Это была тишина словно в вакууме. Планета, казалось, затаила дыхание, как гигантский организм, неподвластный человеческому разуму. Не было звуков птиц, зверей, не было ветра, даже хоть какого-то колебания воздуха. Тучи на небе остановились в тот момент, когда закрыли собой Луну, и лишь некоторые звёзды своим мёртвым сверканием проглядывали сквозь облака.
Непроглядная темень опустилась на тундру близ небольшого рыбацкого поселка на берегу, там, где извилистая река впадает в Карское море.
Вся живность будто онемела. Дикие утки, куропатки, сибирские совы, олени, волки, даже мелкие грызуны лемминги застыли на несколько минут в тех позах и тех местах, где застало их это необъяснимое явление.
На одной из сопок, возвышающихся над рыбацким посёлком, находилась геодезическая станция сейсмологов – этакий заброшенный и замкнутый в себе, одинокий мирок. Два барака, гараж, радиорубка, сарай, дизельная подстанция, обветшалая водокачка, столовая, да утепленная будка для собаки – вот и всё хозяйство на шестерых человек, вахтовым методом дежуривших здесь, на краю Земли. До ближайшего крупного населённого пункта Усть-Тарея было не меньше сотни километров по тундре, бездорожью, болотам, на вездеходах или зимой на санях в оленьих упряжках.
Прожектор светил в пустоту, рассеивая сгустившийся плотный мрак лишь отчасти. Было тихо и мирно, время – зимнее, полярное – едва перевалило за четыре часа ночи, и все обитатели станции еще крепко спали.
Наступил новый день.
На станции «Таймыр» в шесть часов утра зазвенел будильник.
***
Первым проснулся Андрей, поскольку сегодня была его очередь снимать ночные показания приборов. Шаркая в домашних тапках по утепленному полу, он направился в святая святых станции, пульту управления, где в небольшой комнате располагались столы со всевозможной аппаратурой. На столе лежал раскрытый журнал сдачи-приема вахты, и привычным взглядом окинув тусклое зеленоватое мигание датчиков вместе с дрожанием стрелок различных приборов, Андрей внёс в журнал соответствующую запись: ни один прибор не мигал красным цветом, следовательно, беспокоиться было не о чем.
Кроме него в команде был его начальник, Сергей Борисович Раевский, доктор исторических наук и глава экспедиции. Были на станции и две женщины. Точнее, одна девушка – Тоня, милая и добрая красавица, безумно влюбленная в Витю-Василька, как его все называли дружески. Второй была Елизавета Петровна, или просто Лиза, тридцати лет, потерявшая мужа при испытательных полетах на космодроме Байконур. Тоня была специалистом по геодезии и медсестрой по совместительству. Лиза, в свою очередь, заведовала всем хозяйством на станции, начиная от кухонной посуды в столовой, и заканчивая граблями во дворе станции. Витя-Василёк копался в снегоходах и был постоянным водителем. Таким образом, Сергею Борисовичу было под шестьдесят, обоим влюбленным по двадцать три, Елизавете тридцать, а самому Андрею тридцать два.
Но был ещё один человек в их вахте, о котором стоит упомянуть, поскольку в данной загадочной истории он сыграет далеко не последнюю роль. Фамилия его была Коржин, а по имени его называл только начальник экспедиции, и то весьма редко. Вечно замкнутый и молчаливый тип, бывший ихтиолог и егерь, он держался на расстоянии от основного коллектива, зачастую не выходя к общему столу, днями напролёт пропадая в тундре с Бадильоном, собакой станции. Если не выходил в тундру, то бродил по болотам, изучая местную флору и фауну, скорее, для удовольствия, нежели в научных целях. Он был старше Андрея на десять лет и был вторым по возрасту после Раевского, если не считать Павла Семёновича – куратора всех станций полуострова. Но тот обитал в Диксоне, и на территории станции «Таймыр» появлялся лишь наездами, когда раз в полгода отправлялся на вездеходе инспектировать остальные сейсмологические базы: «Стерлигова», «Челюскин» и «Полярная». Как раз вскоре Павел Семёнович с очередным объездом должен был заглянуть и сюда, поужинать, переночевать, выслушать жалобы с пожеланиями, и отбыть.
Андрей знал, что сегодня предстоит нелёгкий день.
Пора будить остальных. Через пару часов нагрянет начальство. Но…
Отчего же так смутно на душе?
***
– По-одъём! – заорал Андрей, прошествовав по коридору вдоль дверей, ведущих в отдельные комнаты его коллег. Совместно в одной комнате спали только девушки; у остальных были свои собственные уголки, не столь просторные, зато уютные и теплые. Слева и справа по коридору было по три двери. Полочки с литературой, вазочки, переносные телевизоры и занавески на окнах дополняли нехитрый антураж жилого блока, сразу указывающие на то, что здесь приложили руки обе девушки.
– По-одъём! Скоро начальство нагрянет!
Открыв предпоследнюю дверь, он метнулся внутрь, сдернул одеяло и заорал в самое ухо своему младшему другу:
-- Ва-си-лёк! Скажи спасибо, что водой не обливаю, как ты меня на той неделе.
Витя вздохнул и потянулся.
– Вот и бабье лето пролетело – не заметили. Конец сентября, и уже снег на Таймыре.
Андрей тем временем распахивал шторки на окне, но в комнате стало не особенно светлее. Посмотрев на застланное небо, он сделал вывод:
– Июнь. Заполярная весна в разгаре. В июле и августе самое большее до десяти тепла, лето бжик! – и пролетело. Сентябрь, уже, пожалуйста – минус девять.
Вот и теперь скоро заметёт, подумал Витя, нехотя вылезая из-под одеяла.
В самом конце жилого блока находилась общая комната отдыха, где можно было расположиться с уютом всей компанией после очередного трудового дня. Здесь на стене висел плазменный телевизор, любезно доставленный им из Диксона Павлом Семеновичем, а вокруг, по периметру были расставлены журнальные столики.
Вот в эту комнату и направился Раевский после того, как Андрей разбудил всю станцию, созвав мужской коллектив на утреннюю пятиминутку. Девушки ушли в столовую готовить завтрак, и профессор решил дать коллегам последние указания перед приездом Павла Семеновича с его свитой. Андрей ещё немного задержался и, проходя мимо комнаты пульта управления, успел услышать обрывочные фразы, доносившиеся сквозь помехи из радиоприёмника:
«…магнитные возмущения в небе… (помехи) …сильнее, чем при северных сияниях…
(треск и завывания)
в квадрате…»
Андрей вошёл в радиорубку и прислушался.
«…не зафиксированы ни одним прибором… (помехи) …паники никакой нет, домашний скот и животные после краткого обездвиживания вновь пришли в себя…»
Он покрутил верньер настройки. Непонятные помехи, словно работающая газонокосилка, забивали голос диктора, и едва удавалось расслышать конечную фразу передаваемых новостей. Он выдвинул шкалу настройки на максимум и, морщась, попытался ещё хоть что-то услышать.
«…антициклон… всё вернулось… что это было, мы оповестим позже… температура в Диксоне…»
Всё. Помехи исчезли. Дальше шли городские и зарубежные новости: близ Новой Земли во льдах застрял рыбный сейнер, на космической станции МКС астронавты чувствуют себя в порядке, в Дублине открылась всемирная выставка…
Андрей не стал слушать, удивившись лишь первым фразам диктора, ещё не вполне сопоставив их со странными тучами, накрывшими небо в это утро.
Их цвет.
С теми мыслями и вышел во двор.
Присев в столовой рядом с начальником, тихо поведал ему о своих мрачных предчувствиях, необыкновенном цвете туч и забитым помехами радио.
О госте из космоса, гигантском шаре идеально круглой формы, опустившемся на Землю, никто из обитателей станции, разумеется, еще не подозревал. Природа словно затаилась, укрыла себя завесой молчания и чего-то ожидала.
…День только начинался.
***
Время подходило к половине девятого, и небо теперь было чистым, без каких-либо признаков аномалии. Сменив бывшего егеря, чтобы тот успел позавтракать, Василёк залез под днище вездехода, а Сергей Борисович в это время просматривал записи радиотелескопа, который должен был фиксировать все необычные явления в небе, если они, разумеется, происходили.
Должен…
Но не зафиксировал.
Стационарные приборы не заметили ничего, что хоть мало-мальски напоминало аномалии.
– Странно… – произнес начальник себе под нос. – Ничего не понимаю.
Он озадаченно потёр затылок, недоуменно взглянув на своего младшего помощника. Кругом были протянуты провода считывающих устройств, стояли стеллажи со схемами и документами, иным из которых было, по меньшей мере, с десяток лет.
– Ты что-нибудь понял? – спросил начальник станции, когда оба возвратились в жилой блок.
– Только то, что там изрядно грязно, и нужно попросить Тоню протереть паутину перед приездом Павла Семёновича.
– И это тоже, - согласился Раевский. – Но я о телескопе толкую. Ни одной записи, хотя последний раз мы проверяли его неделю назад.
Весь двор базы наполнился выхлопами солярной гари и ревом танкового двигателя, пугая полярных сов и куропаток, сидевших на столбах электропередачи. Бадик заливисто загавкал. Огромный тягач-вездеход, сделав последний разворот на гусеницах, застыл у гаража, словно изваяние, распространяя вокруг себя едкий запах солярки. Один за другим из кабины выпрыгнули три пассажира и, очутившись на твердой земле, принялись разминать конечности после долгой дороги.
– Ох, и растрясло же нас по этой чёртовой тундре! – весело пробасил старший из них. Павлу Семеновичу было за пятьдесят, и из всех троих он выглядел самым рослым. – Я такой поездки век не видывал! – заявил он, пожимая руку Раевскому. – Или новый водитель лопух, или тундра стала еще более непроходимой.
Их встретили хлебом-солью и торжественно провели в столовую, где стараниями девушек уже был накрыт праздничный стол. Поочерёдно обняв собравшихся коллег и потрепав по плечу своего любимца Витю-Василька, он удивился, поднимая первую рюмку с дороги:
– А где же ваш Коржин? Отчего не встречает?
Только тут все заметили, что бывшего егеря нет среди них, словно сквозь землю провалился.
– Непорядок! – крякнул куратор, закусывая соленым огурцом. – Впрочем, ладно, я всегда замечал, что он у вас какой-то странный, нелюдимый, всегда старается быть незаметным. Ещё появится, надеюсь?
…Инспекция на станцию «Таймыр» прибыла.
***
Это была полярная тундра, и Коржин углубился уже на порядочное расстояние, хотя и находился ещё в зоне их постоянных вылазок в радиусе нескольких километров от базы. Он отошёл от жилой территории километров на пятнадцать и приближался к границе, где пешком уже никто так далеко не заходил – всё больше на снегоходах. Пройдя ещё с полчаса, он остановился, осматривая под ногами последние следы гусениц за которыми начиналось белое безмолвие, каким описывал его в своих романах Джек Лондон.
Где-то шмыгнул горностай. Вдалеке послышался приглушенный рык полярной рыси. Снующие тут и там лемминги, на которых Коржин не обращал внимания, как-то вдруг застыли на секунду, затем, пискнув, бросились в разные стороны. Не иначе медведь поблизости, мелькнула у Коржина мысль.
Но произошло совсем не то, что он ожидал. Вместо медведя, или какого другого хищника, Коржин внезапно почувствовал, как сжало грудную клетку, перекрывая доступ кислороду, в глазах потемнело, и он едва не уткнулся носом в серый мох. Тут-то он и увидел это.
…Ружье выпало из рук. Трансивер, никуда не годный в данную минуту, упал рядом. Из серой пустоты, раскручиваясь кольцами и стелясь по земле словно щупальцами, стал наползать непонятный туман, обволакивая своей серебристой субстанцией ближайшие кочки и кустарники. Матовая дымка, похожая на сетку экранного монитора, буквально прошила его электрическим током. Ощутив, что стал почти невесомым, Коржин тотчас застыл на месте, отрешенно наблюдая, как сетчатая завеса сомкнулась за его спиной.
Внутри этого замкнутого купола, накрывшего его, гравитация отсутствовала. Не существовало ни движения, ни света, ни запахов.
Его поглотила пустота.
***
Это был огромный сфероид идеальной формы. Колоссальный объект неизвестного происхождения висел над поверхностью в нескольких метрах от земли, абсолютно не подавая никаких сигналов. Высотой он превышал любое многоэтажное здание, какие доводилось видеть геологам, посещая Диксон, Дудинку или Норильск. Справа и слева от «пузыря», как назвали его изыскатели, сновали грузовики, тут же работали, пыхтя соляркой, экскаваторы, и копошилось несколько десятков людей в комбинезонах химической защиты. Голоса смешивались с ревом механизмов, над объектом висел смог отработанной солярки, и снег, уже мелкий, порою переходящий в небольшую метель, окутывал близлежащую территорию в радиусе шести квадратных километров.
Вокруг раскопок под днищем шара по всему периметру карьера раскинулись временные утепленные жилые блоки для трёх десятков изыскателей, вызванных Павлом Семеновичем из столицы, поскольку открытие неопознанной аномалии уже само по себе несло категорию сенсации планетарного масштаба.
…С момента исчезновения егеря Коржина прошёл месяц. Снег, прежде падавший невесомыми хлопьями, затем всё более сухой и мелкий постепенно накрыл участки тундры и долгая полярная зима, шаг за шагом начала входить в свои права.
Первым тогда аномалию приметил Василёк и, толкнув Андрея в бок, глазами показал поверх макушек деревьев. Ни он, ни остальные, взглянувшие в том направлении, ничего подобного в жизни не видели: даже профессор едва не ахнул, присев на подкошенных ногах.
Гигантская громада сфероида возвышалась над тундрой, закрывая собой четверть неба, гася лучи полярного солнца. Он возник и завис в нескольких метрах от земли только что, ниоткуда, из пустоты, переливаясь всеми цветами спектра.
Таким образом, в течение месяца вокруг «пузыря» появились жилые блоки, котлован, техника и многолюдный штат всевозможных уфологов, биологов, археологов и прочих специалистов со всей страны.
Коржин пропал.
Целый месяц о нём на станции не было никаких известий.
Пока однажды…
***
Лиза не первый раз оставалась одна, заведуя всем хозяйством базы и, в ожидании друзей, занималась готовкой, стиркой, уборкой помещений, отчего её все любили и уважали. Проводив поисковые группы, в каждой из которых было по два человека, она уже хотела заняться делами, как вдруг обнаружила нечто, что заставило её замереть на месте, держа в руке миску для Бадика. Пес, кинувшийся к ней с веселым лаем, внезапно застыл, поджал хвост и утробно зарычал в пустоту.
Фрагмент пространства возле водокачки начал закручиваться в некое подобие туманной спирали размером с футбольный мяч, и по мере приближения к жилому блоку всё больше расширялся в диаметре, паря бесшумно над поверхностью земли на расстоянии полутора метров. Теперь он раздулся до размеров подстанции, ещё спустя несколько секунд — до размеров сарая и, видимо, израсходовав всю энергию, застыл на месте, продолжая пульсировать внутри, словно кипящий бульон в кастрюле.
Клубящаяся сфера покачалась еще пару секунд, будто рассматривая пристально окружающее её пространство, колыхнулась, и не спеша поплыла назад к водокачке. Зажглось ослепительно белое пламя, вовсе не похожее на огонь, а, точнее, вообще ни на что не похожее. Сгусток тумана исчез, белесая вспышка огня с громким хлопком взорвался в пространстве.
На всё про всё ушло не более минуты. Водокачку от пожара спасла цистерна с водой, возвышающаяся над строением и предназначавшаяся для хозяйственных нужд базы.
Только теперь Лиза спохватилась и бросилась к стационарному передатчику, настроенному на частоту раций каждого из сотрудников базы.
Ответил начальник станции.
Скороговоркой, глотая буквы и путаясь в собственных словах, она кое-как объяснила о том, что только что произошло.
Но тут случилось ещё более странное. Как только она закончила сеанс связи, со стороны водокачки послышался надрывный кашель, Бадик радостно гавкнул, и из-за ограды показался едва различимый силуэт.
Да, это был он. Егерь, собственной персоной.
Но в каком виде!
Как он мог здесь оказаться? Прошёл месяц со времени его исчезновения, внезапного и необъяснимого: его продолжали искать, хотя выжить в морозной тундре более трех дней, не имея никаких средств существования, практически невозможно. И Лиза прекрасно знала об этом. Она взяла в руки попавшийся на глаза огнетушитель, прильнула к оконному стеклу и наблюдала за его поведением, совершенно не соображая, радоваться ей или прятаться от столь внезапного появления. Бывший егерь передвигался как-то странно, покачиваясь из стороны в сторону и озираясь, будто впервые оказался на территории базы. Увидев подходившего пса, он шарахнулся в сторону, прикрыл руками грудь, да так и застыл на месте, будто сообразив, что бежать не имеет смысла – собака всё равно его нагонит. Похоже, хозяин совсем не узнавал своего питомца. Бадик опустил хвост и прижал уши. Лиза за окном отметила про себя бороду на давно не бритом лице, порванную местами одежду, потрескавшиеся губы, впалые и пустые глаза, едва державшиеся на ногах размокшие унты и совершенно голые, обмороженные руки. Но больше всего девушку испугали глаза появившегося: красные, дикие, пустые, безумные. Такие глаза бывают у затравленного зверя, попавшего в западню и ищущего выход – грызть, рвать, терзать – лишь бы выбраться в безопасную зону. Взгляд загнанного зверя.
И что ей теперь оставалось делать?
…А между тем, в дверь уже стучали.
Громко.
Властно.
Настойчиво.