Потом

На стене висит большой красный ковер с желтым почти золотым замысловатым узором, сколько не вглядывайся – не понять, что же конкретно там нарисовано. По ковру скачут монгольские всадники, гуляют прекрасные принцессы, прячутся страшные драконы. Узор переплетается, переливаясь из одного образа в другой, как в цветастой трубе калейдоскопа. Если провести по нему рукой, то почувствуешь мягкий ворс, кончики которого слегка заскорузли от квартирной влажности и пыли. Ковер можно рассматривать часами, находя новые и новые образы, пока в голове сами собой пишутся новые сказки и истории. Но когда на ковер светит вечернее оранжевое солнце, в лучах которого танцуют пылинки, душа захлебывается от этого сильного теплого чувства – счастье. Оно яркое, обволакивающее, переполняющее до краев и слез из глаз. Оно детское. Кажется, что сейчас в комнату заглянет бабушка и позовет своим старым слегка дрожащим голосом: «Темушка, пойдем кушать, скоро мама придет». И от нее будет пахнуть щами или пирогами, а может и вовсе можжевельником и мятой, потому что она только-только заварила свой травяной сбор, который называет деревенским чаем. Ты вдохнешь глубоко-глубоко, пытаясь даже не мозгом, а легкими, всем телом запомнить этот миг. И выдохнешь.

Выдохнешь горький обжигающий дым, который серым облаком замрет ненадолго перед тобой, как та самая пыль в заходящем солнце, но вместо счастья в твоей груди застрянет вязкий ком мокроты, который нельзя ни откашлять, ни проглотить. И ты затянешься еще одним обжигающе горьким вдохом сигареты, да так сильно, что ее ствол истлеет наполовину, почти обжигая обветренные губы. Очень горько. Мерзкий дым снова обожжет ноздри, попытавшись вернуть твой же выдох обратно в легкие. И этот дым на время укрывает тебя от сухого запаха взрытой взрывами земли, от гнили тел убитых утром солдат, которые пролежали рядом с тобой весь этот жаркий долгий день. Ты не считаешь сколько сигарет ты выкурил, это не страшно, пуля будет куда быстрее рака. Пугает только то, что это может быть последняя сигарета. Ты смотришь коротко в измятую пачку, страшные картинки, которые давно затерлись в грязи, там еще есть немного. Как фильтры для противогаза – еще есть, еще можно дышать.

Страх, как и другие эмоции, остаются где-то там, где сейчас нет войны. Здесь ты шутишь, смеешься, кричишь, ругаешься, но все это не глубоко, как будто ты изнутри сам покрылся какой-то коркой из пыли, копоти и крови, которая защищает тебя от творящегося вокруг. Даже не верится, что когда-нибудь ты снова будешь что-то чувствовать. Даже не верится, что это когда-то кончится. Что война – кончится.

Пережить подобное один раз – немыслимый труд, героизм. Пережить дважды – ужас и удача. Но Артем переживает этот путь сотни и сотни раз. Для кого-то рассуждения о прошлых жизнях, судьбах и богах только вопрос философии и религии, кажется, что есть выбор: веришь – будет, не веришь – в конце забытие и ничто. Но, на самом деле, нет выбора, просто когда-то нищий и грязный человек, борющийся за свое выживание против болезней и голода, чужой жестокости и жадности, становится вдруг Богом. И занимает один из многочисленных тронов, на которых сидят такие же бывшие люди. Человеческое остается где-то там, внизу, а в руках он уже сжимает чужие нити судеб, плетет свой узор, полный маленьких битв и грандиозных сражений, теперь этот жалкий раб -- Арес, великий Бог Войны. Но потом пантеон разрушается, люди избирают себе Единого Бога, каждый – своего. А что же делать с теми, кто был до Него? Они продолжают свою работу, но как люди, как великие люди. И теперь Арес не сидит на своем троне где-то на вершине, он в гуще сражений, он проигрывает, побеждает и умирает. И так жизнь за жизнью, имя за именем. Он рождается, чтобы умереть и родится вновь. Он – война.

Конечно, человеческий мозг не может помнить все свои жизни ясно и четко, иначе безумие неизбежно, что-то затирается, что-то забывается, а что-то кажется сном. Но приходит тот день, когда Арес вспоминает свое имя, берет в руки свое копье и идет туда, где пахнет смертью и горем. Много раз он бросал свое копье и бежал от своей судьбы, праздновал труса, отсиживаясь среди малых и беспомощных, но жизнь вытаскивала его, где бы он ни был.

Арес сидит на каком-то камне и курит, глядя на заходящее солнце. Вокруг него мертвые и живые люди, враги и друзья. Сигарета сменяет сигарету в его руках. Больно жжет бок, левый глаз то и дело смаргивает крупную каплю крови, которая щекотясь стекает по лбу. Дым извивается в желтых теплых лучах. Перед глазами старый красный ковер, по которому так приятно водить пальцем, изучая узор за узором. Вот открывается со скрипом дверь в комнату, заглядывает бабушкино улыбчивое лицо, множество морщинок вокруг глаз таких любимых и дорогих: «Темушка, пойдем кушать, скоро мама придет». «Темушка». «Тема». «Артем!». Сейчас он докурит и встанет. Сейчас он докурит и встанет. Сейчас он докурит и встанет. Докурит.

Артем закрывает глаза и вдыхает сигаретный дым. Считает до 10. Выдох. Мышцы напрягаются, боль жаркой волной разливается по телу, а раз больно, значит живой. Надо идти назад, сейчас его перевяжут, подлатают и будет как новенький. Надо сейчас только сделать над собой усилие и дойти, он ведь уже опытный, не первый его бой и далеко не первое ранение. Сейчас это так же не страшно, как в детстве упасть с велосипеда, только сейчас не надо бояться, что мама узнает и убьет. Он тихо фыркнул от собственного сравнения, да, хорошо, что сейчас мама не видит его разодранных штанов, уши бы уже горели от ее ругани, а потом долго стоять в углу. И нельзя было бы с ребятами играть в войнушку во дворе, тогда пацаны из другого двора точно их победят и будут насмехаться. Мысли нелепые блуждали в его голове, сменяя одна другую, он даже не заметил, как уже в голос смеется над самим собой. Но никто, кто увидел эту картину, не удивился, после боя много таких сумасшедших.

В медблоке пахнуло отрезвляюще спиртом и едкими лекарствами. Злой взгляд санитара куда реальнее маминой ругани их воспоминаний. Становится стыдно за то, что пришел сюда со своими ранами. Мог бы и сам замотаться бинтами, не маленький. А сейчас он отвлекает людей от тех, кому реально плохо. Потерев смущенно пока еще белые бинты, Артем сухо поблагодарил и вышел. Оказывается, уже наступила ночь, холодный ветер заботливо остудил жар и зуд свежих ран. Сощурившись, он попытался вглядеться в даль и увидеть хотя бы последний лучик закатившегося солнца, но небо было абсолютно черным, а значит до рассвета меньше времени, чем хотелось бы. Артем любил закаты и ненавидел рассветы, хотя, казалось бы, на войне нет четкого расписания для боя. Но ночь ему казалось его собственным личным временем, которое было жалко тратить на перевязки и сон.

Наверное, надо было идти спать, но вместо этого он отошел подальше от света ламп и растянулся на влажной траве. Тело ныло, раны болели, а в голове роились мысли: что будет завтра? Когда он снова будет дома? Как его глупая собака Тайга? Когда кончится война?

Эти мысли с небольшими изменениями преследовали его из перерождения в перерождение. Но ни разу он не спрашивал себя, когда же его мир перевернулся с ног на голову? Ведь он был когда-то давно обычным рабом, без семьи, без домашних животных, без друзей. Он просто существовал и выживал, у него не было ни минуты прилечь и подумать. Но в первый раз войдя в его жизнь, измотав, истязав и измучив, война принесла ему смысл, свободу и будущее. Ведь теперь ему осталось дождаться, когда кончится война, когда он вернется домой и обнимет маму, бабушку, собаку Тайгу. Будучи рабом, он не знал о сытости. Будучи Богом он не знал о любви и горе. Теперь у него есть прошлое, настоящее и будущее. Мир его перевернулся. Но теперь ему не только больно, но еще и до бесстыдного сладко от того, что он вернется. Когда кончится война