Прах Кедровых Царей

(~1230 год до н.э. Хеттское царство, провинция Киццуватна, современная Адана)

Соленый ветер с Великого Круга, как называли море люди Таруны, нес пыль и чужие запахи. Здесь, в Тарсе, одном из главных портов Киццуватны, воздух был густым и влажным, совсем не таким, как на прохладном, продуваемом всеми ветрами Анатолийском плато, где стояла великая Хаттуса, столица царства Хатти, владыки которого именовали себя Великими Царями, Солнцами, чья власть простиралась от Эгейского моря до границ Вавилонии. Таруна, писец по обучению и воин по необходимости, ощущал эту разницу каждой частицей своего существа. Он был здесь по приказу самого Солнца, Великого Царя Тудхалии, да продлят его дни Боги, и нес на себе тяжесть не только пыльного дорожного плаща, но и царского поручения, скрепленного печатью, которую он сломал лишь этой ночью в отведенной ему комнате в доме местного хеттского наместника.

Наместник, грузный, обветренный муж по имени Зипаланда, встретил Таруну с должной формальностью, но без тепла. Глаза его, глубоко посаженные под густыми бровями, изучали Таруну с нескрываемым подозрением. Гонец из столицы, да еще и с тайными полномочиями – это всегда предвещало неприятности для местной власти.

«Земли Киццуватны верны Великому Царю, как и всегда, – произнес Зипаланда, отпивая разбавленное вино из глиняного кубка. – Урожай кедра обилен, медь поступает из рудников в горах Тавра исправно. Жалобы, если и есть, то лишь на морских разбойников, шалящих у берегов, да на жрецов местных божков, что видят дурные знамения в каждой туче». Он говорил на официальном хеттском, языке двора и закона, но в его речи слышался легкий лувийский акцент, выдававший его долгое пребывание здесь, вдали от сердца империи.

Таруна кивнул, внимательно слушая. Его задача была сложнее, чем просто усмирить пиратов. В Хаттусу дошли слухи иного толка – не просто о грабежах, но о странных ритуалах на побережье, о кораблях с незнакомыми символами, появляющихся из ниоткуда и исчезающих в никуда, о жрецах, проповедующих скорый уход Бога Грозы Тархунта, покровителя Хатти, и возвышение древних, темных сил моря. Царь Тудхалия, при всем своем могуществе, не мог игнорировать такие вести, особенно из стратегически важной Киццуватны, богатой лесом и металлами, стоящей на перекрестке путей между Хатти, Сирией и островами Великого Круга.

«Мое поручение, наместник, касается именно этих… беспорядков, – Таруна подбирал слова осторожно. – Великое Солнце желает знать истинную природу этих набегов. И причину волнений среди жрецов. Порядок должен быть восстановлен, воля Богов – умиротворена». Он достал из-за пазухи небольшую глиняную табличку – копию своего официального мандата.

Зипаланда мельком взглянул на клинописные знаки, его лицо не выражало ничего, кроме усталости. «Писцы дворца как всегда многословны. Порядок… воля Богов… Здесь, на побережье, Таруна, все сложнее. Море капризно, люди непостоянны. Лувийцы и хурриты чтят своих древних духов больше, чем нашего могучего Тархунта. А пираты… пираты были всегда. Возможно, стали немного смелее».

«Возможно, – согласился Таруна. – Но я должен убедиться. Мне предоставлены полномочия действовать по своему усмотрению. Мне понадобятся проводники и доступ к местным архивам, если таковые имеются».

Наместник пожал плечами. «Архивы… Здесь не Хаттуса. Торговые записи, храмовые отчеты – все это ведется местными писцами на их манер. Глиняные таблички хранятся без особого порядка. Но если тебе угодно копаться в пыли веков и жалобах торговцев – пожалуйста. Я выделю тебе человека, Пирву, он знает эти места и языки. И юного Аппу из моей канцелярии, он поможет с записями. Но не жди многого».

Позже, в душной комнате, отведенной под архив – если так можно было назвать заваленное табличками и свитками помещение, пахнущее пылью и плесенью, – Таруна действительно убедился в правоте наместника. Юный Аппу, хеттский писец с испуганными глазами, робко перебирал таблички, пытаясь найти хоть что-то, касающееся морской торговли или храмовых подношений за последние годы. Большая часть записей была на местных диалектах лувийского или хурритского, которые Таруна понимал лишь отчасти.

«Вот, господин, записи о поставках меди из порта Ура, – Аппу протянул Таруне треснувшую табличку. – Но здесь больше жалоб, чем сведений о грузе».

Таруна взял табличку. Клинопись была неровной, гневной. Он медленно прочитал, разбирая знаки:

«Говори Ур-Тешубу, начальнику порта! Так говорит купец Хампа.

Зачем ты задержал мое судно сверх положенного срока? Медь, что ты погрузил, оказалась низкого качества, с примесью свинца, негодная для царских оружейников! Ты обещал мне лучшую цену и быстрый оборот! А твои грузчики ленивы и пьют больше пива, чем работают! Клянусь Богом Грозы Пихасасси, покровителем торговли, если ты не возместишь мне убытки и не пришлешь извинений с кувшином доброго вина, я напишу жалобу самому наместнику Зипаланде, и пусть он рассудит нас по законам Хатти! Знай, слово мое твердо!»

Таруна усмехнулся. Обычные дрязги. Люди не меняются, будь то столица или далекая провинция. Он отложил табличку. Это вряд ли имело отношение к его делу.

Он вышел на улицы Тарса. Город гудел. Смешение языков – хеттский, лувийский, хурритский, аккадский язык торговцев, непонятная гортанная речь моряков с островов – создавало невообразимый шум. Люди разных племен и народов толпились на узких улочках между глинобитными домами. Хеттские воины в характерных остроконечных шлемах патрулировали стены и рыночную площадь, их присутствие было зримым напоминанием о власти далекой Хаттусы. Но в глазах местных жителей Таруна читал не только страх, но и затаенную враждебность. Они видели в нем еще одного представителя имперской власти, пришедшего требовать дань, судить по чужим законам, вмешиваться в их жизнь.

Он подошел к гавани. Несколько рыбацких лодок и пара торговых судов покрупнее стояли у причала. Море было неспокойно, волны с шумом бились о камни. Таруна вглядывался в горизонт, туда, где синева воды сливалась с синевой неба. Где-то там скрывались те, кто нарушал покой этой земли. Пираты? Или нечто большее?

К нему подошел невысокий, жилистый человек с обветренным лицом и хитрыми глазами. Его одежда была простой, но добротной, за поясом виднелся короткий бронзовый меч.

«Господин Таруна? Я Пирва. Наместник сказал, мне велено служить тебе проводником», – произнес он на ломаном хеттском, но с явным местным акцентом. Его взгляд был цепким, оценивающим.

«Да, Пирва, – ответил Таруна, изучая его в ответ. – Мне нужен человек, знающий побережье, горы и… слухи. Говорят, у берегов Киццуватны неспокойно».

Пирва криво усмехнулся. «Неспокойно, господин? Море всегда неспокойно. И люди тоже. Особенно когда Солнце далеко, а Боги гневаются». Он указал на небо, где собирались странные, зеленоватые тучи, несмотря на ясный до этого день. «Видишь? Снова буря идет. Не к добру это. Старики говорят, Морской Змей Иллуянка снова поднял голову и требует жертв».

Таруна нахмурился. Мифы. Суеверия. Но что, если в них была доля истины? Что, если странные штормы, неурожаи и пиратские набеги были связаны?

«Меня интересуют не мифы, Пирва, а разбойники, – твердо сказал Таруна. – Говорят, их корабли не похожи на обычные пиратские суда. Говорят, они нападают не только ради добычи. Что тебе известно?»

Пирва пожал плечами, его взгляд стал уклончивым. «Слухи ходят разные, господин. Кто говорит – это люди с островов Ахиявы, что за Великим Кругом. Кто – что это морские демоны, посланные богами. А кто – что это наши же соседи из горных деревень, которым надоело платить дань Хаттусе». Он понизил голос. «Но есть еще кое-что. На обломках лодки, что нашли после последнего набега у мыса… нашли вот это».

Он осторожно достал из-за пазухи небольшой обугленный кусок дерева. На нем был вырезан странный символ – спираль с тремя лучами, исходящими из центра, не похожая ни на один известный Таруне хеттский, египетский или месопотамский знак.

«Что это?» – спросил Таруна, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

«Не знаю, господин, – Пирва покачал головой. – Но старый жрец из святилища Пихасасси сказал, что это знак древних… тех, кто жил здесь до людей и богов. Знак Хаоса».

Таруна взял кусок дерева. Символ казался почти живым, от него веяло чем-то древним и чуждым. Хаос. Пираты. Гнев Богов. Нити начинали сплетаться в узор, который ему совсем не нравился. Его миссия в Киццуватне обещала быть куда опаснее, чем он предполагал. Он посмотрел на темнеющее море, на собирающуюся бурю, на хитрое лицо Пирвы.

«Хорошо, Пирва, – сказал он. – Завтра на рассвете мы отправимся к тому мысу. А потом – в святилище Пихасасси. Я хочу услышать, что скажет этот старый жрец».