Последнее тепло уходящего лета

Дорога резко ушла вниз. От неожиданности Даша вскрикнула и зажмурилась. Виталик рассмеялся.

– Привыкай следить за знаками. Только что предупредительный знак о крутом склоне проехали.

– Вот когда пойду учиться, тогда и начну следить, – Открыв глаза, Даша повернулась к уверенно держащему руль парню и, дразнясь, высунула язык. – Пока мне и так хорошо…

Её глаза задорно горели. Лучились радостью. Убедившись в отсутствии опасности, Виталик на секунду отвлёкся от дороги и, улыбаясь, посмотрел на неё. Они были молоды и счастливы. Дипломные успешно защищены, учебники возвращены в университетскую библиотеку, ключи от комнаты в общежитии, последние два года – одной на двоих, сданы коменданту. Впереди ждали новые сложности, новые решения, но пока перед ними лежала только круто убегающая вниз дорога. Им было весело и беззаботно. Это было последнее лето юности, и они решили провести его так – в машине, между стоянками у озёр, прогулками по улочкам незнакомых городков, кострами с шашлыками и запечённой картошкой. Они бросали это лето в костёр своего счастья, они хотели, чтобы их юность прогорела до последних угольков, отдав им всё возможное тепло. Изумрудные чуть подрагивающие огоньки в глазах Даши отражались во взгляде Виталика ровным коричневым огнём, пламя поддерживало пламя, не давая затухнуть, распаляя, разжигая. Им было хорошо.

– Смотри, какая красота! – Словно медленная вязкая капля сползающая по внутренней стенке бокала на дно, дорога спускалась в окруженную со всех сторон горами низину. По низине растёкся и застыл недвижимым бежево-розовым слоем городок. В самом центре его торчал яркий выделяющийся вызывающе-черный шпиль – то ли новомодная офисная высотка, то ли телевизионная башня, то ли промышленное сооружение. Издалека не разобрать. Верхушка шпиля, вырываясь высоко вверх, словно охваченная пламенем, купалась в солнечных лучах.

– Прелесть какая! – Даша восхищенно причмокнула. – Мы же туда заедем, правда?

– Почему нет? – Виталик охотно кивнул. – Именно туда дорога нас и ведёт. Погуляем, запасы пополним.

Спустившись с горы, они въехали на окраину города и покатили дальше, вглубь. Они проезжали между симпатичных, внешне чрезвычайно уютных розовых домиков, почти игрушечных на вид, кажущихся не построенными – вылепленными из какого-то пластилина. Видневшийся ещё с горы шпиль, когда машина вынырнула из лабиринта узких улочек на центральную площадь, оказался, к их дополнительному восторгу, старинной башней. Действительно высокой – глядя снизу, верхушка терялась где-то в небе, за плотным слоем ватных облаков. А на земле, прямо в двух шагах от места, где они остановили машину, нашлась дверь ведущая в помещение на первом этаже башни. Вход в тёмное, даже на вид прохладное кафе.

Несмотря на свою красоту и очарование, город не был избалован вниманием туристов. Во всяком случае кафе в самом центре города внутри, как оба они, не сговариваясь, решили, главной городской архитектурной достопримечательности, в час дня оказалось практически пустым. Только за одним из столиков на стыке дальней стенки и стены с окнами сидел, вдумчиво и неторопливо разделывающий вилкой кусок пирога, немолодой господин в строгом формальном костюме. На вошедших он взглянул со слабым интересом скучающего обывателя, улыбнулся, вложив в движение губ минимально необходимую для вежливости толику тепла, и тотчас вернулся к своей тарелке. Через пару минут, получив свои порции, молодые люди смогли понять его безразличие: пирог безусловно заслуживал больше внимания чем новые посетители или что угодно другое в кафе. Кроме, разве что, кофе. И кофе, и мягкий шоколадный пирог были отменными. И совсем уж великолепно их дополнял чудесный вид за окном.

– Какое милое место! – В очередной раз восхитилась Даша. Площадь за окном слегка расплывалась, туманилась – то ли марево от раскалившего воздух и камни городских стен солнца, то ли просто оптическая иллюзия от стекла. Виталик согласно кивнул.

– Интересно… Когда я готовился к путешествию, мне не попадалось никакой информации об этом месте. Кто-тот тут в муниципалитете явно с туристическим имиджем города не дорабатывает, теряет золотую возможность…

– Ну вот, проснулся пиаршик… – Даша иронично покачала головой. – Отдыхай пока, ещё нарекламируешь…

Виталик рассеянно хмыкнул, он, выпускник программы «Стратегия и продюсирование в коммуникациях» уже вовсю воображал, как можно провести компанию по популяризации этого приятного городка. Парень достал из кармана телефон, залез в поисковик, но вдруг замер в растерянности. Поднял взгляд на Дашу:

– Ты не помнишь, мы указатель с названием города проезжали? Что там было написано на табличке при въезде?

– Ну вот, сам поучал: «Следи, следи за знаками», – Девушка звонко и только самую малость – не злорадно даже, дразняще засмеялась. – Не, не помню. Я, как и положено, пассажиру любовалась видами, не отвлекаясь на мелкие скучные технические подробности. Имела, между прочим, полное право, в отличие от некоторых, первыми права получивших и теперь этим кичащихся!

– Да не кичусь я, вернёмся – запишешься на курсы, через пару месяцев тоже сдашь. Эта разница – капля в море. У нас вся жизнь впереди, – он потянулся и мягко поцеловал девушку в щёку. Даше было мало. Подставляя ему губы, она отвернулась от окна и вида за ним. Но в глазах её продолжали отражаться яркие, весёлые нетерпеливо подпрыгивающие солнечные зайчики… Наконец, оторвавшись, Виталик сладко выдохнул:

– И всё же это не помогает установить название….

Даша расхохоталась.

В кафе по-прежнему было пусто: только они и давешний посетитель. Тот уже покончил со своим пирогом и теперь медленно, неторопливыми глотками смаковал кофе. Даже бариста, судя по всему, не ожидавший внезапного наплыва клиентов, исчез где-то в подсобных помещениях.

– Простите, – Виталик привстал и взмахнул рукой, привлекая внимание единственного соседа, – вы не подскажите, как называется этот город?

– Город? – Мужчина убедился, что кофе допит и перенёс внимание с пустой кружки на парочку. – Так вы, молодые люди, не местные? То-то я смотрю…

– Проездом, мы путешествуем по окрестностям, – Дружелюбно подтвердила Даша. Мужчина кивнул с пониманием.

– Конечно, дело хорошее. Чего бы не попутешествовать пока силы и время есть. Потом жизнь начнётся, не до того будет… – Мужчина, словно оборвав себя на середине мысли, улыбнулся паре. – А к нам редко кто доезжает и обычно случайно – расположение такое… Неудачное, наверное…

– Зато самобытность осталась и атмосферность, – Поспешно бросилась защищать город Даша. – Чудесно у вас здесь, я прямо влюбилась!

– Ну да, те кто доезжает, чаще всего уезжать уже не хотят, – Поднявшись со своего места, мужчина неторопливо пошёл к выходу. – Город Прилучный, молодые люди, счастливой прогулки! Не заблудитесь!

Интернет не нашёл ничего интересного. Город Прилучный, население – чуть больше восьмидесяти тысяч человек. Основан двести с лишним лет назад, вокруг построенного несколькими годами ранее свечного завода «Лучина». Свечной завод существует до сих пор, свечи и, с середины прошлого века, электрические светильники завода «Лучина» ценятся среди знатоков и коллекционеров. Ни списка достопримечательностей, ни списка известных людей здесь родившихся, ни даже фотографий, привязанных к этой геолокации Виталику сходу найти не удалось, а продолжать попытки не давала ужасная связь. Вай-фай в кафе оказался отвратительным, еле-еле удавалось открыть текстовые статьи в поисковике, а при попытке перейти по дальнейшим ссылкам браузер упрямо зависал на белом экране. Ещё нашлось само название кафе, где они сидели: «Маяк», и информация о том, что по тому же адресу должен быть и местный музей восковых фигур. Отзывов ни на кафе, ни на музей почитать не удалось. Расплатившись с недовольно выглянувшим на их зов из закутка сонным бариста, они вышли в город.

После тёмного зала кафе улица слепила яркой солнечной белизной. Оба прищурились.

– Пройдёмся или покатаемся?

– Давай поедем, найдём красивые места – будем останавливаться, – Они подошли к машине. Виталик с досадой вздохнул:

– Не подумал! Надо было окна приоткрытыми оставить! Такая жара на улице, внутри вообще пекло будет!

– Ничего, – Даша ласково потрепала парня по плечу. – Пустяки. В крайнем случае включим кондиционер.

Кондиционер не понадобился. В салоне оказалось так же прохладно как утром, до того, как солнца взошло в зенит.

– Наверное, только что из тени вышла. Повезло, – Легкомысленно предположила Даша. Виталик с сомнением посмотрел вверх на стены угольно-черной блестящей на солнце башни. В кафе они видели машину из окна и Виталику не казалось, что тень покрывала её. Впрочем, наверняка он тоже сказать не мог.

– Наверное… – Он вставил ключ в замок зажигания. ­– Ладно, поехали.

Машина не завелась. Он попробовал ещё раз. Безрезультатно.

– Значит пройдёмся, – Через несколько секунд молчания, Даша заставила себя улыбнуться. Виталик, оценив её желание сохранить радостное настроение, кивнул.

– Ничего страшного. Сейчас какой-нибудь сервис найдём, там посмотрят, разберутся.

– Ну да, – Даша уже искренне расслабилась и засияла. – Ты же говорил, что вы с Женькой эту машину сразу после покупки в мастерские загоняли. Вам там сказали, что все хорошо, идеальная машина для первого раза…

– Старая, потрёпанная, но всё что важно – в отличном состоянии, да. Ещё лет десять можно ездить спокойно, так мне сказали, – Набежавшее было облачко тревоги развеялось. На душе у молодых людей снова стало солнечно. Они хорошо умели дарить друг другу тепло, поддерживать друг в друге огонь радости. Выбравшись из машины на жару, огляделись и, не сговариваясь, выбрали одну и ту же, уходящую от башни вправо улочку. Рассмеялись совпадению. Взялись за руки.

В стороне от центральной площади город не становился многолюднее. За первые полчаса прогулки молодые люди повстречали только четверых прохожих – все явно местные, отрешенные, задумчиво проплывающие сквозь жару по своим местным делам, не замечающие прелести их окружающих, но слишком для них привычных, видов. Зато сами Даша и Виталик любовались каждым метром Прилучного. Его застывшей практически идиллической красотой, его мостовой, уже в нескольких шагах впереди кажущейся чуть смазанной, будто плавящейся, его горячим, но почему-то не обжигающим, а мягко обволакивающим воздухом. Даже неприятная поломка машины почти перестала беспокоить, происшествие добавляло пикантности дню, дарило приключение. Достаточно быстро нашёлся и сервис – очередной раз свернув с одной незнакомой улицы на другую, они оказались напротив раскрытых ворот небольшого тёмного гаража. Внутри было пусто: ни людей, ни машин. Крикнули пару раз – безрезультатно. Зато чуть дальше, сбоку от ворот обнаружилась стеклянная дверь с надписью: «Ремонт. Обслуживание. Техосмотр». Толкнули и, входя, синхронно поёжились под струёй холодного воздуха. Наверное, мощный кондиционер, если при такой жаре снаружи, внутри помещение температурой напоминало промёрзший неотапливаемый подвал. Полумрак только усиливал это впечатление – тусклые светильники с потемневшими от возраста плафонами, поставленные у регистрационной стойки, скорее тлели, чем освещали что-либо. Впрочем, сидящего в приёмной работника такая обстановка устраивала. Уронив голову на грудь, он беззастенчиво спал. Даша хихикнула.

– Напряжённый рабочий день, очевидно, – Проворчал Виталик и требовательно откашлялся. – Простите…

Сотрудник раскрыл глаза и медленно, совершенно не смущаясь свидетелей своей служебной халатности, встал.

– Чем могу помочь? – Судя по чуть живому, охрипшему голосу, спал он давно. Разглядывая молодого, немногим старше их с Дашей мужчину, Виталик подумал, что раз уж работы всё равно нет, лучше бы ему было выйти на улицу, на свет. Болезненно-бледному лицу приёмщика явно не хватало солнечных лучей.

– Мы проездом, остановились кофе попить и у нас машина заглохла… –

Приёмщик, старательно борясь с зевотой, слабо кивнул:

– Свечи.

– Свечи, вы думаете? – Виталик удивился. Он не считал себя экспертом в уходе за автомобилями, всегда предпочитая доверяться мнению профессионалов или хотя бы более опытных друзей, но любому эксперту, он был уверен, понадобилось бы больше информации, чем он успел предоставить. Приёмщик монотонно повторил.

– Свечи. Это чаще всего свечи.

– В любом случае… – Виталик не стал спорить. – Машина не заводится, у нас даже подогнать её к вам, сюда, не получится. Как вы думаете, вы могли нам как-то помочь в этой ситуации?

Как будто задумавшись, приёмщик, не мигая, смотрел на Виталика. Наконец, снова кивнул.

– Вам надо ехать.

Виталик терпеливо вздохнул.

– Да. То есть… – Он переглянулся с Дашей. – Мы не слишком торопимся. Мы, наверное, не против даже остаться здесь у вас на пару дней, нам здесь нравится, тут очень красиво. Так что, если прямо сегодня не получится – ничего страшного. Но в целом, да, мы планируем в скором времени ехать дальше.

– Не получится… –Медленно повторил за Виталиком приёмщик и как будто неодобрительно покачал головой. – На пару дней…

Он снова замолчал. Казалось, он устал, произнеся эти несколько фраз. Казалось, что даже просто стоять ему было тяжело. Виталик уже собирался распрощаться и найти другой сервис, как вдруг приёмник резко протянул руку.

– Ключи…

Наверное, жест был слишком резким и непривычным для медлительного приёмщика, он, видимо, зацепил регулятор света и светильники внутри помещения погасли. Теперь свет в приёмную попадал только снаружи, из-за стекла. Зато сам сотрудник, встрепенувшись, оживился, даже лицо его стало казаться не таким бледным. Наверное, всё дело было в освещении.

– Я посмотрю, – Он принял ключи из рук Виталика и положил на стойку. –Вы погуляйте пока пару часиков, потом подходите. Если повезёт – ещё сегодня уедете…

– Спасибо, – Поблагодарил Виталик и неуверенно покачнулся, не понимая, конец это разговора или нет. Сам приёмщик, потеряв и до этого незначительный интерес к посетителям, неторопливо щёлкал пальцами по клавиатуре. Через несколько секунд ожидания, услышав, как за стеной, с гулом опускаются ворота гаража, Виталик сдался.

– Спасибо, – повторил он ещё раз и потянул за собой Дашу. На улице потряс головой, отгоняя странные оставленные автосервисом впечатления, улыбнулся девушке. – Куда теперь?

Солнце, даже и не планируя сбавлять обороты, ярко горело. Под его огнём розовые домики казались спаянными, слипшимися, словно подтаявшие и чуть отекшие куски сахарной ваты на прилавке пляжного торговца. В воздухе даже пахло жжённым сахаром и канифолью – сладко и успокаивающе.

– Может, правда, чуть подольше останемся? Рассмотрим всё… Тут красиво, а мы никуда не торопимся.

Виталик покосился на дверь автосервиса за спиной. Мнение приёмщика и, видимо, механика в одном лице о том, что с поломкой получится разобраться уже сегодня, в любом случае не казалось слишком авторитетным. Он согласно кивнул:

– Значит, следующая цель экспедиции – отель!

Дальнейшая прогулка подтвердила их предположение о том, что город не слишком рассчитывает на туристов. Не найдя ни отеля, ни гостиницы, ни хостела, они пару часов проблуждали, любуясь сменяющимися улицами, отмечая чуть заметные различия в оттенках зданий, веселясь и фотографируясь. Фотографии получались тёплыми, солнечными, словно сразу после цветокоррекции. Заблудиться, вопреки предупреждению незнакомца в кафе, не боялись, довольно скоро выяснив, что чёрную башню, у которой оставалась машина, видно практически из любой точки города. Наконец, вышли к одноэтажному павильону, в котором, благодаря виднеющимся за ним железнодорожным путям, угадывался вокзал. Ободрённые, прошли внутрь павильона. Где вокзал – там и информация.

После пустых городских улиц вокзал казался оживлённым. Ходили люди, в основном местные рабочие, на ближайшем пути грузили какие-то ящики в контейнеры товарного состава. Горели окошки киосков – печать, кофе, фаст-фуд, холодные напитки и закуски, информация. Вокзал жил жизнью идеально отлаженного механизма, где никто не торопился, не суетился, но все делали, что полагается. На секунду Виталику стало не по себе, померещилось во всем этом что-то слишком автоматизированное, неживое. Словно за заведённой музыкальной шкатулкой следил. Но тут один из грузчиков уронил ящик, по полу вокзала раскатились десятки свеч, механизм сломался. Кто-то кинулся подбирать свечи, кто-то начал громко и достаточно эмоционально выговаривать недотёпе, кто-то остановился, просто наблюдая. Даже освещение внутри павильона, доказывая, что и оно не отлажено идеально, моргнуло. Они подошли к окошку «Информации».

В ответ на их вопрос недовольная сотрудница справочной лениво повела головой.

– Да зачем вам гостиница? Там посмотрите… – И махнула рукой им за спины, в сторону доски объявлений. Не вдаваясь в дальнейшие разговоры, ещё больше разрушая иллюзию механизированного порядка, выставила в окошко табличку: «Обед». Взгляд её при этом красноречиво говорил: «Что вы ко мне прицепились, дайте досидеть до конца дня спокойно… Ходят тут»…

Когда они отошли от окошка, Даша хихикнула:

– А я думала: таких уже не осталось… Только в фильмах…

– Она, видимо, всю жизнь в этой будке просидела, нечего ждать, что она до сих пор с горящими глазами будет выполнять свою работу, – ответил Виталик, самую толику громче чем было нужно и покосился в сторону киоска. Но понять услышала ли его сотрудница или нет, не мог – не теряя времени, положив голову на прилавок, повернув лицо в сторону, она, по-видимому, спала.

Среди объявлений о работе, покупках и продажах машин, бытовой техники, пропавших собаках и предоставляемых услугах, нашлось и несколько о съемном жилье. Выбрали одно. Место рядом с центром, красивый вид, готовность хозяев рассмотреть предложения на любой срок. Позвонили, и несмотря на ужасные помехи – похоже, во всем городе связь оставляла желать лучшего – договорились встретиться с хозяйкой через час возле башни. Перед тем как возвращаться на жару, купили в одном из киосков по холодному лимонаду. Забирая напитки, переглянулись, синхронно поморщились и так же одновременно, видя гримасы друг друга, расхохотались. Доставшиеся обоим бутылки оказались липкими от пыли, неизвестно сколько пролежавшими в этом киоске.

– Странно, уже вечереет, а жара прям как днём, – Выйдя из павильона, Даша жадно отпила из горлышка. Виталик последовал её примеру.

– Наверное, дома нагреваются и потом, когда холодает, отдают тепло, – Предположил он. – Опять же, тут место такое, со всех сторон горы, не выдувает…

Так или иначе, но возвращаясь к башне, похолодания они не ощутили. Впрочем, и не могли. Торопясь на встречу, в этот раз они не озирались по сторонам, не останавливались у каждого второго булыжника, а целеустремленно, почти бегом, рассекали стелющийся по улицам вечерний белесый туман. В отличие от разгоряченных Даши и Виталика встречавшая их хозяйка квартиры зябко куталась в платок. Со съёмом жилья никаких проблем не возникло. Хозяйка взяла паспорта и переписала данные. Спросила, как долго они планируют оставаться, взяла деньги за два дня, велела звонить, если решат продлить срок. На этом формальности закончились. Женщина передала им ключи и на прощанье сказала:

– Это правильно, молодые должны вместе жить, пока кровь горячая, бурлит… Это потом уже всё равно становится…

Проводив хозяйку, они вышли на балкон. С балкона виднелись окружающие Прилучный горы, видно было, как подогретый вечерний город застилается молочным туманом, как этот туман разбухает и поднимается туда, к горам, заполняя собой долину, смешиваясь с облаками, до краёв заполняя стакан. Вид, действительно, был отличный.

– А представь, если бы мы тут жили, – вдруг сказала Даша. – Ходили бы каждый день по этим розовым улицам, пили бы кофе в той кофейне, любовались по вечерам туманом… Красиво.

– Красиво, – Виталик ответил не сразу. – Только, зная тебя, тебе бы через неделю, максимум – месяц, наскучило. Тебе же надо чтобы всё бурлило, кипело…
– Можно подумать, тебе не надо, – не отрывая взгляда от неба, протянула Даша.

– И мне, – Виталик не стал спорить. Он вспомнил пустые улицы, апатичного приёмщика с бледной кожей, уставшую от жизни тётку в справочном киоске. Уверенно подытожил. – Вместе бы заскучали. Но да, красиво… Пойдём, проверим, что с машиной?

Город, наконец-то, стал поддаваться ходу времени. Раскалённый днём добела воздух к вечеру приобрёл рубиновый оттенок. Виталик, Даша, возвращающиеся с работ горожане словно плыли в слабом растворе марганцовки. Сейчас людей было больше, чем днём – они понуро брели, смотрели прямо перед собой, заходили в розовые дома и вскоре после этого в домах загорался слабый тусклый свет. Давешний приёмщик поджидал их у входа в сервис. Дрожал, хотя на взгляд Виталика, вечер по-прежнему был очень тёплым.

– Держите, – Приёмщик протянул Виталику ключи. – Всё готово, можете ехать…

– Спасибо, сколько с нас? – Обрадованный Виталик полез за кошельком. Приёмщик отмахнулся.

– Да ерунда, там работы на пять минут было… Только у меня просьба – вы не могли бы меня из города подкинуть?

– Куда?

– Да… – Приёмщик замялся. – Да, до ближайшей междугородней автобусной остановки, там разберусь…

Виталик и Даша переглянулись.

– Конечно, нет проблем. Спасибо вам за ремонт. – Так и не вытянув кошелёк, Виталик поменял направление жеста и протянул руку приёмщику. – Мы сегодня здесь ночуем, с утра отправимся город дальше исследовать. Давайте мы завтра днём к вам на работу подойдём и договоримся о времени. Мы думаем, мы максимум до послезавтра здесь у вас пробудем…

– До послезавтра… – Рукопожатие механика оказалось вялым, рука – холодной и липкой. Он ощутимо сник. – Хорошо, конечно… Как вам лучше…

Провожая взглядом удаляющегося от центра молодого мужчину, Даша неожиданно долго и протяжно зевнула, словно усталость, от которой она ловко уклонялась в течение всего дня, подкралась в вечерних сумерках и сзади набросилась ей на плечи. Официально подтверждая наступление вечера, мигнули и блекло зажглись фонари. Заразившись от Даши, Виталик тоже зевнул и поёжился.

– Что-то прохладно стало… Идём домой?

– И дел завтра много… – Согласилась девушка. Взявшись за руки, они пошли прочь от автосервиса, по уже знакомым улочкам, мимо чёрной, сливающейся с ночью башни, мимо окон кафе, мимо оставленной у дороги машины – домой.

***

В этот раз он даже не расстроился. Привычно собрал вещи, равнодушно кивнул старательно делающим вид, что не следят за его действиями уже бывшим коллегам, вышел, привычно неся перед собой ящик. На улице было привычно прохладно. Здесь он проработал семь месяцев. Рекорд. Личный – общий рекорд принадлежит Дарье, она на последнем месте почти год продержалась. Две недели назад уволили. Виталий набрал её. Стоило только произнести в телефон: «Привет, дорогая», как она поняла. «Идём пить кофе»? Она тоже уже не удивлялась.

Каждый раз, когда один из них терял работу, они шли пить кофе в любимый «Маяк» в центре города, садились за любимый столик и рассматривали из окна поставленную в незапамятные времена каким-то гением из муниципалитета уличную скульптуру. Даже не скульптуру – это было бы слишком изящное определение для бессмысленной груды железа и пластика. Арт-объект. Одним из самых любимых их занятий, было, спасаясь горячим кофе как от уличного холода, так и растущей с каждым увольнением холодной тревоги в груди, придумывать арт-объекту названия. «Футбольный мяч разворотил улей», «Жилище безумного профессора», «Чёрте-что с двумя бантами»… За годы они перебрали множество хороших вариантов, но так и не нашли окончательного. Арт-объект оставался арт-объектом, предметом обстановки, настолько вросшим в окружающий мир, что они уже и не помнили времен до его появления, когда они не видели его, сидя за своим столиком. Настолько вросшим, что остальные горожане вообще проходили мимо него, не замечая, как не замечают асфальт, по которому идут, цвета булыжников мостовой, вывески магазинов, вечную неизменную даже в самые солнечные дни прохладу. Иногда Виталий задумывался почему это бессмысленное сооружение продолжает беспокоить их с Дарьей, чем они отличаются от остальных? Потом вспоминал, что из всех их знакомых они единственные, кто не может продержаться на одной работе дольше нескольких месяцев, и гнал все эти мысли прочь. В том, чтобы быть не такими как все не было ничего хорошего. Одно безусловно: хорошо, что они с Дарьей нашли друг друга.

В кофейне было традиционно пусто. Они поздоровались с бариста, кивнули ещё одному, пожалуй, единственному кроме них самих постоянному посетителю этого кафе. Пожилой мужчина в строгом костюме приветливо кивнул в ответ. Бариста, не дожидаясь подтверждения, принёс на их обычный столик их обычный заказ. Два кофе, два шоколадных пирога. Они синхронно подняли кружки.

– Что теперь? ­ – Когда они оба отпили по первому горячащему кровь глотку и отставили кружки, Дарья положила ладонь на руку Виталия.

– Всё как обычно… Не оправдал ожидания компании… Мне до последнего давали возможность… Я не работаю в том ритме, которого компания ждёт от своих сотрудников… Мне кажется, где-то в сейфе любого отдела кадров любой компании лежит папка с инструкциями как увольнять человека, не объясняя ему при этом за что его увольняют… И все они повторяют то же самое… Жаль, я там уже почти привык…

– Мне в последний раз сказали, что я слишком спешу выполнять работу и хватаюсь за дела, для которых у меня недостаточно компетенции, – Вспомнила Дарья. Улыбнулась, пытаясь подбодрить Виталия. – Видишь, не то же самое.

– Да уж… – Виталий хмыкнул, и с благодарностью посмотрел на женщину. Если бы ни она, давно бы уже никаких сил не хватило. – Пойду завтра, посмотрю, что на доске объявлений найдётся… Но… Устал я…

За своим разговором они не заметили, как единственный кроме них посетитель кафе подошёл к их столику, намереваясь нарушить издавна сложившуюся традицию молчаливого соседства.

– Простите, молодые люди, я слышу, вы работу ищите? Вы местные?

– А даже не знаем уже… – Не ожидавшая его вопроса, Дарья удивленно посмотрела на мужчину. Потом робко улыбнулась. В этой улыбке, улыбке, которую, Дарья знала, Виталий со своего стула не увидит, проявились обычно тщательно скрываемые усталость и готовность опустить руки. – Как-то наш город с нами как с чужаками обращается…

Посчитав её слова приглашением, мужчина присел к ним за стол, сбоку от Виталия.

– Рассказывайте, молодые люди.

Рассказ получился скудным. Трудолюбивые, ответственные, старательные, а с работой почему-то постоянно не ладится. Обоих отовсюду увольняют. Бывает, по каким-то внешним причинам, иногда из-за своих ошибок, но ошибок, которые другим почему-то обычно стоят выговора, не увольнения. Иногда – вообще не понятно за что...

– Вы сейчас, наверное, думаете: «Работают спустя рукава, чего непонятного»… Может и так, со стороны виднее… Но самим нам искренне кажется, что мы хорошо работаем. И стараемся всегда - нам просто деваться некуда, у нас кроме друг друга ни близких, ни родных нет. Это не та ситуация, где нам наплевать – есть работа, нет работы. Для нас это действительно жизненно важно! – Разгорячившийся было Виталий, вдруг почувствовал, как страстный порыв забрал у него последние силы, и устало махнул рукой. Добавил неохотно. – Не знаю я, что с нами не так…

– Да всё так… – Мужчина улыбнулся паре. Тепло – от его улыбки у обоих потеплело в груди, что от того кофе. Виталий даже отвернулся – защипало в глазах. – Молодые ещё просто, жизни в вас слишком много, огня. Но это хорошо, что молодые, состариться всегда успеете… Просто вы не ту работу ищете.

– Да мы не перебираем уже, – Дарья тихонько вздохнула. – Мы на любую согласны…

– Ну, вот и прекрасно, – Мужчина внимательно всмотрелся в потухшие глаза Дарьи, перевёл взгляд и так же пытливо изучил Виталия. Кивнул, соглашаясь с какой-то своей неозвученной мыслью. Вытянул из кармана пиджака бумажник, достал визитку. Медленно положил её на стол. – Вот и славно. Отдохните сегодня, успокойтесь и приходите завтра ко мне. Найдём вам что-нибудь подходящее.

Мужчина поднялся с места и на прощанье нарочито-весело подмигнул паре:

– Пора за вас всерьез браться! Созрели уже!

Прочитав фамилию на визитке, Виталий присвистнул. Столько лет провели за соседними столиками, и не узнали в своем вечном соседе, кофейном знакомце Романа Вострякова, одного из самых влиятельных людей города, прямого потомка его основателя, основного владельца и директора градообразующего завода осветительных приборов «Лучина».

– Стыдно…

– С другой стороны, он особо и не светится, как бы мы его узнали, – Дарья привычно попыталась увести Виталия от мрачных мыслей. – Зато, смотри, как хорошо сложилось!

– Ну да… Как ты думаешь, неделю продержимся?

– У меня хорошие предчувствия… – Она посмотрела в окно и решительно перевела тему. – О! «Хорошие предчувствия», как тебе?

Мужчина послушно всмотрелся в окно. Покачал головой.

– Нет, скорее уж «Памятник неоправданной надежде»…

Продержались неделю. И вторую, и дальше. Роман принял их в отдел контроля качества – конвейерная, в основном механическая монотонная работа. Поначалу боялись, что их, попавших сюда по протекции – прихоти – владельца, невзлюбит коллектив, но коллеги к ним относились дружелюбно-спокойно. Равнодушно. Как, впрочем, и к друг другу. В течение рабочего времени каждый в отделе занимался своими делами. В перерывах, по одному, редко – по двое, почти никогда – группами из трёх-четырёх человек, усаживались за столы. Листали ленты новостей в телефонах или, что чаще, просто сидели, уставившись прямо перед собой, тянули кофе из одноразовых стаканчиков. С первой зарплаты Виталий с Дарьей купили и принесли в отдел коробку конфет, поставили на центральный стол в общей столовой. В конце недели унесли домой, почти нетронутую. Сидя на балконе, доедали, упираясь взглядом в горные массивы. От гор веяло холодом и незыблемой вечностью. Виталий накинул на колени Даше принесённый из квартиры плед.

– Ну что, нашли мы своё место? Как тебе кажется?

– Рано ещё говорить, только месяц прошёл… – Дарья повыше натянула плед и поерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Зевнула устало. Пусть сама по себе работа не была ни слишком сложной, ни слишком тяжелой, она выматывала. После целого дня монотонного щёлканья кнопок, по вечерам сил хватало только вот так – сидеть, следить за угасающим, ускользающим за горы холодным солнцем, устало улыбаться. – Посмотрим ещё… Но на душе спокойнее чем обычно…

– Ну вот и хорошо, – Виталий принёс второй плед, пододвинул стул поближе к Дарьиному, набросил второй плед поверх первого. Уселся на подготовленный стул и залез в тепло к Дарье. Привычно поцеловал её в щёку. Зевнул, раскрывая книгу. – Давно пора перестать нервничать и начать просто жить…

Прошёл ещё месяц. Жизнь налаживалась: Дарью перевели на бумажную работу в офис, Виталий получил свою линию на конвейере и трёх человек в подчинение. Команда отвечала за переключение режимов освещения в многофункциональных светильниках, работать приходилось в отдельном тускло, согласно заведённым для контроля качества, нормативам, освещенном цехе. Когда по вечерам они выходили на улицу, своими серыми лицами они напоминали узников, годами лишённых тепла и солнечного света. Дарья предлагала больше гулять по выходным, но на выходных они допоздна валялись в постели, лениво вставали, вяло готовили или, всё чаще, заказывали еду на дом. Гулять не хотелось. Вообще не хотелось без лишней необходимости выходить из дома. Проходя однажды после работы мимо центральной башни, они кивнули улыбнувшемуся им из-за стекла Роману и переглянулись. В любимом когда-то «Маяке» они не были уже больше полугода. Виталий посмотрел на по-прежнему торчавшую у дороги возле кафе уличную скульптуру.

– «Остывший уголёк погасшего солнца»? – Попытался он. Дарья недоуменно подняла на него глаза. Проследила за его взглядом. Медленно вздохнула.

– А… Да… У меня ничего нет. Бессмысленная, портящая улицу куча, – Женщина утомлённо поёжилась, а Виталий вдруг заметил, что после целого дня в цехе, уличный холод ощущался пронзительно пробирающим, будто идущим изнутри, а не снаружи.

Они проработали чуть больше года, когда однажды во время перерыва в рабочую столовую зашёл Роман. Виталий увидел владельца одним из первых: он сидел лицом к входу, лениво наблюдая, как продвигается очередь у кофейных аппаратов. Не наблюдал даже, просто оставался с направленным в ту сторону невидящим, оледеневшим взглядом, отдыхая, пока в голове холодными снежинками оседали замёрзшие отражения того, что оказывалось в зоне его видимости. Когда одна из снежинок оказалась Романом, Виталий встрепенулся – на его памяти владелец завода впервые пришёл на предприятие. Роман, увидев Виталия, улыбнулся ему отдельно, как старому знакомому, кивнул ещё нескольким узнавшим его людям. Откашлялся, привлекая к себе внимание, глубоко вздохнул – и сразу стал как-то внушительнее. Респектабельнее. Ярче. Все в столовой замерли, словно выключились.

– Здравствуйте, - Роман обвёл глазами помещение, встречаясь взглядами с каждым из своих сотрудников. Когда очередь дошла до Виталия, того обдало жаром, словно он после долгой зимней прогулки вернулся к тёплому очагу, к родителям. Как будто внутри него затеплилось что-то давно остывшее. – Как вы все знаете, в этом году исполняется двести восемнадцать лет городу и, соответственно, двести двадцать – «Лучине». По старой, заведённой ещё основателем завода, Михаилом Петровичем Востряковым традиции, у нас будет торжество. В воскресенье, в музее восковых фигур, в шесть. Пригласительные билеты можете получить в конце дня на проходной.

Роман ещё раз улыбнулся, коротко поклонился, вышел. В столовой с его уходом стало прохладнее и темнее.

Вход в музей восковых фигур находился на противоположенной от двери в кафе «Маяк» стороне центральной башни. Сам музей занимал не только часть первого этажа, но и два следующих. Предъявив в дверях пригласительные, Виталий и Дарья, следуя указателям, поднялись по старинным лестницам в полутёмный зал на третьем этаже. Электрическое освещение отсутствовало, по всему периметру зала с равномерными промежутками в стены крепились канделябры со свечами. Огонь свеч нервничал, дрожал, словно предвкушая что-то, нетерпеливо пританцовывал. Но каким бы ярким не казалось танцующее на кончике фитиля пламя, света всё равно не хватало. Стоя у стены, глядя вглубь помещения было тяжело разобрать – где люди, где восковые статуи. Только яркие, сами подобно свечам, официанты в белых рубашках выделялись, оживляли пространство. Ещё сам Роман, стоявший у микрофона на миниатюрной сцене у дальней стены зала, выглядел очень живо, очень внушительно. На него падал свет сразу с нескольких канделябров, и он возвышался в центре бесконечных, разбегающихся от него теней. Сбоку от сцены стоял явно восковой ансамбль, застывший в неестественных позах, словно посреди выступления, полный состав классического оркестра вместе с дирижёром. В остальном – кто есть кто разглядеть в полутьме было невозможно.

Виталий и Дарья прошли вглубь зала. Осмотрелись. Люди стояли по одному, редко – по два, почти никто – группами по три или четыре человека. Равнодушно, убивая время, рассматривали восковые статуи. Они встретились взглядами с кем-то знакомым, вяло кивнули, расцепили взгляды. Виталий взял с подноса у пробегающего мимо официанта два бокала вина. Вино оказалось пресным, почти лишённым вкуса. Остановились у одной из фигур. Хрупкая изящная женщина в тёмном платье покроя девятнадцатого века подняла, словно отстраняясь от чего-то, правую руку. Напряжённая кисть, тонкие ломкие пальцы… Острые точенные черты лица, выражение решимости, готовности защищаться и противоречащие этому бледность и пустой восковой взгляд.

– Какая странная версия Одри Хепберн,– Виталик с интересом рассматривал статую. – Её обычно совсем иначе изображают. Помнишь, мы…

– Это не Одри Хепберн.

Повернувшаяся к ним девушка из бухгалтерии сама разительно походила на статую не-Одри: длинные изящные пальцы, острые черты лица, чёрное платье. Бледная кожа, невыразительный взгляд. Голос слабый, безжизненный.

– Это Мария Недеева, местная поэтесса конца девятнадцатого века. Была достаточно известной в своё время…

– Ваша родственница? – Дарья тоже заметила сходство. Женщина кивнула.

– Да, прабабушка или что-то в этом духе… В этом музее вообще только статуи местных собраны, вы не знали? Это ещё у Михаила Петровича любовь к восковым фигурам была, на верхних этажах в основном его работы собраны. А потом и его предки продолжили. То, что на первом этаже выставлено – это уже Роман Борисович делал, и отец его…

И без того слабый голос женщины, сливаясь с общим гулом, приобретал тревожные, печальные интонации. Виталий сконфуженно прикусил губу. Какая-то ускользнувшая мысль не давала покоя, какое-то воспоминание только что вспыхнуло в его голове и погасло, не давшись. Оставался только след – непривычно яркий, непривычно тёплый, заставляющий нервничать. Но ухватиться за него не получилось, со сцены раздался гулкий внушительный голос владельца завода.

– Добрый вечер! Прежде чем мы все перейдём к заслуженному отдыху, разрешите мне по традиции сказать несколько слов. Когда-то двести двадцать лет назад мой предок, Михаил Петрович Востряков заложил на этом самом месте свечной завод. Он был энтузиастом своего дела и он, как никто другой, понимал главное. Горят не свечи – горят люди. Свет и тепло дарит не огонь фитилька, свет и тепло дарит огонь человеческой души. Что – фитиль? Кому как ни нам знать: промасленная верёвка и всё. Ни она, ни воск вокруг неё не могут сами по себе быть источником света. Люди – вот настоящие свечи! Люди – вот главная ценность «Лучины» и Прилучного!

Роман выдохнул, пережидая череду вялых аплодисментов из зала. Свечи ли, люди ли прогрели зал, но становилось теплее – той вязкой теплотой, от которой наступает сонливость, ноги превращаются в вату и все движения требуют дополнительного почти невозможного усилия воли. Впрочем, никто и не двигался. Все смотрели на сцену. Роман продолжал.

– Несмотря на то, что завод «Лучина» вопреки названию всегда был обустроен по передовому слову техники, главной ценностью его всегда были, есть и будут люди здесь работающие, жители нашего города! И это утверждение как нельзя лучше символизирует музей, где мы собрались сегодня. Музей, основанный Михаилом Востряковым практически одновременно с самим заводом, в первые годы города. Это была не просто прихоть, не просто, как мы могли бы сегодня выразиться, хобби, возможное благодаря неограниченному доступу к ресурсу. Этот музей – это благодарность, выражение глубокой признательности всем вам, потому что вы, вы и есть…

«Вы и есть ресурс», – вспыхнула в голове у Виталия. Эта мысль прозвучала для него намного громче и отчётливее, чем слова Романа «вы и есть «Лучина». В зале становилось душно и внешние звуки налипали на тело липкой неприятной слизью, застревали в ушах. Может Роман и не так закончил. Сложно понять. Сложно вспомнить. В ушах гудело, словно звук проникал через восковые застывающие пробки. В глазах темнело – догорали свечи и обслуживающий персонал ещё не начал менять их на новые.

– Я пойду подышу воздухом, – Виталий повернулся к Дарье. Та, не прерывая разговора с правнучкой поэтессы, кивнула. Он начал пробираться сквозь толпу, проталкиваясь, теряясь между людьми и статуями, пламенем и воском, свечами и свечами. У дверей стало полегче.

Виталий прошёл в соседний, казавшийся лишенным посетителей, зал. Вопреки объяснениям женщины из бухгалтерии, выставленные здесь фигуры оказались более позднего периода, скорее всего – современные. Выполнены они были отменно, хотя, возможно, полумрак в зале способствовал сокрытия мелких дефектов от взглядов посетителей. Виталий подошёл к случайной статуе: мужчина средних лет, серый костюм, под пиджаком светло-розовая рубашка. Точно современный период, самый поздний. Ещё лет десять назад никто из работников завода такую рубашку не надел бы. Глаза голубые, замёрзшие, только их холод и пустота выдают в фигуре статую. И застывшая поза. В остальном – не отличить от живого, даже иллюзия мягкой щетины угадывалась на подбородке. И волосы – Виталий присмотрелся к русой голове фигуры. Невозможно представить, каким мастерством должен обладать создатель этих шедевров, заставивший воск выглядеть настоящей, старательно уложенной, но все равно сразу же растрепавшейся, как бывает у редко укладываемых волос, прилежной, но неаккуратной прической. Виталий с любопытством потянулся к волосам. Даже на ощупь они ощущались как настоящие. Или они специальные парики статуям делают? Статуя пошевелилась.

– Простите? – Голос у статуи был хриплый, застоявшийся. Голубые глаза смотрели прямо на Виталия. Виталий поёжился от жути: сам взгляд не изменился.

– Вы простите… Глупо, конечно, но я почему-то подумал, что вы – часть выставки… – Виталий попробовал дружелюбно улыбнуться незнакомцу, но сам почувствовал, что улыбке не хватило тепла. – Извините, ради бога…

Человек так же криво улыбнулся в ответ.

– А я задумался что-то… Вышел подышать и завис… Бывает…

Мужчина неуверенно переступил с ноги на ногу и медленно, словно вспоминая как это делается, пошёл к выходу. Виталий смотрел ему вслед. На фоне выхода силуэт мужчины как будто подсвечивался и с каждым его шагом в зале становилось темнее. Почему-то было грустно, очень, грустно и холодно, как будто это уходил его свет, как будто это остатки его огня. Вокруг становилось темнее, но и глаза всё больше привыкали ко мраку. Теперь Виталий мог разглядеть настоящий размер зала, видел, что зал не полупустой, как казалось раньше. Оказалось, что зал огромен, что в глубине его толпятся сотни и сотни розоватых, бежевых, белесых восковых фигур, не просто фигур. Стало видно, что зал уставлен свечами, огарками лишенных пламени людей. Воздух серебрился, то здесь, то там вспыхивали и тут же гасли искры дотлевающих, ещё не потухших фитилей. Что-то ещё теплилось внутри него самого. Он как будто чувствовал легкое дуновение над головой, словно ветерок разносящий теплоту солнца, напекающего в жаркий день. Жаркий, как последний день сессии, когда они решили посвятить лето путешествию. Накататься всласть, зажечь поярче, прожечь последние дни молодости перед тем, как он, Виталик, войдёт интерном в офис крупной фирмы, где в отделе пи-ара он проходил практику. Перед тем как Даша направит всю свою страсть на программы для социальной поддержки малоимущим, став частью некоммерческой благотворительной организации, чьи руководители очень удивились, когда лучший студент выпускного года юрфака пришёл – пришла – устраиваться к ним, а не в какую-нибудь крупную адвокатскую контору. Отчётливо, словно это происходило прямо сейчас, он вспомнил как, захлёбываясь счастьем, Даша взбивала ему волосы ладонью. «Мы сделали это, сделали! А сколько нам ещё предстоит!»… Как тогда, почувствовал, что расплывается в неконтролируемой улыбке, плавясь от её прикосновений. Как тогда вспомнил, понял, подумал, что чтобы им там ещё не предстояло, самое главное он уже сделал – нашёл её. Как тогда, потянулся к её ладони. Почувствовал мозолистые мужские пальцы. Холодные. Обжигающе холодные.

– Простите… – Виталик обнаружил себя в прохладном тёмном зале музея восковых фигур. Напротив него стоял смутно знакомый растерянно, если не сказать испуганно глядящий на него парень. Он, кажется, на линии ламп дневного света работает. Парень смущенно оправдывался. – Я почему-то решил, что вы статуя… Вы… Так стояли…

– Задумался, – Виталик неловко улыбнулся. Покачнулся – затекшие ноги шевелились с трудом. – Бывает.

Оставляя парня стоять в замешательстве, на восковых ногах Виталик медленно пошёл к выходу. Яркие огненные всполохи воспоминаний затухали, он старательно пытался раздуть их, удержать их, ухватить. Не дать рассыпаться трухой. У самого выхода, не рассчитав, наткнулся на статую. Поймал, уже падающую, придержал. Мужчина средних лет, серый костюм, розовая рубашка, растрёпанные волосы. Застывший взгляд пустых голубых глаз. Отшатнувшись в ужасе, Виталик едва устоял на ногах, ухватился за другую фигуру, уронил её и услышал знакомые чертыханья разносчицы из заводской столовой, её голос ни с чем нельзя перепутать. Не разрешая себе отвлечься, боясь обернуться, остановиться, замереть всё-таки вышел в коридор. Тяжело отдышался. В такт его дыханию мигнул свет. Огляделся: в нескольких сантиметрах от себя нашёл канделябр со свечами. Свечи. Это чаще всего свечи. Они же сюда на машине приехали! Он вдруг почувствовал, как горят кончики его ушей, словно отогреваются с мороза. На один день. Может, два. Машина заглохла. Красивый город. Кукольный. Восковый. Город-свечка.

Рывком оттолкнув себя от стены, он прошёл в основной зал – со сценой, с Романом, с Дашей. Там к этому времени было совсем темно. И люди, и статуи казались едва различимыми пятнами, бликами в темноте. Откуда-то из дальнего угла текла липкая, обволакивающая живая музыка.

– Даша? – Виталик крикнул и не услышал себя. Звук тонул, плавился и оседал в воздухе каплями белого тумана. – Даша!

На ощупь прокладывая путь через вязкую плотную толпу, Виталик пошёл к тому месту, где в начале вечера оставил девушку. Руки липли, погружались во что-то липкое, желеобразное. Не глядя, обтирал ладони о штанины. Люди греют, люди горят, люди плавятся.

– Я думаю вы не правы. Конечно, я не так хорошо во всём этом разбираюсь, но мне кажется, для современного читателя они звучат архаично… – Он вдруг услышал её голос совсем рядом. Обернулся. Дарья беседовала с Недеевой, объясняла ей что-то. Та внимательно, чуть склонив голову набок, слушала Дарью, готовая возразить, уже занёсшая напряженную тонкую руку в жесте отрицания. Лицо застыла в вежливой, лишённой выражения маске. Он схватил Дашу за предплечье.

– Нам надо идти.

Долгую секунду казалось, что плоть женщины слишком холодная, слишком податливая. Казалось, ещё мгновенье – и его ладонь растопит воск, пройдёт сквозь него, останется ни с чем. На бесконечно долгую секунду стало по-настоящему холодно. Потом она повела плечом.

– Больно, ты чего!

– Идём, потом объясню.

По дороге к выходу они столкнулись с танцующей под оркестровую музыку парой. Стройная женщина в красивом чёрном платье, правнучка или что-то в этом роде Марии Недеевой, приветливо улыбнулась им. Виталик почувствовал, как в замешательстве замедлилась Даша.

– Просто идём. Просто не останавливайся, – Продолжая тащить её прочь из зала, он сильнее сжал её руку. Рука была тёплой. Живой. – Просто не оборачивайся.

Высвободившись из тягучего плена главного зала, они остановились. Отдышаться не получалось: пропитанный свечным дымом и людским дыханием воздух уплотнился, наполнился чем-то клейким, липким, застревающим в горле, заползающим в нос. В глазах у Виталика побелело. Лишённый зрения, почти не соображая, он зашарил руками вокруг себя. Перила, Даша, стена, канделябр… Не торопясь жалить, язычок пламени тепло, нежно и ласково облизывал ладонь Виталия, пока, наконец, в сладковатый парафиновый аромат не стал вмешиваться запах опалённой плоти, пока не пришла боль. Он отдёрнул руку – в голове прояснилось. Дарья недоуменно смотрела на него.

– Ты помнишь, как мы приехали сюда? Помнишь нашу машину, палатки, как за день до этого мы ночевали у озера? Общагу, универ, фонтаны?..

Дарья медленно покачала головой. Слишком медленно, слишком заторможено, слишком… Он сорвал канделябр со стены.

– Верь мне…

Держа свечи прямо перед собой, другой рукой таща за собой Дашу, боясь отпустить, потерять, он пошёл вниз по лестнице. Люди – свечи, люди – ценность. Старые – выше. Внизу – самые свежие пополнения, последние образчики того, как на самом деле важны люди свечным мастерам, новейшие примеры уникального таланта рода Востряковых. Сколько они уже пробыли здесь? Годы, но сколько? Пять лет? Десять? Больше? Он обернулся к Дарье. Посмотрел на неё, увидел – словно впервые после долгой разлуки. Сейчас – и всегда. Морщины, сухая потрескавшаяся почти прозрачная кожа, потухший взгляд, пробирающаяся от корней к кончикам волос седина. И под всем этим – смешливая озорная девчонка, всегда фонтанирующая новыми идеями, всегда горящая новыми прожектами. Воодушевленная, сияющая, с развивающимися на ветру густыми чёрными волосами. Гибкая, стройная. Только люди могут гореть, свечам нужны люди, свечам нужны фитили… Не может быть чтоб так долго. Они ещё живы. Они ещё молоды. Они ещё горят.

– Где-то на первом этаже должен быть. Надо найти, обязательно надо… – Виталик продолжал идти вперёд, бормоча под нос, не замечая, слышит ли его Даша, отвечает ли ему. Стараясь не думать о том, как покорно и безвольно она за ним волочится. – Обязательно найдём.

Он потянул Дашу через безлюдные залы, залы, заполненные людьми. Людьми, застывшими в момент, когда последняя яркая эмоция покинула их. Угасшими под слоями густой, заполняющей всё без остатка усталости. Людьми, с лицами, побелевшими от равнодушия, с глазами, остекленевшими от безысходности.

Он тащил Дашу по музею восковых фигур, пристально вглядываясь в их маски. Видел ли он их раньше? Встречался ли с ними? Могла эта миловидная девушка работать в булочной, где они иногда на выходных брали хлеб? Что с ней стряслось, почему она угасла так рано? А кем был этот дедушка? Что стало последней капле для него и почему он держался так долго? Чёрный костюм, скорбные складки губ… Смерть жены, может быть? Капающий на сжимающий канделябр кулак воск со свечей обжигал кожу, но Виталик улыбался каждой капле, и сильнее сжимал Дашину руку.

Наконец, в одном из бесчисленных залов он остановился у одной из бесчисленных фигур. На парне больше не было рабочего комбинезона из автосервиса, он был одет в красивый, щегольской даже, красный спортивный костюм, за спиной – походный рюкзак. Удивительно, но его лицо казалось сейчас более живым, чем в момент их первой встречи, и только глаза оставались такими же выцветшими. Пустыми.

– Его ты узнаёшь? Он нам машину делал? Просил, чтобы мы его вывезли из города… Он чувствовал, что гаснет.

Дарья долго не отвечала. Смотрела пристально – то ли на фигуру, то ли внутрь себя. Очень медленно и неуверенно кивнула.

– Ка… Кажется…

Только тогда, всё равно неохотно, всё равно опасаясь, он отпустил её руку. Даша, не замечая ничего вокруг, продолжала смотреть на статую. Вдруг громко сглотнула, дёрнулась, стала губами ловить воздух, задыхаясь. Не мешкая, снова схватив ладонь женщины, Виталик наклонил канделябр. Воск закапал на её бледную кожу. Когда Даша отдёрнула руку, снял с постамента одну из свечей, протянул ей.

– Держи. Помогает.

Прикоснувшись к её губам губами – лето, юность, яркое солнце – повернулся к фигуре. Поморщился от её замерзшего взгляда. Дотронулся до лица – скользкий холодный воск. Несильно стукнул ладонью по щеке – ничего, глухой хлопок. Потянул за ухо – отломившись, оно осталось в руке. Холодный маленький кусок воска. Бездумно сжал его и тут же испуганно разжал руку, почувствовав в кулаке замёрзшую упругую плоть, услышав её хруст. Взвесил канделябр в руке.

– Прости, чувак. Мы договаривались взять тебя.

Подставив свечи под подбородок парню, Виталик терпеливо ждал. Сзади тяжело, напугано дышала Даша. Огонь свечей танцевал по поверхности фигуры. Первые капли воска гулко шлёпнулись на пол, вокруг разлетелись мелкие частички иссохшей кожи, потом – красные брызги крови. Держащая канделябр рука дрогнула, но не опустилась.

Пламя, почуяв податливость воска, развеселилось. Защёлкало, запрыгало по лицу статуи. Всё сильнее розоватыми каплями, словно из-под вытащенного из размораживаться куска говядины, капал на пол воск. Запахло жаренным мясом – Виталик непроизвольно сглотнул слюну. Статуя моргнула. Когда глаза снова открылись, пустой ранее взгляд выражал боль. Виталий поспешно отдёрнул руку со свечами. Подбородок, вполне по-человечески, кровил и набухал волдырями. По маске фигуры побежали глубокие трещины – широко открыв рот, парень из автосервиса громко и протяжно закричал.

– Тихо… – Сам тихо, почти беззвучно уговаривал Виталий. – Тихо, тихо, тихо. Мы пришли за тобой. Идём…

Восковые трещины на лице набухли и кровоточили. Кусок щеки просто отвалился и теперь повис, раскачиваясь на тоненькой ленте кожи. Из краёв дыры торчали обрывки артерий, за ними виднелись зубы. По другой щеке, от места, где должно было быть ухо, стекала струя крови. Парень затих.

– Идём, – Повторил Виталик. Парень нашёл глазами его взгляд. Вздохнул глубоко. От напряжения каналы трещин на его лице набухли и лопнули, обдав Виталия брызгами прохладной, всё ещё недостаточно тёплой крови. Сзади вскрикнула Даша – окатило и её. Виталий не шевелился. Не отрывая взгляда, он смотрел в отчаянные глаза парня, смотрел в окровавленное бесформенное искажённое гримасой отчаяния месиво ещё недавно бывшее мёртвой застывшей восковой маской. Наконец, так и не пошевелившись, парень закрыл глаза.

– Помочь? – С трудом заставляя себя говорить, спросил Виталий. Две красные кровавые полосы там, где должны были бы быть губы, зашевелились.

– Ноги… Тело… Не чувствую… – Колючий глухой голос из-за дыры в щеке двоился, вырывался с посвистыванием. – Лицо… Горит…

– Попробовать прогреть ноги? – Качнув канделябром, предложил Виталий. В центре кровавой маски вдруг распахнулись глаза. Губы растянулись в жутковатой улыбке.

– Лицо горит… Горит… Кайф…

Он замолчал, собираясь с силами. Стиснул зубы. Сначала ничего не происходило. Потом, словно пулеметной очередью, застрекотали гулкие щелчки и только по новой волне брызг, Виталий понял, что от напряжения на лице парня стали лопаться сосуды. Он отшагнул дальше. Даша, вся дрожа, прижалась к нему. Лицо… Голова… Ожившая верхняя часть восковой фигуры начала раздуваться. Звонко, словно два воздушных шарика, лопнули глазные яблоки, что-то хрустнуло, хрустнуло снова и то, что ещё оставалось от головы взорвалось и разлетелось по залу кусками костей, клочьями кожи, каплями крови и воска.

Не в силах пошевелиться, они стояли у безголовой фигуры. Обоих трясло. Первым взял себя в руки Виталий.

– Так… Ты не помнишь, где ключи от машины?

Вздрогнув ещё несколько раз в его объятьях, Дарья замерла. Неуверенно подняла голову.

– Ты ключи от квартиры к ним цеплял, когда мы вечером на квартиру вернулись. Чтобы не потерялись…

Аккуратно отстранив Дарью, Виталий достал из кармана пиджака связку ключей. Длинный массивный железный ключ от нижнего замка. Стандартный с круглой головкой – от верхнего. Почтовый – маленький, тонкий, они ещё смеялись, что он-то им точно не понадобится. И чёрный пластиковый корпус ни на что другое не похожего автомобильного ключа.

– Допустим… – После долгого молчания, во время которого он потрясенно рассматривал связку, Виталик вернул ключи в карман. – Идём.

Под ногами что-то неприятно хрустнуло. Виталик вздохнул и, обернувшись на статую, заставил себя поднять ногу и посмотреть на подошву ботинка. В воск вляпался.

На первом этаже по-прежнему никого не было. Никого из живых. Сверху доносился невнятный гул, угадывались звуки музыки. Взявшись за руки, сдерживаясь, чтобы не побежать, они вышли на улицу. Ночной город тонул в плотном белом тумане, сквозь который Виталик и Даша не могли разглядеть даже друг друга. Свет свечей не помогал и Виталик с облегчение отбросил бесполезный канделябр в сторону. Крепко удерживая Дашину руку, свободной рукой Виталик нашёл влажную стену башни, и пошёл вдоль неё. Когда каменная поверхность сменилась гладким стеклом двери кофейни, остановился. Задумался, прислушиваясь к воспоминаниям, и оторвавшись от стены пошёл наискосок от башни к тому месту, где, по его ощущениям, должна была быть уличная скульптура. Не сразу, но нашёл. Обошёл, не выпуская Дашину ладонь из своей, открыл сначала пассажирскую дверь, пропихнул Дашу вовнутрь. Потом, всё так же на ощупь, добрался до водительского места. Захлопнул за собой дверь. Вставил ключ в замок зажигания. Повернул, борясь с гадким ощущением дежавю. Машина не завелась.

– Она несколько лет тут проторчала. Аккумулятор сдох, – Почувствовав, как трясутся руки, Виталий крепче ухватился за руль. Закусив нижнюю губу, повернулся к Даше. – Любимая… Родная… Я не знаю, что делать…

Даша кивнула. Протянулась, сняла руки мужчины с руля, сжала их в своих.

– Мы вместе. Мы справимся. – Она ободряюще улыбнулась Виталику. – Ты сможешь снять аккумулятор?

Чуть подумав, Виталик кивнул.

– В багажнике, кажется, были ключи. Должен.

Собираясь с силами, Дарье несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула.

– Хорошо. Как ни крути, мы здесь целую жизнь прожили, жалко было бы вот так уезжать, всё бросив. Берём аккумулятор, идём, – она запнулась, но взяв себя в руки, твёрдо продолжила, – домой, завтра с утра в каком-нибудь сервисе заряжаем аккумулятор или покупаем новый, и уже с вещами едем.

– Но… – Начал и замолчал Виталик. Даша понимающе кивнула.

– На всякий случай оставим аккумулятор прямо на пороге. Чтобы не забыть…

***

Утром проснулись по будильнику. Поёживаясь от нехватки сна и прохлады, собрались. Обулись, пристроившись на брошенных прямо в прихожей сумках. Открывая входную дверь, Виталий споткнулся об какой-то ящик.

– Снова, что ли, соседскую почту у нас оставили?

– Наверное, – Дарья зевнула, плотнее закутываясь в пуховую куртку. – Идём, потом разберёмся, опаздываем.

Проходя мимо башни, они почтительно улыбнулись и слажено кивнули помахавшему им из окна «Маяка» господину Вострякову. Возле уличной скульптуры Виталий замедлился, нахмурился и вдруг просиял.

– Точно! – Он картинно шлёпнул себя раскрытой ладонью по лбу. – Я вспомнил! Я же собирался написать жалобу в самоуправление, что они никак не могут этот хлам с центральной улицы убрать!

Дарья внимательно вгляделась в скульптуру.

– А ты прав… Давно пора… – Они переглянулись, улыбнулись друг другу и, крепко взявшись за руки, продолжили путь. Начиналась очередная рабочая неделя.