато открывающиеся в новой перспективе перспективы, возможности, предоставляемые прорабатываемой либералами системой координат, завораживали. На собраниях тогда еще Свободно-Либерального Канала – самодельного орудия оппозиционной пропаганды – в маленьком, часто служившем и монтажной комнатой конференц-зале яростно швыряли друг в друга идеями. Как заставить людей понять чего они по-настоящему хотят? Как интересно подать это? «Всегда говори: «Нет»! Помните, был принцип, что человек недостаточно открыт миру? Так вот, человек недостаточно бережет свое пространство, подстраиваясь под запросы общества… Нет? Ну, почему же, может и да, идея рабочая. Только как с ней работать? Свободная любовь! Будем показывать, что моногамия не только не единственная норма, но и не норма вообще. А что «норма»? Да все что угодно, к чему у людей душа тянется, на что встает… Разврат, разврат… Не разврат, а расшатывание устоев – мы же этого и хотим, да? Да, но… Вы не понимаете главного, Зак нервно обгрызал ногти и сплевывал их прямо перед собой на стол, вы придумываете коня в вакууме, а нам надо чтобы этот конь скакал с громким ржанием. В смысле? В смысле – найдете вы латентного педофила, да ладно, пусть даже не латентного, вполне себе рабочего, практикующего. Посадите его перед камерой – что потом? Так он возьмет и расскажет о буквальной прозорливости Набокова, так и воспоет сладость младенческих прикосновений. Ага. В лучшем случае будет мямлить неразборчиво, да в пол смотреть... Зак впивался в очередную заусеницу, Марк переводил слова друга на язык ультралиберальных тезисов. Скованный насажденными консервативным обществом предрассудками обычный человек, даже поддерживающий идеи свободы духа, не сможет легко начать их осуществлять. Он будет оглядываться по сторонам, на общество, и ждать, ждать, ждать подходящего момента, который в рамках имеющейся парадигмы так и не настанет. Carpe diem – или будешь впустую ждать до самой смерти! А это идея! Что? Подожди ­– Марк перебирал листы политической программы: полное неприятие цензуры, легализация наркотических, снижение возрастного ценза, эвтаназия. Оно!

Они были молодыми, наглыми, везучими. И, главное, готовыми. Когда вопреки всеобщим прогнозам ультралибералы пришли к власти, пока остальные судорожно пытались понять новую систему координат, принять новые границы игровой площадки – они уже начали игру. Всегда лояльный своим политическим друзьям телеканал, вечный рупор идей свободы, получил неограниченное государственное финансирование, переименовался в «Первый Свободный» и запустил, среди прочего, новое шоу. «Последнее желание».

Шоу предлагало зрителям наблюдать за финальными сутками жизни героев передачи. Согласно новым законам, каждый человек имел право на самоубийство и при желании – эвтаназию. Первый Свободный Канал брал на себя обязанности ассистента, предоставляя участнику возможность прожить последние сутки жизни, реализуя любые свои желания, в обмен на согласие проживать эти сутки под непрерывным наблюдением камер. Каждый цикл начинался с торжественного подписания бумаг, после чего объекту вводилась инъекция безболезненного медленнодействующего раствора. Отсчёт начинался. Двадцать четыре часа на онлайн-приложении Первого велась прямая трансляция, а после отснятый материал монтировался и выходил на основном канале в виде цикла из шести полуторачасовых эпизодов.

Первого участника выбирали придирчиво, долго. Перебрав две сотни кандидатов, остановились на желающем избежать смерти от рака университетском профессоре. Сорокавосьмилетний объект всю жизнь мечтал провести несколько часов в одиночестве посреди океана. Были в его заявке и менее экстравагантные пункты: насладиться элитным красным вином, прыгнуть с парашюта. Фигурировавший в каждой второй заявке парашют заставлял Зака колебаться. Стоит ли открывать сезон с такой банальности? Стоит! Марк настоял. Лиха беда начало, дай объекту возможность раскачаться, а публике – шанс найти с ним точки соприкосновения. В прямом эфире профессор прослушал лекцию по технике безопасности, ускоренный тренировочный курс, спрыгнул с вертолёта в воды Тихого Океана. Хотели чтобы сел прямо на плот, но инструктора покрутили пальцами – такое только звучит легко, а на деле требует долгих тренировок и специальных навыков. Ничего. Из воды объект подобрал дежуривший катер и доставил по назначению, на специально оборудованный плот с накрытым столом, вином, комплектом удобного термобелья и гаджетом со спутниковой связью. Большую часть оставшихся суток объект любовался морем, рассуждал вслух о прожитой жизни, звонил и принимал звонки от близких, знакомых и просто зрителей – ближе к концу отведенного срока Мак распорядился вывести номер бегущей строкой. В финале профессор задремал и так и отошел – в шезлонге, стоящем на плоту посреди бесконечной воды, лицом на закат. Эти кадры стали основой для заставки программы на все последующие сезоны. И хотя критики, блогеры и даже соцсети в основном выжидающе отмалчивались, цифры просмотров первый цикл эпизодов собрал внушительный. Проект запустился.

В последовавщих циклах случалось разное. Кто-то хотел провести сутки в компании байкерского клуба, кто-то предпочитал проституток. Кто-то, по классике, увидеть Париж. Тенденция продолжалась – просмотры росли, вышли на рекордные цифры, но общество от оценки воздерживалось. Изредка появляющиеся одиночные рецензии старательно выдерживали нейтральный тон и говорили об удачной операторской работе, техническом разнообразии. Самые смелые рассказывали о биографиях участников. Сути не касался никто.

Осечка случилась на одиннадцатом объекте, когда тот – каменщик из провинциального города, жена умерла, детей из-за пьянки забрали органы опеки – подписал бумаги, но перед самой инъекцией передумал и заартачился. Сидящие на пульте продюсеры запустили в эфир онлайн-трансляции ролик с информацией по объекту и повернулись друг к другу. Помолчали. Ну, в конце концов, можно и на этом сыграть – человек никогда не будет способен так отчетливо осознать ценность бытия, как на краю смерти, нет? До, но у нас шоу не об этом. Можно сделать выпуск о том, как он отмечает новообретенную любовь к жизни, как осознает, что на самом деле ничем не связан и лишь сам один определяет как ему жить дальше… Да, но у нас шоу не об этом. Марк, но ведь публике должно понравиться, может получиться очень душевно… Скажи даже «жизнеутверждающе» – у нас все равно шоу не об этом.

Марк, оставив Зака за пультом, прошёл в студию. Привет, Грегори, что за дела? Я не хочу, простите, это ошибка! Почему же, Грегори, что тебя останавливает? Всё! Дети, я же могу видеться с ними, могу помогать им, могу, в конце концов, завязать и вернуть их, могу! Вряд ли, Грегори, знаешь ли ты какой процент людей на самом деле справляется со своими зависимостями, Грегори? Минимальный. Да и потом – подумай, разве детям будет лучше с тобой? Будет, я отец! Все можно исправить, если продолжать… Наивный. Марк понимал, что быстро переубедить объект не удастся, но все равно попробовать стоило, хотя бы чтобы наладить контакт. Наивный, но как хочется верить, что ты прав! Хорошо, Грегори, давай так сделаем – у нас все готово, камеры, люди, бригада на кладбище, ты же хотел перезахоронить супругу, устроить ей гробницу по высшему классу, да? Давай сделаем это – пусть это будет началом твоей новой жизни. В конце концов, наше шоу – об обретении свободы, это главное. Даже лучше, что ты понял, что ради свободы не обязательно умирать. Ты же понял, правда? Да, конечно, спасибо вам, так спасибо… Объект прослезился, Марк ласково положил ему руку на плечо. Ну и договорились. Тогда сейчас витаминовый раствор вколем, чтобы нейтрализовать анестетик и можем начинать. Какой укол, какой анестетик? Чтобы человек уходил комфортно, чтобы он действительно мог насладиться последними часами, мы используем специально разработанную комбинацию. Сначала человек выпивает анестетик, помнишь, перед началом съемок тебе стакан воды дали? Это был он. Потом, когда организм раствор принял, вводим основное вещество. Без анестетика это моментальный яд, убьет за несколько секунд, его в частных клиниках при процедурах эвтаназии используют. Но и анестетик без этого яда не просто тонизирующее, если оставить только его, то следующие сутки человек будет чувствовать себя, мягко говоря, очень плохо. Мышечная боль, резь в желудке, спазмы. Специально на случай отказов, на случай, когда люди понимают, что жить лучше, кстати, поздравляю – ты первый, у нас приготовлен антидот, раствор витаминов, нейтрализующий действие анестетика. Да ты не бойся. Ну, хочешь я сам тебе вколю – не буду же я тебя убивать в прямом эфире на глазах миллионов? Правда, Грегори? Я же тебе добра желаю. Объект неуверенно кивнул и слабо улыбнулся. Марк ответил доброй отеческой улыбкой и перевел взгляд на камеры. Красные выпуклые лампочки возбужденно вздрогнули. Взял шприц, сделал укол, похлопал объект по плечу. Все будет хорошо, Грегори. Насладись своей жизнью. Вышел из студии.

Поймал камеры? Зак кивнул. Стол перед ним запорошило белой крошкой. Большой палец левой руки кровоточил. А если бы он не пил воду? Марк сел рядом. Сдул прах со стола. Слушай, заведи себе уже пилочку.

***

Парад на площади завершился. Потемневшее небо перестало отсвечивать отпечатками лиц постаревшего Зака и вечно молодых звезд шоу-бизнеса, проступили просто вечные звезды. В «Осколке» стали появляться люди – вернувшиеся с парада жители домов по соседству, решившиеся поставить торжественную точку в праздничном вечере последним аперитивом в баре под их спальнями. Кто-то, подходя за заказом, кивал сидящему у стойки, обнимающему перебравшихся к нему под бока молодых слушателей Марку, кто-то нет. Никто не встревал – здесь ценили пространство друг друга. Чуть левее от троицы Гавин, разливая напитки, выслушивал отчеты о восхитительно программе парада.

– А я помню этот выпуск, – Завороженно сказала девушка. Вблизи было видно, что у нее грязные уши, корни волос блекло-русые, а кончики секутся. – Мы с родителями за ужином «Последнее желание» смотрели, не пропускали ни одного эпизода! Там очень трогательная история была, родители после нее даже себе общий семейный склеп заказали…

­– Так вы поэтому исчезли? – От парня несмотря на сильный парфюм остро пахло потом, сладковато – калом и несмытой юношеской неуемной страстью. – Потому что на камеру убили человека? Вы скрываетесь?

Последний вопрос задал шепотом, смешно распахнув ресницы. Ресницы у него были пушистые, девичьи. Марк усмехнулся:

– Чего мне скрываться? Подпись на правильно составленной форме на эвтаназию легально делает человека покойником. Каким именно способом он после этой подписи перестает дышать – всего лишь технические частности. А тот выпуск действительно красивым получился, спасибо, милая… – Он чуть крепче прижал к себе обоих молодых людей, а потом, вытянув руки вверх, освободился. Потянулся, допил содержимое своего стакана, взглядом остановил Гавина. Встал и ласково улыбнулся давно забывшей о своем гаджете и о параде парочке.

– Ну что, дети, время позднее, проводите старика домой?

Провожать пришлось недолго. Жил Марк в просторной четырехкомнатной квартире в доме в двух проходах от «Осколка». Идти было всего пять минут. У квартиры отдельный вход, высокие потолки, ворсистый, так, что утопает нога, ковер.

– Разувайтесь, – Марк продолжал ласково улыбаться гостям, подбадривая. – Оцените, что такое настоящая нежность.

Принял у девушки куртку – под ней оказалась короткая пятнистая маечка, оголявшая живот с пирсингом в пупке. Темные стебельки под пупком. Складки слегка нависают над резинкой юбки, но не портят общий вид. Разувшийся парень опустил ноги в модных носках с раздельными пальцами в ковер.

– Кайф! Вы здесь один живете?

Кивнув, Марк провёл их в главную комнату. Темно-зеленые обои, зеленый в голубую прожилку, такой же мягкий как в коридоре, такой же глубокий ковер, цвета голубого мрамора набор мягкой мебели – пара массивных вельветовых кресел и трехместный диван. На половину одной из стен – окно, выходящее на центральную площадь, сразу же задернуто Марком иссиня-черными бархатными занавесками, на вторую половину стены – барный шкаф со стеклянными дверцами. У стены напротив – два книжных шкафа из темного дерева, под стать барному. Между ними и диваном – такой же письменный стол. На стене напротив дивана, чуть правее двери, над включателем света, картина. Фон ее сливается с зелеными обоями, оставляя как будто висеть в воздухе яркое золотое пятно двух слившихся в поцелуе силуэтов. Пока Марк по-хозяйски доставал бокалы и бутылку из шкафа, гости растерянно оглядывались. Тщательно продуманная обстановка комнаты казалась им незавершенной.

– У вас нет телевизора? – Наконец поняла девушка. Скинув туфли, она осталось босой и сейчас над ворсом виднелись выпирающие косточки её лодыжек. Вверх от них, как бы продолжая узор ковра, разбегались тонкими ниточками едва заметные вены, прячась вверху под желтой, сливавшейся до этого с курткой, юбкой. Она шла интерьеру.

– Нет, у меня есть нечто лучшее, – Разлив виски по бокалам, он указал гостям на диван. Щуплый мальчик складкой затерялся в подушках огромного дивана, только голова с пылающим взглядом оставалась качаться где-то над спинкой. – Книги.

Марк достал с полки томик в твердом переплете и сам устроился в одном из кресел. Раскрыл наугад. Прочистил горло. Он читал внятно, отчетливо, со вкусом, стараясь передать голосом, показать этим людям со свободным как мешковатые кофты его юности духом, что такое настоящее обнажение, как бывает, когда кто-то по-настоящему хочет показать другим свою боль, свои шрамы, как из усилия голого духа рождается красота. Он не знал удалось ли ему, но слушатели сидели, затаив дыхание. Парень покусывал мякоть губ.

– Что это?

– Поэзия… – Марк, на став забивать их умы ненужными им именами, закрыл томик. Поднялся, расстегиваясь подошел к дивану. Спустил штаны и опустился между гостями. Направил девушку. – Соси.

Парень встал.

– Мне подождать в другой комнате?

Чуть морщась от того, как царапается об уголки зубов ствол, Марк мягко придержал парня за талию Расстегнул его модные джинсы, снова поморщился, увидев зелено-оранжевые трусы, торопливо сдернул их. Торчащий из-под копны жестких волос член казался миниатюрной копией своего обладателя – тощий, взъерошенный, возбужденный. Оттянул плоть, приложился. Вкус соответствовал запаху – уборная и застарелый эякулят. Развернул парня спиной к себе, дал девушке облизать свой указательный палец, заодно мягко погладив ее по щеке, медленно вдел палец в кольцо мальчукового сфинктера, до самого основания. Медленно высунул, облизал. Пока гости раздевались, спросил:

– Вы не девственники? – и удовлетворившись их возмущенными смешками, разделся сам. Пристроился между бедер девушки. Длинные соски на ее высокой груди напоминали миниатюрные лампочки включенных камер. Прямо перед его лицом красным огоньком работающей студии пульсировал анус парня. Далеко высунув язык, лизнул огонек.

***

Этот цикл был особенным. Шел третий год правления ультралибералов и третий сезон «Последнего желания». Они стали старше, профессионализм заменял удачливость, азарт постепенно вытеснялся ремесленничеством. Деловой рассудительностью. Почти вытеснился. Почти. Зак, не надо показывать этот эпизод. Марк, успокойся. Вообще не надо было пускать в эфир этот цикл. Остынь, Марк.

За два с половиной сезона в «Последнем желании» показали практически все. Приватные экскурсии по главным мировым выставками, объедание изысканными деликатесами, тренировочные игры со звездами профессионального спорта, курорты, алкогольные и наркотические опьянения, многочасовые чтения на камеру неопубликованных стихов, рассказов и даже романов, ночные гонки в суперкарах, слезливые прощальные звонки первыми или последним возлюбленным. Множество прыжков с парашютом и ещё больше секса. Но этот выпуск был особенным.

Для начал объект не стал называть причины. За это время через «Последнее желание» прошло более ста объектов. Не все они решались на эвтаназию из-за смертельной болезни. У многих были другие трагедии. Часто – личная жизнь. Непризнанные гении видели здесь шанс на свой звездный час, на трибуну. Кого-то заела тоска. У всех по-разному, но все могли внятно объяснить, что заставляет их подписать бумаги. Этот же только пожимал плечами и отделывался фразами вроде «да, так захотелось» и «а вот как-то». Запрос у него по меркам передачи был весьма скромный, друзья из правительства к этому времени стали пресыщаться чувством благодарности к лояльному телевиденью и намекать на чрезмерность субсидий, а превращение Первого Свободного в независимого миллиардного коммерческого монстра только начиналось. К тому же прочие заявки на тот момент содержали в себе очередные варианты уже опробованных сюжетов, а при возможности выбирать они всегда старались выбрать что-то новое. Предпочитали расширять представление зрителей о границах внутренней свободы.

Объект запустили в шикарный пентхаус, оборудованный огромным Ультра Эйч-Ди разрешения телевизором. Изображение на него подавалось с мощного гаджета со скоростным безлимитным интернетом. Вокруг кровати, над которой нависал телеэкран, смонтировали профессиональную акустическую систему. Объекту доставили запас воды, закусок, таблеток силденафила, упаковку тюбиков увлажняющего крема и оформили суточную платиновую подписку на все указанные им порносайты. Заперли дверь, включили камеры.

Большую часть суток объект, переключая с ролика на ролик, мастурбировал. На вставая с кровати, прямо оттуда на пол справляя нужду, не заботясь о гигиене. Когда уставал – пополнял силы таблетками. Таблетки вызвали непредвиденный эффект – сердце объекта не справилось с нагрузкой и остановилось на пять часов раньше назначенного срока. Следующие несколько часов камеры дисциплинированно фиксировали для онлайн-приложения Первого Свободного мужской труп с затвердевшим пенисом, лежащий в центре кровати, в окружении отражающихся с экрана на светлом постельном белье всполохов автоматически загружающихся порнороликов. Изображение сопровождалось поступающим прямо из профессиональной звуковой системы аудио. Это был затянутый и, несмотря на эрекцию, вялый финал. Хотя и первые девятнадцать часов трансляция не отличалась особой динамикой.

Марк, остынь, успокойся, посмотри цифры. Вот – по полной трансляции, вот – по первым вышедшим эпизодам. Что ты видишь? Рекорд. И там, и там – рекорд. Да, Марк, правильно. Посмотри еще сюда – никто из смотревших прямую трансляцию не отключился в последние часы. Никто, Марк. Посмотри, восемьдесят четыре процента просмотров записи онлайн-версии из архива досматривали до конца. И сюда еще посмотри. Это рейтинги вчерашнего эпизода, где объект уже отошел и лежал последние тридцать минут. Что скажешь? Зак, тебе нравится жить среди людей, позволяющих этому собирать такие цифры? Зак откладывает изящную пилочку для ногтей с оранжевой инкрустированной мелкими изумрудами рукояткой. Смеется. Нет, Марк, ты все еще не понимаешь, смотри дальше. Не в цифрах дело. Читай. Читает. То, что мне довелось увидеть вчера, бесспорно перевернуло мое представление о способностях нашего телевидения говорить на важные темы…. Цикл 3.15 «Последнего желания» – безусловный шедевр, эталон на который будут теперь равняться все производящие развлекательно-философский контент компании. И вряд ли в скором времени мы увидим кого-то способного хотя бы приблизиться к этой вершине… Ничто так не раскрывает всю бесконечную глубину внутренней свободы, не подчеркивает фундаментальную важность либеральных ценностей, как последние часы полной версии пятнадцатого выпуска третьего сезона… Зак, они смотрели на труп и слушали порнуху. Да, Марк, и видели это. Зак, ты хочешь жить в мире, где критики видят это, смотря то? Ты, правда, рад, Зак? Тебе нравится? Ты какой-то нервный, Марк. Отдохни, возьми отпуск, сними мальчика или девочку, или мартышку, или собачку. Почитай Бродского или Рильке. Какого Рильке, Зак – ты собираешься им полтора часа показывать труп, на который они уже вчера насмотрелись! Не насмотрелись, Марк, не насмотрелись.

Марк понимал, что переубедить друга не удастся. Не хватит времени. Но попытаться все равно стоило. Наладить контакт. Но нет – Зак меланхолично улыбался аргументам друга. Это люди. Не мы сделали их такими, Марк, они всегда такими были. Расслабься, Марк. Остынь, Марк. Время эфира, Марк.

На эфир не остался – физически не смог. Выскочил из офиса компании и пошел, почти побежал, на ходу вызывая такси. Доступных машин не было. В половине компаний диспетчеры даже не приняли звонок, где приняли – говорили рассеянно, издалека, словно всё внимание принимающих было занято чем-то другим. Чем-то очень важным. Марк остановился. Огляделся. Пустой город. Пустые улицы. Мерцающая дрожь экранного света почти из каждого окна. Рядом бар. Там люди. Хоть там люди. Открыл дверь и обляпался выплеснувшимися наружу знакомыми стонами. Другой бар. Третий. Наконец за одной дверью вместо яростной похоти мертвой плоти попал под покрывало спасительной музыки. В зале было пусто, только за стойкой бармен выбивал по столешнице ритм. Марк огляделся. Стандартный барный телевизор обнаружился прямо над головой бармена. Выключенным.

Сломался? Бармен пожал плечами. Да нет, работает. Включить? Марк только покачал головой. Приблизился. Прислушался. Рэй Чарльз? Он самый. Виски, пожалуйста.

***

Утром простыни на огромной кровати в хозяйской спальне пахли чужими телами. Щекочущий ноздри запах женского возбуждения, маслянистый аромат мужского желания, его собственный пот. И нотки свежего кофе поверх всего этого. Детей в спальне не было, дети за ночь осмелели и теперь осваивали кухню. Открыл зеркальные двери светлого трехстворчатого шкафа, накинул шелковый халат, пошел на запах и приглушенные голоса.

– Доброе утро, молодежь. Как спалось?

– Хорошо, спасибо. – Смущенные смешки. – Кофе будете?

Взял кофе. Без макияжа девушка выглядела свежее и естественнее, как будто бы еще младше. А мальчик, наоборот, повзрослел за ночь.

– Я все-таки не понимаю… Чем вы лучше этих? Ну, тех, кто дрочит в телевизоре?..

Глотнул. Кофе передержали и выбрали неправильные режим для этих зерен. Отставил кружку.

– Этих я не лучше. Дрочить, как ты выразился, я за прожитые годы тоже наловчился мастерски, не находишь? – Подмигнул мальчику и вместо кофе насладился пунцовостью его лица. Подумал даже, не позвать ли их в душ, обоих.

– А все-таки… Чем вы сейчас занимаетесь?

Девушка доедала обмазанный маслом тост. Губы блестели, струйка топленного жира бежала по подбородку. Не выдержал, протянулся, собрал губами. Запил передержанным.

– В общих чертах, все тем же. Как раз новый проект запускаем.

– То есть, вы не…

Только сошедший румянец снова вспыхнул на щеках юноши. Мягко потрепал его, такого наивного, за одну – горячая.

– Ладно, дети, куда вам такси вызвать?

Вечером в «Осколке» было непривычно плотно. Сидя на своем излюбленном барном стуле, Марк спиной ощущал, как все прибывают и прибывают люди, как место заполняется липким приставучим нетерпением. Не поворачиваясь, отрешенно крутил стаканчик в такт музыке, пока та не стихла, уступив место проигрышу заставки Первого Свободного. Поднял голову – висящий прямо над ним экран загорелся. Повернулся к Гавину.

– Они новое шоу начинают, – Повел плечом тот. – «Первая страсть». Интересно глянуть…

– Что тебе там интересно?

Вместо ответа Гавин покосился на стакан Марка.

- Еще налить?

Марк обреченно пил виски, рассматривая этикетки выставленных прямо перед ним бутылок. Вверху ведущий объяснял правила шоу. Молодые пары… Оба девственники, решаются… Тот самый день… Камеры… Перешел к представлению премьерной пары, Марк, непроизвольно вспомнив, усмехнулся. Объект первый – Кэти, угловатая девочка-подросток с широкими плечами и осиной талией. Ричард, объект номер два, щербатый очкастый мускулистый мальчишка. Обоим чуть больше шестнадцати, на отбор пришли вместе с родными. Три папы, одна мама и с Кэтиной стороны еще и дедушка. Над головой начиналось действо. Держа стакан в руке, развернулся в зал лицом. Мужчины и женщины, совсем молодые и старые, одиночки и компании напряженно смотрели в его сторону, поверх его головы. Он внимательно всматривался в их масками застывшие лица. Вверху девичий голос дрожащим шепотом спрашивал:

- Почему ты не смотришь?

И тихий, еле слышный, пришлось специально накладывать звук при монтаже, ответ:

– Мне стыдно…

2019