25 севеня. 603 год от становления империи. Северная часть Старой Дороги
Сверги мало когда плохо спал — работа в караване вытягивала каждую частичку силы, каждую каплю жизненного сока. Если сами торговцы всё больше проводили время на своих телегах или комфортно расположившись внутри фургонов, то вот чернорабочим работы хватало абсолютно всегда, причём как в дороге, так и на стоянках: принеси воды с ближайшего ручья, вскипяти воду, осмотри коней, приготовь лепёшки, проверь мешки, укутай товар, проверь шкуры в телегах, подмети стоянку, поговори с людьми. За полноценный рабочий день можно было вовсе ни разу не присесть, и это с учётом того, что практически всегда было идти на своих двоих — лошадей и фургонов на всех караванщиков просто не хватало.
Последний месяц сон шёл очень плохо. Точнее, уставший организм выключался просто моментально, но затем приходили сны. Они были удивительными, поражали не самое богатое воображение молодого парня и пугали с каждой ночью всё больше и больше. Он видел города, перед которыми маленькими деревнями казались столицы государств. Дома... Эти дома можно было назвать крепостями, тянущимися в небо и устрашающими своей величественностью. Дома из камня и стекла — богатство, на которое не смогла бы раскошелиться даже казна Лимсуда со всеми его специями и прекрасными дорогими тканями. Телеги же были из металла и двигались совсем без лошадей. Их были сотни и даже тысячи, движущиеся по серым и чёрным каменным дорогам. В некоторых длинных телегах были десятки людей, напиханные внутрь, как пахучая сельдь в деревянных бочках. Но больше всего поражали люди. Сосчитать их было нельзя; даже мудрецы из Змеиного Залива просто не знали таких цифр. Людей было куда больше, чем в самых крупных южных муравейниках.
Но сны не ограничивались громадными городами. Иногда можно было увидеть обширные поля, на которых стояли железные птицы, напоминающие драконов из древних легенд. Они взлетали и садились на землю плавно, оглушая своим рычанием от прикреплённых к недвижимым крыльям бочек. Самое страшное было в том, что Сверги в своих снах заходил в этих чудовищ. Страх охватывал всё его тело до мельчайшей точки, но он продолжал шагать дальше.
Сны терзали его каждую ночь, каждый возможный момент, когда он прикрывал глаза. Птицы, громадные дома, длинные вытянутые дороги, устремляющиеся к горизонтам, живые картины, маленькие зеркала, металлические ящики, поднимающие вверх стремительно. Он видел всё своими глазами, чувствовал ветер, прикосновения, замечательный вкус еды, который никогда не мог представить раньше, поедая пресную разваренную кашу, лишь иногда сдобренную прижимистым хозяином солью. Пару ночей Сверги вовсе приходилось лицезреть белые комнаты, выложенные плиткой, и странный ящик, который издавал странное, подобное птицам мерное чириканье. От этой же коробки к телу тянулись полупрозрачные жилы, по которым текла странная жидкость, затекающая в тело и расходящаяся по венам приятным теплом, кружащим голову.
Сновидения с каждым днём делали Сверги хуже и хуже. Казалось, что они переходят грань сознания и захватывают то время, когда малец здравствовал. Его движения становились медленнее, мысли тянулись, как застывающая смола, работать становилось куда тяжелее, а мышцы будто наливались свинцом. Со стороны могло показаться, что его поразила страшная болезнь, отчего Сверги постоянно отлучался от лагеря, стараясь скрыться в кустах. Парня полоскало страшно, желудок вертело и крутило, а всё съеденное моментально покидало желудок.
— Сверги, ты чего?
Тельга, занятая в караване приготовлением пищи и малой медицинской помощью, обладала крупным телом и очень добрым сердцем. Она старалась относиться ко всем с большой любовью, особенно к Сверги, который у хозяина каравана работал с незапамятных времён.
— Живот крутит. Как съем чего, так сразу в кусты бежать охота. Боль страшная — хоть одной водой питайся, — отвечал ей прислужник, большим листком вытирая рот.
— Сейчас помогу тебе, милок.
Пусть Тельга даже из скромного набора продуктов могла приготовить весьма справное блюдо, но знахарских знаний у неё было кот наплакал, ограничиваясь самыми низами народной медицины. Она сунулась в фургон, внутри которого и хранила нехитрый кухонный скарб, и вытащила оттуда какой-то кривой корень. Кухарка быстро обтёрла его о подол своего замызганного фартука и вручила его скрючившемуся рядом Сверги.
— Промой корень в речной воде и разжёвывай. Он горький, но жуй тщательно. Он живот крепит — глядишь и блевать перестанешь.
Парень кивнул и тут же принялся рвать корень удивительно крепкими зубами. За последние несколько дней состояние сильно его вымотало, и ему хотелось любого избавления, которое позволит ему хоть как-то освободиться от оков болезни.
Поблагодарив кухарку, он сразу вгрызся в корень и двинулся к реке. Всё же работы у него всегда было полно, и просто так сидеть было нельзя — хозяин мог и палкой огреть. Держа корень в зубах и активно двигая челюстями, Сверги подхватил с земли два кожаных ведра и лёгкой, насколько это позволял сделать вертящийся каруселью желудок, побежал к реке.
Остановка на этот раз была крупной, и нужно было как можно быстрее наполнить котёл. Весна всегда несла оживление торговли, особенно с северными государствами луржан. Лежащие на самом севере континента, с зимой они становились настолько недоступными, что прорывались туда лишь немногочисленные храбрые путешественники, ибо снега могли лютовать неделями и даже месяцами, закрывая дороги и пути глубоким слоем белого, как облака, снега. Да и что там было делать зимой? Разве что охотиться на диких зверей, шкуры которых ценились абсолютно везде. В остальном жизнь там замирала, да и сами луржане не очень хорошо относились к южным королевствам, ещё помня Эпоху Вторжений.
В этом году весна оказалась жаркой. Снег топился стремительно, сразу же проникая в землю, из которой его вытапливало яркое солнце. Земля просохла удивительно быстро, и наконец можно было начинать торговый сезон. Речные торговцы двинулись по водной глади, а пешие начали собирать свои длинные караваны, надеясь опередить своих соперников и первыми выкупить дорогостоящие северные шкуры. Конечно, луржане добывали за зиму достаточно своей «мягкой рухляди», но ведь в самом начале можно купить самый лучший товар, а если переправить его на юг, то можно в худшем случае утроить свою прибыль, а в лучшем — упятерить.
Нынешний караван был большим — не меньше трёх десятков телег и фургонов. На север тянули многое: специи, стеклянные украшения, серебро, хорошую южную кожу, ткани. Всего этого у северян не доставало. Некогда многие ехали торговать к луржанам ещё металлами и железными инструментами, но за последнюю сотню лет в их землях нашлось сразу несколько богатых железных рудников, которые они тщательно разрабатывали, обеспечивая свои страны инструментами, железом и бронёй.
— Сверги, тебя где чёрт носит?!
Паренёк надеялся, что успеет принести воду до того момента, как хозяин разозлится, но не успел. Он лишь подбегал к котлу, когда громадная фигура торговца показалась подле подвешенного над огнём громадного бронзового котла. Торговец Теон был величественных размеров, явно неся кровь от первых волн либлейнских завоевателей: шесть локтей в высоту, три локтя в плечах, а руки напоминали брёвна, но не конечности человека. Судя по его размерам, он точно мог легко получить прекрасную воинскую должность в армейских кругах королевства, но избрал путь прекрасных речей и звонких монет.
— Хозяин, живот скрутило, — сразу принялся оправдываться прислужник, заливая в котёл вёдра с прохладной речной водой. — Пришлось до ветру сходить. Я сейчас же котёл наполню!
Пролепетав оправдания, служка прикрыл глаза и согнулся. Несмотря на то что Сверги был весьма рослым и при хорошем питании наверняка бы смог стать сильным юношей, Теона он боялся вправду. Караванщик обладал силой, хорошо сочетающейся с собственными размерами. Когда-то давно, лет пять назад, когда караван проходил по обширным бостлараккским землям, караван попал в засаду бандитов. Те налетели сплошной стеной, размахивая мечами, тесаками и копьями, но Теон тогда не сплоховал. Караванщик, вооружённый одной лишь двуручной секирой, в одной походной рубахе, зарубил четверых налётчиков, а одного убил голыми руками, проломив тому голову кулаком всего лишь одним богатырским ударом. Так что от того человека не хотелось получать даже щелбана, не говоря уж о палке, которой шлепки торговец мог с большим удовольствием раздавать.
— Бегом!
Сверги лишний раз приказывать не было нужно. Хватало того, что на этот раз гнев хозяина обошёл парня стороной. Служка побежал со всех ног, совсем позабыв просящем пощады животе.
Сверги уже почти не помнил того времени, как вообще появился у Теона. Было это настолько давно, что помощник с трудом вспоминал, из каких он вообще земель. Сверги мог вспомнить лишь то, что был с севера и происходил из мелкого луржанского рода, даже не близкого к княжеским титулам. Сверги не помнил лиц своих семейных, своего дома, но припоминал горящую деревню и ту горечь, которую испытывал на сердце. Неизвестно, кто сжёг его поселение, кто поубивал его родных. Возможно, это были луржане из другого княжества, пошедшие в набег на север хондрийцы со своими слюнявыми псами или морские рейдеры Вальтрифума. Впрочем, как бы то ни было, но он теперь был лишь служкой торговца, не знавший ничего, кроме каравана, практически бесконечных походов за прибылью и дома самого Теона, находящегося далеко на востоке.
Торговец сидел на пустой бочке из-под капусты, которую доели утром, и смотрел на своего помощника, медленно вдыхая дым из понемногу тлеющей трубки. Сверги он не любил, да и своим близким не считал, но точно не желал ему зла. Почти одиннадцать лет назад, когда он пошёл в свой северный поход на земли луржан, то и купил на торжище тогда мелкого, но слишком смышлёного парня с тёмным, как императорские кони, волосом. Официально работорговля была запрещена ещё императором Рупертом, когда он на своих громадных кораблях пересёк Чёртово море и высадился в Змеиной Пасти. Правда, этим законам было почти шесть сотен лет, и во многих уголках континента они давно были позабыты, отчего торговля пленниками переживала своё второе возрождение. Причём цена за этого парнишку была минимальной, доступной каждому, кто умел шевелить мозгами и работать руками, — всего половина серебряного.
Жалел ли об этой покупке Теон? Совершенно нет. Пусть он номинально и нарушал старый закон давным-давно почившего императора, но такое маленькое вложение окупилось сторицей. Сверги ещё в детские времена умудрился изучить несколько языков, благодаря чему и выступал толмачом в многочисленных сделках по всему континенту. Всё же далеко не все знали даже упрощённую версию хирси, на варианте которого нынче общались лишь немногочисленная высшая аристократия, прибывшая на континент в Эпоху Вторжений, или же родной самому Теону либейский. Те же лурижане вовсе не признавали языков завоевателей. Сверги же говорил на пяти языках свободно, и это, не считая его физической помощи по лагерю, позволило давно окупить покупку.
Собирался ли он когда-то отпустить Сверги? Может быть, как честный последователь веры в Сестёр, должен был освободить этого черноволосого парнишку, но не понимал, зачем ему делать что-то подобное. Просто парнишка столько лет прожил в его караване или даже доме, отчего просто не знал другой жизни. Такое освобождение могло слишком сильно вскружить голову молодому толмачу, да и лишиться переводчика не хотелось — для торговца шкурный интерес был отнюдь не чужд.
Сверги вернулся обратно очень быстро. Помощник слишком сильно опасался своего хозяина, чтобы медлить хотя бы на секунду. Он быстро вылил содержимое кожаных вёдер внутрь котла и сразу же шмыгнул в фургон, откуда вытащил немаленький, с человеческую голову, мешочек с зерном. Это было обычное, самое простое просо, которым во многом была богата земля, откуда происходил торговец. Его брали с собой много, тщательно охраняя от мышей, которые каждый раз пытались подъесть запасы. Тащить с собой зерно было значительно лучше, чем мешки с мукой: оно хранилось дольше, не впитывало лишнюю влагу, можно было быстро сварить в кашу, да и грубую муку можно сделать прямо в походе руками кухарки или подобных Сверги чернорабочих.
Стоило только воде немного прокипеть, как Тельга вышла из фургона и принялась варить кашу. Она постоянно подкидывала в котёл какие-то травы, что-то приговаривала, словно заставляя словами кашу стать вкуснее. Затем она посмотрела на Теона и, получив одобрительный молчаливый кивок, вновь заглянула в фургон и вернулась оттуда с несколькими кусками засоленного мяса. На такое добро караванщик обычно был слишком скуп и практически никогда не расщедривался на солонину, которую можно придержать на позднее время, но сейчас что-то в голове щёлкнуло, а потому на этот раз каша была куда вкуснее.
Сверги дождался, пока поедят все, и приступил к обеду последним. Пусть он и не был рабом официально, но ел практически всегда последним и ровно столько, чтобы можно было есть неплохо, но не особенно при этом прирастать в мышцах. Сверги думал, что такое у него питание из-за того, что Теон простой скряга, хотя сам купец ел от пуза.
После обеда помощнику пришлось ещё раз сбегать до речки и поставить вёдра сушиться. Тельга мыла котёл, а самому Сверги наконец дали возможность хоть немного отдохнуть, наблюдая за охраной. На тридцать телег была почти дюжина охранников. Здешние земли сложно было назвать спокойными, особенно в момент, когда начиналась активная торговля. Потому-то каждый уважающий себя охранник старался обеспечить себя вразумительным отрядом воинов, способных при необходимости защитить товар от нападения.
Теон давно работал с отрядом Мейхара Шрама. Это был громадных размеров детина, никогда не расстающийся с тяжёлой алебардой и никогда не расстающийся с пластинчатыми доспехами. О его прошлом никто не знал, но несколько грубых шрамов, обезобразивших лицо Мейхара, явно намекало на боевое прошлое. Сверги всегда считал его младшим сыном какого-то знатного дома, получившим не феод, а выучку и доспех, отчего и место под солнцем приходилось выгрызать на наёмной службе, обагрённой кровью сталью. За свои услуги Мейхар брал приличную сумму, но караван Теона несколько раз попадал в передряги, из которых наёмник их неизменно вытаскивал.
Сверги нет-нет да думал о том, что было бы с ним, если судьба пошла по-другому. Смог бы он взять в руки меч и зарабатывать им себе на жизнь? Он никогда раньше не убивал, но жизнь наёмника казалась более притягательной, чем чернорабочего. В конце концов, у воина в кошельке хоть иногда могла бренчать монета, а у самого Сверги не было ни то что денег, даже дырявого кошелька-то не было.
Мысли о будущем во время обеда всё сильнее и сильнее сворачивались в сторону будущего. Сверги был отнюдь не глупым парнем, а возраст брал своё, и хотелось приключений. Многие в его годы уже находили себе жён, начинали делать детей и строить собственные дома, а он что? Так и дальше будет влачить не самое приятное существование у этого скряги, вообще ничего не накопив за душой? Такая перспектива ему отнюдь не нравилась. Хотелось накопить за душой хоть сколько-то, но упросить Теона хоть на какую-то оплату помощи казалось чем-то невероятным, практически невозможным. Этот прижимистый купец знает толк в торговле, но не так хорошо относится к своим работникам, чтобы повышать им оплату, а без него, без Сверги, торговать либлейцу будет куда сложнее. Проблема была даже не в том, что придётся платить за услуги толмачей, многие из которых ошиваются вокруг торжищ, а в том, что это заставляет терять время. Пока найдёшь переводчика, пока договоришься с ним об оплате — другой ушлый торгаш уже купит товар по выгодной цене.
Но как уйти со службы торговца? Сейчас это кажется бессмысленным. Куда он пойдёт без денег, без знакомств? Станет бедняком? Тогда уж стоит остаться у Теона помощником. Уж когда дойдут до рынка, то можно будет подумать о том, чтобы поменять хозяина или нанимателя. Среди светловолосых луржан он всё равно будет казаться абсолютно чужим, но на тех рынках Сверги хотя бы знают, а значит, есть возможность найти других возможных хозяев для будущего служения, понадеявшись на удачу или имеющиеся знакомства.
А сейчас что? Сейчас юношу тянуло в сон. Наевшись и выскребя котёл практически подчистую, он ощущал, как чувство насыщения накрывает его с головой. Сверги прекрасно знал, что обеденная стоянка длится долго, ведь группе нужно было поесть, обслужить коней, проверить телеги и фургоны, переложить при необходимости вещи, а значит, есть ещё время прикорнуть в тени дерева, тем более что опасности можно не ждать: зверьё не нападёт на большую группу людей, а бандиты не будут обрушиваться на стоянку, где караванщики ещё имеют возможность оперативно взяться за оружие.
Но Сверги боролся со сном, лениво разжёвывая корень. Он понимал, что странные сны вновь захватят его полностью, а последние образы, которые он видел, сильно его пугали. Теперь это были не мирные пейзажи больших городов, не бесконечно длинные металлические черви, несущиеся через поля и леса по странным дорогам, а картина войны. Он ощущал, что это была война, хотя ни разу не держал в руках оружие. Сверги чувствовал страх и ярость. Юноша чувствовал в руках странную палку, извергающую из собственных внутренностей огонь, рвущую слух и пахнущую потухнувшими яйцами. Своими глазами Сверги видел, как лежат десятки трупов, многие из которых не досчитывались конечностей. На землю падали странные жужжащие стрекозы, и на месте падения расцветали пламенные бутоны. Страх, боль и клокочущий адреналин захлёстывали сознание Сверги, когда он вновь погружался в пучину сна.
Парень похлопал себя по щекам, пытаясь прогнать наваждение. Иногда ему казалось, что тот человек, глазами которого он смотрел на ужас, брал контроль. Это показывалось странными движениями, случайным дёрганьем глаз, странными мыслями, которые проскакивали в голове на неизвестном языке. Это не могло не пугать, а потому юноша пытался как можно дольше оттягивать сон, пусть и не всегда это получалось.
Попытки сдержать наступление сна оказались безуспешными, и Сверги закрыл глаза. Он медленно падал на мягкую перину сна, обнимающую так мягко и приятно, будто это были мягкие руки матери, лицо которой он забыл давным-давно.