Последняя охота

— … представляешь? Ебучим выстрелом! Целый движок…

Стоило моргнуть, в мыслях все возникал один и тот же образ: та девушка, насолившая Ханзе.

Кажется, тот лишил ее глаз, намеренно издеваясь, рассек импланты одним точным движением. Он любил вытворять подобное, словно какой-то фетиш. У Ханзе определенно был пунктик на пытки. Вряд ли ему особо нравился весь процесс, скорее получаемые при этом эмоции, свои, чужие. Он все греб в кучу, без разбора. С ним в этом вопросе они никогда не находили общий язык, лаялись, особенно под конец. В разговоре с ним Ханзе все чаще терял терпение и переходил на крик, переставал играть обаятельного юношу и вскрывал подноготную. Но это зрелище никак не уходило: эта девушка, обнаженная и с сочащейся из раны на лице кровью, поднимала голову и слепым взглядом смотрела не на него — но прямо в душу.

Ноги у нее дрожали, пальцы были поджаты. Почему-то крепко врезалась в память. На полу, рядом, была кровь, каплями, даже у нее на коже, и в холодном стальном монохроме она выделялась ярким кислотным цветом, выжигала глаза. Девушка тогда подняла голову в его сторону, ориентируясь по слуху, не должна была видеть и слышать, но как-то прознала, может, ухватила слова Ханзе. Он постоянно что-то говорил, трепался без умолку, кто поумнее мог и догадаться.

И раз за разом. Раз за разом. Эта сцена.

Повторяла те самые слова, те чертовы пять слов, которые он надеялся больше никогда не услышать.

— … понятия не имею, что делал бы, не вытащи меня эта консервная банка из воды. Особенно если бы меня догнала та троица…

Откуда узнала? Как? Может, это просто совпадение — так он думал, успокаивал себя позже.

Просто вопрос. В нем не было ничего страшного.

У нее тоже были белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые волосы, белые…

Потом почернели. От огня, копоти.

Чем дольше тянулась мысль, тем сильнее искажался образ в воспоминаниях.

Четко вообразил, стоило вновь моргнуть: яркая картинка. Вместо той пленницы — она, избитая, тоже в крови. С вывалившимися наружу потрохами, кожа почти синяя, кроме губ, на которых все таким же ярким ржавым цветом — кровь. А глаза — стеклянные, неживые, и беззвучно она открывала рот, и чужим голосом — той девушки — произносила:

— Этого ли ты хотел, Отора?

Образ Ханзе с ножом в руке тоже был там, он смотрел прямо в глаза, не мигая, и на жалкие секунды, когда лампа на потолке сбоила и погружала комнату в душный полумрак, их цвет сменялся с тошнотворно зеленого на голубой. Совсем светлый, почти прозрачный, как талая вода, а лицо искажалось, принимая более заостренные черты. И вместо Ханзе на этом месте, рядом с ее выпотрошенным трупом, вновь стоял Нанами, смотрел на него с тем же презрением и скалил зубы.

И так раз за разом. Раз за разом.

— Ты вообще слушаешь?

Отора вздрогнул и резко вскинул голову.

Не было никакого корабля больше, точно; только их грязное убежище, одно из многих. Он рассеянно поводил взглядом по окружению, вспоминая: как охотился на парня из якудза, как пришел к Ханзе, они говорили, как видел ту девушку… Потом вновь нашел его. Воспоминания были нечеткими, распадались и таяли, словно первый снег, но это было и не важно, впрочем. В последнее время такое случалось частенько, но он не предавал особо внимания выпадавшим фрагментам. В конце концов, главное, что он был тут.

Ханзе сидел напротив, пожирая его взглядом. Над ним корпел парень с уродливым шрамом на лице, чьего имени Отора никогда не помнил, но, судя по сосредоточенному взгляду, ранение интересовало его куда больше их очередных препирательств.

— Ты опять это делаешь, да? Опять тупишь?

— Отвали, — вяло огрызнулся Отора, откидываясь назад.

После такого внезапного «отключения» от чужого тела всегда ощущалась странная легкость. Как эйфория, только вместо нее чужие эмоции и мысли. Всегда… хотя скорее «обычно». Чем дольше чужая плоть подчинялась его воле, тем слабее становилась грань между, и тем хуже была отдача. Но эта девчонка была удобной. Умелой и быстрой, а еще выносливой. Она легко сумела пережить бойню в том комбини, от какой бы посыпались его другие «запаски», поэтому Отора не намеревался так легко с ней расставаться.

Но не смог. Услышал те слова… и все.

Жалко. Очень жалко. Он пытался потом подрубиться опять, но то ли она умерла, то ли торчала в месте, где не проходил сигнал.

— «Отвали»? — осклабился Ханзе и хотел было наклониться вперед, но колдовавший над ним риппер резким жестом вернул его в кресло. — Это ты так теперь говоришь, да? Если бы ты не страдал хуйней, а разделался с Кичиро в комбини, всей этой херни бы сейчас не было! Сукин сын! Но ты не только упустил его, еще и съебался в неизвестные дали на корабле! Из-за чего мне пришлось заниматься этим дерьмом в одиночку! И видишь, видишь?! Чем это закончилось?!

Вестимо говорил про свою рану.

Отора даже не посмотрел. Ничего страшного. В него — в одну из его «запасок» — стреляли и из вооружения похуже, пережил. Было жутко больно, но не так, чтобы умереть. Значит, все было в порядке. Абсолютно в порядке.

Да. Точно.

В порядке.

— Ни черта это не в «в порядке», дебил! Ты хотя бы понимаешь, сколько денег мы потеряли?! Додомеки мертва, база в «Нагаоке» разъебана, а башку Мусаши получил тот хуесос из рекламы «Накатоми», то есть, скоро у них будет достаточно инфы, чтобы взять и слить все ебаному СОЦБ. Хотя, — драматично развел Ханзе руки, даже не скрывая ярости на лице, — в этом даже нет необходимости, потому что СОЦБ уже все знают! Потому что ты творишь хуйню и не скрываешься!

— Ровно сиди, — рыкнул риппер, и Ханзе гавкнул уже на него:

— Ебучку закрой!

Затем, замолчал, тяжело задышав.

Даже под тусклым светом лампочки было видно холодную испарину у него на коже. Он был зол, но часть этой злости могла быть вызвана простыми побочками от обезбола. Хотя нет, одернул себя Отора, какой обезбол. Если ему потребуется, он просто отключит ощущение боли, оставив ее своему «телу». Неважно, что чувствует кукла, ее кукловоду нет необходимости страдать вместе с ней.

Кукловоду…

Невольно рука сжалась в кулак.

— Ну и? Молчишь? Ну и молчи, идиота кусок, — Ханзе выдохнул сквозь зубы и тихо застонал. Следующая фраза прозвучала весьма спокойно на фоне предыдущих гневных нотаций: — Пиздец просто. Ты теряешь хватку. Понимаешь? Раз за разом. Я не могу постоянно подтирать за тобой следы. Если ты так продолжишь, то результат… Сам догадаешься или расписать?

Как тогда, когда их нашел Нанами. Прямо как тогда… Он наследил, и за ними пришли. Вновь по его вине. Отора моргнул — и вновь стоял в комнате на корабле, перед стулом, к которому была прикручена…

Поэтому он не ходил в тот клуб. Жаль, конечно. Из-за тех двух женщин. Андроидов. С белыми волосами. Не было сил смотреть на их пластиковые кукольные лица, потому что на их месте каждый раз видел абсолютно чужое, принадлежавшее…

Они выжили? Или умерли тоже? О, наверное, их растерзал тот мальчик из рекламы. Нанизал на модный меч, а затем повернулся и поцокал язычком, покачал пальчиком, говоря, вот что будет, когда ты лезешь в корпоративную Сеть и оставляешь следы, да, Отора?

— Нет, вы посмотрите. Он даже не слушает. Тупорылый хуесос. Ну и пошел нахер, это был последний — слышишь? — последний раз, когда я делаю тебе предупреждение. Перестанешь валять дурака и возьмешься за ум — круто, добро пожаловать обратно, но в своем шизоидном состоянии ко мне даже не приближайся… Бля-а-а-а!

Наверное, боль его просто злила. Ханзе не способен ее чувствовать. Да, точно.

Он просто притворяется.

Точно. Точно.

Все хорошо. Он все исправит. Надо только найти новую «запаску», подходящую для убийства того мужчины, Нишиямы. И тогда все получится. Это будет несложно, физически он не так одарен, в прошлый раз его спасло только чудо, только…

— … ебучие дружки Кичиро. И сам этот говнодел. Только этот, типа, громила и не нассал в кашу. Как его там по батюшке…

Ханзе явно махнул на него рукой, делясь трагедиями жизни уже с риппером.

Только тот якудза.

Исао, да. Хьюго Саи, его настоящее имя. Так помнила Хэнми. И теперь помнил Отора.

Он опустил голову ниже, судорожно вспоминая. Зажал рот рукой

Исао. Прихвостень Юасы, пусть и бывший. Точно. Точно-точно. Юаса был ужасным человеком, Отора знал это не понаслышке, до него добирались слухи. И Исао, он был членом якудза, работал на них — на людей, творивших зло повсеместно. Значит, он тоже был злом. Уход из группировки не играл роли, в его сердце навсегда поселилась гниль, и, значит, он был плохим человеком, и его надо было убить, потому что именно такие люди, именно они были источником всех проблем. И чем больше таких людей Отора отправит на тот свет, тем чище будет его совесть, и тем проще будет ему заслужить прощение, дождаться искупления.

И пусть хоть весь мир лицезрит его руки в крови, ибо деяния его были чисты.

Отора должен был убить Исао.

Должен избавить мир от его существования.

Этот человек был злом… Но он беспокоился о своих друзьях, разве нет? От этой мысли по спине пополз неприятный холодок, поднимаясь выше и выше, удушливо. Этот якудза плохой человек, но в комбини он защищал своего друга, рисковал за него жизнью. Ханзе ненавидел и его тоже, потому что он с тем мужчиной, Кичиро, проник на «Кудзиру» ради захваченных в плен товарищей. Разве это не благородно? Разве было нечто более высокое, чем жажда помочь?

Но Исао был из якудза.

Но…

Отора моргнул. Слепо заозирался, осознав, что остался один — в комнате было пусто. Ханзе со вторым уже ушли. Некоторое время он продолжал сидеть на стуле, не чувствуя в себе сил даже поднять голову, но потом зажмурился — и заставил себя встать на ноги. Надо было идти. Надо было убить Исао. Найти его, для начала, а потом подобрать подходящую «запаску». Примерного местоположения офиса было достаточно, Отора четко помнил комбини и понимал, где мог отыскать следующую цель.

Затем, на выходе, он обернулся.

В полупустой комнате под тусклой лампой стояло лишь два стула. Прямо как там, ужаснулся он, на этом проклятом корабле. Моргнув, он отшатнулся, потому как увидел наваждение вновь: двух людей, привязанных к стулу, с низко опущенными головами. Нетраннер и медик, нет — в смятении осознал он. Светлые волосы, кровь. Алый и белый.

Как ее любимая трилогия фильмов. Кажется, что-то про кровь и мороженное.

Она, она, она...

Отора моргнул.

И осознал, что уже почти добрался до нужного комбини.

Не нашел подходящую «запаску», лениво текли в голове мысли, но ничего. Все в порядке, правда. Ноги сами вынесли его в нужное место, и это было самым главным. Последит, для начала, потом придумает, как атаковать. Может, наткнется на кого-то из его дружков, перехватит контроль над ними, так будет проще добраться… Нет, нет, никто не подходил, тем более, двое только после пыток…

Ханзе говорил, что с ними был еще один. С собакой. Может, он?..

Откуда в городе собака? Разве они не вымерли? Как бы классно было ее коснуться, погладить. Ощутить мокрый язык на коже. В фильмах собаки всегда виляли хвостами, ластились, обожали хозяев, чего бы им ни стоило. Приятно, когда кто-то настолько искренне тебя любит. Боже, наверное, восхитительное чувство.

Как давно он его забыл.

Как звали того парня с собакой? Надо было узнать у Ханзе…

— Я действительно не думаю, что тебе стоило выбирать именно этот облик.

— Не парься. Местный заводила обещал Хэби скидон из-под полы за перенастройку кассового аппарата и той программы для отмыва, а она сейчас удолбанная обезболом валяется. Смекаешь?

— … и я действительно не думаю, что ты должен менять стиль речи так радикально, если разговариваешь со мной.

— Никто не заметит.

— Телосложение?

— Во-первых, я в толстовке. Во-вторых... У человека магазин уничтожили, ты думаешь, ему есть хоть какое-то дело? До роста и размера сисек? Никаких проблем, босс. Проблемы будут, когда нас увидит Рэцуми.

— Рэцуми могла сама купить лапшу.

— И купит. Больше лапши — лучше. Но без скидки.

— Без…

— Хэби сама предложила.

— А ты согласился.

— Ну, да?

Тот голос. Тот же, что на «Кудзире».

Отора резко поднял взгляд. И замер, как вкопанный.

Там, впереди, шел искомый им. Исао. Наверное, на корабле ему досталось, все лицо было в бинтах, Отора не знал — и не хотел, ему было не интересно, но рядом шла девчонка, та самая, ослепленная, и бодро о чем-то говорила. Выглядела совершенно иначе, не пускала кровавые пузыри, здоровая, без ран и крови, рассказывала что-то о лапше и посмеивалась… Но, смотря на нее, Отора видел лишь сегодняшнюю ночь, ее залитое кровью лицо, и слова. Слова, слова, слова…

Этого ли ты хотел.

Этого.

Ли.

Ты.

Хотел.

Искореняя таких, как Нанами, самому стать злом? Этого ты добивался? Чтобы, в конце концов, стать неотличимым от всех тех злодеев, кого ты убил? Чем ты сейчас отличаешься от них всех? Продолжаешь говорить о справедливости, как накажешь виновных, как поможешь кому-то, кто — как и вы, тогда — пострадали, но в итоге лишь ломаешь и крушишь, не принося пользы, создавая еще больший хаос.

Та девушка, Хэнми, ты взломал ей мозг, и теперь она не лучше живого трупа. Ты уже видел таких, тех, кто выживал после контакта с твоей силой, их опустошенные тела, оболочки, словно сломанные раковины. И она присоединится к их ряду. Тебе уже говорили, каково это — помнить этот ужас, твое буйство эмоций, ярость, но вместе с тем не чувствовать власть над собственным телом.

И это ты называешь справедливостью? Добродетелью? Охоту на таких, как Исао?

Но Исао в тысячу раз лучше тебя. Он искренне заботится о своих друзьях, ты видел это, ты проиграл тогда потому, что его жажда спасти других была настолько сильна. Он — меньшее зло, потому что он совершил в тысячу раз меньше злодеяний, чем ты. Так зачем тебе его убивать? Зачем тебе вновь сражаться с ним?

Ради реванша. Я хочу отомстить. Он победил меня, но я буду достоин жизни лишь когда вскрою его глотку, вырву трахею. Потому что только так я докажу себе, что я — сильный. Что я и правда заслуживаю существовать дальше.

Да. Я люблю убивать. Только так я чувствую себя живым.

Это бессмысленно. Ради чего? Ради нее? Она бы этого не одобрила.

Исао лишь маленькая капля в море зла. Он следовал за Юасой, а Юаса работал на человека куда более опасного, куда более гнилого. Нет смысла рубить лишь листья, когда надо корчевать корень. Ты знаешь из воспоминаний Хэнми Мию, где находится их крупный офис, и, значит, ты знаешь — понимаешь, где можно добраться до настоящего зла, до человека, возглавляющего эту дикую свору.

До их вожака.

Бандзуйин Тебей.

… что-то не так. Интуиция взвыла.

И, когда Отора вскинул голову, он встретился взглядом с той девушкой. Замерев у входа в разбитый комбини, она во все глаза смотрела прямо на него. Словно пожирая. Что-то знала? Чувствовала?

Черт, наверное, смотрел слишком пристально. Вот и заметила. Хорошо, что она не знала, кто он такой. Даже если слышала на корабле, он был в другом теле. Они никогда не встречались вживую, никогда не виделись, и никогда в жизни эта девушка не сумеет опознать в нем сообщника Ханзе, того, кто издевался над ее телом и духом, и эта встреча ни на что не…

Потом девушка произнесла слово.

Ровно одно, чтобы Отора широко распахнул глаза и дернулся.

Послышалось. Точно послышалось. Это просто мираж, иллюзия, очередной фокус, подкинутый ему встревоженным пережитым напряжением разумом. Она не могла этого сказать. Она не знала, и сейчас, наверное, просто удивлялась, почему на нее так пристально смотрели. Точно. Так оно и было. Отора был готов поклясться в этом, потому что только этому и было логичное объяснение.

— Отора, — произнесла она.

Его имя.

Нет. У него не было времени с этим разбираться. Ему требовалось убить Тебея, пролить грязную кровь и принести голову остальной его своре, чтобы они знали — их лидер пал, вожак оказался слабее, а легенда о нем, о его убийце, разнеслась дальше. Так его будут славить, бояться, так они будут знать, кто здесь сильнее. Так это будет помнить он сам. И, может, когда падет кто-то сильнее, тогда…

Что тогда?

Пойдешь против «Накатоми»? Но у тебя была возможность. Ты пересекался с Накатоми Хабакири, ты мог сразиться с ним, это была бы одна из самых будоражащих схваток, но ты сбежал сам. Тебе нужно было спасти Ямато. Или ты просто испугался, что без прокси он убьет тебя? Не рискуешь ли ты жизнью — так безрассудно — лишь потому, что ты трус, ведь редко когда выступаешь в собственном настоящем теле?

Может, ты вовсе и не достоин жизни.

Девушка сделала шаг — он увидел, даже поглощенный мыслями.

И бросился прочь. Нет. Не сейчас. У него было дело. Нужно было добраться до Тебея, убить его, как можно скорее. Прямо сейчас! Он найдет нужную «запаску», а потом бросится в офис, и уже там свершит свое правосудие. Да. Так будет правильно.

Только так.

Шаг назад, два. И прочь.

Мимо занавешенных стекол, мимо неона и черных переулков, прочь от места, где подсознание вновь его подвело. Прочь. Пусть эта девушка делает что хочет. Пусть говорит слова, которых никогда не произносила. Он не даст своему подсознанию себя обмануть. Это глупость. Ложь.

Ханзе ошибся.

Ему просто нужно выпустить пар. Отдохнуть.

Пустить кровь.

Да. Это то, что было ему нужно. Только так и можно найти настоящий покой.

Он быстро отыскал подходящую «запаску» — знал места, где собирались парни из «Союза 109» (давно присматривался, выискивал самых высоких и выносливых на вид), передал вирус самому впечатляющему, и затем подрубился к нему, едва доведя настоящее тело до ванной со льдом.

Ощущение подключения было незабываемо: словно нырок в глубину, в теплую воду, за которой следовала эйфория из ярких эмоций, чужих мыслей и чувств, от которых кружилась голова. Первый день в новом теле всегда пьянил, Отора проводил его в праздном состоянии, тратя деньги налево и направо. Алкоголь, наркотики, еда, прикосновения, секс, сигаретный дым, разговоры — что угодно, далекое, недоступное ему в обычной жизни, но такое сладкое в чужой. Такое чуждое, забытое, что-то, что у него отняли, что забрали злые гнилые люди, вроде Нанами. Но сейчас нужно было другое лекарство, ему требовалась кровь, азарт, окунуться в безумство, боевой раж, когда забывалось все, кроме желания: убей, убей, убей. Ощути себя живым вновь, упейся кровью, докажи миру — и себе — что ты еще жив. Ведь только такой аргумент хочет принять этот мир.

Прокси ступил на порог одного из офисов. Крохотное здание на отшибе.

К нему обернулись.

Все внутри Оторы ликовало. Он чувствовал опьянение, легкость, словно шел не устраивать кровавую рапсодию. Как превосходно. Пальцы покалывало, а в груди цвело сладкое неописуемое чувство, восторг. Как он обожал эти моменты. Как хорошо было, даже вчера, в комбини. Послевкусие пришло потом, но в бою он чувствовал себя великолепно.

Лицо «запаски» осталось спокойной каменной маской.

Да. Сейчас он убьет их. Узнает, где сейчас Тебей, а потом расправится и с ним тоже.

Молоток в руке лежал как влитой. Большего ему и не нужно. Достаточно будет одного этого молоточка, чтобы расправиться со всеми в здании. Всего десять человек против. Потом он отыщет информацию и пойдет по следу уже вожака бешеной своры. Да. Так и поступит.

Сделал шаг вперед. Два.

Затем, занес руку.

Все это время — всю последовавшую расправу — за офисом наблюдали.

Даже попавшая на объектив камеры кровь не могла скрыть все ужасы бойни; не важно, четверть экрана была видна, или треть — результата это не меняло, как и приведших к нему событий. Какие-то вещи не стоило демонстрировать во всей их красе, и Ханзе прекрасно знал, что было на сокрытых пятнами частях; как и видел иные последствия на уже других камерах. Наблюдая за тем, как несется по улицам фигура с окропленным кровью молотком, он лишь неудовлетворенно поджимал губы, однако, впрочем, ничего не произнося.

Он наблюдал за происходившим уже некоторое время, сидя перед десятком мониторов.

Трагичное, жалкое зрелище. Такая растрата таланта.

Стоило ли ему жалеть Отору? Тот не справлялся, его психоз наконец проявил себя в худшей из всех возможных форм — он перестал слушать голос разума (в роли которого, разумеется, выступал сам Ханзе) и внимал разве что своим разрушительным порывам. Но Отора был полезным союзником, и избавляться от него было крайне… расточительным решением. Где он еще, во всем Эдо, сыщет сдуревшего идиота с огромным комплексом вины, которым можно было вертеть так и эдак? Нет, таких — полно, неверная постановка вопроса; где он сможет найти дурака с превосходящими грань нормального способностями, которым можно было манипулировать? Божественными, в их мире цифры и хрома. Чем не стальная бодхисаттва? Если бы Отора пожелал, он мог бы уничтожить весь этот чертов город.

Но вместо этого он резвился, устраивая кровавые бойни.

Жаль, что с Кичиро не вышло. Убить бы этого еблана, но из него можно было вырастить нового Отору, ничуть не хуже. Куда покладистей. Копаться в голове у Оторы опасно, Ханзе был уверен, что даровавший тому способности человек оставил пару… слоев защиты именно на такой случай, но Кичиро был просто психопатом, у него не было таинственных покровителей, только несчастная Дзюнко, а потому настроить его на нужные мысли было проще простого.

Камера переключилась. Офис, где сейчас Тебей?

Ханзе не знал. Ханзе было плевать — его не интересовали планы Оторы, потому что он прекрасно понимал, насколько все это было глупо. Осознавал, что этот придурок понесется выпускать пар после устроенного Хэби представления, но спустил это с рук, потому что… Ну, в самом деле, просто потому, что это было выгодно.

Внезапные вспышки психоза. Мясники с выгоревшими мозгами.

Как только не звали жертв Оторы в СОЦБ. Не хуже желтушных заголовков.

Пусть резвится. Пусть. Ханзе это было только на руку. Чем громче будет его новая выходка, тем проще СОЦБ будет выйти на его след. И тем проще ему самому будет проскользнуть у них под носом, потому что, как выяснилось, этот полудурок все же посадил их на его хвост. Блядский Миназуки… Кто бы подумал, что именно его пошлют по его голову.

Впрочем, нет. Это было даже на руку. Так Ханзе понял, кто следит за каждым его шагом, а еще получил себе возможность безболезненно ускользнуть.

Ну…

Пальцы невольно коснулись перевязанного плеча, и Ханзе разочарованно цокнул.

У него еще будет время разобраться с Кичиро и его шайкой позже. Сейчас стоило думать о будущем, о полученных наработках и поездке на Хоккайдо, где Шинра одними известными ему путями должен был провести его в одно очень славное местечко.

После этого проект «ЭШЕЛОН» наконец перестанет быть достоянием СОЦБ и станет уже его личным творением. Все свое, все добыто или собрано вот этими золотыми руками. Не надо аплодисментов, право, право. Шимада Дзюнко тоже их заслужила, похлопайте уж и ей.

Он разочарованно цокнул, когда на подключенной камере новой кукле Оторы прострелили голову. Даже не Тебей, ну и ну. Как неожиданно! Кто бы подумал, что прорываться в одиночку в полный вооруженных до зубов головорезов притон будет дерьмовой идеей, да? Хм-м-м…

— В конце концов, это не кино, — пробормотал Ханзе и отвернулся от экранов.

С громким вздохом он откинулся назад и прикрыл глаза; некоторое время молчал, балансируя между дремой и явью, пока в голове вращались шестеренки. Он использует это буйство в свою пользу. Займется делами, а СОЦБ пустит по следу их ненаглядного подозреваемого. Отора в последний раз продемонстрирует свою полезность, и все будут счастливы.

А потом пусть делает все, что хочет. Хоть убивается сотню раз. Его это абсолютно точно волновать не будет.

Затем, Ханзе раскрыл глаза. Взгляд его зацепился за календарь на стене, где числа, начиная с конца марта, были выделены ярким красным. Некоторое время он молчал, рассматривая выбивавшийся за края фломастер, и затем повернулся к экрану вновь.

Выбросил вперед руки, потянулся. И вывел на оптику адрес доски.

— Пора пускать финальные титры.

Когда Отора открыл глаза в следующий раз, над ним был разбитый потолок.

Некоторое время он лежал неподвижно, рассматривая каждую трещинку, каждую отколовшуюся плитку.

Лед в ванной даже не успел растаять, настолько быстро умерло тело.

Еще никогда до этого, даже в самый первый раз, когда он едва не растворился в чужой личности и чуть не заморил себя голодом, он так быстро не умирал. Он даже не успел свыкнуться с телом, почувствовать его своим, родным. Понять каждый тик, каждую особенность, как оно улыбается, как щурятся глаза, с каким тоном надо произносить «а», как быстро — выдыхать при волнении… Ничего. Мясная кукла умерла быстро и глупо, так, что даже радостное ощущение от первого подключения мгновенно сошло на нет, растворяясь в кислом послевкусии поражения.

Он ни в чем не преуспел. Не дошел до Тебея. Его там, наверное, даже не было.

Просто загубил еще множество жизней.

Стоило ли это того? Чужой крови, лишенных родителя детей и потерявших кормильцев вдов? Ты ведь тоже злодей, Отора. Ты ничем не лучше этих людей. Когда Он даровал тебе свой дар, ты думаешь, его целью было нечто настолько оскверняющее Его учения? Он протянул тебе руку помощи в момент горести, и именно так ты Ему отплатил?

Но это ничего не изменило. Якудза застрелили своего — такого же виновного и злого человека. И ты убил таких же. Они все заслужили этой смерти, они были одним из источников всех горестей этого города. Значит, Отора поступил верно. Значит, пусть пробный забег и был неудачным, он все равно совершил правое дело.

Просто надо попытаться вновь.

Раз за разом, пока не получится.

Пока он не очистит этот город от зла, рушащего чужие жизни.

Да. Так он и поступит.

Отора неторопливо поднялся из ванной. Холодная вода стекала на кафель, оставляя позади некрасивые разводы, но он не замечал этого, бредя к зеркалу. Вздрогнул — в тот момент, когда на окне рассмотрел черное пятно с двумя яркими зелеными. Но, обернувшись, увидел лишь кошку, пристально за ним наблюдавшую.

Это вызвало у Оторы лишь вялое подобие улыбки.

Ах, всего лишь иллюзия. Собственный разум вновь играл с ним злые шутки. Все знали, что кошек уже давно не существовало; а своих собственных КОТов он не запускал с того самого дня, как умерла она.

Когда он покинул комнату, кот проводил его взглядом. Затем, он спрыгнул с подоконника вниз.