Последний серафим

Снаружи слышался разговор. Вполголоса говорили о банкете, который через два дня должен был пройти у уважаемого во всём городе мистера Уоллеса. Ходил слух, что на этот банкет была приглашена даже леди Кингстон, так возвышаемая и обожаемая воспитанницами Дома Благородства, из которого год назад ещё девицей выпустилась Мишель Бореалис — маленькая кокетка Мими, приглянувшаяся красавцу-офицеру Генри Бостону на одном из вечеров и почти сразу за него сосватанная. Её голос, мягкий, нежный, словно струящийся шёлк, разительно отличался от голосов других женщин — грубоватых и каких-то крикливых. Чтобы отвлечься от последних, мужчины часто заводили разговор с новоиспечённой мадам Бостон о чём-нибудь, не всегда даже имеющем какого-либо глубокого смысла, лишь бы услышать её прекрасный голос и своеобразный замысловатый говор «чужестранки» — так за спиной любовно называли Мишель с самого её приезда в столицу откуда-то из глубинки, лесов на севере страны. Она и правда сильно отличалась от жителей столицы: ей не требовалось тонны пудры, чтобы выбелить своё бледное лицо с крохотным носом и красиво очерченными светлыми глазами в опушении золотистых ресниц; она не носила жёсткие корсеты, утягивающие талию, лишь — платья с широкими лентами-завязками на ровной спине. Слегка вьющиеся светлые волосы она собирала в замысловатые причёски, обязательно с косами, и украшала их искусно засушенными цветами. Любовь к последним у неё была на грани помешательства: каждый подаренный ей цветок она приказывала засушить, а некоторые, более того, покрыть лаком. Поговаривали, что из мёртвых цветов она создавала картины и будто бы даже подарила своей наставнице, леди Кингстон, её портрет из сухоцветов. Но такая странность была Мими скорее в плюс, нежели в минус, и давала мужчинам (да и некоторым женщинам, желавшим войти в расположение жене видного офицера) больше шансов завести с ней приятную беседу, обязательно вручив ей роскошный букет.

Генри Бостон был старше Мими почти на десять лет и до женитьбы считался завидным женихом. Когда-то он состоял в рядах Королевской охраны, но при подавлении восстания получил серьёзное ранение и ушёл со службы. Король пожаловал ему титул рыцаря, приличное ежегодное жалование и небольшое уютное поместье, куда тот и привёз свою маленькую жену. Тогда же Генри устроился на государственную службу.

Чета Бостон считалась примером семейных отношений. На всех вечерах они появлялись вместе, всегда с улыбкой на красивых молодых лицах, задором в светлых глазах Мишель и нежностью во взгляде тёмных глаз Генри, с которой он смотрел на свою куколку в воздушных нарядах, которую всюду задаривали душистыми цветами. Смеясь, она принимала очередной букет и тут же хвалилась им мужу.

— Вы, мой дорогой муж, могли бы тоже дарить мне такое, — состроив забавную гримасу обиды, любила она приговаривать, на что Генри не забывал упомянуть, что дома у неё был личный питомник. Насупившись ещё больше, она подмечала, что её любимый муж настрого запретил ей срезать в нём цветки. И окружающие смеялись, умиляясь их отношениям.

Новым поводом для умилений стала весть о том, что Бостоны ждали ребёнка. Как отмечали многие дамы, Мишель сильно похорошела за последние пару-тройку месяцев. Все гадали, кто же станет крёстной матерью будущему малышу и каждый раз сходились на одной и той же персоне — леди Кингстон. Эта женщина, несомненно, не могла не согласиться принять себе в крестники или крестницы ребёнка своей любимицы, опекаемой с её шестнадцатилетия и по сей день. В свете не знали, но каждый месяц леди Кингстон справлялась о жизни Мими коротким письмом, вложенным в плотный конверт вместе с несколькими засушенными цветками. Мишель читала письмо, переворачивала лист бумаги и на обратной его стороне алой краской писала два числа: номер письма от благодетельницы и количество вложенных цветков. Второе стабильно равнялось трём. Эти цветки в тот же вечер (а просматривала мадам Бостон почту исключительно по вечерам в приятном полумраке собственного кабинета) отправлялись в деревянную шкатулку с резной крышкой. Шкатулка же хранилась в ящичке письменного стола и доставалась, только чтобы пополниться новыми бутонами.

О переписке Мишель с леди Кингстон знали только трое: её муж и двое близких друзей, временами посещавшие поместье Бостонов, чтобы проведать Мими. Один из них — Кристиан Хэллфорд — был знаком с Мишель ещё до её переезда в столицу, со вторым — Робертом Разиэлем, как сказала сама Мишель мужу, она познакомилась на одном из вечеров, пока Генри отходил за напитком. Кристиан работал в столичном клубе, Роберт был почтальоном, но состоял в родстве с какой-то знатью, поэтому иногда появлялся на вечерах. А также именно он приносил Мишель письма и лично забирал конверты с её ответами.

Генри не нравились они оба. Двое статных красавцев-ровесников Мими не вызывали у него ревности, но было что-то, что казалось ему страшнее. Офицера, когда-то смело глядящего на вооружённого врага, пугали глаза этих двух молодых мужчин. Одинаково холодные, бездушные, пронзительные взгляды эксцентричного Кристиана и тихони Роберта будто осязались им, словно изнутри его касались ледяными руками. Чтобы избежать этих взглядов, он старался оставлять Мими наедине с друзьями, а сам уходил в другую комнату, несмотря на уговоры жены и Кристиана остаться и поучаствовать в их беседе.

Вот и теперь, слушая разговор о банкете, Генри старался смотреть куда угодно, но только не на тихо стоявшего в стороне Роберта. Последнего пытались разговорить другие мужчины, но тот лишь кивал либо качал головой на разные предложения. Кто-то из старших его товарищей, зная, что он не женат и даже ни с кем не обручён, предлагал вместе поехать в увеселительное заведение, чтобы развеяться. Роберт пожал плечами и кивнул, бросив краткий взгляд на Мишель. Та как раз заговорила о погоде, но на секунду замолчала, почувствовав на себе взгляд друга. Едва заметные улыбки появились на губах обоих и тут же исчезли. Мадам Бостон продолжила восхищаться погодой (а осень в этом году и правда выдалась щедрой на тёплые ясные дни), а Роберта, извинившись перед дамой за такой скорый уход, похлопывая по плечу, повели к кованым воротам.

Кристиан слушал весь разговор, внимательно разглядывая пальцы левой руки. Широкий рукав с кружевной манжетой съехал к плечу, обнажив бледную кожу. Длинные светлые ногти слегка постукивали по тёмному дереву, наигрывая замысловатую мелодию.

— Вы ведь будете присутствовать на банкете? — донёсся до его слуха знакомый мужской голос. — Такое мероприятие нельзя пропускать.

— Только если моя милая Мишель пожелает туда поехать, — ответил Генри Бостон.

— Я бы с удовольствием посетила ужин, но не могу.

Голос Мишель слегка дрогнул, улыбка исчезла с её личика, будто омрачившегося всего за один миг.

«Какова актриса», — усмехнулся Кристиан, сложив на груди руки.

— Понимаю, он был Вам как брат, мадам Бостон, — кивнул невысокий пожилой мужчина. — Но разве не проще пережить такую потерю, поговорив с кем-то? Уверен, леди Кингстон выслушает Вас…

Губы Мишель сжались в тонкую полосу. И, прежде чем она сказала бы резкую фразу, Генри спокойно, но твёрдо произнёс:

— Пожалуйста, проявите уважение к горю моей жены. Мы обязательно посетим вечер, но в другой раз, когда Мишель оправится от потери.

Старик вздохнул и, кратко поклонившись, тоже побрёл к выходу.

Постепенно разбрелись и остальные, продолжая переговариваться о каких-то вечерах, слухах и прочих мелочах.

Бостоны покидали кладбище последними. Уходя, Мишель обернулась, улыбнувшись, понимая: всё складывалось идеально.

— Ночью, — тихо произнесла она в пустоту. — Я приду к тебе сегодня ночью.

«Жду, моя леди», — донёс до неё нежный ответ ветер.

— * —

Двое осторожно ступали по дорожке меж могильных плит, крестов и деревьев. Золотые листья срывались с ветвей под порывами ветра и, провальсировав в лунном свете, стелились ковром под ногами идущих.

— Сегодня днём я не врала: погода и правда чудесная, — заговорила женщина в чёрном пальто, накинутом поверх лёгкого чёрного платья. — Особенно хороша для ночных прогулок, не находите, Роберт?

Она оглянулась на следовавшего за ней мужчину в простой серой рубашке и чёрных брюках с подтяжками.

— Я бы предпочёл гулять без лопаты, — отозвался тот.

— Вы сегодня слишком много выпили, Вам не помешает немного подвигаться. Не всё же умственной работой заниматься. Уже придумали наказание для тех прелюбодеев?

— Наказание пускай им придумывают их жёны.

— Не боитесь, что так мы лишь приумножим жестокость? В конце концов, женщины изысканны в методах мести. Вы ведь сами так говорили когда-то.

— Разве Вас это волнует, леди Бостон?

Женщина остановилась на развилке.

— Или Вас лучше звать прежним именем? — уточнил Роберт, глядя на сгорбленную спину Мишель.

— Каким из? — глухо спросила Мишель.

— Только не говорите, что привязались к этому офицеру, — в голосе Роберта прозвучали насмешка и тревога. — Рано или поздно он всё поймёт. И что Вы будете делать в таком случае?

— Остановимся на том, что он не поймёт, — тихо проговорила Мишель и двинулась дальше чуть быстрее.

— Как пожелаете, — пожал плечами Роберт и, поудобнее уложив лопату, поспешил за женщиной.

Остановились они у свежей могилы, усыпанной букетами цветов. Мишель осталась стоять чуть в сторонке, кивнув Роберту, и тот принялся сгребать букеты, аккуратно складывая их в одну кучку за могильной плитой. Затем в землю вонзилось полотно лопаты.

Копал Роберт в полной тишине. Мишель молча наблюдала за тем, как методично, неторопливо работал мужчина, скидывая землю вокруг раскапываемой могилы. Привычное для неё зрелище не вызывало никаких эмоций. По крайней мере, так ей хотелось думать. В действительности же, стоя у холодного надгробия и наблюдая за тем, как постепенно из-под земли проявлялась крышка тёмного гроба, она начала замечать в себе нечто не свойственное ей. Положив ладонь себе на живот, она думала о Генри Бостоне. Внутри неё билось крохотное сердце их ребёнка, но почему-то эти мысли приносили ей… Да, кажется, люди называли это чувство болью. Странное чувство, смешанное с чем-то ещё. С чем-то, похожем на ожидание?..

— Мне гроб самому вскрывать, или по старой схеме? — добрался до её мыслей голос Роберта.

Мишель выпрямилась, будто резко проснулась. Роберт стоял, облокотившись левой рукой на лопату, воткнутую в землю, и смотрел на женщину в ожидании.

— Я сама.

Мишель подошла к самому краю ямы. Опустившись на колени, нагнулась так, чтобы коснуться крышки гроба, и тихо произнесла:

— Я пришла к тебе, Кристиан.

— Леди Бостон, назад! — воскликнул Роберт, оттянув её за руку от могилы ровно в тот момент, когда в ящике что-то щёлкнуло и крышка гроба практически отлетела в сторону.

— А я всё думал, в каком часу вас ожидать, — как ни в чём не бывало, произнёс Кристиан, садясь на красном бархате и с улыбкой глядя на бледное лицо сидящей на краю Мишель. — Чуть со скуки за эти несколько дней не помер. А ты, Роберт, наверное, отдохнул от меня, да?

Он с доброй усмешкой глянул на Роберта. Тот многозначительно посмотрел на лопату.

— Я с того света вернулся, а ты даже доброго слова не скажешь, — притворно-обидчиво произнёс Кристиан и выбрался из гроба. Потянувшись, щёлкнул пальцами — и крышка вернулась на место.

— С того света ещё никто не возвращался, — заметил Роберт и принялся засыпать землю обратно.

— Зануда, — прокомментировал Кристиан. Затем, наклонившись, протянул руку Мишель, помогая ей подняться, придержав почти съехавшее с её плеч пальто.

Луна снова выплыла из-за облака, осветив троицу у возвращённой в приличный вид могилы.

— Жаль, что ты решил уйти, — вдруг признался Роберт, глядя на небо. — Семи лет ведь не прошло даже. Кто будет помогать нам судить людей? Госпожа Мишель совсем уже очеловечилась, скоро мы её потеряем.

Лицо Мишель залила пунцовая краска.

— Повтори-ка! — воскликнула она, но её пыл улетучился, едва только её локтя коснулись прохладные пальцы Кристиана.

Оглянувшись на него, Мишель встретилась с нежным, грустным взглядом тёплых глаз. Кристиан, улыбаясь, покачал головой.

— Не забывайте: я разведчик, — произнёс он. — Мне приходится уходить первым, чтобы в следующем месте вам было проще приспособиться и у вас было хоть сколько-нибудь информации о грешниках. Этот город и страну я оставляю на вас. Роберт.

Роберт вопросительно глянул на товарища.

— А на тебя я оставляю самое дорогое, — тихо проговорил Кристиан.

Роберт, отведя взгляд, кивнул, поняв его без дальнейших слов.

— Какое это по счёту прощание? — обратился Кристиан уже к Мишель. — Не припомню, чтобы в прошлые разы у Вас был такой взгляд.

— Тебе хватит полугода на разведку? — вдруг спросила Мишель.

Кристиан усмехнулся.

— Вы всё ещё недооцениваете меня… — начал он, но Мишель перебила его, уверенно глядя прямо ему в глаза:

— Жди меня через полгода.

— К чему такая спешка? — улыбнулся Кристиан. — Тут работёнки ещё на несколько лет, если действовать осторожно. Ваша внешность позволяет Вам пробыть тут три года спокойно. Не торопитесь.

Он осторожно взял её руку и, поклонившись, коснулся её лбом.

— Я ждал, жду и буду ждать Вас, моя леди, — едва слышно произнёс он и, прежде чем Мишель или Роберт успели бы что-то сказать, растворился в воздухе, оставив после себя серый дым, медленно расползавшийся в октябрьском воздухе.

В груди что-то больно кольнуло, и Мишель руками схватилась за то место, где, как говорили, у людей находилось сердце. Сжимая тонкую ткань платья, она осела на землю, сгорбившись.

Роберт подскочил к ней, приобнял за дрожащие плечи.

— Что со мной? — всхлипывая, спросила Мишель. — Роберт, почему? Почему мне так больно?..

Роберт молчал. Он не знал, что сказать серафиму, чьи невидимые крылья последнее время медленно сгорали на его глазах. Ему, простому ангелу, не хватало сил напрямую сказать Мишель, что её падение было близко. С рождением ребёнка она больше не сможет вернуться домой. И Роберт, и Кристиан понимали это. Им оставалось лишь гадать, понимала ли это сама Мишель. Она наверняка не могла не чувствовать, как сгорала часть неё. Она знала Закон. И знала Наказание.

— Как Вы хотите вернуться к Кристиану, когда родите? — тихо просил он. — Вы больше не будете…

— Генри — очень хороший человек, — так же тихо заговорила Мишель, казалось, не слушая Роберта. — Ему просто не посчастливилось полюбить такую, как я. Он не желал видеть рядом с собой никого, кроме меня. Я не могу уйти, оставив его совершенно одного. Здесь, — она положила ладонь на свой живот, — уже бьётся сердце его сына. Иногда лучше уйти раньше, чтобы потом не было так больно. Пока я ещё не потеряла свой ранг, я могу видеть, как должны сложиться судьбы всех людей. Мы призваны наставлять грешников на путь истинный, но почему никто не думает о тех, кто не совершает грехов? Я хочу, чтобы хотя бы один человек после встречи со мной стал немного счастливее. И наш ребёнок станет моим ему благословением. Первым и последним моим благословением…

— И ради этого человека Вы готовы пожертвовать своей божественностью? — воскликнул Роберт. — Мишель, это сумасбродство!

— Роберт, — серьёзно произнесла Мишель. — Когда я уйду, на замену мне отправят кого-нибудь нового. Серафимов больше не осталось, поэтому это будет кто-то менее сильный. Ты опытен, и только это спасёт твоё предназначение. А мы с Кристианом вынуждены будем сгинуть.

— Что? Почему?

— Пятьсот лет назад Кристиан был серафимом. Но с каждым столетием его ранг всё понижали и понижали, пока он не дошёл до самого обычного ангела. Когда ты присоединился к нам, он совершенно потерял свой свет, но продолжал исполнять предназначение, потому что я поручилась за него. Мой путь с самой вершины до самого дна займёт всего мгновение по сравнению с его. А раз поручитель потеряет благословенность, его подопечный тем более не сможет продолжать Священное служение. Мы уйдём, и Отец никогда более о нас не услышит. Через полгода ты должен будешь раскопать мою могилу и сразу покинуть кладбище, не оглядываясь. Ты должен будешь забыть о нас и не окликать, даже если встретишь нас в толпе. Может показаться, что во мне играют чувства, но это лишь холодный расчёт. Ангелы не способны на чувства, запомни это. Любой ангел, в котором просыпаются человеческие чувства, рано или поздно оказывается на нашем с Кристианом месте. Наши крылья сгорают, свет гаснет, а бессмертие становится проклятием. Пока вы будете карать грешников и возвышаться за это, я, Кристиан и другие падшие серафимы будем оберегать людей от грехов. Всегда проще разбираться с последствиями, нежели предупреждать то, что их вызывает.

— Но это же значит…

— Вызов Отцу? — Мишель усмехнулась. — Нет, Роберт, это не вызов. Это ответ.

Мишель, придерживаемая ошеломлённым такими новостями Робертом, поднялась с земли, поправила снова съехавшее с её плеч пальто.

— Мы втроём хорошо провели эти восемьдесят лет, — задумчиво продолжила она, глядя на луну, временами прячущуюся за тёмными облаками, пока на неё саму печально смотрел Роберт. — Всё-таки люди — интересные существа. Возможно, мне стоит посетить этот банкет, чтобы узнать слухи, которые точно появятся благодаря твоим сегодняшним действиям? Да и леди Кингстон будет рада меня видеть. Наверное, мне и правда стоит ей выплакаться.

Что думаешь, Роберт?