Прах и секреты

"Прах и Секреты"

Последние дни двемеров пахли горячим металлом и страхом. Запах въелся в каждую пору кожи, в каждый камень глубоких городов. Это был запах амбиций, переплетенный с предчувствием неминуемой гибели, запах, который невозможно было смыть ни кипящим маслом, ни ледяными водами подземных рек. Цеха гудели, как раненые звери, каждое движение поршней и шестеренок отзывалось болью в сердцах тех, кто знал, что баланс между наукой и богохульством нарушен.

В самых сокровенных лабораториях, куда не допускался ни один непосвященный, Кагренак, архитектор грядущего, шептал формулы в уши Нумидиуму. Его пальцы, обожженные кипящим маслом и пропитанные магическими эссенциями, впивались в рычаги управления, словно пытаясь удержать ускользающее время. Он не спал, не ел, жил лишь идеей преображения, идеей, которая, казалось, заслонила собой все остальное. В его глазах горел безумный огонь, отражавшийся в отполированных до блеска корпусах анумикулумов – машин, пожиравших саму ткань реальности.

— Еще немного, — прошипел он, и его голос, обычно властный и уверенный, дрожал от усталости и напряжения. Он смотрел, как кристаллы в сердце механизма трескаются, наполняясь багровым светом, как энергия плещется, словно разъяренный зверь в клетке. Он был уверен, что находится на пороге величайшего открытия, что вот-вот разгадает тайну бессмертия, станет творцом новой расы, свободной от оков богов.

Но что-то пошло не так. В каждом грандиозном замысле всегда есть маленькая трещина, незамеченная ошибка, которая разрастается, пока не рухнет все здание. Может быть, дело было в высокомерии, в уверенности, что двемеры могут превзойти природу. Может быть, дело было в самом Нумидиуме, в его ненасытной жажде энергии, в его непостижимой природе.

Сначала исчезли звуки. Не просто приглушились или исказились, а именно исчезли. Молоты перестали бить, их звон замер в воздухе, словно оборванная струна. Голоса – эхо, отражавшееся от сводов веками, – умолкли, словно кто-то заткнул уши всему миру. Это была тишина, не просто отсутствие шума, а нечто давящее, липкое, пропитанное ужасом.

Потом тела. Не взрывы, не агония, а постепенное растворение. Один за другим, будто стираемые невидимой рукой с холста бытия. Кожа, броня, кости – все рассыпалось в золотистую пыль, зависшую в воздухе, словно не решаясь упасть. Это было похоже на сон, на кошмарное видение, но запах горящего металла и страха оставался, как жестокое напоминание о реальности.

Бтар-Зел, последний кузнец Бтхардзека, человек, чьи руки создавали самые прекрасные и смертоносные машины, успел лишь обернуться, увидев, как его жена протягивает к нему руку. Он смотрел, как ее пальцы тают, как воск над пламенем, как ее лицо искажается от невыразимого ужаса. Он не мог ничего сделать, не мог даже закричать.

— Нет… — успел прошептать он, но голос уже не издал звука. Он почувствовал, как что-то внутри него ломается, как его существование распадается на частицы. Страх, боль, сожаление – все смешалось в один невыносимый миг.

А потом не стало и его. И всех остальных. Все, кроме машин, превратилось в золотой песок, который медленно оседал на пол, покрывая все тонким слоем. Память, история, культура – все было стерто с лица Тамриэля, словно кто-то провел ладонью по исписанной странице.

Только машины остались. Без хозяев. Без цели. Анумикулумы продолжали бродить по опустевшим залам, их механические глаза горели тусклым светом. Они были созданы для войны, для защиты, для служения, но теперь им некого было защищать, некому служить. Они стали памятниками исчезнувшей цивилизации, безмолвными свидетелями трагедии.

И тишина, глухая и беспощадная, как сам Лорхан, нависла над руинами. Она поглотила все звуки, все надежды, все мечты. Она была абсолютной и нерушимой.

Пустые залы, остывшие машины. На полу лишь тонкий слой золотого песка... И в этой тишине, в этой пустоте, остался лишь один вопрос: почему? Что пошло не так? Был ли это гнев богов, наказание за гордыню? Или это был просто результат ошибки, трагической случайности? Ответ на этот вопрос навсегда похоронен в прахе двемеров.

А Нумидиум замер, его пустые глаза смотрели в никуда. Огромная, неподвижная статуя, символ амбиций и безумия, стояла посреди мертвых городов. Он ждал. Ждал команды, которую уже никто не отдаст. Ждал цели, которую уже никто не определит. Он ждал пробуждения, которое никогда не наступит. Он ждал…