Последний рейд

Из жизни ограниченного контингента советских войск
в Демократической Республике Афганистан.

Все звания, имена и фамилии изменены.
Совпадения с реальными лицами случайны, но правдоподобны.

1.

Командир роты старший лейтенант Макаров сидел на совещании в штабном модуле, но мысли его были довольно далеко от обсуждаемых вопросов.

Эта зима должна стать последней, или «крайней», как говорят суеверные и верящие в многие приметы лётчики, от которых этой привычкой заразились и солдаты, и офицеры «за речкой», в Афганистане.

Полтора года пролетели незаметно, сложившись в один длинный, бесконечный день, наполненный войной, заботами, потерями и ожиданием окончания всего этого.

Ушли по замене в Союз многие из тех, с кем он начинал свою службу на афганской земле. Заместитель командира батальона майор Новицкий и начальник штаба батальона майор Тамбовцев, с разницей в один месяц, осенью прошлого года убыли домой. Шебутной Лёха Ершов, бывший командир роты, которую принял Андрей, уехал еще в начале прошлогоднего лета и уже прислал несколько писем про прелести и маленькие радости службы в заштатном гарнизоне на острове Сахалин. Замполит батальона майор Блинов – неплохой, по сути, мужик и завсегдатай редких офицерских застолий, где обмывали новые звёздочки или награды, по известному принципу: «Если не можешь остановить пьянку – возглавь её», убыл в октябре прошлого года.

Готовились к отъезду домой и Два капитана: Зуев и Черных, ожидая приезда сменщиков и нудного процесса приёма-передачи дел и материальных ценностей, которых у каждого из них было немало.

Один только подполковник Алиханов, неисповедимыми путями добившийся продления срока командировки «до вывода», остался на своём месте. Что, как и кому объяснял он в высоких штабах и кабинетах, было его секретом, но он продолжал командовать батальоном, держа твёрдой рукой вожжи управления коллективом.

Вывод войск, который обсуждался сначала шёпотом в курилках, а после получения ряда документов и разъяснений – и в полный голос, должен был начаться через три-четыре месяца, но уже будоражил умы молодых и не очень молодых офицеров, строящих прогнозы, как и когда он будет проходить.

Всем было ясно, что с вменяемыми командирами мелких отрядов надо будет договариваться, а вот базы, схроны и склады «непримиримых», таких как Кази-Кабир или Башир, необходимо уничтожать, заставляя духов уйти с насиженных мест в горы или вообще в соседний Пакистан.

Размышления старшего лейтенанта прервал суровый, громогласный бас командира: «Макаров! Макаров, ты что там заснул что ли?»

– Никак нет товарищ подполковник! – Андрей подскочил со скрипнувшей табуретки и вытянулся, поедая глазами начальство.

– Повторяю специально для охреневших старших лейтенантов! – Продолжал возмущаться Алиханов. – Вышестоящим командованием принято решение провести… – подполковник запнулся, но взглянув в бумаги, лежащие на столе, продолжил, – «агитационно-пропагандистский рейд». Твоя рота пойдёт в охранении, а возглавит всё это мероприятие майор Денисенко.

Новый заместитель по политчасти майор Денисенко прибыл на замену Блинову и пока не показал себя ни с какой стороны: ни с хорошей, ни с плохой, выполняя обязанности «от и до» и не проявляя излишней инициативы.

– Для рейда нам выделяется из состава БАПО[1] установка ЗС-82[2], листовки, плакаты и прочее, прочее, прочее… – уточнил Денисенко.

– Кроме того, выделено определенное количество муки, риса, соли, сахара, керосина, резиновых галош – для раздачи местным жителям. Будет и «буханка» с врачами, в том числе и женщинами из нашего госпиталя, – продолжал вещать замполит. – Совместно с нами в рейд идут представители уездного комитета НДПА[3], сотрудники ВАД[4] и представители царандоя[5] для поддержания порядка.

– Это, несомненно, важное мероприятие, проводимое в рамках политики национального примирения… – не унимался майор.

– Значит так, – прервал речь замполита комбат. – Организационные вопросы и взаимодействие всех и вся возьмёт на себя майор Денисенко, а тебе готовить технику и личный состав к боевому выходу. – Алиханов сделал ударение на главное слово, – да, именно к боевому! Личный состав, техника, оружие, боеприпасы, сухпай – всё должно быть в полном порядке.

– Духи, конечно, не идиоты, ну, во всяком случае, не все они идиоты, чтобы нападать на колонны и минировать местность в районе кишлаков, где живут их родственники и семьи, – продолжил речь подполковник. – Всё равно, часть продуктов им и достанется после раздачи, но вот пощипать вас на обратном пути, при возвращении, они могут.

2.

Андрей Макаров расположился на броне БТРа, опустив ноги в открытый командирский люк и подложив под задницу толстый «поджопник», сделанный руками заботливых водителей из куска поролона, обшитого старым брезентом.

Комфортная, обмятая «горка», колючий коричневый свитер и бушлат не позволяли холодному ветру добраться до тела. На голове офицера красовалась синяя лыжная шапочка с белой полоской и надписью «Спорт», имевшая среди сослуживцев-офицеров уничтожительное прозвище «гондон», но тем не менее носимая им на боевые выходы как талисман, к тому же удобная и хорошо защищавшая от холода.

Весь этот дурацкий рейд, напоминавший передвижение цыганского табора из-за разнокалиберных машин, различных групп участвующих, имевших разные задачи и своё начальство, вызывал у него раздражение, накатывающее волнами.

Окружив кишлак и выставив посты наблюдения, Андрей приказал оборудовать из камней подобие укрытий для солдат. Торчащие на холмах бронетранспортёры всё равно вызывали неукротимое желание послать этот балаган на хрен и прекратить весь этот бардак.

В бинокль было хорошо видно, как после митинга с речами, лозунгами, флагами и вручением листовок началось настоящее столпотворение –раздача муки, соли, сахара и керосина из бочек, выгруженных из кузовов автомашин.

К двум небольшим палаткам, развёрнутым отдельно для мужчин и женщин и снабжённым красными крестами, выстраивались очереди желающих попасть на приём к «шурави дохтор».

Громко ревел «матюгальник» на крыше «бардака», транслируя патриотические песни, напоминающие мяуканье кошек по весне. В перерывах между музыкой был слышен треск «дырчика» – переносного бензинового генератора, подававшего электроэнергию на звуковещательную станцию.

Две пары «Крокодилов», сопровождавшие колонну до кишлака, ушли на базу для дозаправки и остались там в десятиминутной, как обещали, готовности к прилёту.

– Твою-то мать, какой же всё-таки цирк! – бурчал себе под нос Макаров, рассматривая в оптику творившееся действо.

Два радиста сидели рядом на броне, обеспечивая постоянную связь и взаимодействие со взводами, располагавшимися по другую сторону кишлака, и командованием, ежечасно требовавшим доклада об обстановке.

«Вот что это за хрень, эта политика национального примирения, объявленная Наджибуллой? – размышлял офицер. – Ну какое может быть примирение с убийцами и садистами? Мы помогаем афганцам строить дороги, дома, школы и больницы, обучаем врачей, учителей и инженеров, а они, выродки, этих врачей и учителей убивают и сжигают живьём прямо на глазах детей…»

«А может, это всё зря? – пришла в голову крамольная мысль. – Может, этим всем дехканам и бачатам (детям), бегающим в пыли между рядами техники, стоящей на краю кишлака, на фиг не нужен этот самый двадцатый век? Может, им хорошо и в своём, четырнадцатом, где они застряли без телевизора, телефона, школ и больниц, вытирая задницу песком или камушками?

Может они и не хотят благ цивилизации до такой степени, что взялись за оружие, убивают и отрезают головы своим соотечественникам, ну и заодно нашим солдатам?

Поэтому мы и уходим? Не потому, что нас победили или мы не смогли бы победить, размолотив в пыль и щебень все эти кишлаки, если б взялись вести настоящую войну, а потому, что им это всё, привнесённое на наших руках, на хрен не нужно, и бесполезно пытаться цивилизовать дикарей против их воли? А местные активисты, поддерживающие изменения в этой стране, всего лишь прекраснодушные мечтатели или корыстные подлецы, решившие прихватить себе кусочек власти? Или кровники, мстящие друг другу за уничтоженных родственников?»

Некстати, вспомнился доктор Али, ХАДовец, назвавший его братом и передавший ему в подарок нож «Вишня». Он погиб где-то на тайной войне в прошлом году.

Невесёлые мысли старшего лейтенанта прервал вызов по радиостанции от майора Денисенко, сообщившего, что задание на выезд выполнено, помощь роздана, палатки врачей сворачиваются и пора готовиться в обратный путь.

Неприятное предчувствие холодной волной прошло по спине, но отбросив не нужные сейчас эмоции, Макаров собрал командиров взводов на постановку задачи.

Как и всегда, не обошлось без накладок: какие-то машины не хотели заводиться, кто-то из солдат-водителей бегал вдоль выстраивавшейся колонны, пытаясь отыскать свой бушлат, в толчее и суете скорее всего украденный бачатами и уже спрятанный в надёжном месте.

Обматерив нерасторопных бойцов и остро чувствуя новую волну тревоги и раздражения, Андрей по радио дал команду начать выдвижение головному дозору.

Он связался с базой и доложил о начале выдвижения. В ответ получил заверения, что вертушки, выделенные в прикрытие, поднимутся в воздух незамедлительно.

Толстой, зелёной, пыльной змеёй колонна вытягивалась на дорогу, проходящую по дну ущелья.

«Через пару часов будем дома», – подумал Макаров, прежде чем его сознание поглотила темнота…

3.

Очнулся Андрей от боли. Болело всё тело: руки, ноги, рёбра. Но сильнее всего болела голова.

И тишина… абсолютная тишина, не нарушаемая никакими звуками.

При попытке открыть глаза моментально выступили слёзы, не давшие рассмотреть место, где он находился.

А еще дико хотелось пить.

Губ коснулся край солдатской кружки и в рот маленькими порциями потекла живительная влага, смачивая пересохшую глотку.

Он хотел попросить еще воды, но напрягшееся горло выдало лишь слабую вибрацию без какого-либо звука. Острая вспышка боли погрузила его в блаженное беспамятство…

В очередной раз очнувшись, Макаров осмотрел комнату слезившимися глазами и сознание выдало ему версию – госпиталь, не плен. Небольшая по размерам, но с высокими старинными потолками палата. На соседней койке сидел одетый в синюю больничную пижаму худощавый мужчина с тёмными коротко стриженными волосами и левой ногой в гипсе.

Увидев, что Андрей открыл глаза, мужик, смешно открывая рот в полной тишине, подхватил костыли и вышел из поля зрения. Ощупав себя левой рукой, поскольку правая была в гипсе, впрочем, как и правая нога, старший лейтенант обнаружил бинты на торсе и здоровенную, на всю половину лица нашлёпку из пластыря.

Сильно тошнило, еще сильней болела голова. Зрение, словно расфокусированное, не хотело сосредотачиваться на предметах, видя их словно через пелену, мелькавшую перед глазами и вызывающую желание убрать эту помеху.

Снова хотелось пить, но попытка попросить кого-нибудь принести воды ощущалась им как дрожание в горле, совершенно без звука.

Бесшумно, как белое привидение в халате, на стул возле кровати присел, по всей видимости, врач, внимательными серыми глазами смотревший на Андрея. Доктор, так же беззвучно шевеля губами, посветил в глаза фонариком с тонким лучом света, а затем обеими руками больно и сильно нажал где-то за ушами офицера.

– …меня слышите? Не волнуйтесь, это временная потеря слуха и затруднения с речью. – Произнёс врач. – Сестра, попить дайте пациенту!

Склонившая над кроватью медсестра приложила к губам Андрея кружку с холодной и вкусной водой. После нескольких глотков сухость во рту отступила.

–Д…д…д, – произнёс офицер, чувствуя новый приступ головной боли и усилившуюся тошноту.

Стены палаты, окно, доктор, мужик на кровати двинулись и закружились вокруг, вызывая неимоверную тошноту и новый приступ боли в голове, заставившей Андрея закрыть глаза.

– Ваш санинструктор молодец, – продолжал говорить врач, чей голос доносился глухо, как через затычки в ушах. – Оказал вам первую помощь грамотно, наложил шины и не допустил смещения костей голени и предплечья. Обездвижил треснутые рёбра. Множественные ранения нижних конечностей обработал. Не стал колоть промедол, что совершенно верное решение при контузии. Правильно заполнил «форму сто», указав первичные повреждения и травмы.

– Да и командиры ваши не оплошали, молодцы, прямо скажем, – продолжал бубнить голос доктора. – Вертолётом, прямо через границу, к нам сюда, в Душанбе, в госпиталь, вас и двоих ваших солдатиков оперативно доставили. Ну а лицо ваше, камнями посечённое, мы почистили, шовчики наложили – не без того. Не скажу, что прямо как в косметологии, но, в общем и целом, довольно аккуратненькие. Будете теперь бородку носить, справочку мы вам напишем, ну а седые волосы – это вообще, чепуха. Многим девушкам нравится…

Голос врача утомлял и умиротворял, и несмотря на усиливающуюся с каждой минутой головную боль, Андрей заснул.

Постепенно немудрёный госпитальный быт наладился. Через некоторое время Макарову, с помощью симпатичной медсестры Наташи, удалось присесть в кровати, и приём пищи из процедуры кормления больного с ложечки превратился в почти нормальный человеческий завтрак, обед и ужин.

Головные боли стали реже – уже не каждый день, а через день и не такие сильные и выматывающие. Нога и рука под гипсом ужасно чесались, как зудела и правая щека, с которой сняли пластырь.

Еще через неделю врач разрешил ходить с помощью костылей, но без опоры на сломанную ногу, и Андрей, первым делом посетивший туалет, наконец избавился от чувства стыда и неполноценности, вызываемые у него помощью медсестёр и нянечек при опорожнении кишечника и мочевого пузыря.

Соседи по палате, познакомившиеся с Макаровым, его не доставали вопросами: один из них, Вадик, такой же старший лейтенант, как и Андрей, был эвакуирован с контузией и ранением «из-за речки». Двое других, капитан и старлей из местного гарнизона, в разговоры не лезли, но с удовольствием и часто предлагали «сгонять пулечку» в преферанс.

Речь, как и обещал начальник отделения, восстановилась, но заикание пока не пропало. Швы со щеки сняли, опухоль спала, открыв багровые, неровные шрамы на лице и поставив перед Макаровым, глядевшим на себя в мутное зеркало вопрос: «Ну и как теперь бриться? Или действительно бороду отпустить?»

Однажды его пришли навестить солдаты-связисты, сидевшие вместе с ним на броне в тот злополучный день. Постучавшись и войдя в палату, одетые в солдатские коричневые госпитальные пижамы, они остановились у койки и замерли, не поднимая глаз.

– К… кто? – спросил Андрей, сразу поняв, что его бойцы видели больше, чем он сам, валявшийся без сознания.

– Санька Чернышов, водила, и пулемётчик, Коля Малышев. Оба «двухсотые», как мы поняли. – ответил Сергей, высокий и плечистый солдат из взвода связи, приданный ротному на время рейда, поднимая глаза. – Наш БТР вскрыло фугасом как консерву. Вас отбросило прямо на камни, ребят внутри – наглухо, а нам Сашкой, – он кивнул головой на стоящего рядом солдата, поменьше досталось. Так, башка поболела пару недель, да и всё. Пока борт ждали слышали, что санинструктор говорил про ребят. Мол, всё…

– С… спасибо, парни. В… вы идите, отдыхайте, пока есть в… возможность. Нам всем скоро назад, в часть. М… мы еще не закончили – сказал Андрей, ощущая как волна отчаяния и боли вступает в голову.

Пацанов вскоре выписали и они, одетые в выбеленные афганским солнцем, выстиранные и зашитые горки, выглядевшие странно и чужеродно в госпитальной палате, переминаясь с ноги на ногу, зашли с ним попрощаться.

4.

Прошел еще месяц. Гипс с руки и ноги сняли, и Андрей стал совершать маленькие переходы по коридору, разминая мышцы и добравшись, наконец, до вожделенного горячего душа.

В один из дней палату посетил начальник госпиталя, пожилой полковник с пышными усами, во главе представительной комиссии. Спросив для порядка, как дела, как идёт лечение, он приказал выдать всем новые пижамы, сменить бельё и вызвать солдатика-парикмахера, для приведения в божеский вид офицеров в палате.

– Ясненько! – сказал Иван, капитан из местного гарнизона. – Ждут приезда начальства с большими звёздами. Засуетились…

Большое начальство пожаловало через два дня. Совершенно незнакомый – да и откуда бы – генерал-лейтенант во главе внушительной толпы полковников нагрянул после утреннего обхода, благоухая дорогим одеколоном и сверкая шитьём на мундире.

Он поздоровался с офицерами, вставшими возле кроватей, и произнес весьма короткую, но яркую и экспрессивную речь, поблагодарив за службу. Затем вручил Вадику медаль «За отвагу».

Повернувшись к Андрею и с неодобрением глянув на небритую физиономию и короткий, совершенно седой ёжик волос, он вручил Макарову коробку, внутри которой поблёскивал рубиновой эмалью лучей орден «Красной Звезды», и орденскую книжку.

Выслушав положенное «Служу Советскому Союзу!», генерал, нахмурив брови вдруг спросил, обращаясь почему-то к начальнику госпиталя: «А чего этот офицер такой старый, и всего старший лейтенант?»

– Да какой он старый, товарищ генерал, – ответил вместо полковника майор, начальник отделения, – салага он, двадцать пять лет всего!

Генерал, не вступая в дискуссии, повернулся и вышел из палаты, а за ним и вся компания, а Вадик подошел к Андрею, громко засмеялся и спросил: «Ну что, Старый, обмывать награды-то как будем?».

[1] БАПО – боевой агитационно-пропагандистский отряд.

[2] ЗС-82 – звуковещательная станция на базе БРДМ с «матюгальником».

[3] НДПА – народно-демократическая партия Афганистана.

[4] ВАД – бывший ХАД, афганская служба госбезопасности.