Потухший

Я редко что-то писал в тот период своей жизни. В основном я странствовал, голодал, сражался с насилием и сам же рождал насилие. Я многим не горжусь, но порой так было надо. «Где права сила, там бессильно право».

Я не помнил, как погиб старый мир. Это предложение говорит обо мне больше, чем тысячи слов. Однако я продолжу свой рассказ... Остывшее солнце черной пустотой висело в небе среди далеких звезд.

Я родился под этим солнцем. Свет — не моя среда. Я знаю, что неизвестная держава из космоса уничтожила наше светило. Уничтожение Гелиоса повлекло и упадок Земли. Огромное количество трав и зверья вымерло.

Меня воспитывал человек по имени Ги-гро.

*

Я нашел в багажнике автомобиля черный пакет. Внутри были болты, гайки и прочие составляющие для какого-то механизма. Мне это было совершенно не нужно.

Я закрыл багажник и резко выдохнул.

Мой противогаз работает по принципу «жаберного комплекса». Когда струя воды выходит из жаберной полости рыбы толчком — называется «жаберным комплексом». Так рыба прочищает свои жабры от мелких частичек. По такому принципу я прочищаю свой противогаз от вредной пыли, витающей в воздухе. Раз в несколько минут мне надо резко выдохнуть, дабы вытолкнуть скопившуюся пыль в очистителе.

Мне его дал Ги-гро перед тем, как я от него ушел.

Седой старик понял, что я не собираюсь возвращаться.

Он воспитывал меня с младенчества. Он ничего не говорил мне о происхождении моего тела; мы со стариком почти не разговаривали. Старик давал поручения — я их выполнял.

Он был угрюм, как всегда, но в день моего ухода не препятствовал моему окончательному решению оставить дом.

— Когда у тебя ничего нет, то и терять тебе нечего, — сказал он, не смотря мне в глаза.

Я бы не решился посмотреть в глаза Ги-гро.

*

Неизвестная сила из космоса уничтожила Землю.

Появились новые болезни, которые никто не знал, как лечить. Однажды на коже могли появиться пурпурные пятна, которые меньше чем за пару недель облепляли тело целиком, и человек умирал в молчаливом беспокойстве. Его не мучил жар или головокружение; ужасающие галлюцинации не навещали его разум. Кости не болели, кашель не терзал. Но когда последний нетронутый пурпуром островок тела исчезал — человек жил еще два часа, а затем резко погибал, словно душа его вылетела из тела. Я представил космонавта который оказался во внезапно разгерметизированном отсеке.

Я присел на крышу одного из легковых автомобилей. Некоторые марки я мог определить, надо было послюнявить палец и потереть логотип, чей узор спал под слоем жесткой пыли. Я примостился на ВАЗ.

«Машины мертвы без людей», — промелькнуло у меня в голове. — «Вы покрылись пятнами и умерли».

*

Я знал, что когда-то человек был в космосе. Гигро показывал мне кинокартины; делился книгами с красочными обложками, на которых разноцветные шарики (планеты) и грандиозные космические корабли соседствовали друг с другом и украдкой подмигивали читателю, намекая на захватывающие приключения.
Стоит лишь только развернуть книгу и вкусить первое слово на первой странице, а затем второе, третье, и вот уже не так сложно спутать внутренности дряхлой избы, со стен которой свисала стекловата, а с дырявой крыши которой просыпался песок, со внутренностями космического корабля.

Вместо скрипящей на ветру калитки, на которую я смотрел через запекшееся от крови пятно, оставленное на окне после... после того случая, я видел планеты за круглым прозрачным иллюминатором.

Немного отдохнув, я спрыгнул с крыши и пошел дальше.

Я шел по пустоши еще долгие часы. На пути мне не встречались животные или растения. Почти вся биологическая и растительная жизнь вымерла.

Где-то вдалеке собиралась буря.

Я решил сделать привал в одной из машин. Предварительно я заглянул к ней под капот; машина была не на ходу. Хорошие автомобили — крайняя редкость.

Я лег на заднем сидении, предварительно выбросив из него человеческие останки.
«Прогремело несколько мощных природных катаклизмов, которые за короткий промежуток времени существенно сократили население планеты», — вспомнил я слова Гигро.
И заснул.

*

Меня разбудили чьи-то голоса. Стояла ночь, впрочем, как и всегда.

— Что они с ней сделали?

— Я не знаю. Наверняка что-то ужасное.

— Жирдяй, будь он проклят!

Говорили двое мужчин. Но я мог и ошибиться. Противогазы здорово искажают человеческий голос. Если ты в противогазе и ты женщина, тебя легко можно спутать с мужчиной.

Я осторожно выглянул. Они шли дальше по трассе, в ту сторону, в которую я держал путь. «Лучше за ними проследить», — подумал я.

Знание о том, где расположен их лагерь, — это ценное знание. Я не хотел давать этим ребятам уйти, чтобы потом внезапно на них нарваться. Это могла быть неприятная встреча. В первую очередь для меня.

Я тихо вылез из окна и пошел по следам двух людей в противогазах и с лампами на головах. Без ламп трудно что-либо разглядеть в кромешной темноте.

Они привели меня к госпиталю. В окнах здания не горел свет, но это не означало, что оно не обжито. Это был лагерь, который охранялся вооруженными людьми.

Я держался на приличном расстоянии, но в какой-то момент смог разглядеть свет от третьей лампы. Он принадлежал постовому, который включил его, дабы убедиться, что двое путников — свои.

Подбираться ближе я не рискнул, да это было и не нужно. Я не собирался заводить новых знакомых, по крайней мере пока. Народ в стенах госпиталя вполне мог оказаться недружелюбным к случайному путнику из пустоши.

Пока я следил за этими двумя, я подобрал кое-что. Это была сектантская брошюра. Один из двоих людей, за которыми я следил, выкинул ее. Брошюры никогда не вызывали у меня доверия.

Большинство брошюр было из человеческой кожи.

*

Мёртвые станки восхищали меня своими грандиозными размерами.

Я оторвал гриб, который рос у ног одного из этих величественных станков. Внимательно рассмотрев гриб, я убедился, что он не годится в пищу.

— Бледная поганка, — с досадой сказал я.

Грибы — одни из немногих, кто смог адаптироваться после того, как солнце потухло.

— Уродство красоты. Красота уродства.

Я об этом думаю порой. Приходится.

Жмурик с бахилами на пятках, рыча, ковылял в мою сторону с намерениями, по-видимому, недобрыми.

Я достал топор. Точнее, это был не топор, а древко топора, совмещенное с диском от отделочной машины и самодельным моторчиком, который раскручивал диск на конце древка при поднятии красного тумблера.

Я с размаху воткнул диск в череп жмурика и движением большого пальца поднял тумблер.

— Сдохни, урод!!

Распиленная напополам голова — это незабываемое зрелище.

Не зря я ушел из дома.

*

Я слышал, что раньше на улицах, в каждом углу, на каждом столбе, под карнизами и в глазах автомобилей стояли глаза, которые умели за долю секунды определить, кто ты, и сообщить об этом существам, которые поклонялись Контролю.

Если ты совершил преступление — тебя обязательно найдут. Убийство считалось преступлением. Я минуту назад располовинил голову человеку, пусть и безумному... Когда ослепло Светило, ослепли и все остальные.

***

Его жесты, резкие и порывисты. Я подумал о внутренней бурбе этого крупного человека.

Жирдяй сказал:

— Я умру со своей правдой, в луже говна и мочи.

К его губам прилипла сигарета, он смотрел на меня уставшими глазами, в которых читалась загадочная грусть.

Уродство красоты, красота уродства. Снова и снова я об этому думал. У меня не получалось об этом не думать.

— А ты умрешь здесь... Мы тебя сожрем.

— Я понял.

*

Я оказался в самом настоящем рукотворном аду, который базировался в пещере. Местные обитатели с кровавыми губами (и эта кровь не их) развлекались, используя тесаки и собственные зубы; они развлекались, разжигая костры и отрезая куски плоти с живых людей.

Тела, которым суждено было быть съеденными Жирдяем и его приспешниками, висели на крюках и качались с небольшой амплитудой.

Я вцепился зубами в веревки на своих запястьях и стал их жевать. Я не собирался оказаться на месте гастрономических неудачников. Я ушел из дома не для того, чтобы стать чьим-то обедом; моя дорога пролегала дальше.

Конец моей истории где-то в пустоши, и родится он из борьбы жестокой, но закономерной; кровопролитной, но освобождающей.

Мой конец будет где-то под потухшим солнцем, на которое я буду смотреть через разбитые стекла противогаза, хрипя от пробитого легкого.

Время — неумолимый жнец, который срезает дни, как колосья с поля... Чем лучше время сумасшедших из этой пещеры?

*

Духовные струпья пугали сильнее, чем те, которые они носили на своей коже.

— Ты же понимаешь меня?

Я кивнул и метнул в него скальп. Острый предмет попал в шею и брызнула кровь. Он упал на колени. Я подбежал к нему и вынул скальп из его продырявленной шеи. Напоследок я взглянул на тела которые висели под потолком. Спасать их в мои планы не входило.

— Ты оставишь нас? — спросила она хриплым голосом.

Я перерезал ей веревки на руках.

***

Жирдяй сказал:

— Я голоден. Вы пришли накормить меня?

Она сказала:

— Сожри это.

Она воткнула ему копье в рот. Откуда у нее на это силы? — подумал я.

На копье минуту назад висела голова мужчины. Перед тем как поставить голову на землю она поцеловала ее в губы. Я думаю девушка которую я спас раньше знала обладателя этой головы.

Жирдяй захлебывался собственной кровью. Глаза его закатились. В коридорах пещеры послышался шум; его приспешники нашли трупы своих.

— Нам надо бежать, — сказал я.

Я схватил ее за руку и потащил за собой.

*

Я спал в дупле большого дерева. Она спала рядом.
Ее губы были вкусные. Таких я еще не пробовал. Она меня боялась по началу, и меня это не смущало.

Мы занимались тем, что в кинокартинах называют любовью. Хотя... не думаю, что у нас с ней была любовь...

***

У меня во рту было горько. Многое забыто в этом мире. Однако в этой пустоте я обрел себя. Я читал комикс «Диаболики». Она где-то пропадала.
Мертвая ночь плакала хриплым ветром. Время уносило что-то, как голодный падальщик.

Персонаж комикса — любопытный, молодой. Бесстрашный.

Он любит приносить себе телесные увечья. И он живет в мире где на каждой улице, в каждом углу, на каждом столбе, под карнизом крыши и в глазах автомобилей стоят глаза. Эти глаза умели за долю секунды определить, кто ты, и сообщить об этом существам, которые поклонялись Контролю.

Я отложил комикс и посмотрел на стену из мрака. Интересно, подумал я, она вернется?