Последняя клятва Том 1

Воин лежал, поверженный и истерзанный, на проклятой земле, что ныла под тяжестью минувшей битвы. Холод её, словно ядовитый коготь, пронзал его тело, встречая лишь пульсирующую, всепоглощающую боль в открытых ранах. Алая кровь, фонтаном бьющая из его груди, жадно впитывалась в грунт, превращая его в багровую, мерзкую жижу. Он поднял взгляд к небесному своду, чистому и бездонно далёкому. Оно простиралось над ним — безучастное, насмехающееся своей неземной, надменной безмятежностью над агонией гибнущей плоти. Иллюзии не осталось: Смерть, серая и нетерпеливая, уже стояла рядом, её ледяное дыхание касалось самых глубин его измученной души.

Но в этом излёте не было ни страха, ни трепета. Он слишком много эпох, слишком много раз шагал по этой тропе. Смерть была для него не хищником, но старой, навязчивой спутницей. Он помнил, как истлевал от старости, когда разум превращался в прах, а тело — в дряхлый, бессильный мешок костей. Он помнил грызущий голод, сводящий судорогами иссушенное тело. Ему не забыть укол клинков врагов, обжигающий пожар в лёгких от ядовитого тумана, и даже ту безумную ночь, когда он сам бросился в вечную, ледяную пучину. Смерть всегда находила его, всегда торжествовала.

Однако каждый раз, как нить его жизни обрывалась, она забирала с собой нечто большее, чем просто жизнь. Память. Воспоминания, подобно древнему, золотому песку, осыпалась сквозь пальцы, и с каждым возрождением он становился всё более опустошённым. Сперва исчезали мелочи — названия забытых городов и павших царств, имена и лики давно погибших друзей и заклятых врагов. Затем — целые, обширные десятилетия бытия, словно их вовсе не существовало. Единственный ужас, которого он не смог избежать, настигал его: страх, что с очередной кончиной он навсегда забудет самое важное. Что однажды он откроет глаза и уже не вспомнит ни себя, ни своего предназначения.

Он смотрел на небо. Две луны… или всегда была лишь одна? Он помнил их сияние? Это было неважно. В этом мире, который рушился вокруг него, имела значение лишь одна истина: её лицо. Её глаза, тёмные и бездонные, как шторм над океаном в полнолуние. Голос, зовущий его сквозь мириады веков. И Клятва — та великая, нерушимая Клятва, что единственная держала его в этом бесконечном, жестоком колесе перерождений и смертей: “Я найду тебя, где бы ни была. Я вернусь, даже если пройдут эпохи”.

Сейчас, в последний раз задыхаясь на истерзанной земле, он с леденящим ужасом осознал, что её образ начал меркнуть. Её прекрасный лик расплывался в его сознании, обращаясь в туманную, нечёткую фантому, а её зов уже звучал, как далёкий, почти неслышный шёпот. Если он забудет её… Что останется тогда? Его дыхание стало рваным, как рвётся пергамент, он пытался удержать её в ускользающей памяти, пытался высечь её святое имя в камне своего истерзанного сердца, чтобы не потерять её.

Слова давались ему с невыносимым, кровавым трудом. Он хрипел, судорожно сжимая в мертвеющей руке ком окровавленной земли, будто этот акт мог приковать его к миру живых:

— Я… обязательно… приду… — Каждый звук раздирал горло, вытягивая последние, драгоценные крупицы жизненной силы. — Подожди… немного… Я скоро… буду там… Клянусь… именем Времени…

Небо перед глазами дрогнуло, словно старинное, треснувшее зеркало. Последняя, исступлённая искра света в его сознании угасала, но вместе с ней вспыхнуло кристально чистое, всепоглощающее отчаяние. Что, если он уже не успел? Что, если она ждёт его в безвременье, но он не придёт, потому что забудет тропу, что ведёт к ней? Её лицо, её голос, её сущность — всё это уходило, растворялось, как мимолётный, забытый сон, а вместе с этой потерей, уходил и он сам.

Воин, чьё имя было забыто, наконец, ушёл. Пламя его очередной жизни погасло, оставив после себя лишь тлеющие, серые угольки в далёкой, бездонной пучине Времени. Но где-то, далеко за гранью мира смертных, чей-то голос, мягкий, как шёлк, но настойчивый, как божественная воля, шепнул в ответ, рассекая вечную тишину: “Я жду тебя, мой вечный странник. Я всегда жду”.