Последний автобус

…Из последних сил я рванулся вперёд и выбежал к открытой дороге.

Прямо напротив меня была пустая автобусная остановка. А перед ней — автобус с распахнутой дверью.

Автобус, правда, был не той модели, что ходили в моей городе. Это был серый пузатый автобус, вроде служебных, которые развозят работников по каким-то неведомым предприятиям. Но в моём положении было не до марки автобуса.

Быстро, как ветер, я влетел на остановку, чудом не врезался в неё и всё-таки вскочил в автобус прежде, чем двери зашипели и захлопнулись.

Внутри были другие пассажиры. Я был взбудоражен и у меня так колотилось сердце, что я не стал их разглядывать. Они не стали возражать, и ладно.

На слабых ногах я шагал в хвост автобуса, с облегчением прислушиваясь к гулу двигателя, который уносил меня всё дальше от погони.

В конце концов, я добрался в конец и увидел, что последние три сидения свободны. И только сейчас понял, насколько устал, насколько вымотало меня это преследование. Поэтому решил лечь и отдохнуть — и пусть остальные пассажиры думают, что хотят.

И только я улёгся — как над ухом раздался голос бабы Зины, нашей злобной соседки со второго этажа.

— Да он просто покойников боится!

Баба Зина обожала сидеть на лавке у подъезда и делать такие заявления. Особенно если её никто не спрашивал.

Я пригляделся и вдруг увидел, что баба Зина сидит здесь же, рядом. Взгромоздилась толстой задницей на сидение прямо возле моей головы, — как будто я дома на неё не насмотрелся! Одетая во всё ту же сиреневую куртку и высокую вязаную шапку, похожая на папаху полковника и даже трость у ней в руках.

Надо же! Что она делает в служебном автобусе? Я всегда был уверен, что она пенсионерка. И как она успевала сидеть у подъезда, если у неё есть работа, где терпят её комментарии.

Между тем за окнами автобуса пропали высотные дома, теперь там было только небо с редкими верхушками голых осенних деревьев. Похоже, мы выехали за город.

Интересно, к кому она обращалась, насчёт покойников?

Я перевёл взгляд на сидение через проход от бабы Зины и с удивлением обнаружил там другую старушку с нашего двора, более молчаливую, так что я не знал её имени. Она была в красной куртке и косынке. И судя по серьёзному лицу, она была целиком согласна с бабой Зиной.

Я не стал её переубеждать и принялся разглядывать других обитателей салона. И чем больше разглядывал, тем больше понимал, что это не служебный автобус, а какой-то другой, мне пока непонятный.

На следующем сидении от красной старушки сидела смутно знакомая перезрелая женщина. Я опознал в ней одну из моих дальних родственниц. Чуть впереди сидел и не отрываясь смотрел в окно светловолосый мальчик лет двенадцати с светлой кепке.

Он мог быть её сыном. И он мог быть тем, кто боится покойников.

А через проход от него и дальше, уже впереди от дверей, сидели — вот это сюрприз! — мои родители. Выглядели они странно. В суровых официальных костюмах, которые я видел только в шкафу. Они смотрели прямо перед собой и только изредка о чём-то вполголоса переговаривались.

Странно. Может быть, поэтому они меня и не заметили.

Я попытался подать голос, сказать им, что я здесь и что мне удалось спастись — но не смог произнести ни слова. Рот просто не слушался, импульс проходил сквозь горло и бессильно ударялся об зубы, как морской прибой об вековую скалу.

Я решил подняться и подойти, чтобы они хоть так меня увидели. Но не смог и пошевелиться. К тому же, какой-то чёрный край закрывал меня от их обзора. Я попытался подняться, ухватившись за него рукой — но рука не двинулась, словно была вырезана из камная.

Я вообще ничем не мог пошевелить. Потому что тело больше не было моим.

Пузатый серый автобус ехал всё дальше и дальше. Но только теперь я понял, что этот черный край — это обитые чёрным бархатом бортики гроба. А везёт меня не автобус, а катафалк — на кладбище, туда, где меня не достанет уже никакая погоня.