Последний крик

Осень в том году выдалась холодная и злая. Ветер продувал насквозь. Жека сидела в дальнем углу раздолбанной “буханки”, кутаясь в толстую армейскую куртку. Прижимаясь плечом к бесконечно болтающей на каком-то птичьем языке Лиде, Жека пыталась уснуть в этой жестянке, в насмешку названной машиной. Уазик дернулся на ухабе — телефон выскользнул из рук Лиды. Она выругалась и опрокинулась всем телом вниз, пытаясь его поднять.

За окном моросил льдистый дождь, стекая по дребезжащим стеклам серыми разводами. Вдалеке громыхала гроза. Тревожное серо-бурое марево расползалось по небу, предвещая как будто болезнь и смерть. Жека поежилась. Отчаянно хотелось курить, но пока было нельзя.

В наушниках играл русский тоскливый рок, возвращающий мысли куда-то в детство, которое нельзя было назвать счастливым и беззаботным, скорее — унылым и безрадостным. Вспоминались обшарпанные стены Детского дома, зычный голос надзирательницы, которой как будто доставляло какое-то садистское удовольствие издеваться над сиротами. Безвкусная, пресная еда из школьной столовки. И хоть еда была отвратительной — за нее все равно устраивались жестокие драки. Как и за любую привилегию в Детском доме. Жека очень быстро поняла одну простую истину, буквально вбитую в голову: Либо ты, либо — тебя. Она выросла задиристой, часто попадала в неприятности и била, била, била тех, кто был несправедлив к ней.

Теперь, сжимая кулаки в кожаных перчатках без пальцев, она думала только об одном — выжить! Выжить любой ценой. Выжить и получить главный приз в этом богом забытом захолустье. В Зоне.

Федька, веселый водитель с соломенными волосами, выбивающимися из-под растянутой шапки, рассказывал небылицы о месте, куда они ехали. Говорил, что после аварии на АЭС неподалеку здесь происходят различные пространственно-временные аномалии, появляются призраки, разрывая тишину ужасными, душераздирающими воплями. Жека, конечно, не верила в подобную чушь, поэтому она и согласилась поучаствовать в этом скандальном эксперименте — прожить на Зоне три дня и получить за это денежный приз. Точную сумму никто не озвучивал, но говорили — что она будет внушительной. У Жеки сразу загорелись глаза, когда в магазине к ней подошёл парень, а это был Федька, и протянул листовку, предложив поучаствовать в шоу.

Зона встречала неприветливой тишиной, от которой закладывало уши. Здесь все казалось бесцветным, выгоревшим, безжизненным. Словно отпечаток пожара — развалившаяся черная тьма поглощала все звуки и все признаки жизни. Даже сорная трава не росла здесь. Не было слышно шелеста ветра в сухих ветвях огромных деревьев. Жека, выскочив из машины, дотронулась до ствола векового дуба и легко продырявила кору, обнаружив, что внутри дерево полностью истлело, превратилось в труху и пыль. На пальцах Жеки остались следы пепла.

Потрескивали счетчики Гейгера, показывая превышение нормы радиации. Обреченная прибыла к пункту своего назначения.

— Говорят, в лабиринтах водится призрак, который отчаянно кричит, пытаясь найти выход, — вновь стал пугать Федька.

— Ага, — поддержала его Лида. — И этот призрак может исполнить любое твое желание, если ты выведешь его наружу.

— И вы верите в эти сказки для туристов-лохов, — пожала плечами Жека, осматривая металлическую круглую дверь, за которой находился вход в подземный бункер.

— Вот ты, Жека, чего ты хочешь? — спросила Лида, направляя в лицо Жеки камеру своего телефона.

— Денег побольше, — фыркнула Жека, закуривая дешевую вонючую сигарету, от едкого дыма которой саднило горло, но другие Жека не могла себе позволить, да и не хотела. Эти самокрутки помогали расчистить мозги, а другие сигареты только заполняли рот смолистой горечью и фруктовыми ароматизаторами.

— Да ну, деньги, это скучно, — протянул Федька. — Деньги всегда можно заработать.

— Можно? — зло сплюнула Жека. — Расскажи — как? Я батрачу как лошадь, из кожи вон лезу, чтобы как-то свести концы с концами, а в итоге мне еле-еле хватает на еду и сигареты. Там, где я работаю, платят копейки, а туда, где можно заработать, меня не берут. Я детдомовская, без образования, кому я такая нужна? Даже в проститутки не пойдешь — рожей не вышла.

Жека закашлялась, смаргивая слезы.

— Ну деньги ты получишь в любом случае, если пробудешь в этом бункере три дня. И куда же ты их потратишь? — с легкой иронией спросила Лида.

— В первую очередь на зубы, — ухмыльнулась Жека, выставляя на всеобщее обозрение рот, полный гнилых черных пеньков. — Я тогда смогу нормально улыбаться. А на остальное куплю себе компьютер помощнее и стану писателем. Напишу о том, как побывала здесь, и прославлюсь.

— А ты не боишься того, что тебя ждет на этом испытании? — спросила Лида, нарочно добавляя голосу зловещие интонации.

— А чего же бояться? — хмыкнула Жека. — Самое страшное со мной уже произошло — я родилась.

Мрачная шутка не слишком понравилась Лиде — она нахмурилась.

— Хватит болтать! — заявил Федька, деловито постукивая большим гаечным ключом по двери. — Пошли внутрь.

Он что-то прокрутил и дверь с натужным скрипом открылась. Изнутри дохнуло сыростью и плесенью.

Жека была полна решимости и шагнула вперед, как человек, рискнувший с высокой вышки сигануть в море. Дверь за ней тут же захлопнулась. И Жека осталась одна в темноте, путь ей освещал фонарик на гоу-про камере, закрепленной на голове. Заряда аккумулятора должно было хватить как раз на три дня пребывания в этом царстве тьмы и собственных суеверных страхов.

Так началось ее путешествие к центру лабиринта. Она пошла вперед. Гулкие шаги отражались от стен, по которым плясали подвижные тени, рожденные неровным светом фонарика. Это были тени самой Жеки, но здесь они казались живыми, жуткими и разбегались от взгляда. Под ногами хрустели хитиновые панцири побелевших насекомых и тельца крыс, пытавшихся найти выход из этого металлического лабиринта, но запутывались в собственных хвостах, образуя мертвого крысиного короля. Жека пнула один из таких носком берца и услышала пронзительный писк, будто предсмертные вопли несчастных грызунов донеслись сюда, прорвав ткань времени.

Жека шла дальше. Стены постепенно сужались, заглатывая Жеку в узкий тоннель. И когда казалось, что дальше идти некуда и Жека уперлась в тупик, вставший перед ней черной железной стеной, — она протянула руку и обнаружила — пустоту. Жека сделала шаг — и черная смолистая субстанция поглотила ее всю, выплюнув где-то в лабиринте расходящихся рельсов. Метро. Мимо прогрохотал призрачный поезд, заполненный странными людьми в белых халатах. Призраки? Жека посмотрела, куда направляется поезд, но он ушел в стену, видимо, тоже когда-то где-то образующую портал в другое… измерение? Жека потерла вспотевшие виски — начинала болеть голова. Наверное, от духоты и затхлости ей теперь мерещится всякое.

Главное не подавать виду. Так уже бывало с ней раньше. Когда она видела то, чего нет, и слышала голоса, обвиняющие ее во всех смертных грехах. Только не вспоминать, не думать об этом, а то они воплотятся вновь. Черт. Поздно. Жека слышала шепот, пробирающий до костей, становящийся все громче: Тварь! Сука! Уродина! Мразь! Ты умрешь здесь! — так кричали ей голоса, а Жека шла, до боли сжимая челюсть, стараясь не поддаваться панике и не обращать внимания на смертный ужас, зарождавшийся в груди.

— Это все бред, сон, галлюцинация, — убеждала себя Жека, упрямо шагая вперед. — Это все бред. Этого не может быть. От одиночества и темноты в замкнутом пространстве поехала крыша. От одиночества поехала крыша, только и всего.

Дыхание участилось. Мозг расплавленным шаром катался по раскаленным стенкам черепа, катался и являл перед глазами ужасающих монстров, похожих на санитаров в больнице, в которой когда-то лежала Жека в самый безрадостный период своей жизни. Ее привязывали к кровати и били мокрыми полотенцами, чтобы она стала спокойной, тихой, нормальной. Но она не была нормальной. Никогда не была нормальной. Она родилась чудовищем и теперь только глубже и глубже погружалась в собственное безумие. Зря. Зря она надеялась, что ей дадут шанс на новую жизнь. Кому она нужна? Такая неудобная. Такая…. гнилая, как те деревья, которые только на вид стойкие, но внутри выжженные дотла.

Становилось холоднее, мороз пробирался под кожу. Чтобы как-то согреться, Жека побежала вперед и неожиданно выбежала на сцену. Яркий луч света выхватывал из вязкой темноты тонкую фигурку девушки, будто вырезанную из бумаги. Она стояла в летнем платье и выразительно читала монолог из какой-то пьесы. Она говорила:

“Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь… Холодно. Холодно. Холодно. Пусто. Пусто. Пусто. Страшно. Страшно. Страшно.

Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста, чтобы говорить, и мой голос звучит в этой пустоте уныло, и никто не слышит… Как пленник, брошенный в пустой глубокий колодец, я не знаю, где я и что меня ждет…”

Актриса замолчала, и темнота перед ней взорвалась аплодисментами. Зажегся свет, озаряя стены зала какого-то старого Дома Культуры или вроде того. Зрители хлопали и несли к сцене букеты цветов, что-то говорили актрисе, она улыбалась и отвечала, но Жека не могла разобрать ничьих слов, будто они говорили на неизвестном языке сквозь непроницаемую пелену, заглушавшую все звуки. Актриса сияла от счастья и, резко обернувшись, вдруг заметила Жеку. Прорвав пелену, она шагнула к ней.

— Ты кто? — спросила актриса.

— Жека, — растерянно сказала Жека.

— О, красивое имя, так я назову свою дочь, — актриса ласково провела ладонью по едва заметному круглому животу. Взяла руку Жеки, но та отдернулась, напрягаясь…

— Я тебя не знаю, — сухо пробормотала она.

— Лариса Кораблева, — представилась актриса с легкой гордостью. — Запомни мое имя, ты еще услышишь о нем.

Жека сглотнула. Она уже знала это имя. Лариса Кораблева… Это была ее мама. Так было записано в свидетельстве о рождении. Лариса Кораблева умерла давным-давно, в 1986 году, почти сразу после рождения Жеки. Она успела только дать ей имя. Неужели, Лариса и есть тот самый призрак, которого нужно вывести наружу?

— Это очень странное место. — Жека нахмурилась. — Нужно выбираться отсюда.

— Чего здесь странного? — удивленно вскинула брови Лариса. — Это всего лишь сцена.

Круг прожектора превратился в солнечный диск и стал ослепительно ярким, жарким. Раздался взрыв, отдавшийся вибрацией по всей поверхности, болезненным гулом в ушах. Лариса вдруг вспыхнула. Огонь сжигал ее, как бумажную куколку. А Жека стояла, и пепел сыпался на нее, как снег. Она оказалась посреди ничего.

Вокруг все было белым. Под ногами не было твердой поверхности, Жека как будто застряла мухой в янтаре, зависла в желе невесомости и бесконечности нигде. Жизнь Жеки закручивалась в тугую спираль обречённой неизбежности и замыкалась в самой себе. Жека все падала и падала, ощущая щекотку в животе и звон в ушах. Вдруг она коснулась затылком чего-то твердого и распахнула глаза. Она лежала на рельсах, и прямо над ней проносился призрачный поезд, а с другой стороны шли люди в красных рабочих спецовках с лопатами в руках. Они что-то копали, Жека с трудом поднялась и побежала к людям, чтобы понять, что происходит и как выбраться отсюда, но как только она оказалась рядом — рабочие разбежались врассыпную, крестясь и роняя фонари. Жека завизжала, и ее голос отразился от стен — заунывным воем. Она подошла к стене и обнаружила, что на ней больше нет теней. Жека стала догадываться, но не смела подумать… и посмотрела на свои руки — они были белыми и прозрачными. Она закричала.

***

Ходили слухи, что в тоннелях заброшенного метро живет призрак, который ищет выход наружу и никак не может найти его. Говорили, что это призрак той женщины, мумифицированный труп которой нашли метростроевцы в 1950 году.

Одежда на ней почти полностью сгорела, а на голове крепилось непонятное устройство, похожее на налобный фонарик, но было там что-то еще. Тело забрали в секретную лабораторию, пытаясь понять, что случилось и чей это труп. Но в 1987 году —в этом городе произошел взрыв на АЭС, и о находке временно забыли.

О ней вспомнили только сейчас, почти сорок лет спустя. Из лаборатории достали мумию женщины и сделали компьютерную томограмму ее черепа, чтобы смоделировать внешность.

Странное устройство на голове женщины оказалось — гоу-про камерой, которая непонятно как попала в 1950 год. Запись на камере была с помехами. Там почти ничего не было видно, кроме темных тоннелей, но временами проявлялись белые вспышки каких-то призраков? Все это сопровождались тревожным дыханием и шепотом, а потом и криками женщины. Потом на записи пошла рябь, и дальше появились лица метростроевцев, которые достали труп.

Лидия Парфилова, старшая научная сотрудница при НИИ временны́х парадоксов предположила, что взрыв на АЭС превратил тоннель в электромагнитную аномалию, где сбиваются параметры времени и пространства. Здесь происходят сломы эпох и появляются дыры во времени, которое вырывается из отведенных ему рамок восприятия. Видимо, женщина как раз и угодила в одну из таких дыр.

Дата на камере была 29 ноября 2025 года. До этого дня оставалось всего полгода и необходимо было найти женщину, чтобы петля времени замкнулась и дыра исчезла.

***

Евгения Кораблева, 1986 года рождения, сходство 100%, — выдал компьютер фотографию женщины. В анкете было сказано, что она родилась раньше срока через несколько часов после взрыва, ее мать, Лариса Кораблева, погибла почти сразу после родов от облучения, и Евгению сдали в столичный детдом, где она и выросла, получила маленькую квартирку на окраине города, работала уборщицей в магазине. Фёдор Столетов, программист и помощник Лидии Парфиловой, быстро нашел ее, предложив уникальную игру. Прожить в бункере три дня и получить деньги. Находясь в глухом отчаянии тотального безденежья, после недолгих уговоров Евгения Кораблева согласилась.

Тема №1: «Очень ненадёжный рассказчик»