Потаённая искренность

Поздний вечер. Тёплый жёлто оранжевый свет, исходящий от уличного фонаря отгоняет клубившуюся вблизи темень, втирая ту в тонкие сучья деревьев, обвивающие фонарь в замысловатый кокон. По светло-серому небу, словно река, плывёт нежная пелена, похожая на белое молоко, пролитое неосторожным движением кошачьего хвоста. Она плавными, незаметными волнами растекается по всему небу, обволакивая его полностью и без остатка. Проходя вдоль каменистой кромки искусственной речки, на приземистых выступах становятся видны утки, ставшими уже ручными, позволяя людям подкармливать их. Приглушённый, рассеивающийся свет без зазрения совести раскрывает их маскировку, выставляя на всеобщий вид. Задержав на них взгляд, не останавливаясь иду дальше. Усиливающийся морозный холод подгоняет, обостряя не высказанное желание оказаться в тепле. Недавние воспоминания сами собой всплывают в голове, подстрекаемые увиденным.

Немногим раньше темень лишь подступала к дневному порогу, предвещая собою лунный восход. Утиная пара подплыла ближе, потянувшись к мучному кусочку, размякшему от влаги. Вскоре от маковой булочки не осталось ни следа, а накормленные птицы опускали клюв на поверхность воды, с приглушённым журчанием насыщаясь. Те, ещё немного покружившись, и подтвердив, что появление халявных лакомств закончилось так же внезапно, как и возникло, поплыли к своим сородичам, вертя хвостиком и перебирая короткими перепонками лапок, то и дело выглядывающими из толщи воды. Вслед за ними волны, потеряв заданное направление, сбивались в зигзаги, накладываясь друг на друга. Оставшись сидеть на деревянной скамье, откинулась назад, чуть сильнее вжавшись в невысокую дощатую спинку. Тишина заполнялась различными звуками, не позволяя месту казаться запустевшим. До ушей всё ещё доносились не стихающие крики чаек, круживших над землёй, отдалённо напоминающие человеческий смех. Порывистый ветер, нёсший в себе остаточные веяния зимней прохлады и влажность, пронизывал оголённые участки тела, пуская по нему мурашки и стимулируя кровоток. Размяв онемевшие пальцы, спрятала чувствительные мочки ушей, что так и норовили вылезти из-под шапки. Несколько потускневший свет уже не слепил глаза, с щедростью позволяя без опасения свободно смотреть вверх. Создавалось ощущение того, что он будто отзеркаливался через ледяную лупу и рассеивался, бросая на участки с водой солнечные блики. Во всём этом разглядывалось какое-то своё умиротворение.

Неспешным шагом прогуливалась по лабиринтам узких дорожек, расположившихся вплотную к пятиэтажным жилым домикам, сохраняющие вид стародавней архитектуры. На ходу отмечала в мыслях один из многих признаков, ознаменовавшие весенние перемены в привычном укладе — люди. Тут же усмехаюсь про себя этому сбивающему с толку заключению. Люди такие, какие они есть, самые обычные в своём проявлении. Или же нет? В чём же находится их необычайность? Остатки застоявшегося оцепенения окружающего пространства неторопливо сходили на нет. С периодичностью в нескольких десятков шагов в поле видимости появлялись молодые воркующие парочки и неспешно прогуливающиеся семьи, чьи дети волчком крутились около них.

— Осторожно, смотри себе под ноги. Не бегай слишком быстро. Не лезь в кусты! Замараешься ведь! Кто тебя потом отмывать будет? Никуда не отходи от меня. — чей-то ребёнок, на взгляд около пяти лет, с энтузиазмом побежал к стоящей неподвижно вороне. Уже находясь вплотную к своему объекту внимания, его носочек обуви уткнулся в ямку неравномерной, ещё промёрзшей оземи. Чёрная, упитанная тушка птицы, не озабоченная чужим вниманием, вспорхнула у самого носа человеческого дитя, попутно ознаменуя свой уход хриплым карканьем, от чего-то кажущийся насмешливым. Невольно ставши сторонним наблюдателем этой спонтанной сценки, ожидаемо слышу вслед отголоски ничем не сдерживаемых детских воплей.

— Вставай, иди ко мне. Ну что я тебе говорила? Милый, ты-то чего столбом стоишь, помоги хоть чем-нибудь! У меня от его рёва голова болит. — ребёнок хныкал, требуя от родителей, чтобы они его пожалели, пока мама стряхивала с одежды успевшую прицепиться пыль, и продолжал расстроенно указывать на кровоточащую коленку, где стёрлась кожа. Мужчина подошёл ближе, наклонился и беспристрастно помог избавиться от обилия соплей. Те успели размазаться по всему лицу, смешавшись со слезами, которые ребёнок всё также выдавливал из себя, ведь коленка зудела и покалывала.

Вскоре подобный казус ушёл из головы на задний план, по крайней мере на данный момент, заменив её другим, смазанным и неясным потоком мыслей. Переходив по мосту остановилась перед спуском, отодвинувшись в бок, ближе к перилам, несмотря на то, что бетонная поверхность под ногами достаточно широкая и вместительная. С небольшой возвышенности всматривалась в свисающие над водой переплетённые колоски ивы, не обращая внимания на не чёткость деталей. Играющий с ними ветер колыхал их, а те, будто красуясь и подзывая ближе, просили рассмотреть каждую их почку и молодые побеги, радуясь любому вниманию. С подобного ракурса под наблюдение попадала не только часть, а всё разом, передавая полноту происходящего. Расслабленно сидевшие поодиночке мужчины с удочкой, разделяемые множеством серебристых листьев, словно припудренных пылью. Язык не поворачивался назвать их рыбаками. В подобном месте вообще водилась рыба? Сомнительно это. И всё же, представляла, как иду и сажусь, подобно им, чуть поодаль, и тело захватывало неведомое чувство. При взгляде на воду долго пыталась различить все синие оттенки её глубины, разбавленные серой мутью. На поверхности же вся сверкала, переливалась, вбирала в себя искажённые образы деревьев, высоких фонарных столбов и дорог. Дрожащие силуэты на поверхности зазывали в глубь подводного мира. Ветер продолжал дуть в заданном им самим направлении, отвлекая от гипноза манящих водных изгибов, хранящие в себе плавность и размеренность. Тот, словно надутый и рассерженный тем, что не получалось сдуть с ног, дабы проучить, обидчиво рассекал полосы на щеках, наверное уже потерявшие свою блеклость. Подобная шалость вызывала подобие улыбки, нёсшую не столь явное снисхождение. Разве это нельзя не назвать сказкой? Вблизи проносилась одинокая чайка. Та двигалась вдоль воды, попутно вертя головой. Запустив лапы в воду, направлялась ввысь, оставляя за собой шлейф из брызг. Поверхностное спокойствие, нарушенное подобным образом возмущалось покачивающейся водной рябью. Поддельные образы развеялись, смешиваясь с водной пеной.

Выталкивает из недавних воспоминаний вибрация телефона. По инерции пройдя ещё пару шагов вперёд, на секунду останавливаюсь. В надвигающихся потёмках экран включенного телефона кажется особенно ярким, неприятно слепя сухие глаза.

— Лювьен — приложив телефон к уху, пытаюсь ускориться в ходьбе, хотя на маленькие шажки утомлённых ног это не то чтобы как-то существенно влияло. Бодрость куда-то испаряется, уступая место слабости. Только бы не пришлось всю поездку в транспорте провести в стоячем положении. Тело на эту мысль протестующе отзывается ноющей болью в затёкших мышцах.

— Я уже подъезжаю. Как ты? Ещё не дома? — сквозь знакомый голос проскальзывает заметная усталость. Видимо, рабочая смена выдалась в этот раз особенно насыщенной. Слушая столь привычную речь, всё внутри само собой отзывается теплом.

— Буду через минут этак сорок, возможно чуть задержусь. Знаешь ведь, какой в это время поток людей. Особо не протолкнуться. — после замолкаю. Прежде чем из динамика раздастся слова собеседника, решаю добавить: — Постараюсь вернуться как можно быстрее. — вновь приходит то самое чувство. Понимание того, что есть то, ради чего можно и поспешить. От долгого молчания говорю сипло. Слегка дёргаюсь от лающей собаки, чьё глухое рычание приструняет говорливых чаек. Те умолкают, а в ушах эхом отзывается звонкость стихающего звукового резонанса.

— Ты на улице, да? Не стоит много говорить на холоде, побереги себя. Возвращайся скорее. — приподнимаю уголки губ, ощутимо потянув онемевшие мышцы. Из ниоткуда появляется поток приятных чувств, в голове же ворох сумбурных мыслей, которым не суждено вырваться наружу будучи сразу же забытыми.

— Постараюсь. — сбросив звонок, бездумно ещё несколько секунд пристально смотрю в слепящий экран. Подходя к метро замечаю молодую пару, выискивающую что-то в небе, в сгустках плотно переплетённых ватных облаков. Через белёсое марево ничего не выглядывает. Парень явно увлечён разговором, активно жестикулирует и указывает на что-то вверх, по-видимому, своей девушке. Или это его сестра, а может и подруга. Прохожу мимо и останавливаюсь у входа, прислушиваясь. Смотрю ещё раз — ничего не изменилось. С доносящимися обрывками слов вместо призрачного света представляю расползающуюся черноту, что заполняет собой всё пространство. Она простирается вдаль, туда, куда ещё никто не заглядывал, теснясь в укромном уголке. Поглощает непрерывный свет, излучающий целым потоком звёзд. Те кружат в невесомости, отдельными частицами добираются до нас. Они не могут сравниться с мощью пылающего солнца, не могут дотронуться своим ледяным дыханием. Собравшись в хоровод, им остаётся висеть как новогодняя мишура на ёлке и поблёскивать в ночной тиши. Для того, чтобы кто-то смотрел и любовался ими, предаваясь забытым мечтам в завлекающей иллюзии. И этого вполне достаточно.

Сморгнув наваждение, захожу вниз, оставляя парочку наедине, от которой так и веет некой чужеродной, почти осязаемой атмосферой. Уже находясь в вагоне метро, расположившись на одном из посадочных мест, с временно заложенными ушами, никак не отпускает остаточное чувство приземлённости. Звёздные образы для нас такие далёкие, не постигающие, и от того такие манящие в своей недосягаемости. Одинокие. Дополняют темноту различными вариациями оттенков когда в городах гаснут последние фонари, погружая всё в беспросветную темень. Звёзды остаются всеобъемлющими наблюдателями, в сонме тка чужие видения в невесомый шёлк.

Выхожу из вагона и по направлению плотной толпы иду к выходу, у которого с трудом удерживаю тяжёлую дверь. Оказавшись в подземном переходе, сначала теряюсь. Всё пространство заполняется людьми, идущие в различных направлениях. Постояв на месте, всё же иду на выход. По пути различаю мелодичное эхо, что заставляет замедлится и, поколебавшись, разворачиваюсь. До этого тихий, еле слышный звук становится отчётливее. Эта завлекающая мелодия исходит от того мужчины средних лет в оранжевой куртке с гитарой, сидящий у стены. Хотя здесь присутствует давящая духота и вместе с ней холод, останавливаюсь рядом. Не впервые случается насладиться исполнением играющего с подобным инструментом, подвластном любому уровню мастерства. Прищуриваюсь, получая наслаждение. Слух старается уловить сменяющую интонацию, противясь тяжести в голове. Живая музыка ломает всякое сопротивление, без исключения очаровывает и завлекает. Следом к ней добавляется и голос. Глухой, с лёгкой хрипотцой, поёт безликие песни. Не вникаю в смысл слов. Сознание плывёт вслед игре, погружая в своеобразный транс. Игра, предназначенная успокоить умы проходящих после очередного рабочего дня и развеять мучений груз тяжёлых дум. Обстановка побуждает осознано дотронуться мыслями до всего окружающего, прочувствовать и пропустить через всю себя, затрагивая обостряющиеся нервные окончания. Хочется вдоволь насладиться и проникнуться этим невосполнимым ощущением. Больше никто не останавливается. Через время всё затихает, оставляя после себя лёгкий звон в голове. Внутри от чего-то появляется лёгкость, дышать становится легче. Дожидаюсь, когда музыка стихнет окончательно, и музыкант дарит в мою сторону свою улыбку.

— Спасибо. — разумеется, столь внимательно слушателя тот заметил сразу, в процессе выступления периодически окатывая доброжелательным взглядом. При обращении устанавливается зрительный контакт. Выжидаю ради приличия считанные секунды и сменяю фокус зрения, не решаясь заглядывать в самую суть, таящуюся в глубине двух хрусталиков. Дело далеко не в полученных деньгах. Нет, по крайней мере, не у этого конкретного музыканта, с которым неожиданно состоялась первая и вероятно последняя встреча.

— Благодарю. Всего хорошего. — невольно подаюсь корпусом чуть вперёд, как бы поклонившись. Тихие слова, наполненные вдохновением, теряются в общем гуле. Проникшись уважением, хочется рассказать, какая чудесная у него музыка, какое невероятное воздействие оказывает на других, насколько катастрофически преуменьшают её важность. Сознательно притупив внезапный порыв, так и оставляю мысли при себе. Ухожу, не сумевши высказать все пожелания.

Теперь к заботам добавляется задача унять возникшее воодушевление, попутно наслаждаясь им. Замедляю шаг у стены перехода, отвлекаясь на исходящий свет свисающих на тонком шнуре лампочек одного магазина, освещающий приклеенные объявления к не прогретому, с губчатой поверхностью бетону. Морщусь, ощущая нестерпимый зуд в носу, и скорее разминаю пальцами перегородку, чтобы не чихнуть, и выдыхаю. Пронесло. Количество слоёв пыльной дешёвой бумаги с выцветвшимися чернилами может сравниться только с картиной подобного рода на дверях подъездов жилых домов. Прочитав пару строк ради любопытства, замечаю некую заторможенность. Значит, как-нибудь в другой раз. Рядом на витринах выставлены домашние цветы, пышностью своих бутонов контрастируя с окружающей серостью. Испускающие тонкий, цветочный аромат, они перекрывали подвальную сырость и оставляющий людьми шлейф резких духов. Кажется, лёгкие с трудом справляются со столь насыщенным ароматом. И всё же продолжаю вдыхать его, потакая внезапному желанию. Не препятствует этому и жалюзи, почти скрывающие от чужого взора лепестки бутонов.

Стоя у входной двери, достаю ключи. Звук поворота ключа в замочной скважине сопровождается эхом сразу на нескольких этажах. Захлопнув дверь, вижу знакомый коридорчик. Глаза улавливают приглушённый свет, отдающий желтизной. Освобождаю ноги от тесноты меховых сапог, замечая выглядывающего супруга. На лице мягкая улыбка, во взгляде — отблески радости. Чужие руки помогают снять пальто.

— С возвращением. — его полу шепот невесомо коснулся кромки уха, руки обняли за поясницу, притягивая ближе. Глубоко вздохнула, уткнувшись носом в изгиб плеча поверх лёгкой хлопковой ткани, слегка сминая её.

— Лювьен. — вскоре привыкаю к окутывающему спокойствию, вдыхая другой — тёплый, приятный воздух, улавливая нотки свежести в запахе мужчины. Наслаждаюсь лёгкими поглаживаниями, проходящими вдоль спины, снимающими напряжение, накопившееся за день. Млею от неспешных поцелуев, переходящие на линию нижней челюсти.

— Осцилия, пойдём. Я заранее закипятил чайник. Должно быть, чай уже как раз подостыл. — на шее остаются отголоски прикосновений мягких и влажных губ.

Да, определённо, в домашней одежде становиться гораздо комфортнее. Сняв уличную одежду, вместе с ней всю скопившуюся пыль, на её место приходит свежесть. Сажусь на табурет, рука сама собой тянется за одним из воздушным пирожным со взбитым лимонным кремом, так вовремя расположившихся в зоне досягаемости на блюдце, украшенным ручной росписью витиеватых линий. Обращаю взгляд на еле колыхающиеся занавески, прикрывающие собой неплотно закрытое окно. Если распылить в ту сторону краску, то станут видимыми завихрения, что воздушными потоками прорываясь внутрь вскоре оседают влажным осадком. На улице стало моросить, это можно заметить по мелким капелькам, собирающиеся на застеклённой поверхности с внешней стороны. Там располагается полотно мрака, разбавленное тусклым силуэтом серповидной луны и изредка мигающим фонарным столбом, который по всеобщему мнению жильцов прилежащих домов вскоре посчитается перегоревшим вовсе. Двойное стекло воспроизводит эффект кинотеатра, отражает внутреннее убранство помещения и находящихся в нём мирно вечерящих людей среди приглушённых теней от зажжённых восковых свечей.

— Вот, держи. Не беспокойся, он уже не горячий. Всё как ты любишь. — кивнув в ответ, с осторожностью беру тонкий фарфор, стараясь не пролить содержимое. Губами касаюсь края чашки. Во рту растекается сладость гречишного мёда с нотками отдающей горечи, примешанного к терпкому чаю. Неспешно смакую. Глоток. Тёплая жидкость продвигается дальше, стекая по всему горлу.

— Должно быть, эта неделя оказалась загруженной. Ты упоминала, что в ваш отдел завезли новые экспонаты для лабораторной диагностики. — бренча ложкой, задумчиво смотрит на созданную им водную воронку, размешивая добавленный в кофе клиновый сироп и стружку корицы. Медленно выдыхает, прикрыв глаза. Проводит рукой сквозь толщу коричневых волос, отросшая половина из которых заплетена на затылке в низкий хвост, которые в тусклом освещении кажутся на несколько тонов темнее. Улавливает насыщенный кофейный запах, разбавленный молоком. Постепенно тело охватывает нега, наслаждаясь присутствием близкого человека, ставшего столь родным. Можно расслабиться по-настоящему. Они дорожат этой возможностью. Как и раньше, в подобный момент оба наиболее остро ощущают своё присутствие в реальном мире, и само это понимание является для них душевной усладой.

— Верно. Над ними всё ещё ведутся исследования. Их доставили к нам в лабораторию прямиком из Океании. С подобным мы сталкиваемся весьма редко, так что весь процесс идёт медленно, но в верном направлении. — рассеянно кладу очередную малину в рот, вспоминая. Постепенно пиала пустеет, оставляя на донышке яркий сок. Даже коллеги с соседних отделов оказались в восторге от вновь прибывшего материала. Ещё бы — ежедневная работа за микроскопом со временем удручает, а рутинное заполнение всей документации под конец квартала у каждого третьего вызывает нервный тик. А недавняя работёнка заставляет в покопаться в самых глубинных деталях, изучая и собирая детальки как конструктор. Всё-таки, влияние окружающей среды на физиологию очень разнообразно. По сравнению со здешними местами контраст довольно ярко выражен и во многом прослеживаются характерные различия. Общую радость не разделяют разве руководители. Не так-то быстро управиться со всеми. Смотря в глаза напротив, эмоции насущного дня утихомириваются и приобретают спокойную окраску.

— Если не считать того, что Сапфира одним движением сломала своего птеродактиля, умудрившись зацепиться за торчащую косточку и рассыпав экспозицию как карточный домик, а Савелий наворачивал круги около сия действа в паническом приступе, ничуть не помогая. — замолкаю, вслушиваясь в низкий и тихий смех. Помимо него слышны тиканье механических часов и уличный гул. Вдыхаю еле слышный и совсем не раздражающий запах мяты и полыни, исходящий от расплавленного воска.

— Взаправду говорят — недооценённые гении своего поколения. — успокоившись, смахивает слезинки в уголках глаз, что сверкают и напоминают собой речной хрусталь у подножия гор. Остатки смеха остаются внутри и несколько проясняют взор, однако не настолько, чтобы вернуть былую бодрость.

— Скорее, угроза всему археологическому миру. Их подход странный, но действенный. Они ещё многого добьются. — подобное утверждение само по себе ничего не значит, однако ни чем не подтверждённая уверенность в своих коллегах и друзьях надёжно крепиться внутри. Списываю это на интуитивное чутьё, выработанное по отношению к ним на протяжении многих лет. Хотя, может дело совсем не в этом. Впрочем, это не столь важно. Противоречу ли самой себе, если знаю, что их провал вовсе не разочарует меня? Предугадать каждую переменную не представляется возможным.

— Как поживают Кайра и Айва? — этот случай не единичный, однако в тот раз все оказались под впечатлением. В центр социальной поддержки не так давно перевели двух девочек, с их слов назвавшиеся сёстрами. Правда, до сих пор не ясно, родные ли. Слишком уж разные внешне. Никаких деталей на этот счёт не были предоставлены. Если отбросить отдельные составляющие — получается вполне частый встречаемого случая по типу неблагополучной семьи и безответственность родителей. И хоть Лювьен прояснил некоторые моменты в общих чертах, от чего-то эта ситуация представляется не совсем обыденной.

— О, эти прелестные дети. — он качает головой, стряхивая остатки печали, задумчиво замирая с ложкой риса, имеющего тонкий запах тушёных овощей. В этот раз потребовалось его непосредственное участие в полицейской деятельности, учитывая его должность. Однако, всё же подобное сотрудничество применяется весьма редко. По словам знакомого из той области это дело всё ещё находится в архиве в разделе не разрешённых. Этот случай оставил глубокое впечатление у всех, кто был вовлечён в раскрытие этого дела.

Встряхивает головой, тем самым прогоняя непрошенные мысли. Вспоминаются проступившие эмоции на лицах коллег, казалось даже, что они стали для него осязаемы. Он не может их осуждать. Однако не стоит проецировать чужое горе на себя и проявлять чрезмерную эмпатию. Так в скором времени можно и свихнуться, при такой-то работёнке. Тем не менее, это неотъемлемая часть каждой личности. И за этим интересно наблюдать. В этом видится своеобразный азарт, когда жизненно необходимо суметь соблюсти баланс.

— Их ещё долго не отпустит произошедшее. Подходящая обстановка должна помочь облегчить их состояние. Остальные подопечные приняли их свободно, поэтому можешь быть за них спокойна. — отчасти новости приятны, но некая незавершённость охватывает мутью. Понимаю, что большего по этому поводу на данный момент не получу, так что довольствуюсь этим, допивая остатки чая. Возможно, они зря себя накручивают. В центр передержки и реабилитации нескончаемый поток прибывающих и убывающий, и каждый — со своей поражающей историей. Жизнь человека безгранична и многогранна для простого понимания. Довольствоваться малым, значит обманывать самого себя.

— Они не смогут всегда ютиться в тёплом гнёздышке. Им придётся разобраться самим. Не стоит замалчивать, но ты прав — в подобной ситуации нельзя давить, спешка нам ни к чему. — согласно переглядываемся, пришедшие к единому мнению.

Заслушавшись, выныриваю из потока окруживших мыслей. Моргнув, смахиваю с тяжелейших век вечернюю дрёму. Сквозь размеренную речь Лювьена, разглядываю в его облике излишнюю бледность. Кажется, даже тёплые, насыщенные цвета люминесцентных ламп не в силах были бы исправить это недоразумение.

— Ляжем спать пораньше? — между нами воцарилось молчаливое понимание. Мою ладонь слегка сжали, высказывая тем самым благодарность не говоря ни единого слова. Они и так уже засиделись слишком поздно. Тиканье стрелки медленно и неумолимо приближалось ровно к двенадцати часам. Понимая это, иррационально хочется продлить это время дольше, дабы насладиться им сполна. Хм, порой людская жадность слишком сильна.

— Хах, как пожелаешь. Следующие дни обещают быть насыщенными. — убрав за собой на кухне и потушив свечи, они отправились в спальню, по пути совершив водные процедуры. После всех манипуляций конечности будто налились свинцом.

За счёт плотной ткани и правильно подобранного цвета шторы ничего не просвечивают, поглощая своей поверхностью малейшие исходящие лучи от источников света, так и норовившие просочиться внутрь. Никому из живущих здесь они оказываются без надобности, давно в своей совместной жизни изучившие каждый уголок этой квартиры. Сажусь на край кровати, немного придавливая своим весом матрас, после чего Лювьен тянет рукав удлинённой рубашки, обращая на себя внимание.

— Позволь мне эту маленькую прихоть. — он разжимает пальцы, отпуская мягкую ткань. Ожидаемое прикосновение приходится на макушку, на которой располагается уже растрепавшийся за день пучок с вплетёнными косичками, образующие ободок. Аккуратно и без спешки распускает результат собственных трудов, затем берёт в руки деревянный гребень с изогнутыми зубцами. Вскоре те начинают блестеть, словно покрытые и отполированные лаком. Угасающее сознание улавливает насыщенный запах хвои. Мой любимый. Закрываю глаза в дарующим сладкое наслаждение, и перед закрытыми веками предстаёт чаща хвойного леса, свежесть растущей травы и зелени.

— Лукреция связывалась со мной на днях. Церковь дала согласие на материальную поддержку и социальную рекламу посредством проведения мероприятия на её территории. — заслушиваюсь речью и оттого с нескольким запозданием ощущаю, как пальцы со знанием дела начинают распутывать узелки и заломы по длине волос. Замираю и дышу медленнее. От трепетания каждой волосинки с кончика к корню волос пробегают нервные импульсы, распространяясь по всему телу. Как и в любой другой раз, безрезультатно пытаюсь запомнить подобные ощущения, вбирая их глубоко в себя. Растворяюсь в ощущениях и сиюминутном желании продлить эту сладкую пытку до бесконечности.

— После всех согласований будет оглашена дата встречи. Сможешь присутствовать в назначенный день? Я был бы этому безмерно рад, только если это не будет мешать твоим планам. — с небывалой нежностью перебирает медовые локоны, струящиеся волной по спине и доходящие до лопаток. Прямые от природы, сейчас с завитушками от причёски. Гребнем прохожусь по всей длине, зубцами утопая в глубине медного шёлка. Берёт один локон в ладонь и подносит ближе к лицу, вдыхая свежий аромат.

— Мг, это не должно доставить чрезмерных трудностей. — всё-таки, дети были рады предыдущим встречам. А работу в случае чего можно и подкорректировать, так что это вполне выполнимо. Подобные умозаключения в голове представлялись в виде жидкой кашицей, перетекающей из одного угла в другой. Приоткрываю глаза, прищурившись. Лювьен тянет их дальше, в глубь кровати, после чего пододвигается вплотную, обхватывая рукой вдоль талии, а второй плечо. По бокам уже растелено толстое пуховое одеяло. Утыкается носом в макушку, обдав тёплым воздухом.

— Только ты ведь знаешь, что твориться у меня внутри, Осцилия. Только ты. Моя родственная душа. Ты поглотила меня целиком, а я не перестаю слепо, подобно блуждающему мотыльку, следовать за исходящим светом со дна твоих карих глаз. — чарующий, тихий баритон раздаётся у самого уха, словно шелест осенних листьев. Без всякого смысла, неслышно, одними губами проговариваю его имя. Непроизвольно вздрагиваю, когда он утыкается носом в волосы на шее, оставляя лёгкие поцелуи. Та область кожи покрывается мелкими мурашками. Они укладываются поудобнее, зарываясь в множество окружающих подушек, расслабляясь Спокойствие окутывает целиком, как покрывало.

— Спокойной ночи. — слабый шёпот утопает в ночи, бесследно растворяясь в её глубинный потёмках.