Мигрень усиливалась. Марина Сергеевна моргнула, сгоняя затенившую палату пелену, и поежилась под разъедающим затылок злобным взглядом.
— Как давно началось головокружение? – уточнила она, всматриваясь в новую пациентку.
Жалобы на головокружение и сильные головные боли, начались несколько дней назад. Давление стабильно низкое, клинические анализы без патологии, ЭКГ – вариант нормы. Двадцать четыре года, а кажется подростком: худенькая, мелкая, с тонкими льняными волосами и словно выцветшими голубыми глазами. Кожа тоже нездорово-бледная, даже синюшная, хотя эритроциты и гемоглобин в норме. Не забыть бы назначить железо в биохимии крови…
— Что ещё беспокоит?
Голос девушки заглушало ворчание за спиной:
— До чего же девки нынче нежные цветы! Я в её годы и мужу угождала, и детей поднимала, и на работу прибегала ни свет, ни заря! Профком возглавляла, по больницам разлеживать было некогда. Всю жизнь медицине, детям отдала! Сорок пять лет в детской больнице отработала, а от этих современных врачей теперь и помощи не дождешься! Два дня ждала, пока простое УЗИ сделают, так назначили на час дня! С утра голодной сидеть, с моим-то сахаром…
Висок снова кольнуло огненной спицей. Марина Сергеевна обернулась, заставляя себя доброжелательно улыбнуться:
— Зинаида Архиповна, я постараюсь поменять вас с кем-нибудь местами…
— Уж постарайтесь, а то я уже и листок новый приготовила…
Марина Сергеевна подавила вздох: «Потому что на старом ты настрочила жалобу главврачу ёще вчера! Каждый раз приезжаешь помотать нервы, крови попить!»
— Зинаида Архиповна, сейчас я закончу с пациенткой, пересяду к вам и мы все обсудим!
— С утра уже жду, сколько можно…
Теперь в голову вворачивалась не спица, а раскаленный клин. Тяжело придется только что поступившей Арине. Конечно, не дело класть молодую женщину к возрастной пациентке, но мест нет, до завтра как-нибудь устроятся....
— …Будем вас обследовать, – договорила врач, обращаясь к девушке. – А пока отдыхайте. Зинаида Архиповна, как сегодня ваша спина? Давайте сразу померяем давление…
Выбравшись наконец из палаты, Марина Сергеевна глубоко вздохнула, помассировала плавящийся висок и направилась к лестнице, в буфет: потом оформит первичный осмотр, четвертый час, надо хоть чаю попить, может и голову тогда отпустит. Но, миновав стойку поста, она торопливо шагнула назад:
— Соня, кто у нас записан завтра на УЗИ, кроме Черницкой? Поменяй её с тем, кто первый пойдет, иначе опять будет скандал!
— Хорошо, отправлю вместо Скворцова из восьмой палаты, – умиротворенно-рассеянно кивнула молодая черноволосая женщина с немного одутловатым лицом. Бледно-зеленый костюм медсестры обтягивал уже заметный пятимесячный животик.
— Перепиши талоны и выдай им, хорошо? – врач быстро зашагала к ординаторской: в коридоре прохладно и сразу стало легче – клин перешел даже не в спицу, а в иголку.
— Давай-ка я ей отнесу! – вздохнула моющая пол пожилая санитарка. – Эта Черницкая вчера Наташу до слез довела, та весь вечер к ней бегала в палату: то то не так, то это.
— Спасибо!
Соня с облегчением выдохнула: заходить лишний раз во вторую палату не хотелось.
— Я-то домой уйду через час, а ты с ней на сутки останешься! Вот же скандальная баба!
Бывают сложные пациенты, но эта!.. Зинаида Архиповна укладывалась на плановое обследование и лечение к ним или на другое отделение не реже раза в год. Увидев шествующую к посту знакомую, тощую и сутулую, слегка припадающую на левую ногу фигуру, весь персонал заранее настраивался на сложные времена. Желчная, придирчивая, вечно насупленная и поджавшая губы, она гоняла санитарок как прислугу, выговаривала медсестрам, требуя к себе особого внимания, ссорилась и ругалась с соседками по палате и занудно учила врачей медицине.
— Хорошо, что такие редко встречаются! – снова вздохнула Соня, беря квадратики бумаги. – Вот помнишь Нину Ивановну? Какая милая бабушка была!
— Та, которая умерла в мае от тромбоэмболии? – припомнила санитарка, опираясь на швабру. – Да она и не старая вовсе, семидесяти не исполнилось. Действительно добрая женщина была. Как раз с этой ведьмой в одной палате лежала.
— Ага. В тот день еще заведующая с гипертоническим кризом на больничный ушла. Она вела их палату, пока Марин Сергевна в отпуске была. – Соня протянула исписанный листок санитарке. – Отдашь? А я – Скворцову.
***
Вклеив последний распечатанный анализ в историю болезни, Соня вывела на дисплей список пациентов отделения и встала, машинально потерев ноющую сегодня поясницу. Поздний вечер, пациенты разошлись по палатам, редко-редко кто пройдет по коридору в туалет. Пойти в сестринскую чаю выпить? Так хочется сладкого, может потому, что понервничала из-за этой Зинаиды Архиповны?
Вот ведьма, сначала стояла у палаты, следила с часами в руке, вовремя ли ей придут сделать укол, потом потребовала принести и показать ампулу: «То ли вы вводите, что назначено? И побыстрее, время-то идет, у меня болевой приступ!» Потом начала скандалить, почему один ватный шарик, когда должно быть два, а уж вскрикнула так, как будто Соня в нее копье воткнула! Запихала в карман какую-то мятую конфету с таким видом, будто дарит бриллиант, да еще и ухитрилась по животу погладить, Соня даже отстраниться не успела.
Закрывшая за собой дверь сестринской молодая женщина поморщилась: будь это в метро или в магазине, она бы постояла за себя, не дав облапать противной старухе! Но она на работе, да и руки были заняты. Соня щелкнула кнопкой чайника, присела, бросив пакетик в чашку, потом встала. Походив, снова присела: ходить вроде комфортнее – пояснице легче, но немного тянет живот. Почувствовав слабый толчок в глубине себя, Соня улыбнулась, положила руку на выпирающий пупок: малыш тоже не спит. «Мальчик!» – торжествующе заявила напоследок Зинаида Архиповна. Действительно, мальчик, Соня так ждет своего Артемку – вот как она догадалась?
Чайник вскипел. Заглянувшая в шкафчик медсестра прицокнула языком и вздохнула: когда только она успела слопать все конфеты?! И у девчонок ничего нет!.. Что ей там сунула Черницкая? Ладно, пусть будет «Яблочко», хоть она и не любит желейные.
Отставившая опустевшую чашку на стол Соня выключила свет и прилегла на диване, подсунув под голову подушку, умиротворенно прикрыла веки. У неё уже вошло в привычку перед сном мечтать о том времени, когда она, Артемка и Егор будут вместе. Муж уже купил ярко-синюю коляску и украсил её наклейкой с человеком-Пауком. А вчера сказал, что купит велосипед – ездить с сыном на рыбалку…, вот они вместе, всей семьей на речке в летний день…, солнечные зайчики распрыгались по воде…, Артемка тянет к ним ладошку и смеется…
Надрывный писк влетел в мозг как пуля. Палатный селектор. Кому-то плохо.
Еще не раскрывшая глаз Соня резко поднялась на диване, дернулась, вставая, и, споткнувшись обо что-то, рухнула, врезавшись коленом в пол и боком в подлокотник. Охнув от резкой боли, она недоуменно оглянулась в рассеваемой уличным фонарем темноте: обо что? Что-то чернеет на полу, тонкое и длинное. Палка от швабры? Костыль? Кажется, клюка…
От селектора прямо в ушах звенит. Соня поднялась, упершись рукой в подлокотник, и тут же вскрикнула, обеими ладонями обняв проколотый острейшей болью живот: словно оборвалась струна. Новая боль огненной рукой стиснула внутренности, заставив её опуститься на колени. Внизу почему-то стало мокро будто Соня…
Снова боль, выкручивающая изнутри, обрывающая одну струну за другой. По бедрам покатились капли, быстро превращающиеся в струйки. Борющаяся с тошнотой и ужасом женщина провела ладонью по брюкам, поднесла к лицу измазанные в чем-то темном, слабо пахнущим металлом и солью пальцы. Теперь боль обрушивалась почти непрерывно, выдавливая её как тюбик кетчупа, рвя струны, связывающие Соню с её Артемкой. Пляшущие на полу тени веток за окном тянулись к ней, словно узловатые старческие пальцы.
Сигнал оглушал тревожным писком: её зовут на помощь. Но она не может помочь, не может даже подняться, помощь нужна ей. Где её телефон? Мутит, голова кружится…, не вспомнить…
Нужно добраться до поста. Сотрясаемая болью Соня поползла к двери сестринской, оставляя за собой извилистую темную тропку. Её сын!.. «Мальчик!» – торжествующий надтреснутый голос зазвучал так, словно Зинаида Архиповна стояла рядом. В углу у шкафа колышется черная тень: халат на вешалке? Человек?.. Тень растет, будто тянет хищные руки…
Дверь не открывается. Тень ближе. Совсем близко. Соня толкнула дверь сильнее и выпала головой в коридор, но черная тень уже накрыла её собой.
***
Арина всунула наушники поглубже и прибавила громкость: пусть теперь противная бабка бубнит сколько угодно. Нет, надо завтра же потребовать, чтобы её перевели в другую палату, в любую, или просто уехать домой. Вот же жесть!.. Старуха приматывалась целый вечер: то принеси ей кипятку – ноги не идут, то закрой форточку – дует, то дай руку, помоги подняться – спина болит, не встать.
Девушку передернуло от воспоминания: цепко впившаяся в её запястье ладонь бабки оказалась сухой, холодной и какой-то шершавой как кожа змеи. Тусклое массивное золотое кольцо с красным камнем, застрявшее между распухшими суставами, прямо до боли впечаталось ей в кожу. А уж запах!.. Конечно, она открыла форточку: к этому терпкому запаху пота, мочи, старого дерева и какой-то кисели просто невозможно привыкнуть! Может, она не моется? Вроде ухоженная…
Поставив лайк, Арина уставилась в очередной риилс. Между прочим, она такая же пациентка, как и эта баба-яга, и голова у неё опять болит, еще сильнее, чем дома! А все вокруг так на неё косятся, будто она притворяется, и вообще, она слишком молода, чтобы по-настоящему заболеть! Да еще и тошнит теперь, может быть, от этой конфеты…
Получив, наконец, вежливый отпор, бабка сменила тактику: угостила желейной конфеткой «Яблочко», плаксиво уговаривая не обижаться на «глупую старуху» и сверля глазами до тех пор, пока Арина не положила в рот эту гадость, выплюнув потихоньку остатки в бумажный платок. Потом бабка долго зудела про советскую молодость и старые времена. Какая же она древняя! Вот она-то уж точно ездила в школу на динозавре.
Наконец старуха получила последний укол, сунув медсестре в карман такую же желейную конфетку, набрызгалась, шумно сморкаясь, в раковине и улеглась спать. Поворочавшись, поскрипев кроватью, сопя и кашляя, она скоро захрапела, как мужик. Скривившаяся Арина – ещё и это! – прибавила звук, набирая в поисковой строке: «сериал Сверхъестественное». Как раз подходящий вайб!..
Боль взорвалась внутри головы внезапным и мощным хлопком, как газовый баллон при пожаре. Сгорбившаяся на кровати в полутьме ночника Арина выворотила прямо на одеяло больничный ужин и желейную конфетку, но легче не стало. Боль долбила череп изнутри, взрываясь как гранаты, неясный свет ночника резал глаза, очертания кровати напротив и спящей соседки двоились. «Мама!..» Арина потянулась правой рукой к телефону…, попыталась потянуться. Рука не двигалась. Она даже её не чувствовала. Правая нога, ватная, неуклюжая, чужая, как-то шевелилась. А рука нет. Совсем.
Арина всхлипнула от страха, и её снова вывернуло наружу, уже желчью. Гранаты в арсенале её черепа уже закончились, теперь взрывались бомбы. «Помогите!» Дрожащая как в ознобе девушка ощупывала стену над кроватью левой ладонью: она же видела днем кнопку вызова медсестры. Теперь почти не видит. Вот она!.. Сотрясаемая рвотными спазмами Арина давила и давила на кнопку. Но никто не шел.
Термоядерная бомба. Уронившая руку Арина с трудом повернулась, надеясь сползти с кровати и…
Соседка не спала. Она сидела на кровати, а её тень быстро пятилась от окна, возвращаясь, прилипая к хозяйке. Видела девушка уже настолько смутно, что не могла понять: улыбается старуха, морщится или скалится, в упор глядя на неё. Как же называла её врач?..
— З-з-з-з-з-э-ы-ы…
Звуки спотыкались на языке, липли к нему, как будто она внезапно забыла, разучилась складывать из них слова. Арина замычала, уже от ужаса, и снова всхлипнула, увидев, что старуха легко поднимается на ноги. Дернувшись к краю кровати, девушка свалилась с неё, но отползти не успела. Старуха наклонилась. Ниже. Еще ниже. Ноздри её трепетали, словно втягивая струящийся от девушки дивный аромат.
Последнее, что успела увидеть Арина, перед тем как в её голове взорвалась голубая сверхновая – это морщинистые узкие губы, жадно ловящие её дыхание.
***
— Аневризма левой внутренней сонной артерии. – Патологоанатом сделал замер и обернулся к стажеру. – Двадцать четыре миллиметра, смотри, такие крупные редко бывают.
Стажер смотрел не на препарат.
— Жалко девку. Симпатичная… была.
— Жалко, – безразлично проговорил патологоанатом, меняя перчатки. – Но она всё равно не жилица была, ходила с бомбой в голове. Сейчас посмотрим, может и не с одной.
Теперь стажер смотрел в узкое продольное окно в стене, провожая злым взглядом ковыляющую к проходной у ворот бабку.
— Старухи домой выписываются, а молодая девчонка…
Хромающая, опираясь на палку, бабка скрылась в проходной.
— Её бы вытащили, если б довезли до реанимации, – жестко отчеканил патологоанатом. – Но она же до утра провалялась в палате на полу! Соседка дрыхла под снотворным, а медперсонал…
— Она же со второй неврологии, – угрюмо выдохнул, взглянув на свешивающуюся с пальца бирку, стажер. – Там Соня дежурила…
— А-а-а-а…
Возмущение врача угасло.
— Ты ж там работал, пока учился в меде, да?
— Да.
— Не знаешь, как она?
— Еще в реанимации. Вчера опять гемотрансфузию делали, много крови потеряла, – угрюмо сообщил стажер. – Кусок плаценты не отделился. Если б под утро пациент в туалет не пошлепал, могла бы и здесь быть.
— Хватит каркать, давай работать. У нас ещё четыре «клиента».
***
Свернув за угол больничного здания, Зинаида Архиповна выпрямилась и пошла быстрее, уже не опираясь на палку, а неся её, почти касаясь земли. Громко рыгнув, она потерла ладонью живот: две жизни сразу усвоить не так просто. Молодая, сочная, да ещё и нерожденное дитя – нечастое, изысканное лакомство!.. Она облизнулась, задумчиво крутя кольцо на тонком и ровном безымянном пальце: пожалуй, на несколько месяцев стоит куда-нибудь уехать, иначе люди могут заметить. Губы старой женщины раздвинулись в улыбке: в следующем году можно даже не ложиться в больницу – для тонуса будет достаточно просто раз в неделю посидеть на детской площадке.
Обложка создана с помощью нейросети Seedream 4