Построил туалет монстродевушкам!

Первое, что ощутил Алексей — это стойкое впечатление, что он проспал на работу. Второе — что матрас у него жутко колючий и пахнет сеном. Третье — что на него кто-то пристально смотрит.

Он нехотя открыл глаза и встретился взглядом с парой огромных, янтарных глаз, обрамленных пушистыми рыжими ушами. Ушами, которые нервно подрагивали.

«Надо меньше пить на корпоративах», — первая и последняя здравомыслящая мысль пролетела в голове Алексея.

— Батюшка-боярин, вы живы? — прошептала обладательница ушей, и ее пушистый хвост выписал за спиной тревожную загогулину.

Алексей резко сел. Перед ним на коленях стояла девушка. Юная, миловидная, в простой холщовой рубахе. И если бы не уши, усы, торчащие клыки и тот самый хвост, ее можно было бы принять за обычную крестьянку. Если, конечно, игнорировать тот факт, что крестьянок он вживую видел только в исторических сериалах.

Он огляделся. Деревянная изба, почерневшие от времени бревна, крошечное окошко, затянутое бычьим пузырем. Он сидел на широкой лавке, служившей кроватью, укрытый тулупом.

— Где я? — хрипло спросил он.

— В своей усадьбе, батюшка-боярин Степан Игнатьевич, — почтительно ответила зверодевушка. — После вчерашней стычки с соседом-помещиком Кудеяровым вы приуныли и изволили прилечь отдохнуть. А проснуться не могли. Мы уж думали...

В голову Алексея ударил шквал чужих воспоминаний. Степан Игнатьевич Гаремский-Младший. Мелкий провинциальный дворянин. Сирота. Получил в наследство от дяди чудака, клочок земли на самой границе Империи, именуемый «Медвежий Угол». И единственное, что делало это наследство ценным — крепостные. Не люди. А зверолюды. Те, в ком течет кровь древних духов. Котодевы, волколаки, медведухи, лисички-сестрички.

Его новые воспоминания любезно подсказали, что в этой «другой России» зверолюды считаются дикарями, чуть лучше скота, и основная масса дворян видит в них только рабочую силу или, в случае с девушками, предмет для секс утех.

А еще в воспоминаниях был образ того самого соседа, боярина Кудеярова — здоровенного мужика с бородой как лопата и рожами медведухов в его свите, который с вчерашним визитом намекнул, что «по-хорошому» Медвежий Угол ему бы отдать, а самому Степану — свалить подальше.

Отлично. Попал в тело восемнадцатилетнего пацана, на меня положил глаз местный олигарх-рейдер, а мой «бизнес-актив — это деревня анимэ-монстро-зверюшек. Старт, что надо, — с горькой иронией подумал Алексей.

Он отбросил тулуп и встал. Ноги подкосились, но он удержался. Тело было худым, но жилистым. Свойское.

— Как тебя зовут? — спросил он у рыжехвостой.

— Машенька, батюшка, — прошептала она, опуская глаза.

— Ну, Машенька, веди меня. Покажи, что тут у нас и как.

Выбравшись из избы, Алексей обомлел. Его «усадьба» представляла собой один-единственный, хоть и крепкий, пятистенок, скривившийся амбар и полтора десятка таких же покосившихся изб вокруг. Но дело было не в убогости, а в обитателях.

По двору, заложив за спину мощные лапы с когтями, прошел двуногий мужик-медведь, неся на плече бревно. У колодца две девушки-кошки, с полосатыми хвостами, яростно и ловко драли друг другу шкуру, шипя и выпуская когти.

— Опять эти дерутся, — вздохнула Машенька-лисичка. — Из-за ведра.

Из-за угла высунулась волосатая морда парня-волколака, обнюхала воздух и скрылась.

И над всем этим витал запах... не бедности, нет. Запах дикости, леса, мокрой шерсти и печеной репы.

Ну что ж, — решил для себя Алексей, бывший менеджер среднего звена, уставший от офисных интриг и кредитов. — Офисный планктон отменяется. Теперь я боярин Степан. Мой народ — моя ответственность. И если уж этот Кудеяров хочет войнушки...

Он повернулся к Машеньке, которая смотрела на него с трепетной надеждой.

— Так-с, — бодро сказал он, потирая руки. — Первым делом, Маша, нам нужен туалет. Не та доска над ямой, что сзади. А нормальный, человеческий... тьфу, боярский туалет! Потом разберемся, кто тут у нас главный по стройке и кузнечному делу. А этих двух хвостатых — разнять! И сказать им, что ведро отныне общее, а за нарушение общественного порядка будут мыть это самое ведро. Всем селом.

Машенька удивленно подергала усами, ее хвост вопросительно изогнулся.

— Батюшка, а что такое «общественный порядок»?

— Это, Машенька, — с широкой ухмылкой сказал Алексей, — когда твоя личная норка в порядке, а соседская не горит. Потому что, если загорится ее, подожжешь и свою. Поняла?

Лисичка на секунду задумалась, а потом ее мордочка озарилась догадкой.

— Поняла! Это как в лесу! Один за всех и все за одного!

— Вот именно! — Алексей удовлетворенно кивнул. — Начинаем новую жизнь. С туалета. А там, глядишь, и до горячей бани с овсяным печеньем дойдем.

И глядя на то, как по двору снуют его необычные подданные, он впервые за долгое время почувствовал не страх и не отчаяние, а азарт. Здесь, на отшибе империи, среди монстродевушек и зверомужиков, он наконец-то мог построить что-то настоящее. И черт побери, он это сделает.

Идея с туалетом, которую Алексей (в уме он твердо решил оставить себе это имя) считал гениальной и простой, натолкнулась на суровую реальность Медвежьего Угла.

— Батюшка, — робко говорил медведух по имени Потап, чеша в затылке мощной лапой. — Я дыру выкопать — это запросто. А вот доски... да чтоб не провалились... это сложно. Лес надо валить, сушить, тесать...

Алексей с тоской смотрел на яму, которую Потап вырыл за полчаса. Размером с небольшой бассейн. Ну конечно, силой не умеют распоряжаться, — сокрушался он мысленно. — Только ломать.

— Да я не про дворец из мрамора, Потап! Просто будку! Дырку в полу! И чтоб не пахло!

— А как же не пахнуть-то? — искренне не понимала Машенька, вертевшаяся рядом. Ее пушистый хвост так и норовил обвить его ногу, что Алексей находил одновременно и милым, и отвлекающим. — Оно же по определению пахнет. Какахи ведь.

Отчаяние начало подкрадываться к Алексею. Он отлично помнил теорию из интернета — выгребная яма, вентиляция, люк. Но на практике, без нормальных инструментов и материалов, это превращалось в титанический труд.

В сердцах он прислонился к стене амбара, закрыл глаза и представил себе этот идеальный, сияющий чистотой деревянный домик с волшебной системой отвода запахов. Он так ясно его видел! Уютный, крепкий, пахнущий свежей древесиной, а не говном.

И тут произошло нечто.

Из-под его ладоней, прижатых к грубым бревнам, по стене пробежала легкая дрожь. Дерево затрещало, но не ломалось, а будто ожило. Алексей в испуге отдернул руки и увидел, как сучки и щели на стене амбара сами собой сглаживаются, а из трещины между бревнами медленно, как в замедленной съемке, вытягивается свежий, зеленый побег.

Воздух наполнился густым ароматом смолы и свежести.

Воцарилась мертвая тишина. Потап смотрел на стену, разинув пасть. Машенька замерла, ее уши настороженно вытянулись в струнку.

— Батюшка... — прошептала она, глаза стали круглыми, как блюдечки. — Это... это ты?

Алексей смотрел на свои руки. Они горели странным, приятным теплом. В голове пронеслось: «Ремесленник. Дар Созидания. Редкий. Позволяет влиять на материалы, ускорять естественные процессы...» — обрывки знаний из памяти Степана, которыми тот никогда не пользовался.

Так, стоп. У этого тела была магия? И какой же он был идиот, что не использовал такое?

Он снова сосредоточился. На этот раз на куче старых, гнилых досок, валявшихся рядом. Он представил, как они выпрямляются, становятся прочными, новыми. Тепло хлынуло из его груди, потекло по рукам. Доски засветились мягким золотистым светом, и за несколько секунд груда хлама превратилась в аккуратный штабель ровных, пахнущих свежей строганной древесиной планок.

— Во дает хозяин! — громыхал Потап, с благоговением разглядывая доски. — Прямо как в старых сказках! Леший-строитель!

— Не леший, а боярин! — с внезапной гордостью за «своего» барина щегольнула Машенька, и ее хвост горделиво взметнулся.

Эйфория захлестнула Алексея. Он не просто попал в другое тело. Он получил суперспособность! Причем самую полезную — способность строить!

Следующие несколько часов пролетели в творческом безумии. Под его руками бревна сами обтесывались и складывались в аккуратные стены будущего «торжественного зала». Доски сами собой превращались в сиденье с дыркой и надежную крышку. Он даже смог «уговорить» землю в яме уплотниться и частично впитать влагу, создав подобие глиняного фильтра.

Работа кипела. Зверолюды, сначала осторожничавшие, теперь совались в самую гущу событий, таская бревна под руководством Потапа и с любопытством наблюдая за магией хозяина. Две кошкодевки, недавние враждующие стороны, забыли про ведро и, мурлыкая, терлись о ноги Алексея, когда он останавливался передохнуть. Он не мог удержаться и почесал одну за ухом. Та заурчала так громко, что похоже было на работу маленького трактора.

Быт вокруг него тоже кипел, и Алексей краем глаза ловил забавные и пикантные сценки. Вот из-за угла избы высунулась медведуха с пышными формами и окликнула Потапа:
— Потап! А ты когда домой? Шкуру мне поможешь вычесать? За колтунами не угнаться!
Потап только смущенно заурчал в ответ.

А вот пара волколаков, закончив свою работу, устроила короткую, но энергичную возню, закончившуюся тем, что самка легонько куснула самца за загривок, и они, весело рыча, умчались в сторону леса.

Ну что ж, — с ухмылкой подумал Алексей, наблюдая за их исчезающими спинами. — Жизнь бьет ключом. Во всех смыслах.

Машенька, его верная лисья тень, то и дело подносила ему воду в деревянном ковшике. При этом она наклонялась так, что вырез ее простой рубахи приоткрывал взгляду упругую грудь и гладкую кожу. Алексей отводил глаза, чувствуя, как нагреваются уши. Лисица, она и в Африке лисица. Хитрющая.

Когда «торжественный зал» был готов, Алексей с гордостью представил его своим подданным. Чистый, пахнущий деревом домик с удобным сиденьем и хитроумной вентиляцией из выдолбленной пористой древесины, которую он создал магией.

— Заходи, Маша, оцени! — величественно распахнул он дверь.

Лисичка осторожно зашла внутрь, осмотрелась и вышла с сияющими глазами.
— Батюшка! Да тут как в хоромах боярских! И... и почти не пахнет!

Все зверолюды, выстроившись в очередь, с удивлением заглядывали внутрь. Для них это было не просто удобство. Это было чудо. Чудо, которое сотворил их молодой барин.

Вечером Алексей сидел на завалинке своего пятистенка, с наслаждением ел простую похлёбку из хлеба и кваса, которую ему приготовила одна из местных медведух, и смотрел на свою усадьбу. Она все еще была бедной. Но сегодня она стала немного лучше. А главное — в глазах его крепостных появилась искра надежды.

Магия созидания... — думал он, разглядывая свои ладони. — Неплохо. Очень неплохо. С этим уже можно жить. А там, глядишь, и до горячей воды и центрального отопления дойдем.

Он ухмыльнулся. Впервые за долгое время будущее не пугало его, а манило бесконечными возможностями. И мысль о соседе Кудеярове уже не казалась такой страшной. В конце концов, у него теперь был не просто медвежий угол. У него была команда. И магия. Настоящая, пахнущая деревом и надеждой.

Вечер постепенно сменился глубокой ночью. Алексей лежал на своей широкой лавке, укрытый тулупом, но сон не шел. В голове роились планы: завтра взяться за баню, потом наладить систему водоснабжения от ручья... Мысли прервал тихий шорох у двери.

Дверь скрипнула, и в слабом свете луны, пробивавшемся в окно, он увидел силуэт с пушистым контуром.

— Батюшка? — прошептала Машенька. — Спите?

— Нет, — голос его прозвучал хриплее, чем он ожидал. — Что случилось?

Она неслышно подкралась к лавке, и теперь он видел ее лицо — залитое лунным светом, с горящими как угли глазами.

— Ничего не случилось... Я просто... не могу уснуть. Всё думаю о сегодняшнем дне. О том, какой вы... — она запнулась, ее хвост нервно провел по полу.

Алексей приподнялся на локте. Он чувствовал исходящее от нее тепло и легкий, дикий аромат — смесь лесных трав и чего-то сладкого, чисто лисьего.

— Какой я? — тихо повторил он.

— Сильный. Добрый. Настоящий, — она сказала это с такой простой верой, что у него перехватило дыхание. Ее пальцы легонько коснулись его руки, лежавшей на одеяле. Прикосновение было обжигающим.

— Я не настоящий, Маша, — сорвалось у него, полупризнание из другого мира.

— Вы для нас — самый что ни на есть настоящий, — возразила она, и ее голос прозвучал с внезапной твердостью. Потом она наклонилась ближе, и ее горячее дыхание коснулось его губ. — Вы нам жизнь новую строите. И мне... мне от этого так жарко стало внутри... будто шкурку с меня сняли, всю на распашку...

Ее слова, простые и откровенные, сработали сильнее любого умысла. Алексей почувствовал, как по всему телу разливается волна желания, тугая и сладкая. Он больше не мог и не хотел сопротивляться.

Он протянул руку, обвил ее шею и притянул к себе. Их губы встретились в жадном, нетерпеливом поцелуе. Она ответила сразу, без стеснения, ее язык смело встретился с его, а острые клыки слегка царапали его губы, добавляя пикантной опасности.

Он сбросил с себя тулуп, а она в это время стаскивала свою простую рубаху. В лунном свете ее тело было стройным и грациозным, кожа гладкой, а на груди выступали упругие, темные сосцы. Ее рыжий хвост трепетно обвился вокруг его ноги, пушистый и живой.

— Батюшка... Степан... — задыхаясь, шептала она, пока его руки скользили по ее спине, ощущая под ладонями каждую мышцу, каждую трепетную впадинку. А попка так и манила её шлёпнуть.

— Зови меня Алексей, — прошептал он в ответ, покрывая жаркими поцелуями ее шею, плечо, двигаясь ниже.

— Алексей... — выдохнула она, и это имя на ее устах прозвучало как заклинание.

Он перевернул ее, прижимая к жесткому ложу. Ее ноги сами обвились вокруг его бедер, впуская его в свою влажную, обжигающую киску. Она громко вскрикнула — не от боли, а от освобождения, и вцепилась ему в спину, выпустив коготки. Острая боль лишь подстегнула его.

Ритм их движений учащался, сливаясь с шорохом соломы и их прерывистым дыханием. Машенька металась под ним, ее хвост бешено бил по лавке, а из горла вырывались хриплые, по-звериному страстные стоны.

— Але... Алексей... еще... — бормотала она, почти без сознания, закинув голову.

Он уже не мог остановиться. Волна нарастала, снося все на своем пути. Он погружался в нее, в этот дикий, сладкий огонь, который она для него разожгла. С последним, мощным толчком мир взорвался белым светом, и он услышал ее протяжный, торжествующий вой, заглушавший все остальные звуки ночи.

Они лежали, тяжело дыша, облитые потом, их тела все еще были сплетены. Ее хвост медленно, лениво обвил его бедро, словно самый дорогой приз.

— Так вот какая ты, лисья магия... — выдохнул Алексей, с наслаждением чувствуя, как каждое мышечное волокно в его теле поет от удовлетворения.

Машенька тихо рассмеялась, прижимаясь к его груди.
— Это не магия, батюшка. Это благодарность.