В глубокой древности на далёком юге, где ныне распростёрла свои владения великая империя Фаррахан, стоял славный город Зуль-Хаад. Это было чудо, рождённое водой. Там, в самом сердце выжженной солнцем каменистой пустыни Джирух, били источники животворной влаги, и благодаря им в окрестностях города цвели сады и зеленели поля. Оазис, словно мираж, неизменно притягивал к себе караваны, утомлённые жарой и тяжелой дорогой.
Зуль-Хаад находился на середине Великого торгового пути, связывающего плодородную долину реки Абар, откуда везли на восток зерно, плоды и вина, с богатыми строительным камнем, медью и золотом горами Эрдук-Уреш. Неудивительно, что этот процветающий город, служивший пристанищем для купцов, слыл сказочно богатым, вызывая зависть жителей окрестной пустыни, что нередко тревожили его своими набегами.
Покровителем города, в честь которого он и был назван, считался бог Беел-Хаад— «Повелитель Ветров». В этих краях дожди были редки, но когда ветры приносили с далеких восточных гор чёрные грозовые тучи, наступал настоящий праздник. Люди радовались милости своего благодетеля, а земля расцветала. Однако Беел-Хаад был суровым владыкой: если его разгневать, ветер мог принести губительную песчаную бурю.

Городом в ту пору правил мудрый и справедливый царь по имени Ахад-Ишшур, в чьих жилах текла божественная кровь. Он возводил свою родословную к самому Беел-Хааду. Носители крови богов почитались народом, и считалось, что они одним прикосновением могут исцелять болезни и даровать удачу.
Правление его было успешным: казна была полна, враги повержены, а народ любил своего правителя. Лишь одно омрачало жизнь царя: у него не родилось сыновей, которые бы могли наследовать престол. Но он был ещё не стар и полон сил, поэтому не торопился с этим.
Зато Ахад-Ишшур души не чаял в своей любимой дочери. С самого рождения она была посвящена богине луны и мудрости Исмет. Именно поэтому её назвали Исмет-Шен — «Идущая за Исмет». Она была прекрасна, как луна, и умна, как сама богиня. Девушка получила лучшее образование в Храме Мудрости, ибо ей было предначертано стать верховной жрицей.
Помимо Беел-Хаада и Исмет, люди Зуль-Хаада почитали множество других божеств: бога солнца Фарра, богиню земли и плодородия Таммарет, бога войны Заргала, богиню любви Амелькет и иных. Но особое место всегда занимал культ бога загробного мира Эзур‑Баала — «Владыки Смерти». Его все боялись и в то же время почитали, ибо люди смертны, и никому не суждено избежать печальной участи — попасть в мрачное царство теней Шуат, где он восседал на каменном троне в окружении черепов. И если иные боги довольствовались жертвами в виде вина, хлеба и плодов, то Эзур‑Баал требовал лишь крови — желательно людской. Однако в Зуль‑Хааде человеческие жертвоприношения были строго запрещены. И он вынужден был довольствоваться кровью животных, что ввергало служителей бога смерти в уныние. Но Ахад-Ишшур был непреклонен, и отвергал их просьбы возродить старые обычаи.
Главного жреца Эзур‑Баала в Зуль‑Хааде звали Эшар‑Гир. Долгие годы он изучал древние манускрипты в поисках тайных знаний. Его заветной мечтой было избавить людей от горестной доли смертных и подарить им возможность вечной жизни наравне с богами. Он верил, что ради этой великой цели можно пожертвовать многим.
Всё глубже погружаясь в изучение тёмных искусств, Эшар‑Гир, одержимый своей идеей, стал тайно проводить жестокие запретные ритуалы, надеясь с их помощью открыть секрет бессмертия. Но результаты раз за разом не удовлетворяли жреца.
Слухи о тайных обрядах и кровавых жертвоприношениях дошли до ушей царя. Эшар‑Гира доставили под стражей во дворец, чтобы предать суду. Ахад‑Ишшур был разгневан и уже хотел приговорить его к смертной казни. Но жрец в отчаянии воскликнул:
— Великий царь! Это были не напрасные жертвы. Я искал способ создать эликсир, дарующий вечную жизнь, и намеревался преподнести его тебе в дар.
Царь, поражённый его словами, спросил:
— Тебе удалось создать это снадобье?
Жрец, опустив глаза в пол, ответил:
— Увы, пока нет. Но, величайший царь, позволь мне продолжить исследования, и, клянусь всеми богами, я открою тайну бессмертия.
— Ты совсем обезумел, Эшар‑Гир! — возмущённо возразил Ахад‑Ишшур. — Ты предлагаешь мучить и убивать людей ради призрачной цели. Кому нужно бессмертие, добытое такой ценой? Ты возжелал нарушить порядок, заведённый самими богами, и теперь имя твоё будет проклято в веках!
Царь повелел вывезти жреца в пустыню и бросить без воды и пищи, чтобы там, среди скорпионов и стервятников, мучась от жары и жажды, он успел задуматься о своих преступлениях, прежде чем отправиться в царство своего господина.

Прошли годы. Жизнь Зуль-Хаада текла своим чередом.
Однажды к Ахад‑Ишшуру пришёл жрец‑прорицатель, занимавшийся наблюдениями за небесными светилами. Он с тревогой в голосе поведал правителю:
— Великий царь, в небе появилась хвостатая звезда — это дурное предзнаменование! Наш город и тебя самого ожидают великие бедствия, которые придут из пустыни.
Царь лишь отмахнулся от дурных пророчеств, ответив жрецу, что боги хранят Зуль‑Хаад. Но вскоре предсказание сбылось. Сначала на город обрушилась засуха: источники воды, питавшие оазис, начали мелеть; посевы пожирала саранча, а песчаные бури засыпали последние колодцы. Царь открыл хранилища, чтобы народ не голодал, но этого было недостаточно.
Следом пришло моровое поветрие: тела заражённых иссыхали, и они ещё живыми превращались в подобие мумий. Ахад‑Ишшур открыл большую лечебницу, но врачеватели не знали, как побороть неведомый недуг. Царь использовал свой дар, чтобы помочь больным, но однажды почувствовал, что болезнь настигла и его самого.
И тогда он вспомнил последние слова Эшар‑Гира, сказанные им перед изгнанием:
«Ты пожалеешь о своём решении, великий царь! Когда настанет твой смертный час, ты вспомнишь о моём предложении, но будет уже поздно!»
Царь, измученный хворью, отошёл от государственных дел и с трудом поднимался со своего одра. Лучшие лекари были бессильны. Жрецы в храмах молились богам и приносили жертвы, но и это не помогало.
Исмет‑Шен, к тому времени уже ставшая верховной жрицей Луны, прибыла из храма, чтобы быть подле отца в этот трудный час. Народ был встревожен: со смертью царя, не имевшего наследника, могла начаться смута, и богатый Зуль‑Хаад стал бы лёгкой добычей для алчных соседей.
Как-то вечером слуги доложили царю: во дворец явился некий отшельник из пустыни, утверждающий, что может исцелить недуг владыки. Ахад-Ишшур, глубоко разочарованный и в настоящих, и в самозванных врачевателях, приказал прогнать очередного шарлатана, но какое-то смутное чувство заставило его изменить своё решение.
— Зовите вашего целителя, — равнодушно повелел он, — хуже всё равно уже не будет…
Гость вошёл в царские покои. Это был лысый, худой, как скелет, пожилой человек в пыльном, потрёпанном рубище, с корявым деревянным посохом в руках. Он пристально смотрел на царя тяжёлым взглядом из-под нахмуренных бровей.

— Эшар‑Гир? Ты жив?! — воскликнул до глубины души поражённый Ахад-Ишшур, с трудом узнав в отшельнике приговорённого к смерти жреца.
— Да, я выжил, великий царь, — спокойно ответил Эшар‑Гир. — Оказавшись по твоему повелению в пустыне, я побрёл, куда глаза глядят, мучимый жаждой. Но неожиданно наткнулся на древний храм, наполовину занесённый песками — заброшенное святилище Эзур‑Баала. Будучи не в силах более терпеть страдания, я взмолился Владыке Смерти, дабы он принял меня в свои руки. У меня ничего не было, чтобы принести ему в жертву, кроме собственной крови. Я пролил её на алтарь Эзур‑Баала — и он услышал своего слугу. Врата Шуата растворились предо мной, и Владыка явился мне воочию.
Жрец сделал паузу; его голос звучал тихо, но был полон скрытой силы.
— Он сказал: «Твоё время ещё не пришло, Эшар-Гир!» и возложил на мои плечи великое предназначение — изучить и вернуть людям утраченные знания древних. Так я обрёл мудрость и смирение. Я более не держу на тебя обиды, великий царь. Узнав о твоём недуге, я поспешил сюда. Я могу спасти тебя. Для этого мне нужен человек, в жилах которого течёт кровь богов — человек царского рода…
При этих словах жрец указал на Исмет‑Шен, сидевшую у царского одра с чашей в руках
Ахад‑Ишшур пришёл в ярость от слов Эшар‑Гира. Он хотел изгнать безумного жреца обратно в пустыню, но в этот момент Исмет‑Шен, до сих пор молча внимавшая речам служителя Владыки Смерти, встала. Её лицо, обычно сиявшее нежным румянцем, стало бледным, как нерейский мрамор. Но на нём читалась непоколебимая решимость, которую царь видел раньше лишь на лицах закалённых воинов в преддверии битвы.
— Отец мой, я больше не могу видеть, как ты страдаешь, — тихо промолвила она. — Я согласна добровольно принести себя в жертву Эзур‑Баалу, если это поможет тебе избежать смерти.
Слова дочери пронзили сердце царя, как острый наконечник копья.
— Но, дочь моя, как я могу пожертвовать тобой? — голос Ахада‑Ишшура дрожал от слабости и негодования. — Как я буду жить, зная, что моя жизнь оплачена такой ценой? Ты — всё, что у меня осталось!
Исмет‑Шен подошла к ложу отца, взяла его исхудавшую руку и прижала к своей щеке.
— Отец, я знаю, что принять такое решение нелегко, — тихо сказала она. — Но подумай: если ты умрёшь сейчас, что станет с нашим городом? — голос её звучал всё увереннее.— Наследника нет. Начнётся грызня знатных родов за власть, и Зуль‑Хаад будет беззащитен перед натиском врагов. Казна будет разграблена, храмы богов осквернены, могилы наших предков будут преданы поруганию; мужчин убьют, а женщин и детей угонят, как скот, в чужеземное рабство... Этого ли ты желаешь, отец?.. Моя жертва, возможно, спасёт не только твою жизнь, но и весь наш народ. Я — жрица Исмет, и верую, что смерть — не конец, но начало нового пути. Я не боюсь.

Царь, уязвленный суровой правдой, которую изрекла не по годам мудрая Исмет-Шен, не нашёл, что возразить. Он ещё раз взглянул на дочь и, скрепя сердце, согласился.
Глаза Эшар‑Гира засияли от плохо скрываемого злорадства.
— Через два дня, когда взойдёт луна, я буду ждать тебя, великий царь, — произнёс он. — В древнем храме Эзур‑Баала, что стоит в пустыне на закат от Зуль‑Хаада, я совершу ритуал. Ты можешь отказаться. Но помни: если передумаешь, спасения не будет — после жутких мучений ты станешь бесплотной тенью в царстве Шуат, а твой народ будет страдать. Подумай, что важнее: будущее твоего народа или жизнь дочери? Выбор за тобой, великий царь.
Тяжкое бремя неминуемой утраты камнем легло на сердце Ахад‑Ишшура, и он нашёл в себе силы лишь молча кивнуть.
— И ещё: об этом никто не должен знать, лишь самые верные слуги, — коварно улыбнулся жрец. — Возьми с собой небольшую свиту из тех, кому всецело доверяешь, ибо если слухи о жертвоприношении расползутся по городу — это может вызвать бунт.
Эшар‑Гир покинул дворец, оставив Ахад‑Ишшура наедине с мрачными мыслями о беспощадности злой судьбы.
Через два дня, как было условлено, царь и его дочь с небольшой свитой, во главе с доблестным кандаром(сотником) Акирамом, одним из командиров сакхалибов — царских телохранителей, прибыли к заброшенному храму Эзур‑Баала.
Ахад‑Ишшур и Исмет‑Шен с тревогой вошли в обитель бога смерти. Врата храма со скрежетом затворились за ними, будто навсегда отрезая путь к миру живых.
Эшар‑Гир, облачённый в багрово‑красную мантию, какую обычно надевали жрецы перед ритуальным жертвоприношением, чтобы на ней не видны были брызги крови, встретил их в подземном зале.
Здесь царил мрак; лишь тусклый свет огней в бронзовых чашах выхватывал из тьмы колонны, исписанные таинственными знаками, и статуи демонических созданий с устрашающими мордами, искаженными вечной агонией. Воздух был тяжёлым и затхлым, как будто сама земля тут задыхалась.
На возвышенности стоял каменный трон, на котором восседал рогатый идол Эзур‑Баала, излучающий ауру всеподавляющего ужаса. В глазницах идола слабо тлели, как гаснущие угольки, два амаринта. Когтистые лапы божества сжимали подлокотники, а клыкастая пасть на жутком безносом лице, подобном черепу, алчно скалилась в предвкушении долгожданной добычи. У подножия трона валялись иссохшие человеческие кости — останки прежних жертв Владыки Смерти.

Глаза Эшар-Гира сверкнули безумным блеском, отражая то ли пламя светильников, то ли адский огонь, что пылал в его душе. Он приковал Исмет‑Шен к холодному каменному алтарю, на котором были вырезаны магические символы, тускло мерцающие в полумраке зловещим призрачным светом.
Ахад‑Ишшур, ослабленный и измученный неведомой хворью, мог лишь бессильно наблюдать за жутким ритуалом. Тело отказывалось его слушаться, а мысли беспокойно метались в голове, подобно испуганным птицам.
Исмет‑Шен лежала на алтаре, устремив взор в непроглядную тьму под сводом храма. В ее сердце боролись два чувства: страх перед неизбежной гибелью и глубокая, почти нечеловеческая покорность судьбе. Она ощущала, как холод камня проникает под кожу сквозь её тонкое одеяние, словно неумолимое дыхание самой смерти. Воздух становился гуще, наполняясь пылью, запахом гари и чем‑то ещё — древним, неведомым и страшным.
Мысленно она взывала к своей покровительнице, великой богине Исмет, умоляя даровать силу духа и терпение, чтобы достойно принять ту участь, которую она сама избрала.
«Пусть моя жизнь станет спасением для отца, — думала она, — пусть моя кровь смоет проклятие с нашего народа. Я готова заплатить эту цену…»
Эшар‑Гир достал пожелтевшие от времени свитки. Его пальцы, сухие и костлявые, скользили по древним письменам. Он начал читать зловещие заклинания, и с каждым словом храм всё глубже погружался во тьму. Казалось, сама явь начала искажаться: камни стонали, тени оживали. Глаза жреца всё сильнее разгорались безумным пламенем — он понимал, что как никогда близок к заветной цели.
Лезвие кривого жертвенного ножа тускло блеснуло в неровном свете чаш. Грубо сорвав с Исмет‑Шен одежду, он начал медленно наносить ей неглубокие порезы. Первая боль была острой, обжигающей, но жрица стиснула зубы и не проронила ни звука. Кровь потекла по узким желобкам. Исмет-Шен почувствовала, как чёрный алтарь, словно алчный упырь-ламешту впитывает алую влагу. С каждой утекающей каплей тепло тела сменялось исходящим от камня мертвенным холодом, который медленно расползался по жилам, добираясь до самых костей.
«Это ради отца», — прошептала она про себя, пытаясь заглушить нарастающий внутри неё животный ужас.
Сердце царя не выдержало. Не в силах более видеть мучения своей дочери Ахад‑Ишшур собрал последние силы и прохрипел:
— Остановись, жрец! Хватит! Приказываю тебе прекратить этот гнусный ритуал! Я передумал… Мне не нужно исцеление такой ценой.
Эшар‑Гир в ответ лишь тихо рассмеялся, и смех его был похож на скрежет жёрнова.
— Уже поздно, — сказал он. — Ты глупец, Ахад‑Ишшур. Я предлагал тебе жизнь, а ты отвергаешь её. По правде говоря, я обманул тебя. В ветхих манускриптах, найденных мною в этом заброшенном храме, я наконец открыл секрет бессмертия. Для его обретения нужна кровь богов или, на худой конец, их земных потомков. Ты же и так обречён — ведь это сам Владыка Смерти наслал на тебя и твой народ губительный мор по моей просьбе. Мне без разницы: если жизнь дочери для тебя дороже собственной, умри сам — кровь богов течёт и в твоих жилах!
С глумливой усмешкой на устах жрец вонзил нож в сердце царя, который словно оцепенел, ошеломлённый признанием жреца. Ахад-Ишшур лишь слабо вскрикнул и затих; взгляд его устремился в бесконечную пустоту.
Эшар‑Гир наполнил кровью царя медную чашу, а его сердце, безжалостно вырванное из груди, бросил на треножник перед идолом, в котором пылало яркое пламя. Огонь в жертвеннике заурчал, как довольный хищник, радостно рассыпая искры вокруг себя.
— О, великий Эзур‑Баал, Владыка жизни и смерти! — торжественно воскликнул жрец, — прими эту жертву и даруй мне то, что обещал!
Он обмакнул кисть в чашу и, поднявшись по потрескавшимся ступеням, щедро намазал клыки своего божества жертвенной кровью. Амаринты в глазницах идола вспыхнули ярко-красным светом, словно два драгоценных яхонта. По подземелью прокатился низкий гул — Эзур-Баал принял подношение своего слуги. Остатки царской крови жрец добавил в свой заранее заготовленный эликсир, как последнюю, но самую важную составляющую.
Эшар-Гир выпил его и нараспев стал читать последнее, самое тайное заклинание, от звуков которого, казалось, содрогнулась сама ткань мироздания. Он понятия не имел, что в этот миг чаши весов в горних чертогах богов покачнулись. И сам Хранитель равновесия Света и Тьмы пробудился от многовекового сна и открыл глаза...
Исмет‑Шен очнулась от забытья, вызванного болью и страхом. Увидев мёртвого отца, она громко закричала. И её вопль отчаяния, отразившийся гулким эхом от сводов храма, не пропал впустую — зов был услышан...
Жрица внезапно ощутила, как тело её наполняет неведомая сила — ответ на последний призыв к богине Исмет. Цепи, которыми она была прикована к алтарю, пали с её рук.
Эшар‑Гир, опьянённый ощущением божественного могущества, обрушившимся на него после ритуала, как водопад, не сразу заметил, что царевна свободна.
Глаза Исмет‑Шен засияли неземным синим светом. Обуреваемая дикой яростью, она обрушила поток огня, исходивший прямо из её ладоней, на убийцу отца. Его одежда вспыхнула, и Эшар-Гир завопил от нестерпимой боли. Пламя, вызванное силой богини, обуглило его плоть, и он с трудом сумел погасить его, окутав себя тёмной магической пеленой.
Крики Исмет‑Шен и Эшар-Гира услышали сакхалибы, дожидавшиеся снаружи; они принялись ломать ворота храма. Обожжённый и обессиленный жрец не стал рисковать и поспешил скрыться до того, как разъярённые воины ворвутся внутрь.
Когда стражники во главе с Акирамом вошли в зал, они увидели ужасную картину: Исмет‑Шен без сознания лежала возле окровавленного отца, а служитель бога смерти бесследно растворился в тёмных закоулках храма. Стражники вынесли девушку и тело царя наружу. Но вернуться в Зуль‑Хаад им было не суждено: к храму прискакал гонец со страшной вестью — в городе вспыхнул бунт; его подняли культисты Эзур‑Баала.
Выяснилось, что Эшар‑Гир уже давно тайком вербовал сторонников в городе, и теперь по его сигналу они поднялись и захватили царский дворец.
Но стражники‑сакхалибы сохранили верность царскому роду. Поскольку возвращаться назад было смертельно опасно, Акирам решил переправить жрицу в город Ишмун в долине реки Абар. В этом месте богиню Исмет особенно почитали — там находился её главный храм.
Преодолев тяжёлый путь через пустыню, сопряжённый со множеством опасностей, они добрались до цели. Акирам и его воины поклялись охранять Исмет‑Шен и при первой возможности отомстить коварному убийце их господина.

На следующий день в городе появился сам беглый жрец. Он повелел своим сторонникам собрать жителей на главной площади и принялся рьяно проповедовать перед толпой:
«Слушайте, сыны и дочери Хаада! И не говорите потом, что вы не слышали. Я скитался по безводной пустыне и умер там от жажды, но великий Эзур-Баал — Владыка Жизни и Смерти, царь Шуата, милостью своей вернул мою душу в бренное тело. Он сказал мне:
"Ступай, Эшар-Гир! Тебе рано еще в моё царство, ты должен спасти своих соплеменников от терзающих их неисчислимых бедствий, ибо они страдают не по своей вине, а за грехи нечестивого царя Ахад-Ишшура, который запретил приносить богам достойные жертвы".
Теперь же, когда проклятого нечестивца, да будет забыто имя его навеки, более нет в живых, ибо боги покарали его и весь его недостойный род — всё вернется на круги своя!»
Эшар-Гир обещал народу избавление от бушевавшей эпидемии и голода, а также сулил вернуть Зуль-Хааду его процветание и величие. Но взамен он потребовал возобновить человеческие жертвоприношения в храме Эзур-Баала. Возражать ему никто не осмелился. Напротив, простонародье готово было носить его на руках как спасителя от всех бед и несчастий.
Вскоре Эшар-Гир, теперь горделиво именовавший себя Анхи‑Эзуром — «Познавшим Смерть», был объявлен новым правителем Зуль‑Хаада. Но на деле Анхи-Эзура мало заботило, как живут его подданные; ему нужен был от них только беспрестанный поток свежей жертвенной крови.
Эликсир бессмертия сработал, но не совсем так, как рассчитывал жрец: теперь он не мог умереть, однако тело его было покрыто ожогами, не поддававшимися исцелению. Он был вынужден скрывать обезображенное лицо за золотой маской в виде черепа и носить перчатки, чтобы прикрыть разлагающуюся плоть. Лишь магия крови облегчала его страдания и даровала ему нечеловеческую силу.
Чтобы подавить возможное сопротивление, он создал тайный орден убийц из своих фанатичных последователей — тех, кто верил, что беспрекословное повиновение хозяину принесёт им блаженство в загробном мире, а избранным — бессмертие. Их называли «сингирру» — «ночные клинки». В подражание Анхи‑Эзуру они носили тёмные плащи и маски, внушая ужас простым людям. Они выходили по ночам на охоту, забирая жизнь каждого, на кого укажет перст их господина, принося тем самым новые дары Владыке Смерти.
Анхи‑Эзур много раз вопрошал Эзур‑Баала:
«Скажи, владыка, в чём я провинился перед тобой, раз ты обрек меня на такие муки?»
Но бог смерти хранил зловещее молчание. Наконец, измученный болью, Анхи-Эзур поборол свою гордыню и отправился в долгое путешествие к храму богини‑змеи Себбет — мудрой покровительницы магов и врачевателей. Её служительницы славились как прозорливые оракулы, могущие ответить на любой вопрос о прошлом и грядущем. Принеся богатые пожертвования храму, он обратился к богине с вопросом:
— О, мудрая Себбет, помоги мне. Жизнь моя превратилась в вечное страдание, лицо моё стало похоже на лик мертвеца. За что мне это наказание?

Прорицательницу охватило призрачно‑зелёное пламя. Она преобразилась: глаза наполнились золотым блеском, ноги превратились в извивающийся хвост змеи, а голос стал похож на шипение — сама богиня вселилась в тело своей слуги.
— Глупый с-с-смертный! — насмешливо прошипела она, облизывая раздвоённым языком губы. — Ты ведь желал вечной жизни — и ты её получил! Но ты не стал равным богам! Они наказали тебя за гордыню, жалкий раб. Дочь царя добровольно хотела принести себя в жертву ради отца. Её кровь была чиста и угодна Владыке Смерти, а ты вместо неё убил самого царя и этим навлёк на себя гнев богов. Если хочешь всё исправить — найди Исмет‑Шен и убеди её по своей воле пролить кровь на алтарь Эзур-Баала. Может быть, тогда ты получишь исцеление, Познавший Смерть!
Исмет‑Шен по‑прежнему жила в Ишмуне при храме Луны. Жрецы предоставили ей убежище и почтительно относились, помня о её происхождении. Пытаясь забыть пережитый ужас, она всецело посвятила себя служению богине. Акирам и его подчинённые теперь стали храмовыми стражами.
Однажды, когда Исмет‑Шен молилась перед статуей богини, в голове её зазвучал негромкий женский голос:

— Исмет‑Шен, моя верная служительница. Я один раз уже спасла тебя от безумного слуги моего злобного брата и ныне вновь предупреждаю: будь осторожна — убийца твоего отца ищет тебя. Очень скоро его посланцы будут здесь. Ему нужна твоя кровь, но я постараюсь помочь. Держись Акирама, ибо он бескорыстно предан тебе.
Жрица поблагодарила богиню и, обеспокоенная её словами, рассказала обо всём Акираму. Тот, глядя на жрицу обожающим взглядом, твёрдо пообещал:
— Я и мои люди защитим тебя, клянусь именем премудрой Исмет! Мы исполним свой долг, даже ценой собственной жизни.
Исмет‑Шен ушла в свои покои, а кандар приказал усилить охрану и быть готовым к возможному нападению.
В одну из тихих лунных ночей, когда глубокое чёрное небо над городом сверкало мириадами звёзд, в закрытый храмовый городок, где жила Исмет‑Шен, бесшумно проникли чёрные тени с закрытыми лицами; лишь нечеловеческий блеск глаз выдавал их. Это были сингирру — «ночные клинки» Анхи‑Эзура.
Если бы не предупреждение богини, они легко истребили бы стражу, но караульные в ту ночь были настороже и вовремя заметили врага. На ступенях храма и на улицах развернулась жестокая схватка между одетыми в красное стражами‑сакхалибами и тайными убийцами в чёрном. Они не уступали друг другу в мастерстве, но самоотверженность Акирама и отвага его воинов помогла одолеть незваных гостей.
После боя Акирам, тревожась за жрицу, спешно поднялся в её покои, но к своему ужасу обнаружил, что Исмет‑Шен нигде нет: окно комнаты было распахнуто, а рядом лежал её шелковый платок со следами крови.

Наутро Акирам прибыл к правителю Ишмуна Амиль‑Зебу и поведал ему о кровавых событиях минувшей ночи:
— Анхи‑Эзур перешёл все границы. Нападение на храм Исмет и похищение её жрицы — страшное святотатство. Великий царь, если ты оставишь кощунственное деяние без возмездия, гнев богов падёт на Ишмун! Мы должны спасти несчастную Исмет‑Шен и покарать святотатца.
Амиль‑Зеб крепко задумался: это означало бы войну с грозным противником и трудный поход через пустыню, поэтому ответил уклончиво:
— Согласен с тобой, но прежде чем что‑либо предпринимать, надлежит обратиться к жрецам‑прорицателям — пусть они узнают волю богов; тогда я приму решение.
— Но у нас нет времени, — в отчаянии возразил Акирам. — Исмет‑Шен будет принесена в жертву, и её кровь ляжет на нашу совесть.
— Значит, такова воля богов: кто мы, чтобы противиться ей? — холодно молвил царь и дал понять, что аудиенция окончена.
В гневе и разочаровании Акирам направился в храм покровителя воинов, львиноголового бога войны Заргала, чтобы просить совета. Он принёс жертву и стал молиться. Вдруг в голове его раздался громовой голос Заргала:
— Храбрый Акирам, я слышу тебя! Моя сестра Исмет просила меня помочь своей верной служительнице, и я не откажу ей. Рабы Анхи-Эзура сейчас везут её жрицу в Зуль‑Хаад. Ступай за ними и ничего не бойся. Когда настанет трудный час, призови меня — я приду на помощь!
Ободрённый божественным напутствием, Акирам собрал своих людей, и они тайно покинули Ишмун, пустившись в погоню по следам похитителей.

Жизнь в Зуль‑Хааде стала невыносимой. Прежний покровитель города, Беел‑Хаад, окнчательно отвернулся от жителей; ветры теперь приносили не живительную влагу, а сухой песок пустыни. Голод и болезни по-прежнему терзали горожан. Но Анхи-Эзура это не волновало, его правление всё больше и больше превращалось в кровавую деспотию. Всех, кто смел высказать недовольство, сгоняли на восстановление храма Эзур‑Баала. Там, на изнуряющей жаре, они трудились под ударами плетей жестоких надсмотрщиков, возводя великую башню‑зиккурат бога смерти.
Вскоре Анхи‑Эзуру стало недостаточно крови рабов и преступников. Ему требовались чистые души, поэтому он повелел отбирать по жребию юных мальчиков и девочек, не взирая на происхождение. Участь лечь под нож жреца грозила даже детям знатных и богатых зуль‑хаадцев. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения: мелькиты — знать Зуль‑Хаада — составили тайный заговор и выжидали удобного момента, чтобы поднять простых горожан на бунт. И когда Анхи‑Эзур покинул город, чтобы посетить оракула Себбет, народ восстал против тирании полумёртвого безумца на троне.
Анхи‑Эзур, вернувшись из паломничества, впал в неописуемую ярость, но ничего поделать не мог — город был для него потерян. Он вместе со своими фанатичными сторонниками укрылся в построенном зиккурате, как в крепости, лелея планы возмездия.

Сингирру доставили пленённую Исмет‑Шен в храм бога смерти, где её с нетерпением ожидал Анхи‑Эзур. Жрица со страхом ожидала жестоких мучений, но жрец заговорил с ней неожиданно мягким голосом:
— Прости меня, Исмет‑Шен, — сказал он. — Я вовсе не желал смерти твоему отцу. Ведь ты благородно пожертвовала собой ради него и ради благополучия народа. Но он сам виноват — ритуал нельзя было прерывать. А ныне гнев богов обрушился на Зуль‑Хаад: люди обезумели, город полон трупов и дыма пожарищ. Ещё есть шанс всё исправить: ты должна добровольно лечь на алтарь Эзур‑Баала, и тогда всё станет как прежде. Ты станешь спасительницей своего народа.
Исмет‑Шен прозрела — она разгадала, чего действительно добивается жрец льстивыми речами.
— Ты лжёшь, Эшар‑Гир, — холодно ответила она. — И всегда лгал. Тебе наплевать на народ; тебя интересует только твоё ущербное бессмертие. Я не стану участвовать в играх с богами. Ты не получишь моего согласия.
Анхи‑Эзур впал в бешенство:
— Тогда я каждый день буду лить кровь невинных, и она будет на твоей совести, — просипел он.

Когда Акирам со своими соратниками прибыли в Зуль‑Хаад, они узнали, что тиран свергнут, а власть теперь принадлежит совету знатных горожан-мелькитов. Акирам явился в храм Беел‑Хаада, где заседал совет, и сказал:
— Вы помните меня: я служил прежнему царю Ахад‑Ишшуру. Мне не удалось уберечь своего господина от рук коварного убийцы — это тяготит моё сердце. Поэтому я обязан спасти жизнь его дочери Исмет‑Шен, которая похищена безумным жрецом. Я прошу вашей помощи!
Мелькиты стали бурно возражать:
— Когда народ восстал, Эшар‑Гир бежал в храм Эзур‑Баала, но его слуги успели увести с собой заложников — среди них наши жёны и дети. Если мы нападём на храм, он их убьёт. Лучше с ним договориться мирно!
— Вы глупцы, — с презрением в голосе прервал их Акирам. — Неужели вы не понимаете: Эшар‑Гир не оставит вас в покое, он будет мстить за своё унижение. Нельзя ни о чём договориться с воплощением смерти!
Слово взял старший жрец Беел-Хаада:
— Акирам прав. Ночью на вершине храма я слышал глас Владыки Ветров. Он повелел выкорчевать ядовитое древо с корнем и сжечь его плоды, что отравляют нашу землю. Если мы ослушаемся, наш город обречён — его поглотит пустыня, и люди даже не вспомнят места, где он находился... Собирайте ополчение — мы должны раз и навсегда покончить с богомерзким безумцем Эшар-Гиром.
Никто из членов совета не посмел возражать против воли бога.
Войско Зуль‑Хаада окружило зиккурат бога смерти, и мелькиты потребовали освободить всех, кого удерживал там Анхи‑Эзур. Но тот не удостоил их ответом. Он приказал своим слугам вывести на верхнюю площадку чёрной башни заложников и дочь царя, которую приковали к стене.
— Смотри, Исмет-Шен, смотри! — с безумным смехом воскликнул жрец. — Сейчас ты узришь истинную мощь Эзур‑Баала, с которой не сравнится сила других богов.
Глаза его загорелись адским пламенем. Он вынул нож и чашу; воздух наполнился предсмертными криками несчастных.
— Эти люди гибнут из‑за твоего упрямства, — прошипел он. — Сможешь ли ты жить с таким грузом на душе?
Глаза Исмет‑Шен наполнились слезами, но она лишь сказала:
— Будь ты проклят, Эшар‑Гир, — и продолжила молится своей богине.
С каждой вылитой на огненный алтарь чашей крови чёрный дым, поднимаясь вверх, становился всё гуще. Будто из ниоткуда на ясном небе появились тёмные тучи, закрутившиеся водоворотом вокруг солнца. Оно стало багровым, словно запёкшаяся кровь, и тень ужаса легла на землю.

Анхи‑Эзур воздел руки и возопил:
— Это Уш‑Кхутул — великая гекатомба для тебя, Владыка Смерти. Явись и покарай ничтожных рабов, что посмели восстать против твоей воли!
С потемневшего неба хлынул дождь… Дождь из кровавых капель. Когда они упали на землю, та содрогнулась: чёрный вихрь опустился с небес, и из песка поднялся гигантский демон, словно сотканный из дыма и пламени. На его морде горели адским огнём три глаза, голову венчали огромные загнутые рога, из оскалённой пасти капала ядовитая слюна; его кривые когти, острые как ятаганы, могли легко рассечь человека пополам.
Издав жуткий, утробный рык, демон двинулся на войско Зуль‑Хаада, сотрясая землю своими шагами. Люди, охваченные диким ужасом, бежали прочь, бросая на ходу оружие и доспехи. Лишь Акирам и его воины‑сакхалибы бесстрашно пошли навстречу верной смерти, призывая Заргала не оставить их в последней битве.
И Заргал не нарушил своего слова. Раздались раскаты грома, и с небес спустился ещё один вихрь. Из него вышел огромный могучий воин с львиной головой, багровой гривой и огромной секирой в руке.
— Эзур‑Баал, — громогласно прорычал он, — зачем ты явился в мир людей? Ты нарушил равновесие порядка и хаоса, установленное нашим праотцом Ун‑Эду. Но я загоню тебя обратно в царство теней. Я вызываю тебя на поединок — сразись с равным себе по силе!
И они сошлись в жестокой битве, от которой сотрясались земля и небеса.
Акирам, понимая, что в этом поединке богов они ничем не могли помочь, приказал своим воинам подниматься на вершину зиккурата. Ему нужно было найти Исмет‑Шен прежде, чем башня рухнет под напором разразившейся магической бури и землетрясения.
На лестницах зиккурата разгорелась жаркая схватка между сакхалибами и сингирру. Фанатичные слуги Анхи‑Эзура ожесточённо сопротивлялись. Акирам — единственный, кто сумел пробиться на вершину; все его люди с честью пали в бою, забрав с собой и жизни врагов.

Жрец бога смерти стоял на краю площадки и, ничего вокруг не замечая, наблюдал за сражением двух богов, сошедших на землю. Акирам увидел Исмет‑Шен, прикованную к стене. Он бросился к ней и мощным ударом меча рассёк цепи.
Анхи‑Эзур наконец заметил его и воскликнул:
— Ничтожный смертный! Как ты посмел явиться сюда? Ты пожалеешь об этом — сейчас твоя душа станет пищей для Эзур‑Баала!
Акирам не устрашился:
— Ты поплатишься за свои преступления, безумец. Я отправлю тебя в царство твоего хозяина!
Они вступили в поединок: сталь звенела о сталь, в небе эхом раскатывался гром и сверкали молнии. Опытный воин Акирам выбил меч из рук жреца и вонзил клинок в его чёрное сердце. Но Анхи‑Эзур лишь зловеще рассмеялся:
— Глупец, ты не сможешь убить меня, ибо я, Познавший Смерть, равен бессмертным богам!
Акирам замер в изумлении. Анхи‑Эзур взмахнул руками, и шлейфы чёрного дыма, поднимавшиеся с алтаря, словно щупальца опутали воина — он не мог пошевелиться. Со злорадным смехом жрец поднял меч и стал медленно погружать его в плоть противника.
Вдруг жрец пошатнулся и дико завопил — из его спины торчал жертвенный нож. Позади стояла Исмет‑Шен: она воздела руки к небу и воскликнула:
— О, боги, покарайте святотатца и убийцу, что в своей гордыне возомнил себя равным вам!
В тот же миг молния ударила в окровавленный алтарь. Он раскололся на части и провалился внутрь башни. Зиккурат содрогнулся от вершины до основания, по стенам поползли огромные трещины. Колдовские путы исчезли. Акирам, собрав последние силы, схватил воющего от боли жреца и швырнул его в образовавшийся провал. А потом сам рухнул наземь.
Исмет‑Шен зажала ладонью рану Акирама, из которой медленно, но верно вытекала кровь, а вместе с ней уходила его жизнь. Он тихо прошептал:
— Брось... это уже бессмысленно. Башня скоро рухнет. Прощай, Исмет‑Шен… и знай — я всегда любил тебя.
Когда алтарь Эзур‑Баала был разрушен, его демонический аватар, до того теснивший Заргала, стал слабеть. Львиноголовый бог войны мощным ударом секиры снес рогатую голову исчадия Шуата, и пустыню огласил его победный рык.
Башня разрушалась. Исмет‑Шен и Акирам приготовились к неминуемой смерти, но внезапно рядом с ними опустилась огромная красногривая мантикора. На её спине Исмет‑Шен и Акирам взмыли в небо и увидели, как зиккурат рухнул. На его месте образовался гигантская бездонная пропасть, из которой поднимался чёрный удушливый дым.
Мантикора приземлилась подальше от опасного места и обратилась в Заргала. Исмет‑Шен преклонила колени:
— Благодарю тебя, о великий бог воинов, — сказала она. — Ты спас нас, но молю: помоги своему верному слуге, он умирает!
Заргал прикоснулся к своей груди, рассечённой когтями демона; из неё сочилась кровь, похожая на расплавленное золото. Он пролил несколько капель на рану Акирама — и та мгновенно затянулась.
— Теперь в тебе тоже есть кровь богов, Акирам, — прогремел Заргал. — Отныне ты избранный!
Сказав это, он превратился в вихрь и вознесся на небо.
Исмет‑Шен помогла Акираму встать, и они направились к брошенному лагерю зуль‑хаадцев. Там они нашли воду, пищу, сменную одежду и оставленных беглецами лошадей.
— Что же нам теперь делать, Акирам? — спросила жрица.
— Вернёмся в Зуль‑Хаад, — ответил он. — Теперь, когда тиран пал, ты — единственная носительница царской крови; трон по праву твой.
— Нет, Акирам, — печально отозвалась Исмет‑Шен. — Нам там не будут рады. Жители города отвергли прежних богов в год бедствий, поклонились злу и приносили ему в жертву своих детей; а когда боги дали шанс исправить положение — трусливо бежали. Мы с тобой всегда будем немым укором, и они постараются избавиться от нас. Я чувствую: Зуль‑Хаад обречён — боги отвернулись от него.

Когда наступила ночь, она подошла к Акираму и смущённо спросила:
— Там, на вершине зиккурата, ты говорил правду?
Акирам взял её ладони в свои руки:
— В смертный час люди не лгут.
Он молча обнял её; уста их слились в поцелуе, и сама богиня Исмет своим сиянием благословила их союз…
Акирам и Исмет‑Шен после долгих странствий обосновались в городе Эр‑Эду. Они поженились, и у них родилось много детей. Благословение бога воинов пребывало с Акирамом: он стал прославленным полководцем, одержавшим множество побед во славу Заргала. Их старший сын, тоже Акирам, женился на дочери эр‑эдумского правителя и занял его престол, положив начало великой династии, которая объединила под своей властью весь Мутабар и правила в нём много веков подряд.
Зуль‑Хаад же постигла печальная участь: стены его были разрушены великим землетрясением, возникшим, когда рухнула башня Анхи‑Эзура. Оставшийся беззащитным город был разграблен кочевниками пустыни. Караваны теперь обходили его стороной, ибо все страшились проклятого места, где из огромного провала в земле курился чёрный дым, слышались жалобные стоны теней и жуткое рычание демонов загробного мира. Жители покинули некогда великий город, каналы занесло песком, и теперь лишь ветер завывал среди древних руин, а змеи и скорпионы прятались в высохших черепах…

Прошли века. История о жреце Эзур‑Баале, возжелавшем вечной жизни, стала страшной сказкой.
Но по землям Мутабара ползли жуткие слухи: в горах Эрдук‑Уреш, на вершине отвесной скалы, кто‑то воздвиг неприступную башню, где обосновалась секта последователей бога смерти, почитавших Анхи‑Эзура — «Познавшего Смерть» как великого пророка. Их называли Ахаат‑Шаадим — «Братство Теней».
Эмиссары братства — Шаад Халдари — «Теневые Жрецы» вербовали сторонников среди самых бедных и угнетённых мутабарцев, обещая райскую жизнь в загробном царстве Шуат. Они провоцировали бунты, разжигали вражду и сеяли хаос. Элитой «теней» были хладнокровные, не знавшие страха убийцы — сингирру, способные шпионить и убивать как за деньги, так и по приказу своих неведомых владык. Ни богач, ни бедняк, ни даже цари и сановники не чувствовали себя в безопасности. Тайным убийцей мог оказаться кто угодно: нищий на улице, старый слуга или даже рабыня из гарема. Леденящий душу страх перед «тенями» поселился в сердцах людей.

Странствующие сказители говорят, будто бы в тёмной башне Эргиш‑Шаадим — «Обители Теней» восседает на троне верховный жрец Эзур‑Баала. Никто не видел его лица — оно скрыто за золотой маской в виде черепа. Этот жрец никогда не покидает своего убежища, словно паук дергая за ниточки паутины тайного общества, что опутала весь Мутабар и даже сопредельные страны.
Некоторые полагают, что верховный жрец — это сам бессмертный Анхи‑Эзур, вернувшийся из Шуата в наш мир. По слухам, ему приносят кровавые жертвы наравне с богом. Сомневающиеся считают, что под маской в разные времена скрывались различные люди, играющие роль наместников Эзур‑Баала на земле. Истину же знают лишь посвящённые — Высший Круг Жрецов Смерти.

Как бы то ни было, чёрная башня Эргиш‑Шаадим долгие века остаётся ядовитым шипом, вонзившимся в тело Мутабара. Неоднократно могучие цари и полководцы пытались вырвать эту заразу с корнем — но, увы, безуспешно. Найдётся ли герой, который раскроет её страшные тайны и покончит со злом? Лишь боги ведают это...