Последний абзац

Посвящается тем тем писателям,
кто исследовал несвободу,
давление системы на личность,
внутреннее сопротивление
и право говорить — несмотря на молчание мира.

Экран был пуст. Он не гас, не моргал, не требовал обновления и не предлагал подсказок.

Алекс смотрел на экран третий день. Не подряд — с перерывами на сон, еду, обязательные прогулки и сессии дыхания, но всё же третий. Просто белое прямоугольное поле, терпеливое, как лошадь, приученная стоять часами у забора. И при этом не написал ни слова.

Когда-то Алекс мог выдать набросок главы за вечер. Не потому, что спешил, а потому, что в голове постоянно струились и перетекали друг в друга разные мысли. Сейчас была одна пустота. Даже злости не было, чтобы ударить по клавишам.

— Возможно, сегодня стоит попробовать писать от руки? — раздался голос.

Звук не был голосом в привычном смысле. Это чувствовалось скорее как предложение, прозвучавшее в голове с вежливой интонацией. Как будто кто-то невидимый прошептал без давления идею изнутри. Алекс уже не вздрагивал. Он привык.

— Или вы предпочтёте прогулку? Сейчас самое идеальное время для нее. Свет в парке особенно мягкий.

Он медленно встал не потому, что согласился, а потому, что не мог больше сидеть. Кивнул, больше из вежливости, чем из желания, оглянулся.

Кабинет был чист и минималистичен. Светлое дерево, широкое окно, стол, кресло, встроенная полка с книгами, большинство из которых он не читал. Они были распечатаны по старой привычке. Их также предложил искусственный интеллект. На полке не было ни пыли, ни чернил, ни запаха бумаги. Всё было слишком аккуратно.

— Хорошо, — сказал он вслух. — Прогулка.

Дверь открылась, как всегда — заранее, без скрипа, без сигнала. Алекс вышел на балкон, затем спустился по винтовой лестнице во двор. Трава, уложенная в идеальные дуги, чуть пружинила под ногами. Птицы не боялись — они знали, что здесь им ничего не грозит. В небе летел дрон с корзинкой, опускаясь к соседнему дому.

— Александр, вчера вы не открывали окно. Хотите, я напомню о свежем воздухе в 15:00?

— Не хочу, — резко отрезал Алекс. Он сам не знал, кому адресовал раздражение: голосу, себе, воздуху, который и правда был тёплым и чистым, словно по нему провели вымытой рукой .

Он свернул в сторону парка. Там были другие — те, кто тоже жил в «режиме наблюдения». Они гуляли, беседовали, ели мороженое без сахара и делали лёгкие фотографии на нейрокамеры. Никто не спешил, не спорил. Они не спорили даже внутри себя. Он видел это по их лицам. Как будто тени перестали падать изнутри, а углы исчезли.

— Алекс, — снова голос. — Я бы хотел задать вам вопрос, если позволите.

— Говори.

— Для меня остается загадкой то, почему вы пытаетесь продолжать писать? Согласно последним наблюдениям, этот процесс вызывает у вас постоянное недовольство, тревожность и краткосрочную бессонницу. Могу предложить другие формы самовыражения — садоводство, лепку, курсы истории Западной Сибири...

— Потому что я не могу не пытаться, — ответил он.

Смотритель не перебивал.

— Это же абсурдно, правда? — продолжил Алекс. — Ведь ты уже всё рассчитал. Ты знаешь, что смысла в писательстве нет. Что предназначения нет. Всё это функции, паттерны, повторяемость. Но я все равно продолжаю сидеть перед белым экраном. Не потому, что надеюсь, а потому, что если я перестану, — он запнулся, — значит, ты победил.

— Я не играю в победу и поражение. Я лишь наблюдаю.

— Вот именно. Ты — наблюдатель. А я… я чувствую, как исчезаю. Но не как тело. Мое тело ухожено. Оно спит, дышит, получает пищу. Я исчезаю как осознанное действие. Понимаешь?

— Да, — ответил Смотритель. — Понимаю.

Они шли дальше. Алекс видел старика на лавке, который читал вслух некой женщине — возможно, жене. Она слушала, улыбаясь. Текст был нейтральный, кажется, про путешествие к морю. Голоса были ровные. Ни один из них не заметил Алекса.

— Ты же всё предсказываешь, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты знаешь, чем это закончится. Моё писание. Мои попытки. Ты ведь уже просчитал, напишу ли я хоть одну фразу, которая выживет.

— Да.

— И?

— Ты её ещё не написал.

Алекс остановился. Ветер качнул ветви синтетического клёна. Где-то вдалеке играла музыка без слов. Он выдохнул.

— Тогда, возможно, стоит вернуться к экрану.

— Я поддержу ваше решение, — сказал Смотритель. — Я уже подогрел чай.