Повелитель

Тонкие ажурные снежинки, ночное небо, гул ветра. Безмятежность снаружи. Боль внутри.

Я выдыхаю. Однако, несмотря на окружающий холод, выдох не сопровождается облачком пара. Боль наполняет меня. Горловой речитатив ломает тишину. Ему вторят барабаны.

Мрачный, пугающий напев постепенно нарастает, а вместе с ним усиливается боль. Миг — и вот я вместо тьмы стою в ярко освещённом круге. В моих руках огромный выщербленный меч, увитый колючей проволокой. Напротив меня — здоровенный бугай в жутких доспехах с такой же железной оглоблей в руках, только его оглобля, в отличие от моей, раскалена.

Взмах — руки тряхнуло от удара. Каким чудом я закрылся, непонятно. Но на моём клинке появилась очередная зарубка.

Попытавшись убежать, я внезапно понял, что не могу управлять телом. «зато теперь понятно, как я ухитрился парировать»

Пятясь, я отражаю удар за ударом. Я даже начинаю чувствовать уверенность и любопытство. Будучи пассажиром, можно позволить себе насладиться боем от первого лица.

Но в какой-то момент клинок противника оказывается вовсе не там, где я его ждал. Мне в грудь врубается огромное пылающее лезвие. Запах палёной плоти врывается в ноздри. Я начинаю кричать, но слышу лишь безумный речитатив неизвестного хора.

— Я ухожу… — Тихий замогильный голос звучит в моей голове.

— Куда?! Кто?! — кричу во тьме.

— Теперь неважно кто я, важно кто теперь ты,

— Какого хрена? Что это все значит?!

— Разберешься, а меня наконец-то ждет пустота, — Вздохнул голос, прежде чем раствориться, — а следующий миг я проснулся…

Уродство, — прохрипел я пересохшим горлом, пытаясь продрать глаза. Но в них, как и в рот, словно песок насыпали. Так что наружу вырвалось какое-то мычание, а глаза я и вовсе открыть не смог. Всё тело казалось чужим.

Я рывком заставил себя подняться. Мышцы пресса с трудом, выполнили команду. Позвоночник противно скрипнул, как несмазанная дверь. Тишина, нарушаемая лишь боем барабанов и речитативом шамана, неожиданно взорвалась испуганно-восторженными криками.

А следом сломался ритм барабанов. Меня мгновенно прошило резкой болью, а сознание начало расплываться. Я без сил рухнул обратно. Затылок ударился обо что-то твёрдое, но боли я не почувствовал.

Барабанный бой выровнялся. Я странным образом почувствовал себя лучше. Тело немного покалывало, как бывает, если отсидеть конечность. Спустя пару секунд бесплодных попыток мне удалось, наконец, продрать глаза.

Тусклый неровный свет полоснул по глазам, словно скальпель хирурга. Несколько секунд фокусировки — и мир начал обретать чёткость. И выглядел он странно. Потолок какой-то пещеры был затянут колючей проволокой. Только вот проволока эта цвела, и на ней, помимо шипов, росли листья. И они светились ровным зеленоватым свечением.

Кое-как повернув голову под аккомпанемент барабанов и скрипа позвоночника, я увидел, наконец, барабанщиков, что всё это время отбивали ритм. Выглядели они как группа бомжей, одетая в темно-зелёные грязные робы, подпоясанные — все без исключения — вездесущей колючей проволокой.

Сборище мазохистов каких-то, ей-богу.

Опустив взгляд ниже, я увидел группу из пятнадцати чумазых оборванцев в более светлых и чистых версиях роб барабанщиков. Видимо, их возгласы я и слышал. Тем временем неизвестный певец затих, и я отыскал взглядом его сгорбленную коленопреклонённую фигуру.

Это был он! Тот треклятый шаман, к которому я заглянул в гости! Только выглядит ещё более потрёпанным и измождённым, чем прежде.

Я тебе покажу, что значит «Трупы не исцеляю». Ничего, сейчас я встану и ты сам у меня трупом! — Прорычал я мысленно.

Старая тварь отказалась меня лечить, а когда я вспылил, видимо, его сообщник жахнул меня по голове.

В памяти всплыли последние события, вот я держу шамана за его глотку, наплевав на боль от его шарфика из колючей проволоки, и вот мир меркнет.

Может, я сдох? И попал в ад? А что, похоже… это многое объясняет.

Столкнувшись с шаманом взглядом, я неожиданно понял, что это не он. В отличие от своего двойника, он рад меня видеть.

Даже не просто рад, а прямо-таки счастлив. В его глазах плескался чистый, возможно, даже религиозный экстаз. Наверное, так бы выглядел истовый христианин, увидев своё божество, воплоти.

В руках старик держал тяжёлый даже на вид посох. Он, как и все здесь, был увит колючей проволокой, и руки старика явно кровоточили.

— Йорх явил нам чудо, его чемпион вновь с нами! — внезапно заорал шаман, заметив, что я очнулся. Барабаны тут же замолкли. Теперь это на мне не сказалось — пещера погрузилась в тишину. А в моей голове гремел один-единственный вопрос: Какого черта здесь происходит и где это я?!

С хрустом я медленно принял сидячее положение и, наконец, смог нормально оглядеться. Я находился в центре внушительных размеров пещеры. Лежал я при этом на внушительных размерах прямоугольной каменюке. Как и всё вокруг, она была обвита колючей проволокой. От алтаря вниз вели ступени.

Две огромные жаровни по обе стороны от камня ярко пылали странным зелёным пламенем. Однако пещера была столь огромной, что полностью разогнать тени они были не в силах. Углы пещеры (или всё же залы?) терялись в тенях. Тусклый свет колючей лозы на потолке мрак вовсе не разгонял, а только усиливал благодаря контрасту.

— Владыка, — коснись наших неофитов! Они прошли путь познания боли и готовы принять посвящение в служители Йорха! — продолжил голосить шаман или, быть может, жрец. Всё происходящее напоминало мне какой-то хреновый фильм по мотивам творчества Лавкрафта. Не хватало только кровавых жертв и астральных монстров.

Нет, ну, если я в аду, то мне явно предлагают пытать грешников, а все это сон собаки, то и хрен с ним. А если это всё же сон — то хорошо бы будильник поскорее зазвенел, — констатировал я и перевёл взгляд на свои руки, выбирая место, куда ущипнуть. Из горла вырвался тихий всхлип. Руки напоминали скелет. Точнее, мумию: две сухие, как палки, конечности, узловатые суставы, увитые крепкими сухожилиями. Пергаментная кожа выглядела так, будто я воду последний раз пару лет назад видел — да и то по телевизору.

— Владыка, не медли, они ждут! — продолжил блажить шаман. Пока я пялился на руки, он успел подняться по ступеням и теперь протягивал в мою сторону странного вида изогнутый кинжал. Свитый, казалось, из всё той же вездесущей колючей проволоки, причём шипы торчали даже из рукояти.

Убери эту гадость, — Произнес я брезгливо, однако из пересохшей глотки вырвался лишь хрип.

То, что меня называют владыкой приятно, видимо, я все-таки сплю и для разнообразия мозг, видимо, сгенерировал сюжет, где я главный злодей. А то в прошлом сне уж очень больно было.

Взяв из рук жнеца кинжал, заставил себя сжать рукоять.

Шипы прокололи кожу, но боли почти не было. Такое ощущение, что меня обезболивающим накачали. Это ещё больше убедило, что я сплю.

Однако проснуться, в момент осознания, что спишь, не получалось. Эх, где локоть жены, когда он действительно нужен?

Тем временем, увидев, что я принял кинжал из рук жреца, неофиты начали скидывать свои робы. И, как оказалось, парней среди них было не так уж и много. Оставшись лишь в набедренных повязках, неофиты как один повернулись ко мне спиной и вновь встали на колени.

А я с омерзением заметил, что у каждого вдоль позвоночника вьётся длинный рубец от поясницы до лопаток. Причём если внизу шрам видно, что старый, то чем выше, тем более свежим он выглядел. Шрам, как нетрудно догадаться, изображал эту гребанную лозу. Рисунок был неполный. И я внезапно понял, зачем шаман дал мне кинжал.

Да что они, все здесь помешанные? — Остатки совести громко протестовали против того, чтобы резать людей.

Я уже было открыл рот, чтобы отказаться от сомнительной чести резать людей. Но шаман неожиданно упал передо мной на колени и громко начал славить Йорха, кем бы он ни был, и взывать к моему милосердию. А потом неожиданно тихо добавил:
— Владыка, если вы откажете этим неофитам, мы примем ваше решение. Но новых уже не наберём. Казна храма пуста после налёта прокля́тых Наральдитов. — Последнее слово шаман буквально выплюнул, да с такой ненавистью, которую можно испытывать только к идейному врагу. Да и то не каждому, а к тому, кто тебе и дом спалил, и собаку прямо на глазах убил, а может, и не только собаку.
— Владыка, прошу закончить их посвящение, — вновь взмолился шаман.

Пожав плечами (что в очередной раз вызвало хруст и скрип суставов), я принялся спускать с возвышения, на котором стоял алтарь. Барабанщики вновь принялись за дело, причём в этот раз они отбивали ритм моих шагов. И что особенно жутко — по мере того, как я спускался, лоза на потолке начала пульсировать светом, опять же в тон моих шагов.

Неожиданно я поймал себя на мысли: происходящее вызывает во мне странное удовлетворение. А боль впервые за три года почти себя не проявляет. Едва заметное покалывание от зажатого в руке кинжала не в счёт.

Спустившись, я подошёл к ближайшему неофиту.

Никто не заставляет меня делать рану глубокой, — Подумал я угрюмо. Кроме того, я где-то читал, что ритуальное шрамирование в некоторых культурах является обязательным для вступления человека во взрослую жизнь.

Да-да, самооправдание — твоя самая сильная сторона… — добавил внутренний голос саркастично, как и всегда он сочился ядом ко всему живому и в первую очередь ко мне.

Я осмотрел тощую спину и в порыве внезапного наития легонько чиркнул ножом так, чтобы закончить узор в форме лозы.

Кинжал оказался чудовищно острым. Порез неторопливо заполнился кровью. Но подросток даже не всхлипнул. А следом законченный узор начал наливаться зелёным светом. За несколько секунд он превратился из уродливого шрама в светящуюся зелёным татуировку. А оставленная мной рана прямо на глазах исчезла, оставив после себя лишь налитую глубокой зеленью линию.

— Лакста, встань! Йорх явил тебе свою благодать! — проорал жрец, выпрыгнув из-за моей спины, как чёртик из табакерки.

Девочка, что ли? — удивился я, прежде чем неофит вскочил на ноги и повернулся ко мне лицом. Повернулась — точнее. Вторичные половые признаки уже вполне себе характерно выпирали.
— Прикройся, — буркнул я, отводя взгляд. В её глазах, как и в глазах жреца, читалось чистейшее, почти религиозное почитание. И тот факт, что произнесённое мной слово было не на русском языке, даже не особо меня и удивил. Сон он и есть сон.

Следующий неофит уже ждал. Не желая затягивать, я вновь принялся за дело. В два росчерка закончил узор в форме лозы, и вновь шрам превратился в татуировку. Порез полностью зажил за пару мгновений.
— Тарох, Йорх также отметил твоё рвение и жажду нести его слово! — вновь заголосил жрец у меня из-за спины. Парень обернулся и, преданно пожирая меня глазами, присоединился к девчонке, на ходу запахивая робу.

Следующие полчаса я переходил от одного подростка к другому. Совесть, окончательно затихла успокоенная тем фактом, что моё вмешательство лечит шрам, превращая его в не столь уж и отвратительную татуировку. Мерный бой барабанов сопровождал каждый мой шаг, как и пульсация света в лозе на потолке.

Делая очередной надрез, я неожиданно почувствовал, что что-то не так. Меня затопило чувство отвращения, да такое сильное, будто сюрстремминг понюхал. Подросток вскрикнул от боли. А шрам на его спине начал стремительно чернеть, а кожа вокруг него вспухла красным. Крик боли моментально перерос в практически предсмертный вой.

Я отшатнулся в ужасе. Что?! Что я сделал не так?
— Ты отвратителен Йорху, Колм! — возопил жрец. — Йорх отторгает тебя, ты недостоин милосердия! — добавил старикан, занося посох над бьющимся в конвульсиях ребёнком.

Сон это или нет, но смотреть, как на моих глазах человеку проломят череп (а таким дрыном, как у жреца, это, скорее всего, вполне можно сделать), я точно не буду.

Рука рванулась в сторону, перехватывая удар шамана. Я ожидал, что тяжеленный посох, увитый колючей проволокой, переломит мою сухую конечность как спичку. Ждал адской боли. И боль пришла: шипы глубоко врезались в кожу.

Однако моя сухая, немощная на вид конечность оказалась куда крепче, чем я ожидал. Посох словно влип. Было больно, но не думаю, что что-то, кроме кожи, пострадало.
— Я тебе сам голову проломлю! — рявкнул я на шамана. Однако из моего горла раздался скорее скрежет. Шаман меня, похоже, понял.

Тем временем подросток перестал корчиться на полу пещеры. Обезображенная почерневшим шрамом спина перестала ходить ходуном от судорожных движений мышц.
— Простите, повелитель, я совсем забыл, что Йорх помогает всем, даже тем, кто отвратителен прячет в сердце грех неверия, — запричитал шаман в голосину. И тут же добавил мне, но едва слышным шёпотом: — Зачем, Повелитель?

Одарив жреца хмурым взглядом, я растерянно созерцал руку, в которую несколько секунд назад ударил посох. Пергаментная кожа моей конечности была разорвана. Однако вместо крови из разрывов выступила густая багровая масса. Именно масса — она накрепко заклеила разрыв и стремительно твердела. Кровь себя так не ведёт, ни у людей, ни животных, ни у гадов ползучих, да даже у политиков она так себя не ведет, а они по слухам, те еще рептилоиды!
— Владыка, что делать с теми, кто не принял веру в Йорха? — спросил жрец, явно играя на публику.
— Пристрой куда-нибудь, чтобы не могли навредить даже при желании, — проскрипел я. Из горла на этот раз вырвалось нечто более членораздельное, и жрец явно меня понял.

А я как истукан стоял и смотрел на потерявшего сознание пацана с изъеденной шрамами спиной.
— Владыка явил свою мудрость и милосердие! — вскричал жрец. И бедного подростка стремительно куда-то утащили.

Бледно-зелёный свет, пульсировавший всё это время в такт любому моему движению, начал меркнуть. А на меня неожиданно навалилась слабость.
— Слабая вера Колма осквернила ритуал. Йорх оставляет нас, — заявил жрец. — Йорх недоволен вами и даёт вам седмицу, чтобы вы укрепились в вере и познали боль и милосердие.

Пока жрец читал очередную проповедь, я воспользовался моментом и вернулся на постамент. Уж не знаю, почему он прервал ритуал, но…
Что за бред несёт этот старикан, и почему этот сон всё никак не закончится?
— Это потому что это не сон! — бесплотный скрипящий голос заполнил, казалось, мой череп по самую тыковку. Каждое слово отдавалось в костях болью. И что собака характерно, этот голос явно не был внутренним.

— Я рад, что ты вернулся, мой чемпион…