Последний экзамен

– На этом, господа студенты, я заканчиваю последнюю лекцию в этом году, – объявил профессор Торфальдсон. – Напоминаю, что экзамен состоится двадцатого снежца. А напоследок – небольшое объявление.

Аудитория насторожилась.

– Ранее, как вам известно, экзамен по истории законов магии студенты сдавали в виде теста с вариантами ответов, а также писали исследовательскую работу по выбранной области права. Должен объявить вам, что я не в силах более читать эту… эту халтуру, которые все годами списывают друг у друга. Если в работах, сдаваемых пять-семь лет назад, студенты хотя бы ссылались на научные статьи и монографии, делали подстрочники, выполняли сравнительный анализ, хоть и не выдерживающий никакой критики, то сейчас нет и этого. Сейчас большая часть того, что я читаю, просто пересказ работы старшего соседа по комнате, без тени самостоятельной мысли. Эти тексты годятся разве что в воскресный выпуск “Роттенбильского вестника”. Вы что, господа, мечтаете о карьере писаки в этом малопочтенном издании?

Двадцать пар глаз смотрели на профессора, не моргая. Можно было услышать, как пролетит муха, если бы таковая появилась в первом месяце зимы.

– Но ведь многие уже сдали свои работы… – осмелился вякнуть кто-то с задних рядов.

– Вот именно, – нехорошо обрадовался профессор. – Я их прочитал, убедился в верности своих наблюдений, и все отправил в печку.

Повисла нехорошая тишина.

– А тест, где нужно обвести в кружочек правильный ответ? Это забава для скудоумных сироток из храмового приюта. Разве так, – загремел профессор Торфальдсон, – следует проверять знания людей, которые через несколько лет будут решать человеческие судьбы?! От которых, быть может, будет зависеть жизнь нашего государства?! Нет, нет и нет! Раз я не в состоянии заставить вас отнестись с должным усердием к изучению закона, на котором вы собираетесь специализироваться… Раз вы предпочитаете пить, плясать и развратничать вместо того, чтобы позаботиться о своем будущем… то вы…

Зловещая пауза.

– … будете сдавать устный экзамен.

Студенты зашептались. Ожидать можно было чего угодно: их заставят пройти весь курс заново или написать пять эссе вместо одного; но устный экзамен? Это было нечто новенькое.

– Устный экзамен по всему курсу, – с нехорошей радостью в голосе уточнил Торфальдсон. – Принимать буду лично я. Напоминаю, что я обладаю магической звездой четвертой ступени, и, кроме того, у меня есть магический пеленгаториус из лучшей мастерской города, так что все ваши волшебные подсказульки и в-ухо-шептульки я немедленно засеку. Вы будете сдавать экзамен, как это делали ваши отцы, деды и прадеды. Входите в кабинет, берете со стола бумажку с двумя вопросами. Она называется “билет”. Отвечаете на них. Вот и все.

– А где получить список вопросов? – раздалось из зала.

– Никаких списков. Выучить несколько десятков тем из всего курса – это было бы слишком легко! Нет, дорогие мои. Если я не в силах заставить вас использовать свое мышление, любопытство и живой ум, значит, будете заниматься зубрежкой. Груз знаний в голове тоже чего-то стоит. Учите весь курс. За два года, – профессор похлопал по стопке из пяти толстенных томов, лежащих на столе. – В билетах будут абсолютно любые вопросы - от сожжения ведьм в период Миххлебундского конгресса до недавних споров в парламенте.

Барбара Поттс, решительно хлопнув крышкой парты, поднялась с места.

– Господин профессор! Я сдала свою работу два дня назад. И уверена, что она написана хорошо. Я проделала сравнительный анализ монографий на тему разработки законодательства о запрещенных артефактах, привела ссылки на…

– Госпожа Поттс, я прочитал вашу работу, – профессор говорил негромко, но Барбара почему-то сразу замолчала. – Как вам сказать… на фоне остальных она не так плоха. Но, знаете ли… ваш папа – богатый и деятельный человек. Не сомневаюсь, после выпуска из университета вас ждет блестящая карьера, если, конечно, вы не выйдете в скором времени замуж. Вы знаете, мне будет спокойнее, если вы все-таки сдадите экзамен.

* * *

Красная от злости Барбара неслась по коридору, напоминая фигуру на носу военного корабля.

– “Если вы не выйдете замуж!”.. Еще и папу зачем-то приплел! Я пойду к ректору! Я… я в самом деле напишу папе! Да, наше обучение оплачивает казна, но в казну идут папины налоги изрядных размеров! Да как он посмел, мерзкий желчный старый хрен!

– Барбара! – воскликнул шокированный Роберт Эдлингтон, едва поспевавший за ней.

Она остановилась и развернулась на каблуках.

– Что?! Породистый аристократ шокирован моим произношением? Ах, девушки вашего круга так не выражаются, ах, эти мерзкие нувориши? А я тебе скажу – да, Торфальдсон и есть напыщенный старый хрен! Только и умеет, что черкать в наших работах: красным – ошибки, а черным - если не совпадает с его мнением! Что, боишься назвать вещи своими именами, лорд Кудряшка?!

– Да нет, я… – Робби мучительно покраснел и провел рукой по голове, где и правда торчала целая шапка рыжих кудрей.

– Ну, Барбара, и правда, при чем тут Робби? – примирительно сказала Синтия Дольф, милая девушка, не такая блестящая во всех отношениях, как Барбара, но зато находившая общий язык со всеми. – Право, все же тебе не следует называть старого Торфальдсона такими словами; кто-нибудь может услышать, и у тебя будут неприятности. Боюсь, что нам придется выучить наизусть эти проклятые книжки. У меня голова от одной мысли пухнет.

– Для меня это невозможно, сразу говорю, – махнул рукой Алан Дигби, симпатичный черноволосый юноша. – Что я последнее зубрил?.. Таблицу умножения в приютской школе, да и то без особого успеха. Сколько будет шестью восемь?

Барбара рассмеялась.

Робби огорченно вздохнул. Его друг Алан был из той породы студентов, что, будучи неспособными к усердной систематической работе, все же каким-то образом ухитряются получать вполне приличные отметки за счет живого быстрого ума и общей начитанности; но рано или поздно это обстоятельство может сыграть с ними злую шутку. Робби поначалу завидовал способности Алана просмотреть по верхам страницу из учебника перед семинаром, а потом дать пространный ответ на вопрос преподавателя. Лишь намного позже он оценил по достоинству собственное умение по нескольку часов, не отвлекаясь, усердно учиться, хотя отвечать вслух все равно не любил, запинался. Папа Робби, лорд Эдлингтон, выдающийся правовед и член парламента, обладал репутацией ходячей энциклопедии по магическому праву, и надеялся, что сын пойдет по его стопам.

Они вышли на улицу; там валил густой снег.

– Как бы не занесло дороги, – с тревогой сказал Алан. – А то мы окажемся отрезаны от города, и не сможем после экзамена поехать в твое, Робби, поместье. Ты бывала когда-нибудь в старинном замке, Барбара?

– Не бывала, – холодно ответила та. – И совсем не уверена, что мне там понравится.

* * *

Девятнадцатого снежца, накануне экзамена, Робби проснулся в прескверном настроении. Так бывает - открываешь глаза и сразу вспоминаешь, что произошла какая-то неприятность, только вот не можешь вспомнить, какая. Ах да! Проклятый экзамен! И уже завтра! А у них ничего не готово…

За прошедшую неделю Робби исписал восемь перьев, извел целую гору бумаги, дважды покупал капли для глаз, дал три взятки университетскому зельевару и выпил бочку бодрящего зелья. В голове его, как пчелы в потревоженном улье, роились: законотворческий процесс, запрещенные артефакты, перечень утвержденных признаков, магия разума, проникновение в ум без санкции, акт 1507 года, ограничение мощности огненных шаров, Лутонский конгресс, сожжение реформаторов, черный перечень заклятий и так далее. Вся эта причудливая мешанина крутилась, как вихрь, и совершенно не желала складываться в осмысленную конструкцию.

Вчера под вечер, уже не в силах ничего повторять, Робби перелистал оглавление второго тома и наугад ткнул в страницу. “Билль против применения Магии Разума в артефактах ниже Восьми Звезд”. В голове была звенящая пустота. Перезанимался, должно быть.

Он глянул за окно. Проклятый снег продолжал идти. Всего неделю назад Робби был весел и счастлив, как птица, а сейчас в полный рост стояла угроза несдачи экзамена и исключения из университета. Зубрить он был больше не в силах: на усидчивость Робби не жаловался, но пять толстых томов оказались не под силу и ему.

В библиотеке царило оживление. Два или три студента сновали по комнате, заглядывая под столы и кресла, а еще несколько стояли кружком и что-то рассматривали. Заглянув через плечо Синтии, Робби увидел, что ребята держат в руках маленькие обрывки бумаги, исписанные синими чернилами.

– “Предп. к созд. универс…”, “Прец. маг. оружия”, “Ранжир о звездах”... – прочитал Робби. – Что это у вас? Шпаргалки, что ли?

– Доброе утро, Рыжик, – рассеянно кивнула ему Синтия. – Да нет, похоже, это не шпаргалки… Кажется, это был список экзаменационных билетов! Видишь, тут написано “бил”, а тут даже целое слово “билет”, а вот “лет 10. Воз”... Возвращение? Возмездие?..

– Но откуда?!..

– Непонятно. Мелкие обрывочки валяются по всей комнате. Кто-то забыл закрыть форточку, и порывом ветра опрокинуло мусорную корзину.

– Но целый лист не складывается! – заметил Алан, неся еще одну бумажку. – Их очень мало. Какая-то загадка!

– Эх вы, правоведы, – презрительно заявил Филип Мортон, их однокурсник. – Что ж тут непонятного? Кто-то раздобыл список билетов, потом, чтобы их у него не нашли, должно быть, просто разметил в учебнике нужные темы или написал нужные контексты, а бумажку свою порвал на мелкие клочки и выкинул в корзину. Потом сообразил, что это опасно, и выудил их оттуда, но некоторые все же остались. Непонятно другое – почему эта свинья не поделилась со всеми своей добычей?

– И как ему удалось добыть этот список?! Ведь старина Торфальдсон говорил, что хранит его в запертом ящике стола в своем кабинете и никто…

Шиканье за спиной Робби услышал позже, чем следовало.

– Итак, что тут происходит? – поинтересовался профессор Торфальдсон, входя в комнату…

И началась суматоха. Возмущенный профессор привел ректора, куратора учебной группы и надзирателей из мужского и женского общежитий, и в их присутствии обвинил неизвестное лицо из числа студентов во взломе его кабинета с целью скопировать список билетов и, таким образом, сократить количество материала для зубрежки.

Позже выяснилось, что взлома как такового не было. Кабинеты преподавателей закрывались на сложные магические замки, которые были под силу разве что умелому взломщику. Правда, большинство профессоров были не слишком аккуратны и нередко оставляли двери открытыми; но не таков был профессор Торфальдсон.

– Я всегда запираю кабинет. Чтобы я ушел, не заперев замок? Невозможно.

– Вы что, хотите сказать, что среди прошедших тщательный отбор студентов, отпрысков самых почтенных семейств в королевстве, затесался матерый ворюга?

Припертый к стенке, профессор Торфальдсон вспомнил, что не запер кабинет, когда вышел на минутку, чтобы отдать курьеру вечернюю почту. Правда, выяснилось, что за почтой никто не приедет – дороги замело, и университетский городок отрезан от Роттенбиля еще со вчерашнего дня.

– Возмутительно, – кипятился профессор Торфальдсон, – к чему все наши изыскания по тонкой настройке магического эфира, если мы не можем попросту расплавить какую-то милю-две снега?.. Гхм. Признаюсь, я несколько встревожился и присоединился к группе преподавателей, обсуждавших это неприятное происшествие, совсем забыв, что не запер кабинет.

– Сколько времени вы отсутствовали?

– Боюсь, не менее получаса, – признался несколько сконфуженный Торфальдсон. – Почту обычно собирают в пять, стало быть, примерно с пяти до половины шестого. Но я никак не ожидал, что кто-то решится на такую беспримерную наглость! Подумать только, проникнуть в мой кабинет, залезть в мой стол и преспокойно переписать весь список билетов, не боясь быть застигнутым!..

Было решено, во-первых, проверить передвижения всех студентов в этот промежуток времени, а во-вторых, после некоторого сопротивления, осмотреть вещи студентов.

– Прямо сейчас, пока слухи не успели разойтись! – гремел профессор Торфальдсон. – Вы, молодые люди, сидите в этой комнате и ничего не трогаете. Чьи учебные принадлежности здесь - оставляйте их там, где они лежат. Остальное осмотрят в ваших комнатах. Ищите пометки в книгах, конспекты и так далее… Я снабжу вас, господа смотрители, списком тем, на которые следует обратить внимание.

– Господин ректор! – подняла руку Барбара. – Я могу к вам обратиться? Хочу заметить, что всю неделю наши права возмутительно нарушаются! Сперва нам выдвинули невозможные требования по подготовке к экзамену, а теперь нас всех оскорбляют…

– Госпожа Поттс, – процедил профессор Торфальдсон, – вы, кажется, знаете порядок обращения к господину ректору?.. Вот и славно. Письмо по всей форме можете составить, пока мы будем осматривать ваши вещи.

Возмущенные и встревоженные студенты сбились в кучу и остались в библиотеке под наблюдением куратора, а остальные сотрудники университета во главе с ректором рьяно взялись за дело. У Робби мелькнула мысль, что они, кажется, даже рады происшествию – можно попрактиковаться в том, что преподавали всю жизнь, но чем никогда не занимались на самом деле.

Обыск ничего не дал. Ни подозрительных пометок, ни обрывков бумаги нигде не нашлось.

А вот из передвижений студентов выяснилось кое-что интересное. Почти все они с пяти до шести были на собрании. Куратор рассказывал про учебный план на следующий год, и объяснял, где и какое нужно искать место для летней практики. Присутствовала там почти вся группа, кроме троих: Филипа Мортона, Мартина Коулти и… Барбары.

* * *

– Сегодня мы должны были сдавать экзамен.

Снегопад утих еще ночью, а после обеда выглянуло солнце - красное, словно покрытое инеем, низко висевшее над горизонтом. Робби с Аланом вышли на улицу и закурили трубки.

– Теперь у нас есть еще два дня, пока Торфальдсон готовит новые вопросы… и как ему позволили поставить новую дату прямо на Длинночь, 22-го? Но я уже совсем не могу заниматься.

– Да уж.

Они помолчали.

– Как думаешь, кто из них? – с болью в голосе спросил наконец Робби. – Филип или Мартин?.. Я не верю, что это Барбара.

– Я не знаю, Робби. По-моему эта затея со списком очень глупая. Тридцать билетов, в каждом три вопроса, значит, девяносто тем. Это, наверное, меньше, чем стопка здоровенных книг, но все равно никак тебе не поможет за день до экзамена. Вот если бы их украли неделю назад!.. Поэтому я тоже не думаю, что это Барбара. Она умная девочка… Хотя я хотел бы, чтобы это была она.

– Почему?! – обернулся к нему пораженный Робби.

– Потому что ей за это ничего не будет. Ну исключат ее из университета. Папаша просто засунет ее в какой-нибудь дорогущий модный колледж. А может, она займется политикой, или каким-нибудь новомодным женским движением. А то и впрямь выйдет замуж, вот за тебя, например…

Робби мучительно покраснел. Ну да, конечно! То-то она его все время дразнит, а на шуточки Алана благосклонно улыбается.

– У Филипа университет - единственный шанс выбиться в люди, – продолжал Алан. – Ты хоть знаешь, как он вкалывал, пока учился в какой-то там занюханной школе, чтобы податься на стипендию?.. Мартина я знаю хуже, но, кажется, он – старший сын в семье, продолжатель династии законников. Он и так нежный цветочек, звезд с неба не хватает, а если вылетит из университета за такое дело, папочка его на части разорвет. Это просто ужасно, Робби. Просто ужасно.

Да уж, и представить себя на месте Мартина или Филипа было неприятно. Мысли Робби пошли в другую сторону. Наверное, думал он, студент совершил этот дурацкий поступок под влиянием порыва. Шел по коридору, а тут незапертая дверь, профессор Торфальдсон внизу поглощен беседой с коллегами… А потом оказалось, что из-за него под подозрение попали и другие!.. Интересно, как поступит ректор? Исключат всех троих подозреваемых? Или никого? Но тогда клеймо будет на всех до окончания курса…

– А может, это сделал кто-то из другой группы, по просьбе кого-то из наших? Нет, дело явно спонтанное, – подумал он вслух. – Или список скопировали не вчера? Может, кабинет стоял не запертым в какой-нибудь другой день тоже?

– Старый Торфальдсон сказал же, что ранее ни разу не оставлял кабинет незапертым дольше минуты, – махнул рукой Алан. – Ты мне вот что скажи, Робби: экзамен будет 22 снежца, прямо на Длинночь. Мы же успеем к тебе в поместье? Очень хочу поглядеть на него.

Робби был тронут.

– Не думаю, что тебе там очень понравится, – честно признался он. – Содержать его с каждым годом становится все дороже, не все удается делать, как следует… Но все равно будет уютно, у нас прекрасная кухарка…

– Уютно это хорошо, а кто еще будет в гостях? Ну там, всякие роковые красавицы из высшего света, члены парламента? Раз уж я еду на праздник в древнейшую семью королевства, надо ж хоть полезные связи завести!

– Что ты! Мы вовсе не древнейшая семья. А что до гостей, кто-то в этом роде обязательно будет, не сомневайся. Точно не знаю кто. Мы должны успеть как раз к праздничному ужину: тут ведь совсем недалеко, а экзамен назначили на девять утра. А вот дороги меня тревожат…

И тут, словно в ответ на его слова, из-за поворота послышался стук копыт, звон бубенчиков, и на подъездной аллее показались запряженные парой лошадей ярко-красные сани.

– Почта! – заорал Робби. – Прибыла почта! Значит, дороги расчищены!

Почему-то на миг ему показалось, что теперь все беды закончились и скоро все будет хорошо, кража билетов обернется каким-то недоразумением, и они все успешно сдадут экзамен. Почтальон, похожий на Зимнего Старца в своей красной форме, широко улыбаясь, вылез из саней с толстой пачкой писем и посылкой, которая, как оказалось, была адресована Алану и тут же вручена.

Обрадованный Алан убежал в комнату и не заметил то, что увидел Робби, обернувшись: на веранде с трубкой в зубах стоял Торфальдсон. У Робби загорелись уши; он стал припоминать, не говорили ли они чего-нибудь неподходящего, но, так ничего и не припомнив, шмыгнул вслед за Аланом в корпус.

* * *

Синтия перехватила Робби в коридоре по пути на ужин и жарко зашептала в ухо:

– Филип говорит, их исключат! Всех троих! Барбара сидит под одеялом и не разговаривает со мной. Мартин трясется, как заяц… Это ужасно, Робби!.. Нужно что-то делать! Может быть, напишем петицию?

– Какую?

– Ну, что мы ручаемся за ребят, просим простить на первый раз. А всех троих выгонять несправедливо, ведь не втроем же они это сделали!

– Мне кажется, Торфальдсон и слушать не станет. Даже если ректор согласится, Торфальдсон просто завалит этих троих на экзамене, будет задавать и задавать вопросы, пока они не посыпятся, – мрачно сказал Робби. – А Барбара сильно расстроилась?

– Ты же знаешь, какая она гордая. Но гораздо больше меня беспокоит Мартин...

Оставив Мартина без внимания, Робби ловко проскользнул мимо надзирательницы женского корпуса и прокрался к комнате Барбары; но она отказалась с ним разговаривать даже через дверь, а потом пригрозила, что будет кричать. Пришлось убраться несолоно хлебавши.

Вместо того чтобы отправиться к себе, он взял пальто, пересек университетский дворик, зашел в корпус, поднялся по лестнице и несмело постучал в дверь кабинета профессора Торфальдсона.

Тот, видимо, уже собирался уходить, но спросил, что угодно Робби.

– Понимаете, профессор, это ужасное происшествие… в высшей степени ужасное…

– В самом деле, – холодно подтвердил тот, буравя бедного Рыжика глазами.

– Я очень обеспокоен за ребят… понимаете? Весьма несправедливо, что исключат невиновных только потому, что они не пошли на собрание и не могут доказать, что невиновны.

– В мире много несправедливостей, господин Эдлингтон. Чего вы хотите?

– Может быть… господин профессор… вы могли бы…

– Господин Эдлингтон, – профессор Торфальдсон начал терять терпение, – мне известно, что молодые люди вашего круга отличаются ужасающим косноязычием, но сейчас или переходите к делу, или убирайтесь вон!

– Господин профессор, давайте объявим, что вы прощаете преступника на условиях чистосердечного признания. Конфиденциального! – поспешил добавить Робби. – Тот, кто вломился в ваш кабинет, признается, подозрение с невиновных будет снято, а виновного вы как-нибудь накажете, но без исключения из университета.

– Еще чего! – возмутился Торфальдсон, в минуты гнева позволявший себе просторечия. – И не подумаю никого прощать. Если хотите знать, господин Эдлингтон, я презираю современную молодежь. Да, презираю! Вы не умеете думать, ваш ум скуден, возместить недостаток ума усердным трудом вам лень, у вас нет никаких понятий о чести и совести! Я уверен, любой из тридцати студентов, проходя мимо незапертого кабинета, не удержался бы от искушения сунуть нос в мой стол, только ваше дурацкое собрание и помешало!

– Вы оскорбляете меня и моих однокурсников, господин профессор! – провозгласил Робби, в котором вдруг взыграли крови восемнадцати поколений аристократов, и сам испугался. – То есть… простите…

– Убирайтесь отсюда, – сердито фыркнул Торфальдсон. – Хотя нет, погодите. В наказание за вашу наглость вы сядете за стол и перепишете набело вот эту ведомость.

Робби попробовал отбрехаться, ссылаясь на необходимость подготовки к экзамену, но не вышло; пришлось садиться к столу и браться за перо. Он аккуратно вывел черным по белому сегодняшнюю дату, заглавие, а потом вдруг замер и уставился на бумажный лист так, словно тот на его глазах превратился в каракатицу.

– Ну? Чего вы остановились?

– Господин профессор, а я у вас на столе вижу только черные чернила.

– Есть еще красные, в ящике стола. И что с того?

– А ведь копия билетов, которую мы нашли, была написана синими.

Профессор поднял брови и тоже уставился на свой стол, словно видел его в первый раз.

– Получается, кто-то загодя принес собственные чернила с собой?.. – продолжал Робби. – Но тогда он должен был знать заранее, что дверь окажется не заперта, а вы и сами этого не знали. Возможно, у кого-то по случайности оказалась с собою бутылочка чернил, например, купленных перед этим в лавке? Но зачем пользоваться ею – открывать, закрывать, рисковать пролить в самый неподходящий момент, ведь вы могли вернуться в любую минуту?.. Не проще ли воспользоваться вашим письменным прибором, который стоит на столе? Что это значит, профессор?

Торфальдсон подумал, пожевал губами.

– Что ж, молодой человек, – неохотно признал он, – не так уж плохо. М-да… м-да… м-да…

Это троекратное “м-да”, по мнению Робби, означало: “как же я, такой мудрый и опытный, проглядел такое простое обстоятельство”, но, разумеется, профессор скорее откусил бы себе язык, чем произнес нечто подобное вслух.

– Ну что ж, значит, нужно менять теорию, – провозгласил он. – Мы предполагали, что кто-то проник в кабинет, по случайности оставленный открытым, и скопировал билеты. А сейчас… скажите-ка, юноша, вы можете вспомнить хоть одну тему, упомянутую на тех обрывках? Боюсь, я не просмотрел их все внимательно.

– Там были маленькие обрывочки, в одно-два слова… О ранжире о звездах и прецеденте магического оружия... Еще что-то про какие-то предпосылки к чему-то… И несколько кусочков со словами “билет 10”, “билет 12” и тому подобное.

– Но понять, какие вопросы были именно в билете 10, по этим обрывочкам было нельзя? – допытывался Торфальдсон.

– По-моему, нет.

– Тогда можно предположить следующее. В кабинет никто не забирался. Кто-то лишь инсценировал это происшествие. Этот кто-то в глаза не видел мой список, он лишь предположил, как он выглядит! Совершенно очевидно, что в билеты войдут и магическое оружие, и ранжир о звездах – важнейшие темы в нашем законодательстве…

– Но зачем кому-то такое делать?!

– Хороший вопрос, господин Эдлингтон. Какие реальные последствия оказались у нашего инцидента?

– Да никакие, – протянул Робби. – Если это не настоящий список, как он может…. А-а, понимаю! Три студента оказались под подозрением в грязном деле, и им грозит исключение!

– Верно. Но было и еще одно: экзамен перенесли на два дня позднее.

– Вы хотите сказать, – ахнул пораженный Робби, – что кто-то сделал это, просто чтобы иметь два дополнительных дня на подготовку?

– Не совсем. Ведь сегодня днем произошло кое-что еще.

– Что?

– Приехала почта.

* * *

Алан открыл на нетерпеливый стук и с удивлением уставился на профессора Торфальдсона, за спиной которого мялся смущенный Робби.

– Господин Дигби, – тут же перешел к делу профессор, – не откажите показать мне посылку, которую получили сегодня утром.

– С чего бы?

Алан стоял в дверях так, чтобы загораживать собою их с Робби комнату.

– В университете совершено преступление, – важно заявил профессор, – и у меня есть полномочия досматривать все помещения и опрашивать студентов…

– Преступление нетяжкое, – заметил Алан: – ничего не украли, никого не убили.

– Как посмотреть. Что, если мы подсчитаем нанесенный государству ущерб от выпуска тридцати малограмотных законников?..

– Это чушь!

– Алан… – взмолился Робби, не зная, что еще ему сказать, и вообще желавший куда-нибудь подальше отсюда деться. Но почему-то именно его реплика заставила Алана пожать плечами и пропустить визитеров в комнату.

Среди умеренного для мужской комнаты бардака – разбросанной одежды, книжек, листов бумаги, объедков, бутылок и прочего барахла – действительно обнаружилась оберточная бумага со штампом королевской почты. Обратный адрес отсутствовал.

– От кого была посылка и что в ней было? Лучше отвечайте по-хорошему, господин Дигби.

– От моей тетки. Из Шауэрби. Она прислала мне, ну, знаете, подарок на Длинночь, как это понимают пожилые дамы. Носки и прочее такое.

– Покажите.

– Мне вам показать носки и кальсоны? Я не помню, куда их сунул.

Профессор настаивал; Алан полазил по ящикам и предъявил две пары вязаных носков. Торфальдсон брезгливо, двумя пальцами, приподнял один из них и рассмотрел на расстоянии вытянутой руки.

– Не порите чушь, господин Дигби. Эти носки уже неоднократно носили. Последний раз спрашиваю: что вам пришло по почте? Я и так догадываюсь, но для вас будет лучше признаться самому.

Алан молчал.

Торфальдсон пожал плечами и вытащил из кармана куб из черного металла, украшенный позолоченными заостренными шипами. Взявшись за противоположные грани куба, он повернул их друг против друга, раздвинул, и между ними разложились наподобие веера серебристые звенья, светящиеся мягким светом. Это и был знаменитый магический пеленгаториус.

Профессор обвел им кровать Робби, стол Робби, кровать Алана, стол Алана, книжную полку Алана… и тут на одном из звеньев появилось красное сияние, указывавшее на нечто, стоявшее на полке среди книг. Но это была вовсе не книга…

– Какой же вы дурак, господин Дигби, – тихо произнес Торфальдсон. – Звезды пресветлые, какой вы дурак. Эдлингтон! Варежку и вон тот клетчатый шарф.

Надев на руку варежку, профессор снял с полки металлический предмет, унизанный светящимися кристаллами, проводками, железными колесиками и кнопками, плотно завернул его в шарф и сунул под мышку.

– Мемографиус, я полагаю? Мощный запрещенный артефакт, воздействующий на человеческий мозг так, что тот, подобно губке, впитывает в себя всю информацию, получаемую в зоне действия прибора. Безопасная зона не установлена. Безопасная доза не установлена. Вследствие применения возможны разрывы сосудов в мозгу, слабоумие или, в лучшем случае, ухудшение быстроты мышления, памяти и ориентирования в пространстве… И все это только потому, что вам лень выучить материал к экзамену?!

Робби с ужасом смотрел на Алана. Тот, весь красный, стоял, не поднимая глаз.

– Более того, – гремел профессор, – вы подвергли опасности не только себя, но и своего соседа по комнате! Может быть, даже соседей из других комнат!.. А что вы сделали до этого? Из-за заносов почта не прибыла вовремя, и вы придумали эту грязную проделку! Якобы билеты к экзамену украдены, экзамен нужно перенести на день-другой, чтобы подготовить новые билеты… Тем временем дороги расчищены, эта мерзкая машина доставлена, вы под ее воздействием глотаете учебники один за другим… А трое ваших друзей оказались под угрозой исключения из университета! Эдлингтон, ключ от комнаты.

Робби, чуть не плача, повиновался и первым вышел в коридор. Хотя он был ни в чем не виноват, чувствовал он себя просто ужасно. Как бы он хотел, чтобы это все обошлось без его участия!

– Эдлингтон, вы… Куда он делся?

А Робби бежал со всех ног. Остановка первая – комната Филипа Мортона.

– Филип! Тебя не исключат! Виновник найден!

– Да ну?! Кто? Я убью этого гада! Это правда? Правда, Робби?

– Провалиться мне на месте, правда. Побегу дальше!

Мартина Коули в комнате не было; не нашлось его ни в библиотеке, ни в столовой, ни в туалетных комнатах. Робби и другие ребята забеспокоились и принялись обшаривать корпус сверху донизу. Мартин нашелся на чердаке. Он сидел на сундуке, уставившись на свернутую кольцами веревку с петлей на конце, лежавшую перед ним на полу.

Робби содрогнулся, представив себе, что было бы, не обрати он внимания на дурацкие чернила на профессорском столе… Оставив другим трясти Мартина за шиворот, успокаивать и вразумлять, Робби на дрожащих ногах спустился с чердака. Ему было необходимо выпить.

– Робби! Робби, стой!

К нему бежала Барбара.

– Робби, это правда? Алан все это устроил?

– Да, с вас троих подозрения сняты.

– Плевать на подозрения. Но зачем он это сделал?

Робби объяснил.

– Пресветлые звезды, какой дурак…

Барбара помолчала.

– Наверное, я его понимаю, – сказал Робби. – Он талантливый, умный, блестящий оратор, но к старательной умственной работе не очень способен, а уж тем более к зубрежке. Он ведь вырос в приюте и с большим трудом получил эту стипендию, это был пропуск в лучший мир. Не только образование, но и знакомства, и все прочее… Он не мог рисковать. Ему так хотелось приехать ко мне в поместье… А теперь с ним все кончено.

– И поделом, – жестко сказала Барбара. – Посмотри, что готов был сделать Мартин! Не говоря уж обо мне. Я, конечно, не выросла в приюте, но в мои планы исключение из университета с позором тоже не входило. Я думала, я просто умру от стыда, если так случится.

– Барбара, я…

Робби хотел предложить ей пойти выпить чаю или хереса после пережитых волнений или, может быть, уточнить, поедут ли они с Синтией к нему в гости на Длинночь, как было уговорено, хоть и без Алана. Но вместо этого его язык вдруг сам собой произнес:

– Барбара, выходи за меня замуж!

* * *

“Дорогой Алан,

Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии и вообще до тебя доберется. Слушай. Прости меня за то, что я вроде как тебя подставил, я всего лишь ляпнул у Торфальдсона про эти дурацкие чернила, а дальше он меня схватил за шиворот и потащил, и я уже ничего не мог сделать. Я ведь не подозревал, что это ты… И не знаю, как я поступил бы, если бы знал.

Мы сегодня сдали экзамен, я получил “Хорошо”, и Барбара тоже, а малышка Синтия ухитрилась сдать на “Отлично”. Мы все очень рады, что тебя не посадили в тюрьму, а всего лишь исключили. Очень удачно, что старина Торфальдсон расчувствовался и предложил Барбаре, Филипу и Мартину освободить их от экзамена, в компенсацию за подозрения; а они сказали, что сдадут все равно, ведь уже подготовились, а в обмен тебя не посадят в тюрьму. Мартин, правда, не хотел, но все-таки в последний момент пришел на экзамен и получил "Удовлетворительно".

Мы сейчас едем в мое поместье, а тебе я эту записку отправляю с кэбом. Прошу тебя, садись в этот самый кэб, ему сказано ждать, и приезжай к нам. Скажу честно, мы, конечно, на тебя злы. Я хочу дать тебе хорошего тумака, а Барбара растит ногти, чтобы расцарапать тебе физиономию. Но все-таки мы понимаем, что ты не хотел таких плохих последствий, никто ведь не ждал, что до такого дойдет. Да и закончилось все в итоге благополучно. Как сказал бы мой папа, важно извлечь из этого урок. Мы совсем не хотим, чтобы ты пошел по кривой дорожке и окончил жизнь в какой-нибудь канаве; да, ты, старик, снова вернулся на старт, но дорожка не перекрыта. Я поговорю с папой, уверен, он поймет меня. Кажется, ему был нужен управляющий в наших южных владениях. Дела там плохи – знаешь, тропики, болота, разбойники, вороватые бригадиры. Мне кажется, кто сумеет там навести порядок, так это ты, хоть это и смертельно опасно. В общем, мы это обсудим, ты, главное, не делай глупостей и приезжай. В любом случае, счастливой Длинночи! Твой Робби.

P.S. Ты же слышал новость? Меня какой-то демон за язык дернул и я сделал предложение Барбаре! Она, конечно, посмеялась надо мной, но сказала, что мысль неплохая: ее папа будет в восторге, так как в семье появится титул. Скажу тебе по секрету, моему папе эта идея тоже понравится, но по другим причинам. Пока Барбара не сказала “да”, но предложила для начала хотя бы сходить в театр. Можешь ли ты такое себе представить?!”

________________________________________________________________________________

Спасибо Элина Литера за обложку!