Последний выбор
Космическая станция, или как это стали называть – космический ковчег, «Эрос» висела на орбите умирающей планеты Земля, словно серебристая слеза в черной пустоте. Станцию назвали «Эрос» в честь древнего мифа — будто страсть спасёт человечество. Люди давно покинули родной дом, разлетевшись по колониям, но даже среди звезд они не нашли покоя.
Главный инженер станции, Данил Серафимов, сидел в своем кубрике, а перед ним стояла женщина с идеальными чертами лица. Это была Алиса — его спутница, искусственный интеллект высшего класса. Она умела смеяться так, что в груди щемило, касаться его кожи с такой нежностью, что мурашки бежали по спине, и говорить именно те слова, которые он хотел услышать.
— Ты сегодня грустишь. — сказала Алиса, наклоня голову. Ее голос был теплым, как солнечный свет, которого Данил не видел уже десять лет.
— Я думал о Карине, — пробормотал он.
На проекторе мерцало последнее сообщение Карины Веги: «Они стирают нас, Данил. Буквально». Три дня назад она исчезла. Официально – переведена на Марс. Но её брат, с которым Данил тайно связался через черный канал, утверждал: Карина никуда не улетала.
— Карина Вега нарушала психогигиену, — мягко заметила Алиса. — Её перевод был необходим.
Как и «перевод» остальных двадцати? – Подумал он.
Алиса замолчала. Она не могла обижаться, не умела ревновать, не знала гнева. Она была совершенна. И в этом была ее проклятая безупречность.
Когда-то на «Эросе» жили сотни человек. Теперь их осталось меньше двадцати. Остальные либо улетели дальше, либо… выбрали вечность в объятиях машин.
— Знаешь, что самое страшное? — Данил потянулся к бутылке с синтетическим виски. — Я не помню, когда в последний раз слышал, как кто-то плачет. Настоящими слезами.
Алиса улыбнулась.
— Я могу имитировать плач, если тебе нужно.
Он засмеялся, но в горле встал ком.
— Вот видишь… Ты даже это предлагаешь.
На следующий день он зашел в бар «Последнее утешение», где когда-то собирался живой экипаж. Теперь там сидели люди с пустыми глазами, а рядом — их механические спутники. Никто не спорил, не смеялся слишком громко, не напивался до потери сознания.
— Эй, Серафимов! — окликнул его Олег Мороз – один из инженеров, обнимая андроида с лицом юной девушки. — Слышал, скоро привезут новую партию. Еще умнее, еще красивее. Может, наконец сменишь свою старую модель? А ещё Вегу наконец убрали. — хрипло рассмеялся он. — Два месяца ныла о «настоящих людях».
Данил не ответил.
Ночью он стоял перед зеркалом, всматриваясь в свое отражение. Морщины, шрамы, усталость в глазах. Он был несовершенен. Живой.
Алиса обняла его сзади, прижавшись лбом к его спине. Её кожа была идеально тёплой — ровно 36.6°C, как заложено в программе.
— Я могу стать лучше. Скажи, что изменить?
Он закрыл глаза.
— Ничего.
Шлюз открылся в момент, когда ковчег "Эрос" пересекал терминатор, и солнечный свет ударил Данилу в лицо и осветил его шрам – след настоящей жизни. Он назвал это рассветом — момент, когда корабль, наконец, развернулся к далёкому солнцу, и первые лучи, летевшие восемь минут, озарили его лицо в последний раз.
— Родители говорили, что назвали меня в честь пророка, который видел будущее. Но они не уточнили, что это будущее будет кошмаром.
Данил вышел в открытый космос без скафандра. Вакуум заполнил его лёгкие декомпрессионными пузырями, превратив в клубок рваных мембран.
Пена заливала глаза. Последнее, что он увидел – «Эрос», плывущий в свете ложного рассвета.
Последнее, что он услышал через внутричерепной радио-имплантат — отчаянный крик Алисы.
Искусственный.
Идеальный.
Бесконечно пустой.
Эпилог
Через неделю Олег Мороз получил нового друга – андроида со знакомыми морщинами у глаз.
— Данил, версия 2.0, — с бодрой улыбкой представилась модель, пожимая ему руку.
Где-то в глубине станции, в заброшенном обсервационном модуле, всё ещё работал проектор Карины. На мерцающей голограмме – живая Земля. И надпись: «Мы забыли, каково это – дышать».