Посох колдуна

Всех кормит, а сама есть не просит.

(с) Древнерусская загадка*

Уж лето новое в поре стояло. Отцветала липа – завязывались цветочки в плотные горошки; полетят потом крылатки с семечками по ветру, понесут новую жизнь. Луга стелились густые, пушистые-пушистые, улечься – как на перине будешь. Пчёлы да шмели над полянами деловито гудели, успевали нектар собирать под солнышком тёплым да ласковым.

Время было за полдень. Стоял Ворса подле избушки своей, на раскидистом дереве примостившейся, да всё медлил – заходить совсем и не тянет. Вроде, дом родной, а вот теперь и не родным кажется.

С тех пор, как колдуна одолели, в лесах стало спокойно. Зверьё гуляет без страху, деревья да травы густеют, Духи резвятся в своих владениях. А и Лешему дело обычное: присмотр за землями, чтоб всё так и было, в ладу да покое.

Да только самому Лешему покоя не стало. Избушка его будто похолодела, и спать в ней маятно, всё видения да образы мерещатся, тяжёлые, беспокойные. Виделось вот, что клетка кругом с прутьями деревянным. Стены всё сжимаются, а ни разбить их, ни выйти не выходит. Или вот, что на дне колодца пересохшего, глубоко-глубоко, и тоже не выбраться – не слушается сила, не приходит на подмогу.

Ни довольства, ни продыху от этого… А и понять, от чего недобро такое, не получается. Но разбираться надо, опостылело уже под деревьями ночевать. В лесу-то оно хорошо, да стены родные, опять же, силу дают и душу покоят.

Почесал Ворса макушку рыжую, вздохнул тяжко, да и пошёл в избушку.

Дверь открыл – и пустотой потянуло, нехорошей такой, тоскливой. Шагнул Леший внутрь, взялся осматриваться.

Всё такое, как есть: стены тёплого дерева, полочки, мох пушистый по лавочкам, цветочки-звёздочки тут и там… дух, вот, только совсем иной, будто чуждое что поселилось. Чуждое…

Чужая вещь здесь была только одна. Ну конечно!

– Вот пень, – пробормотал Ворса. И как сразу не уразумел?

В углу, спрятанный за плющом да там и позабытый, стоял посох колдуна. Леший подошёл, поразмыслил, глядя на палку корявую. Ну, точно – от неё это.

Протянул Ворса руку к посоху, пальцы на древке сжались, и тут – словно иглы вонзились, да не в руку, а сразу в самое сердце. Аж в глазах потемнело, да ноги подкосились.

Леший отпрянул, за стол ухватился, чтоб не упасть. Отпустило.

– Совсем дело недоброе, – пробормотал парень, отдышавшись.

* * *

Любаша аккуратно заворачивала в полотенце большой кусок пирога. Сегодня был с брусникой. Ворса обрадуется, с брусникой ему более прочих нравится.

Свёрток лёг в корзинку, рядом примостился кувшинчик с травяным отваром. Мята да лабазник с мёдом – дух такой из-под крышечки, что слюнки текут.

– Снова к Лешачьему пню побежала? – улыбнулся отец.

– Конечно, тятенька, шестица[1] сегодня, – ответила девочка.

– Волхвы тебя хвалят, – с гордостью в голосе продолжил он. – Говорят, дар твой силён, слёту всё учишь. И про обряды, и про зелья. В корень зрить умеешь.

– Так знания уже есть все, тятенька, – отозвалась Любаша. – Вот здесь, – она похлопала ладошкой по груди, напротив сердца. – Их только вспомнить, а это дело несложное.

– Вот и я о том, – вздохнул отец. – Силён твой дар.

– А ты, кажись, грустишь, – нахмурилась дочь, забеспокоившись. – Расстроила тебя чем?

– Нет, что ты, Любаша, – староста поспешил улыбнуться. – Совсем нет.

Подошёл к дочери, обнял да по макушке светло-русой погладил.

– Беги давай, – сказал он. – Ждут тебя уже, поди.

Девочка к лицу его присмотрелась.

– Ладно, тятенька, – отступилась она. – Но я потом снова спрошу.

И, подхватив корзинку, побежала на улицу.

Большой пень был тёплым-тёплым ­– нагрелся под солнышком. Леший уже был тут, сидел под сосной да грыз травинку, глубоко о чём-то задумавшись. Даже и Любашу будто не заметил.

Девочка снедь выложила, питья в чарочку налила, а Ворса всё сидит да молчит, словно и не здесь вовсе.

– Смурной ты, Ворса, – обеспокоенно заметила Любаша. – Случилось чего неладное?

– Да не случилось, – задумчиво отозвался парень. – Покудова…

– Думаешь и думаешь о чём-то. Расскажи мне. – Она уселась рядом, подобрав ноги под себя и сложив руки на коленках, приготовилась слушать. – Я, если не подсоблю, то, может, на мысль дельную наведу.

Ворса задумался.

– А ведь, может, и подсобишь, – произнёс он. – Идём.

Как вышли на тропу, парень заговорил.

– Помнишь, тогда Рарог колдуна испепелил?

– Помню, – кивнула Любаша.

– А посох его остался. Я посох тот подобрал – чародейская вещь, не дело такой без присмотра валяться – да в избушке у себя спрятал, в восходном[2] углу.

– И что тот посох? – нахмурилась девочка. – Тёмный он?

– Да вроде и нет, – пожал плечами Леший. – Стоял вот спокойно столько времени – палка палкой. А тут вот… тревожить начал.

– Сам по себе колдует?

– Нет, слава Духам, – поспешил отчураться[3] парень. – Да только как-то неспокойно рядом с ним стало. Я, как понял, что в посохе дело, унести его хотел, схоронить в лесу где-нибудь, чтоб не нашёл никто. Да только поднять не смог.

– Как это? – Любаша аж встала посреди тропы.

– А вот так. – Леший тоже остановился и обернулся. – Тяжёл как утёс, да режет как ножи. Только тяжесть его не на тело давит – душу к земле жмёт, а ножи – в самое сердце бьют.

Девочка помолчала, прищурилась подозрительно.

– Так мы к тебе в избушку идём, посох поднимать? – поняла она.

Ворса кивнул неуверенно.

– Добро, – согласилась Любаша. – Открывай свои тропы, – улыбнулась она и протянула ему руку.

Леший усмехнулся, головой покачал, но за руку взял. И листья вокруг завертелись.

И вот избушка знакомая на дереве, а в ней всё то же – мох пушистый, цветочки беленькие – да не совсем то…

Любаша посох заприметила сразу, вроде и не бросается в глаза из угла-то, а вот что-то и тянет туда посмотреть.

Девочка подошла да руку к палке протянула.

– Осторожнее! – предостерёг Ворса.

Да пальчики девичьи на древке уже сомкнулись. Здоровенная палка, толстая, тяжёлая. Любаша смотрит на неё в руках своих да хмурится.

– Ты… – растерялся парень. – Не больно тебе?

Ведунья головой мотнула. Глядит на посох, а словно мимо смотрит.

– Что видишь? – осторожно, в полголоса спросил Леший.

– Тоска древняя, – задумчиво ответила девочка. – Да боль давняя. Это оно тебя к земле жмёт?

Ворса кивнул только, без слов.

– Освободить его надобно, – серьёзно молвила Любаша.

– Кого – его? – озадачился Ворса.

– А что за дерево это, знаешь? – спросила девочка, на посох кивнув.

– Незнакомая порода, – мотнул головой Леший. – Не растёт в наших лесах, впервые такую встретил.

– Вот и я не знаю, – согласилась ведунья. – Да только живое оно. Дух там заточён. Больно ему там, тягостно, увядает, а вырваться не может.

– А коли злой Дух, – засомневался Ворса. – Колдунский ведь посох. Выпустим нечисть какую – беду на край накличем.

Любаша бровки нахмурила, задумалась. Потом молвила:

– А так он там погибнет. Тоже не по совести будет. А недобрым окажется – одолеем, – уверенно добавила она. – Мы уже учёные с колдунством бороться.

– Одно – колдун, да совсем другое – с Духами тягаться, – покачал головой Леший.

– Ты даже удержать этот посох не можешь, настолько тяжко, – заявила девочка. – А представь, каково Духу там сидеть.

– Поучать меня вздумала, ведьма? – Леший глазами сверкнул сердито.

– Лишь говорю, как по чести будет, – нисколько не испугалась Любаша. – Не доверяешь, так сама управлюсь. – И потащила палку тяжеленную за дверь.

Ворса взглядом проводил. Вот ведь какая, а! Даром, что сам Ворса этот треклятый посох даже ухватить не способен.

– Кабы Бора не прогневали таким самоуправством, – пробормотал Леший и пошёл за девочкой. Пока она там с дерева не сверзилась вместе с этой палкой.

* * *

– Ну, и что надумала? – спросил парень.

Любаша шагала по тропе, закинув посох на плечи как коромысло.

– Пока ничего, – ответила девочка. – Понять надобно, как корку колдовскую разрушить.

– Сжечь али сломать? – предложил Ворса.

– Нет. – Любаша вдруг остановилась. – Наоборот – взрастить надо.

– Взрастить? – Леший задумался, тоже останавливаясь. – Есть такое дело, когда палочки корешки пускают и прорастают.

– Так его просто в землю воткнуть? – удивилась девочка.

Ворса головой покачал.

– Думаю, тут не всё так просто. Место нужно особое, чтобы сила большая в земле была, да водица ключевая рядом в достатке.

– И где такое найти?

– Есть одно, далековато, но тропами быстро проскочим. Только вот… Любаш, а если правда Дух недобрый?

Девочка задумалась.

– Есть одно зелье у волхвов, – произнесла она. – Обережный круг из него делают. Можем в такой круг посох посадить. Кто из посоха выйдет – из круга не вырвется. А там поглядим, что за диво.

– Добро, – согласился Леший. – Тогда сначала за зельем?

Снова листья взлетели. И – вот опушка, избы невдалеке.

– Я быстро, – сказала Любаша, спуская посох и прислоняя его к дереву.

– Подожди. – Ворса ухватил девочку за плечо, останавливая. – Ты… ещё оберег какой возьми, посильнее… Чтобы заступа тебе была крепкая. Мало ли…

– Так я же ведьма, – пожала она плечами. – Я сама себе заступа.

– Не шучу, Любаш, возьми, – серьёзно повторил парень.

– Ладно.

И побежала к избам.

* * *

– Бор Великий, что за диво… – зачарованно проговорила Любаша.

На светлой лесной поляне развернулось озерцо. Вода чистая-чистая, небо синее отражает, сразу видать – студёная, не иначе ключи подземные со дна бьют. Над водой стрекозки летают, сверкают крылышками на солнце.

А на берегу, среди травы густой, валун лежит большущий. Белый, почти как снег весенний, да гладкий как галька речная. И откуда только взялся, большой такой да окраса невиданного. Приволок ли кто – не узнать теперь уж, наверное?

– Заповедное место, – постановила Любаша и посох с плеч спустила, уложила на траву.

– Воистину, – негромко отозвался Ворса. Он до сих пор сомневался, что дело они затеяли верное.

– Ну, показывай, где круг рисовать, – сказала девочка, доставая из сумы мешочек с зельем.

Леший вздохнул, но повёл на полянку, остановился недалеко от белого камня. Вытянул Ворса руку над землёй: зашевелилась трава, расступаясь, побежали корешки в разные стороны – и открылась ямка в земле, как раз под посох. Леший отошёл, место Любаше уступая.

Девочка раскрыла мешочек и пошла по кругу, высыпая на траву тонкую струйку пыли, заговорила негромко:

– Солнце красно, освети. Мати сыра земля, прими. Государыня вода, сохрани…

Пыль сыпалась, почти незаметная. Ворса смотрел и раздумывал, насколько это зелье сильно.

– Ясунь. Зарга, – прошептала Любаша, завершая шаг.

Едва она это произнесла, как невидный в траве круг вспыхнул жёлтым светом, налился, расширился.

– Ну вот, добро, – удовлетворённо сказала девочка, убирая мешочек обратно в суму.

– А оберег? – напомнил Леший.

Любаша вытащила из-за ворота шнурок и показала болтавшийся на нём синий камушек в кожаной оплётке.

– Добро, – согласно кивнул парень.

Девочка посох подняла с травы да в круг понесла. Ворса взглядом провожает, а под ногами у него трава шевелится, стебли пускает – чувствует сила тревогу хозяйскую.

Любаша посох в ямку воткнула, да вышла из круга осторожненько, отошла подальше. Леший тут же рядом встал.

Стоят, смотрят. Ничего…

– Может, его подтолкнуть чуток? – спрашивает Любаша.

– Как это? – не понял Ворса.

– Ну, силы дать немножко, капельку.

Леший головой покачал упрямо. Девочка личико грустное состроила.

– Ну, Ворса, – попросила она. – Ему больно там…

Парень вздохнул тяжело, поднял руку над землёй: невесомая змейка зелёная скользнула среди травы, под кругом, да в ямку нырнула.

Показалось, что снова ничего. Но вот послышался тихий, едва уловимый хруст, треск, как от поленьев в печке. По коре посоха тонкие паутинки побежали, кусочки древесины посыпались, сердцевину обнажая. Ворса чуть попятился, Любашу собой закрывая.

И тут посох разлетелся в щепки! Земля под ним взбугрилась от мощных корней, поднялись они из травы, словно змеи огромные, сплелись в клубок, завертелись. Кольцо на земле ярче засветилось, раздался тихий, на грани слуха, звон, как от струны перетянутой. Круг задрожал… да всколыхнулся ниткой оборванной.

Корни взметнулись из земли по всей поляне.

– Ворса! – закричала Любаша.

Да Лешего первого смело, завертело среди змей древесных. И сила такая, что не совладать с ней совсем!

* * *

Очнулся Ворса уже в траве, тяжёлым корнем придавленный. И отпускать его Дух явно не желал, вжимал в землю вершок[4] за вершком. Погибель!

Призвал Леший плети, да куда тонким стеблям против древесных корчищ…

– Пусти, – рыкнул парень, в кору вцепившись. Испугался, как раньше не бывало, да не за себя – за Любашу!

– Ворса! – долетел откуда-то девичий голосок.

– Любаш, я сейчас! – закричал в ответ. А сам стучит по корню в бессильной ярости. – Да отпусти же ты, – процедил парень. И опустил руки безнадежно. – Любашу отпусти, – прошептал. – Отпусти девочку…

Корень дрогнул вдруг и пополз обратно, разжимаясь.

Ворса тут же выбрался, на ноги вскочил. А вокруг – чудо чудное – корневища колоннами да арками переплетаются, словно храм лесной, и окрас у них дивный – светлый, белёсый. Местами корешки тонкие, будто кружево, и сквозь кружево это лучики солнечные пробиваются, пятнышками по траве скачут.

– Любава! – позвал Ворса.

– Здесь я! – отозвалась девочка.

Леший нашёл её высоко наверху, на одном из корней. Живой и невредимой, хвала Духам… Помог спуститься.

– Древний Дух, – благоговейно прошептала Любаша, осматриваясь кругом.

Ворса был хмур и глядел на девочку сердито.

– Я говорил, что не надо выпускать, – пробурчал он.

– Да ты что! – восторженно отозвалась ведунья. – Идём на поклон! – Она его за руку ухватила и потащила куда-то вглубь зарослей.

Дошли. А в месте, где посох был, – древо подымается. Кора у него молочно-белая да тоненькая, что ситец, а листики вот почти дубовые, только с краешками зубчатыми и словно пылью серебристой присыпаны.

– Вот так диво… – прошептала Любаша.

И тут кора древа словно поплыла, размылась, и вышла из него дева. В невесомом белом одеянии, волосы серебром блестят, а глаза что сапфиры сияют.

– Древесница[5]… – выдохнула девочка. – Посланница Тары[6]…

Леший вдруг на колени опустился да голову склонил в почтении. Любаша тоже поклон положила. Да глазки у ведуньи сверкают – до того красы неписаной Дух, что не налюбуешься.

Дева улыбнулась, светло, по-доброму, словно мать на дитя своё глядевши, к Лешему подошла да коснулась легонько дланью рыжей макушки. Благословила – не иначе.

И к Любаше приблизилась, посмотрела в глаза, в самую душу заглянула. А потом склонилась да оставила на лбу девочки поцелуй невесомый. У маленькой ведуньи аж дух перехватило от чуда этакого.

Шагнула древесница назад, легко, словно по воздуху скользнула, да и растворилась во стволе древа.

Ворса с колен поднялся. Стояли с Любашей, смотрели на ветви молочные, молчали, слушая шелест серебрёных листочков.

– Она сказала, – подала голос девочка. – Сказала, что теперь, коли беда случится, то помощь мне её будет в уплату за свободу дарованную.

– Во истину диво, – согласился Ворса. – Совсем не простая древесница это. – Он огляделся кругом, храм чудесный осматривая. – Будет теперь заступа тебе, самой Тары бережение.

– Славно, что-таки вышло волю ей открыть, – молвила ведунья, будто и дела ей не было до даров.

Леший посмотрел на неё, прищурился хитро, улыбнулся.

– Уже три Духа тебе поклонились, – сказал он. – Вот ты какая, ведьма. – И взъерошил ей волосы.

Любаша улыбнулась чуть смущённо, от руки его уворачиваясь.

* * *

Воротилась Любаша домой, думала про диво-дивное батюшке поведать. А он вот к ней первый обратился, да с речами совсем другими. Посадил рядышком на скамью, по голове снова погладил.

– Волхвы сказали, что тебе наставники нужны, – молвил отец. – Ибо дар твой на самотёк пускать негоже, не к добру будет.

– Так, а я ведь учусь, тятенька, – озадачилась Любаша.

– Не у волхвов надобно, – вздохнул он. – Тут другая наука нужна. Сказали они мне, что в посёлке, далече за лесом, живёт ведунья-знахарка. Вот к ней тебе в ученицы идти.

– За лесом? – нахмурилась дочь. – Так это мне из дома уходить, на чужой двор идти почивать?

– Надобно так, милая, так лучше будет…

– Не пойду! – крикнула девочка, вскакивая со скамьи. – Не пойду к чужим!

И побежала из дому, во двор, а там, из деревни – да в лес.

– Ворсаа! – звала Любаша, по тропе шагала да утирала слёзки рукавом рубашки.

Взметнулись листья неподалёку, из вихря Леший шагнул. Девочка тут же к нему подбежала, обняла за пояс, лицом уткнулась, да и расплакалась вовсе.

– Любаша, – парень встревожился не на шутку. – Что стряслось? – спрашивает. Опустился на колено и в лицо заглядывает. – Кто обидел?

А Любаша всё всхлипывает, да ни слова сказать не может.

Сидели в заповедном месте, на берегу озерца, возле храма древесного. Любаша носом шмыгала, но не плакала уже.

– Батюшка отослать меня хочет, – наконец, поведала она.

– Это куда ж? – удивился Леший.

– Далече куда-то, за лес, к ведунье в ученицы. Волхвы ему наговорили, что мне наука нужна, – она шмыгнула носом печально. – А куда ж я… из дому… да от родни своей…

– Так ты ж не навсегда, – мягко ответил Ворса. – И никто тебя не отсылает. Обучишься да обратно вернёшься, а и отец тебя навещать там будет.

– Я маменьку, почитай, и не помню совсем, – тихо молвила Любаша. – Батюшка только вот… боязно уходить, – призналась она. – А с тобой как видеться, коли далече буду?

– Ну, это совсем уж попросту, – рассмеялся парень. – Лес-то всё тот же, наш, только с другого краю. И ведунью ту знаю, ходит в боры за травами да ягодами. Добрая женщина, – уважительно добавил он. – Батюшка твой уж ходил к ней, выведывал.

– Уже ходил? – удивилась Любаша.

– А то! Думаешь, он дочурку свою отправил бы абы кому? Вот и наведался к ведунье, посмотреть, что да как.

– А ты почём знаешь?

– Так через лес же шёл, не уж-то не замечу? – хмыкнул Леший. – А волхвы верно говорят… Силой уметь надо править, а то и против себя обратить можно ненароком.

Девочка вздохнула. Ворса улыбнулся ободряюще, обнял легонько да по плечу погладил.

– Не боись, ведунья, – сказал он. – Со всем-то ты сладишь. Такая уж ты… Ведьма.

– Значит, ты рядышком будешь? – спросила Любаша, на Ворсу глядя. – Покуда я там наукам обучаюсь.

– А то, – снова улыбнулся парень.

– Тогда добро, – смирившись, кивнула девочка. – Пойду в обучение, коли надобно так.

* * *

Пришёл староста к лешачьему пню. Леший это почуял, тут же неподалёку оказался, спрятался за деревьями, наблюдает тихонько.

Староста опустил на пенёк свёрток маленький.

– Ты уж присмотри за Любашей, – негромко попросил мужчина. – Сердце болит – дитя из дому отсылать, да волхвам перечить не велено.

Постоял, помолчал.

– Ну, добре, – вздохнул затем.

Повернулся к лесу, поклон земной положил, да пошёл восвояси.

Леший чуть погодя вышел ко пню, свёрточек развернул.

Внутри оказался кусочек янтаря, обточенный по форме жёлудя, и шнурочек к нему кожаный приделан. Ворса поднял оберег за шнур, присмотрелся. Дивно сделан. И силой наполнен… Староста сам точил, да волхвы заговаривали. А вот шнурок, чуется, Любаша плела, пусть и вряд ли знала, для кого.

Зело[7] ценный дар.

– А то, как же, – пробормотал парень. – Конечно, присмотрю.

Шнурок на шею надел да спрятал под рубашкой.

*ответ: земля

[1] Шестица – шестой день недели.

[2] Восходный – восточный угол.

[3] Отчураться – откреститься, обезопасить себя, «чур меня».

[4] Вершок – старинная мера длины, равная примерно 4,4 см.

[5] Древесница – дух священного древа. В других землях их называют дриадами.

[6] Тара – хранительница лесов, воплощение самой жизни. Одаривает людей тайным знанием травниц, наделяет силой священные деревья.

[7] Зело – очень.