На дворе стоял март 1942 года. Немецкий план по быстрому захвату Советского Союза с треском провалился, и теперь большой красивый город и культурный центр, Ленинград, был окружён и полностью отрезан от мира войсками нацистов.
С началом блокады произошёл неожиданный поворот в театре военных действий вокруг блокадного Ленинграда. Связь с городом попытались сохранить через воды Ладожского озера, но когда лёд встал, и баржи с лодками потеряли возможность передвигаться, на замёрзшее озеро выехали сотни небольших грузовиков, открыв Дорогу Жизни. Среди множества водителей ЗиСов и ГАЗонов был невысокий молодой парень Фёдор.
– Товарищ Смирнов, Вы бы осторожнее по льду ездили, он пока не слишком толстый. Не зря же тут существуют ограничения по скорости и весу, – немало раз Фёдор слышал в свой адрес подобные упрёки от командира 17-й автобригады, но каждый раз отвечал примерно одно и то же:
– Вы не понимаете, что ценна каждая минута? Ценна каждая жизнь, ценен каждый человек и каждый кусочек Ленинграда. И один утонувший водитель, – шофёр чётко дал понять, что так он назвал себя, – в сравнении с десятком спасённых Ленинградцев ничего не значит. Важно делать как можно больше рейсов и эвакуировать как можно людей. Поэтому я, наплевав на свою жизнь, делаю всё возможное, чтобы спасти чужие.
После таких слов командир обычно не находил никаких возражений.
Фёдор не раз видел ужасы войны на примере ледовой трассы: утонувшие грузовики; ушедших под воду и оставшихся там навсегда молодых парней и даже девушек, многие из них были младше него на несколько лет; шофёры в автобригаде часто менялись, не выдерживая колоссального давления на психику во время каждого рейса в этом месте, но Фёдор оставался здесь и ни за что отсюда не уходил.
– Если не я, то кто? Многие тут думают о спасении своих жизней. Кто, кроме меня готов убивать машину и себя ради других? – проносилось у парня в голове каждый раз, когда он видел через лобовое стекло своей «полуторки» заснеженный берег мыса Осиновец, и мысль эта заставляла вдавливать педаль газа в пол и ехать на пределе возможностей машины.
После крещенских морозов лёд стал совсем прочным, и Фёдор, в тайне от всех, стал осторожно ездить с перегрузом. Много раз он привозил по льду в блокадный Ленинград грузовик, под завязку набитый едой, оружием и тёплой одеждой, а назад возвращался с полным кузовом людей: иногда это были раненые и солдаты, которых нужно было быстро доставить в ближайший госпиталь, а иногда это были простые женщины, пенсионеры и дети, которым в самом эпицентре войны делать было нечего.
Время шло, зима закончилась, сменившись холодной мартовской весной, блокада затянулась, и настало сложное время. Ладога всё ещё была во льду, блокирующем использование водного транспорта, но лёд был слишком тонким для движения на тяжёлых грузовиках, а связь с Ленинградом разрывать нельзя. В этой непростой ситуации всё держалось на отчаянных и бесстрашных шофёрах, которых не пугал высокий риск отправиться прямиком на дно озера. Среди них был и Фёдор. Но несмотря на всю отвагу и желание помогать Ленинградцам, даже ему становилось всё тяжелее и тяжелее выезжать в новые рейсы, видя слишком большое количество погибающих товарищей в проваливающихся под воду машинах. Единственным решением успешно продолжать службу на Дороге Жизни было полное очищение головы от дурных мыслей. В этом деле Фёдору стал помогать пассажир – небольшой патефон с набором пластинок, который ездил в кабине на пассажирском месте.
Фёдор выехал в очередной рейс. Снова до боли знакомый берег близ Кобоны, снова ледяная дорога по верху Ладожского озера в сторону мыса Осиновец. Правда, ледяной она была зимой. Весной трасса быстро превратилась в слякоть. Парень чувствовал, что едет будто бы и не по льду вовсе. Под колёсами была вода и твёрдый замёрзший снег. Толщина ледяной корки под раскатанной колёсами слякотью Фёдору была неизвестна, но он знал, что она тонка. Провалившаяся передней осью в воду «полуторка», которую пытались вытянуть назад двумя другими грузовиками, и промокший молодой парень, закутанный в тёплую шубу, доказывали опасную толщину дорожного покрытия, но Фёдор не обращал на это внимания. Он находился в мире музыки и отстранения от окружающей действительности в кабине своей машины.
Несколько грузовиков ГАЗ-АА въехали в блокадный Ленинград, Фёдора направили загружаться ранеными солдатами, которых после очередного тяжёлого боя в городе стало особенно много.
Шофёр вышел из кабины и принялся помогать парням и мужчинам с перевязанными головами, окровавленными бинтами на руках и ногах подниматься в кузов его «полуторки». Некоторые бойцы были в совсем неважном состоянии, и их, не без помощи медсестёр, приходилось буквально затаскивать в кузов.
Всё это время Фёдор поглядывал на пожилую женщину, метавшуюся от одной машины к другой. Женщина была далеко, и её слова было трудно разобрать, но по жестам и всплескам рук было ясно, что она просит о помощи. Однако, к удивлению Фёдора, все водители ей отказывали.
– Помогите! Помогите! Дети умирают! Увезите их отсюда, – говорила она.
– Извините, бабушка, места уже нет, машина полная, – отвечал неизвестный шофёр. Увидев эту картину, Фёдор бросил всё и подбежал к женщине.
– Что у Вас случилось? – быстро спросил он.
– Внучка моя семилетняя больна. Умирает. – сказала бабушка. – И мать, дочка моя, тоже неважно себя чувствует. Помогите им, увезите из этого проклятого места, – добавила она.
– Ведите их сюда быстрее, – скомандовал Фёдор и назвал номер своей машины. Пожилая женщина ушла и вскоре привела молодую маму с маленькой девочкой на руках. Лоб ребёнка был горячий, и девочка бредила.
– Прыгайте в кабину. – сказал шофёр. – Патефон только отодвиньте.
– Спасибо большое! – поблагодарила парня девушка, открывая правую дверь грузовика. – Как Вас зовут?
– Я – Федя, – представился Фёдор и сам поспешил в машину.
– Отвезите нас быстрее в госпиталь, – попросила девушка, представившаяся Еленой Григорьевной. – Анночке совсем плохо, бредит, – Елена посмотрела на девочку.
– Не переживайте. Быстро довезу, – Фёдор сказал это и понял, что обязан спасти девочку. Он старался маневрировать по разрушенным улицам, крутя тяжёлый руль настолько быстро, насколько это возможно.
Подъезжая к мысу Осиновец, Фёдор поставил на патефон, аккуратно расположившийся между ним и Еленой Григорьевной, пластинку с названием «Рио-Рита», и выехал на лёд, наплевав на технику безопасности в виде езды с открытой дверью. Его не интересовало то, что с закрытой дверью его шансы выбраться, тепло и уют для пассажиров были сейчас для него важнее.
– Я под эту музыку до начала войны танцевала, – сказала Елена.
– И я тоже, – вспомнил Фёдор те спокойные времена без перестрелок, боёв и смертей, но после этого не проронил ни слова, сконцентрировашись на управлении грузовиком.
Фёдор мчал по замёрзшему озеру на невероятной для «полуторки» скорости, нарушая все установленные правила на Дороге Жизни. Парень не отпускал педаль газа и выжимал из маломощного четырёхцилиндрового сердца ГАЗона всё возможное и невозможное. Шофёр немного переживал за перегрев мотора, но надеялся, что лёгкий мартовский мороз его спасёт.
Грузовик проносился мимо регулировщиц, в панике махавших руками, сигнализируя о необходимости сбросить скорость, но Фёдор нагло игнорировал их, для него сейчас мир за пределами кабины не существовал. Его цель – довезти солдат, Елену и Анночку в госпиталь.
Наконец, опасная ледовая трасса закончилась и начался безопасный участок дороги с нулевым риском утонуть, и вскоре «полуторка» остановилась возле военного госпиталя. К машине сразу вышли санитары с носилками, а Фёдор, взяв на руки маленькую Аню повёл Елену Григорьевну внутрь здания.
– А помочь Вы нам не собираетесь? – проворчала немолодая медсестра. Фёдор обернулся, но ничего отвечать не стал, а просто пошёл в больницу.
Первый этаж военного госпиталя встретил молодых людей приятным теплом и пустотой.
– Наверное, все заняты ранеными, – подумал Фёдор и решил найти кого-нибудь. Результаты поиска увенчались успехом.
– Добрый день. Мы из Ленинграда. Маме с дочкой нужна помощь. – сказал Шофёр медсестре, указывая на Елену и Аню. – У дочки жар, градусов сорок уже, мама сильно переживает. Помогите им, не хочу, чтобы они пропали, – объяснил ситуацию парень.
– Федя, как мне с тобой связаться? Хочу писать тебе письма. Куда писать?
– Смирнов Фёдор. Военная Автомобильная Дорогога 101, ВАД Nо101, девятый автотранспортный батальон. – сказал шофёр. – Буду рад узнать о вашем самочувствии. Ну а сейчас мне пора спасать других! – попрощался парень и шёл, отправившись дальше наатывать километры между мысом Осиновец и Кобоной.
– Спасибо! – крикнула Елена Григорьевна, ведомая медсестрой в палату, где ей позже скажут, что дочка жить будет, но восстановление будет небыстрым.