Право кулинарного мага

— Бабуль, а ты надолго уезжаешь в магический мир? — шебутной русоволосый мальчишка ворвался в комнату, прижался к моей плиссированной юбке.

— Не знаю, Боренька, не знаю, — я обняла внука как могла, с трудом наклонившись к шестилетнему сорванцу.

Руки практически не слушались, отказываясь гнуться и выполнять самую важную работу на земле — обнимать близких. Три чемодана с необходимыми, любимыми и новыми вещами толпились у входа, мешая войти, но внук все равно умудрился проскользнуть.

— А ты оттуда будешь звонить?

— Вряд ли там есть мобильная связь, — глаза Борьки увлажнились, он звонко хлюпнул носом и уткнулся в мой живот. — Ну-ну, не стоит лить слезы. Ты же практически взрослый мужчина, так что вырази свою грусть словами, а не слезами.

— Бабусь, а ты мне свои конфеты в наследство оставишь? Я слышал, взрослые так делают, когда их старость заканчивается.

Не выдержав детской непосредственности, я рассмеялась. Заглянувшая в дверной проем дочка лишь грустно улыбнулась, покачав головой. Как в последний путь провожают, в самом деле! Надо бы им Стаса Михайлова включить, сразу вспомнят, отчего лучше сплавить бабушку подальше.

— Могу оставить рецепт. Будешь готовить, вырастешь настоящим шеф-поваром.

— У-у-у, готовить, — уныло протянул он. — Всё равно не смогу приготовить, как ты, мне какао в нос залетает.

— А ты его сыпь аккуратно, ложечкой, а стол вокруг чашки влажной тряпкой протри, прежде чем с сухими ингредиентами работать. Так проще их будет вытереть, и на пол ничего не осядет.

— Ох, мама, ты неисправима, — Лариса притянула к себе сына. — Последние минуты вместе, а ты всё о работе болтаешь.

— Эта работа мне здоровье вернет, — подмигнула я обоим, расправляя юбку.

В пояснице что-то надсадно скрипнуло, я поморщилась и автоматически потянулась за нурофеном. Грехи наши тяжкие, совсем стара стала, а ведь по паспорту всего лишь пятьдесят девять. Или не пить таблетку? Вдруг мне сразу авансом боль снимут, а я тут со своей химией по печени, как дура.

— Попахивает это какой-то аферой, Татьяна Михална, — недоверчиво покивал головой присоединившийся зять. — Ну какая в нашем веке магия, а?

— Вряд ли там двадцать первый век. А ты, Жень, смотри мне, дочку не обижай и внука воспитывай, как полагается: чтобы сам всё умел, думал сначала головой и в драку первым не лез.

— Ба, так говорят, когда навсегда уходят, — глаза юного шеф-повара наполнились непрошенными слезами. — А можно к тебе в гости? Я тоже хочу магию посмотреть.

— Когда-нибудь обязательно, в контракте это прописано. Ну, племя мое, кучкуйтесь ближе, обниматься буду!

Немногочисленные родственники обступили мою полускрюченную фигуру, заключая в бережные объятия. Только Борька давил руками изо всей силы, показывая, как он будет по мне скучать. Жаль расставаться на неопределенный срок, но лучше так, чем навсегда укатить в дом престарелых и инвалидов.

Две недели назад на порог моей трехкомнатной квартиры кто-то подбросил объявление, успевшее изрядно помяться, но с читаемой яркой надписью. Фиг-пойми-куда требовался преподаватель кулинарных курсов для девушек, можно без педагогического образования, но умеющий готовить блюда разных национальных кухонь.

Его занесла в дом дочка, показав мне, мол, а ты расстраивалась, что твой кухонный опыт никому не нужен, кроме семьи. Я же, тщательно изучив бумажку, от души рассмеялась — оплата предлагалась желанием. Не деньгами, не опытом и даже не связями, как иногда втюхивается наивным студентам, а вот так просто и русским по белому: желанием.

— Нет у меня такого желания, которое могут исполнить организаторы второсортных курсов.

— Почему сразу второсортных? Реклама солидная, яркая. Может, какой-нибудь бизнесмен открывает кулинарную школу для богатеньких дамочек, ни разу не державших в руках половник.

— Бизнесмены, Ларочка, — ласково ответила я, — прекрасно знают цену чужим желаниям и оттого прописывают конкретные суммы. Да и не стал бы уважаемый человек раскидывать листовки в подъезде.

Яркий макулатурный комок был брошен в урну и забыт. Но когда на следующее утро зять выносил мусор, мятая бумажка непостижимым образом оказалась рядом с мойкой, ехидно подмигивая глянцевым текстом. Что за чертовщина?

— Смотри-ка, Жень, объявление выпало.

— Извините, Татьяна Михална, не заметил, — чуть смущенно ответил он, кидая бумажку в мусорное ведро.

— Ерунда. На ужин хинкали и медовик, так что просьба не опаздывать.

— Есть, мэм, — отдал честь Евгений, шутливо щелкнув каблуками.

И до самого вечера мы с внуком жили спокойно, замешивая одно тесто на двоих — сначала бездрожжевое, потом бисквитное, — спорили о густоте сметанного крема, мыли полы от рассыпанной муки и чувствовали себя самыми счастливыми поварами на свете. Внук — оттого, что бабушка к нему прислушивается, я — потому что суставы болят меньше, чем обычно. Так и дурачились до самого вечера, пока с работы не вернулось среднее поколение.

— Борис, а ну-ка, иди сюда, — строго позвал отец на кухню объедавшегося ужином внука. — Это что такое?

Я подивилась строгому тону, обычно Евгений разговаривал с сыном спокойно и дружелюбно, даже когда тот откровенно косячил. Да и что на кухне может быть такого?

— Пап, это не я, честно-пречестно, — горячие Борькины заверения вынудили меня заглянуть одним глазком в царство еды.

— А кто? Может, наша бабушка так хулиганит?

Неверяще нахмурив брови, зять склонился над мусорным ведром, нервно пристукивая ногой.

— Из-за чего сыр-бор?

— Бумажка из мусорки сбежала! — воскликнул мальчишка, ткнув пальцем в пол.

Я мысленно ахнула. Треклятое объявление, смятое не единожды, явно над нами издевалось, нарочито скромно валяясь рядом с кухонной тумбой, будто отбежав подальше от урны. Но ведь еще час назад пол сверкал чистотой и благоухал «Мистером Пропером», я лично домывала углы, пока помощник мыл посуду.

— Если не ты, то как она тут оказалась? Я сначала думал, еще одна листовка, но в ведре пусто, — неуверенно произнес мужчина.

— А хотите, я прямо сейчас этот дурацкий мусор на помойку отнесу? — воспрянул Борька. — Я быстро!

— Давай, заодно маму у подъезда встреть, она твои книги из интернет-магазина забрала.

— Ура! — возликовал пацан, кинувшись одеваться. — Баба, чур, я на следующие три дня не шеф-повар, я бревно!

— Бумажку захвати, — хихикнула я.

Быть бревном в нашем семействе — это публично попросить себя не беспокоить без лишней надобности. У всех нас бывают такие дни, когда хочется посвятить время себе и своим увлечениям, решительно заявив близким: «Я бревно. Меня не кантовать».

— Выкинем лишнее из дома и из головы. Пойдем, Женечка, горяченьких грузинских лакомств тебе наложу, а о листовке забудь.

Но уже на следующий день я медленно стекала по кухонной двери, боясь, что хватил инфаркт. Сволочное объявление красовалось на обеденном столе, расправленное неизвестной заботливой рукой, а слово «требуется» угрожающе потемнело, приобретя контрастность и насыщенность.

— Алло, скорая? Кажется, у меня приступ и галлюцинации… Нет, глупо звучит. Алло, полиция? Да чего уж там, звони сразу спасателям, — досадливо закусила губу я, испытывая непреодолимое желание найти в интернете телефон Рен-ТВ.

— Ба, ты чего? Плохо? — заглянувший внук, кинулся ко мне с перекошенным от страха лицом. — Позвонить маме?

— Напомни, мама у нас кто?

— Рентгенолог, — растерянно произнес он. — Мама Лариса, твоя дочка. Баб, ты чего?

— Жаль, не психиатр, — меланхолично сказала я. — Погляди-ка, внучек, и скажи, не мерещится ли мне.

Борька оглянулся на стол и поменялся в лице. Обладая недюжинной храбростью восьмилетнего пирата-кока и вооружившись вилкой, как трезубцем, он приложил палец к губам, подкрался к столу и потыкал зубчиками бесноватое объявление.

— Все понятно, — авторитет исследователя неоспорим. — Нужно вызывать экзорцистов.

— Батюшки, где ж мы их найдем?

— Я напишу в Голливуд, нам пришлют, — деловито ответил он, отложив оружие. — Может, позвоним по номеру и спросим, зачем они у нас в мусоре копаются?

— А может, сожжем его от греха подальше? — с надеждой спросила я, поднимаясь с помощью внука.

— Давай, — восхитился он. — Жалко, что у нас огнемета нет, я бы с ним разобрался. Только если эта бумажка проклята, то восстанет из пепла, как феникс.

— Надо же, раньше древние рукописи проклинали, а нынче рекламные листовки. До чего дошел прогресс, ох. Неси спички, будем устраивать аутодафе.

Ночь я провела без сна, вздрагивая от каждого шороха. Повсюду мерещились злостные буклетики, подкрадывающиеся со всех сторон и утаскивающие меня в мир бессмысленной рекламы. На утро, ближе к пяти часам, когда кости отказывались бездельно лежать на кровати, я приоткрыла дверь на кухню, почему-то твердо уверенная, что окончательно поехала крышей на старости лет. Иначе откуда такое предчувствие, что начисто сожженная бумажка окажется лежать на видном месте?

А… Вот же она.

— Упрямая ты, как баран, — честно сказала я ей, щелкая чайником.

Потемневшее и слегка закопченное объявление покосилось на меня с явным сомнением, как бы безмолвно вздыхая: «Ну давай, в унитазе меня притопи, до кучи». Мне отчего-то стало жалко листовку, так что, подлив сливок в кофе, я расправила мятые углы.

— Надо же, и номер у них «золотой», сплошные единицы и тройки, — удивительно. — Ты, между прочим, знала, что число тринадцать считается чертовым числом?

Листовка скромно промолчала, видимо, не была христианкой. Я же неторопливо пила утреннюю бодрость, густо сдобрив её сахаром. Допустим, эти курсы и правда существуют, а их организаторы готовы взять на работу старую развалюху, скрипящую, как качели. Но будем объективны, я по дому-то двигаюсь с трудом, а встаю только с помощью детей или трости, куда мне преподавать молодым и активным? Да и оплата желанием внушает не просто сомнения, а самые настоящие опасения. В трудовом законодательстве размер и характер вознаграждения может регулироваться работодателем, но плата хотелкой вряд ли приемлема для честных бизнесменов.

Значит, развод, самый настоящий и под прикрытием фокусника.

— Мамуль, ты чего не спишь? — сонная дочь заглянула на кухню. — Ого, еще одно принесли? Может, позвонишь, раз уж твоих кулинарных навыков так активно домогаются?

— Знаешь, а подай-ка мне телефон, — я чуть злорадно покосилась на часы. — Пусть этим клоунам неповадно будет пугать честную старушенцию. Алло, уважаемый? Звоню по объявлению.

И спустя две недели я бесстрашно шагала в сияющую вспышку, вместе с чемоданами, напоследок посылая родным воздушный поцелуй и проглатывая странноватую капсулу, похожую на рыбий жир.