Ночь, ясная и тихая, обнимала землю. Спала деревня, спал господский дом, никто не заметил, как яркая полоса перечеркнула звездное небо. Метеорит промчался, не потревожив сон людей, проснулся только Василий. Лежать было тесно, неловко. Голод , куда хуже обычного, властно требовал пищи. Васька поворочался-поворочался, да и встал поискать, чего пожрать.
Выбираться пришлось тяжело и долго. Земля, уже слежалась, давила, но не смогла его удержать. Пока он разгребался и вылезал, занялся день. Наверху никого не оказалось. Васька потоптался, не понимая, что делать дальше, но ноги сами понесли по дороге. Роса ещё серебрила травы, кое-где на солнце крупные капли вспыхивали радужным цветом, но Василий не видел красоты народившегося дня, не слышал птичьих трелей, не чувствовал аромата цветов и трав, лишь слабый людской запах вёл его в сторону жилья.
Почти все деревенские уже разошлись на работы, Василию встретилась только одна смутно знакомая баба, которая вывернула на него из-за придорожного куста, ахнула и замерла на месте с исказившимся лицом. Пахло от неё уютом, молоком и свежим хлебом. Не то!
Василий мотнул головой, промычал приветствие и пошёл себе своим путём.
– Ох, Васенька, что ж тебе не лежится, бедолага! – заголосили сзади, но Василий не обернулся. Две девчонки с визгом бросились в разные стороны. Он даже шаг не замедлил: глупые девки, что с них взять!
Пришлось задержаться только однажды, когда под ногами оказался совсем мелкий пацан. Он сидел на обочине без порток в одной рубашонке, гулил и пускал пузыри. Перешагивать его было неудобно, а обходить – пустой тратой сил, и Василий стал, чуть покачиваясь. Младенчик пах вкусно, но не так.
– Хосподи святы, спаси-сохрани! – седая баба в сбившемся платке подскочила, выхватила неожиданное препятствие из под ног и помчалась к избе. Василий размеренно зашагал дальше. Солнечный свет дурманил, лишая сил, и он для надёжности выставил вперёд руки. Левая оказалась почти целой, а вот с правой плоть сползла почти до локтя, а дальше белели чистые кости. Василий смутно понимал, что там что-то не так, вроде и пальцев не хватает, но то, что осталось, двигалось исправно, и он перестал пытаться думать, а сосредоточился на дороге.
Господский дом открылся за поворотом – красивое двухэтажное строение с красною кровлей и белыми наличниками возвышалось на речном берегу и смотрелось в воду. Василий с дороги, обсаженной сиренью, реку видеть не мог, но чувствовал текучую воду, она страшила его. По счастью дом находился на этом берегу. Василий привычно заробел, глядя на широкий двор и крыльцо с белёными резными балясинами и изящными колоннами подпиравшими крышу, и поковылял кругом за кустами, глядя сквозь ветви. Запряжённая коляска шестернёй ждала хозяина. Медлить было нельзя.
Ему повезло. Он прошёл вдоль стены, никем не замеченный, и добрался до крыльца как раз в тот момент, когда барин, одетый в сюртук для прогулок спустился по ступеням. Это был как раз тот запах!
– Мм-мозги! – проурчал Василий и вцепился в плечо и рукав, с нечеловеческой цепкостью удерживая желанную добычу. Барин рванулся с неожиданной силой и прыткостью. Руки Василия оторвались, но пальцы не разжались, а он сам от сильного рывка не устоял на ногах и свалился вниз лицом и отчаянно забился на земле, пытаясь приподняться, с опорой на единственную плечевую кость. Она не выдержала, вывернулась из сустава, но Василий уже приспособился, стал на колени и сразу вскочил, оскалясь.
Поздно! Откуда ни возьмись набежала дворня. Со всех сторон посыпались удары. Самыми тяжёлыми были от барской трости. Василий расшвыривал противников плечами, но никак не мог растолкать. Он не чувствовал боли, но держать равновесие было тяжело. Свежие мозги были так близко…
– Топоры, тащите топоры!
Сильный удар сзади расколол череп пополам и сбил с ног.
– Тю! А голова-то пустая! Мозги сгнили уже.
– Кто это? – отрывисто спросил барин.
– Да это ж Васька, Ваше сиятельство! Которого о прошлый месяц на конюшне запороли! – ответил тот же голос. – Вишь, шевелится ещё.
Василий отчаянно пытался встать.
– Ну, у него и при жизни мозгов не было, – брезгливо сказал барин. – Бросьте в реку, что ли. Нежить, говорят, текучей воды боится. За ноги тащи, зубов берегись.
Василий чувствовал, как плоть лица стекает с черепа, размазываясь по мелкому щебню двора. Ненавистный голос звучал уже в отдалении:
– Да отцепите ж от меня эту дрянь! Распрягай коней, не поеду никуда. Петрушка, неси штоф в кабинет!
Потом вода обожгла кипятком, огнём полыхнула в пустом черепе и Василий больше не чувствовал ничего…
***
Уже отпылал закат, а князь всё стоял у окна и глядел в темноту, вспоминая неприятное дневное происшествие. Два выпитых штофа успокоили его настолько, что он отказался от мысли немедленно уехать в город, но заснуть никак не получалось.
Покойничек оказался злопамятным, хорошо хоть не слишком опасным. Повезло, что один пришёл. А ведь на кладбище были и другие обиженные…
Небо расчертила яркая полоса – вспыхнула и погасла. Затем ещё одна, ещё…
– Красота-то какая! Останусь до осени.