Право первой траектории

Акт I — Возвращение к истокам

Воздух пах жжёной резиной, сладковатым ароматом победы и дорогим шампанским. Алина Форест, стоя на высшей ступени подиума, сжимала в руках массивный кубок. Гром музыки и рёв толпы сливались в один сплошной восторженный гул. Чемпионка мира по дрифту. В двадцать лет. Это звучало как сказка.

Её команда, «Forks Drift», чьи логотипы были щедро разбросаны по её промасленной комбинезоне, поднялась на подиум, начав традиционное обливание. Алина зажмурилась, чувствуя, как холодные струи шампанского стекают по шее. Она поймала взгляд отца, стоявшего у края трибуны. Джонатан Форест, владелец империи «Forks» и её команды, не улыбался. Он смотрел на неё оценивающе, словно инженер на сложный механизм. Гордости в его глазах не было. Был холодный, почти лабораторный анализ.

«Поздравляю, дочь», — произнёс он позже, в стерильной тишине своего кабинета в главном офисе «Forks». Праздник был в самом разгаре, но его повестка была категорична. На столе между ними лежал тот самый кубок, казавшийся здесь, среди хрома и стекла, чужеродным артефактом.

— Спасибо, папа, — Алина улыбнулась, но внутри всё сжалось. Этот тон она знала с детства. Тон перед бурей.

— Ты доказала, что виртуозно владеешь машиной в заносе. Доказала, что можешь выиграть титул. Но дрифт — это цирк. Яркий, зрелищный, но цирк. Настоящие гонки, технологический прогресс, будущее автоспорта — это Формула-1.

Алина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она знала, к чему всё идёт. Эта тема витала в воздухе годами, с тех пор как её брат Даниель впервые поднял над головой чемпионский трофей Ф1.

— Я не хочу в Формулу-1, папа. Моё место здесь. В дрифте. Я это чувствую.

— Чувства — это не стратегия, — отрезал Джонатан. Он взял со стола тонкий планшет и провёл по экрану. — Твой контракт с «Forks Drift» истекает с твоим двадцатилетием. Через неделю. И я предлагаю тебе новый. Вернее, два на выбор.

Он повернул планшет к дочери. На экране было два документа с броскими заголовками.

ВАРИАНТ ПЕРВЫЙ: «PROJECT F1».

— Ты начинаешь с нуля. Картинг, затем Ф4, Ф3, Ф2. Весь путь. Команда «Forks Racing» будет за тобой закреплена. Тебе дадут лучших инженеров, лучшие двигатели. Но ты должна доказать, что достойна места в королевских гонках не как дочь Джонатана Фореста, а как пилот. На это у тебя три года. Если к двадцати трём ты не получишь суперлицензию и контракт с нашей командой в Ф1 — проект закрывается.

Алина смотрела на пункты контракта. Это была кабала. Начать всё заново, когда она уже на вершине? Сравнивать себя с шестнадцатилетними мальчишками в формульных боллидах? Это было унизительно.

— А второй вариант? — спросила она, почти не надеясь.

Джонатан перелистнул страницу.

ВАРИАНТ ВТОРОЙ: «FORKS ENGINEERING».

— Ты немедленно прекращаешь все гоночные активности. Получаешь должность младшего инженера в отделе аэродинамики. Твоё имя и твоя победа будут использоваться в маркетинге. Но ты больше никогда не сядешь за руль гоночного автомобиля. Ни профессионально, ни даже на тестовых заездах. Руль — только для поездки на работу. На легковушке.

Тишина в кабинете стала оглушительной. Алина смотрела на отца, не веря своим ушам. «Никогда не сядешь за руль». Эти слова звучали как приговор.

— Это… это шутка? Ты знаешь, что для меня значит вождение! Это вся моя жизнь!

— Я предлагаю тебе будущее, Алина! — впервые голос Джонатана дрогнул, в нём послышались стальные нотки. — В Формуле-1 ты можешь стать легендой, как твой брат. В инженерии — построить будущее. Дрифт — это тупик. Мне жаль, что ты этого не видишь.

— А если я откажусь от обоих вариантов? Подпишу контракт с другой командой? С «Razor Drift», например? Они уже делали мне предложение.

Джонатан холодно улыбнулся.

— Тогда ты больше не дочь мне. Ты получишь формальный отказ от любой поддержки «Forks». Ни финансирования, ни технологий, ни даже фамилии. Ты будешь одной против всего мира. И поверь, в автоспорте без имени Форест и ресурсов моей компании ты не продержишься и сезона.

Ультиматум был поставлен. Жестоко, чётко и без возможности апелляции. Царство или изгнание. Новый старт или пожизненное заключение в четырёх стенах офиса.

— У тебя есть 24 часа, чтобы принять решение, — Джонатан откинулся на спинку кресла, его взгляд снова стал непроницаемым. — Пока ты не решишь, твой пропуск на все объекты «Forks» заблокирован. В том числе и в гараж твоей команды.

Алина молча встала. Её руки дрожали. Она посмотрела на кубок, который всего час назад был символом её величайшего триумфа. Теперь он выглядел как надгробие на могиле её мечты.

Она вышла из кабинета, не сказав больше ни слова. Телефон разрывался от сообщений с поздравлениями. Но она его не слышала. В ушах стоял лишь гул собственной паники.

На парковке она села в свою модифицированную Nissan Skyline, машину, на которой она только что выиграла чемпионат. Она провела рукой по рулю, чувствуя шероховатость алькантары. «Никогда не сядешь за руль».

Внезапно телефон завибрировал. На экране загорелось имя: Даниел.

Алина глубоко вздохнула и ответила.

— Сестрёнка! Поздравляю! Ты великолепна! — жизнерадостный голос брата прозвучал как глоток свежего воздуха.

— Спасибо, Дэн, — её собственный голос прозвучал чужим и хриплым.

— Что случилось? Ты в порядке? — Даниел сразу уловил ноту отчаяния. Он знал её лучше всех.

— Папа… он поставил мне ультиматум, — выдохнула Алина и коротко пересказала разговор.

На другом конце провода наступила тишина.

— Я знал, что он что-то затеял, — наконец сказал Даниел. Его голос стал серьёзным. — Слушай, не делай ничего сгоряча. Приезжай ко мне. В Монако. Сейчас же. Мы всё обсудим.

— Но он запретил мне появляться на объектах…

— Мой дом — не его объект. Покупай билет, я вышлю деньги. Лети ближайшим рейсом. Алина, слушай меня. Это твоя жизнь. Не позволяй ему сломать её.

Алина посмотрела на огромное стеклянное здание «Forks», возвышавшееся над гоночной трассой. Цитадель её отца. Тюрьма или стартовая прямая?

— Хорошо, — тихо сказала она. — Я лечу.

Она положила трубку, завела двигатель. Рев мотора, обычно успокаивавший её, сейчас звучал как протест. Как последний аккорд её старой жизни.

Она нажала на газ и выехала за ворота, не оглядываясь. Впереди была ночь, аэропорт и выбор, который определит всё.

Аэропорт мог подождать. Прежде чем куда-то лететь, она должна была забрать кое-что. Вернее, кого-то. Свою машину.

«Skyline» мягко урчал, подъезжая к знакомым воротам ангара «Forks Drift». Здесь пахло по-другому — маслом, металлом и свободой. Здесь она провела половину своей жизни. Здесь была её настоящая семья — механики, инженеры, такие же одержимые скоростью ребята.

Но сейчас ангар был погружён в тишину. Праздник, видимо, переместился в город. Алина вздохнула с облегчением: она не хотела ни с кем говорить. Она просто хотела сесть в свою машину, ту, что привела её к чемпионству, и уехать. Взять паузу. Подумать.

Она подъехала к шлагбауму и потянулась к карт-ридеру, чтобы приложить свой пропуск. Но вместо привычного зелёного света раздался резкий, неприятный звук ошибки. На табло загорелась красная надпись: «ДОСТУП ЗАПРЕЩЁН».

Алина нахмурилась. «Глюк», — подумала она и попробовала снова. Тот же результат. Она уже собиралась позвонить главному механику, как у ворот появилась фигура охранника. Это был новый, незнакомый ей мужчина с непроницаемым лицом.

— Мисс Форест, — произнёс он, не выражая ни удивления, ни почтения. — Проезд закрыт.

— Я вижу. Пропуск не срабатывает. Откройте, пожалуйста, вручную. Мне нужно в ангар.

— Мне поступил прямой приказ, — охранник оставался неподвижным. — Вам запрещено посещать все объекты «Forks», включая этот ангар. И вам запрещено использовать этот автомобиль.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые и нереальные. Алина почувствовала, как кровь отливает от лица.

— Что?.. Вы что-то путаете. Это моя машина. Я только что выиграла на ней чемпионат.

— Приказ лично от мистера Джонатана Фореста, — охранник говорил ровным, автоматическим тоном. — Автомобиль является собственностью компании «Forks». Вам предписано оставить его здесь и покинуть территорию.

Ультиматум перестал быть просто словами в отцовском кабинете. Он обрёл плоть в виде этого бездушного охранника и холодного взгляда шлагбаума. Он отнимал у неё всё. Сразу.

Алина вышла из машины, хлопнув дверью. Воздух снаружи был прохладным.

— Вы не понимаете, — голос её дрогнул от ярости и беспомощности. — Мне нужно моё снаряжение, мои вещи…

— Все личные вещи будут доставлены вам по указанному адресу завтра утром, — парировал охранник. — Автомобиль должен остаться.

Она обернулась и посмотрела на свой Skyline. Не просто на машину. На партнёра. Пятна резины на крыльях, царапины на порогах, знакомый, чуть потёртый руль… Эта машина была частью её. Большей частью, чем её собственная семья.

И вдруг воспоминание нахлынуло, такое яркое и болезненное, что у неё перехватило дыхание.

Ей пятнадцать. Её первая серьёзная гонка. Не дрифт-трасса, а кольцевая. Она лидирует, чувствуя себя королевой мира. Чужой болид врезается в неё сбоку, не на повороте, а на прямой. Специально. Жёстко. Её машину выносит, она кувыркается, сминаясь о барьер в груду искорёженного металла. Последнее, что она помнит перед тем, как провалиться в чёрную пустоту, — это едкий запах горящего пластика и то, как капот вдавливается в салон…

Потом — провал. Месяц комы. Пробуждение. Боль, которая стала её вторым я. Травма спины. Правая рука, которая не слушалась. Нога, которую она заново училась чувствовать. Врачи говорили, что она больше никогда не сможет нормально ходить, не то что гонять. Но она смогла. Она заставила своё тело подчиниться. И первой её победой после аварии стал не заезд, а то, что она снова села за руль. Именно тогда отец, видя её фанатичную решимость, купил ей первый дрифт-кар. «Если не можешь ехать быстро, научись ехать красиво», — сказал он тогда. Это был единственный раз, когда она видела в его глазах не разочарование, а нечто похожее на уважение.

Эта машина была не просто железом. Это был символ её воскрешения. Её стойкости. И теперь он стоял за этим шлагбаумом, как за решёткой.

— Я не могу просто оставить её, — прошептала она, больше себе, чем охраннику.

— Мне жаль, мисс. Приказ есть приказ.

Алина понимала, что спорить бесполезно. Этот человек — всего лишь винтик в идеально отлаженной машине под названием «Forks». Машине, которую контролирует её отец.

Она медленно подошла к окну Skyline, положила ладонь на холодное стекло. «Прости», — подумала она.

Потом, не глядя на охранника, развернулась и пошла прочь. По тёмной, пустынной дороге. Спина была прямая, но внутри всё кричало от боли и унижения.

Он отнял у неё не просто карьеру. Он отнял у неё дом. И её самое верное напоминание о том, что она может пережить всё что угодно.

Теперь у неё не осталось выбора. Она должна была лететь к Даниелу. Потому что оставаться здесь, в городе, где каждый уголок напоминал о предательстве, было невозможно.

Она шла по обочине, не в силах вызвать такси. Каждый шаг отдавался ноющей болью в той самой ноге, которую она когда-то заставила снова работать. Предательство отца было больнее любой аварии. Тогда, в пятнадцать, она боролась с болью, чтобы вернуться к тому, что любит. Теперь он отнимал у неё саму причину этой борьбы.

В кармане зажужжал телефон. Алина машинально достала его, ожидая увидеть имя отца — может быть, он одумался? Но на экране светилось: Лука Торетти.

Её бывший парень. Тот самый, кто был с ней в ту роковую аварию. Кто вытащил её из горящего остова машины, рискуя собственной жизнью. С кем она делилась своими самыми сокровенными страхами и мечтами о трассе. Их отношения не пережили её долгого восстановления — боль и расстояние сделали своё дело, — но между ними осталась невидимая связь.

Она смахнула слезу, которую сама не заметила, и ответила.
— Лука?
— Аля, я только что услышал… Это правда? — его голос, всегда такой спокойный и уверенный, сейчас звучал сдавленно. — Твой отец… он выгнал тебя из команды?

Новости в их мире распространялись со скоростью света.
— Хуже, — горько рассмеялась Алина. — Он поставил ультиматум. Формула-1 с нуля или пожизненное заключение в офисе. Без права управлять даже картом.
— Ни за что… — прошептал Лука. Потом его тон стал твёрдым. — Где ты?
— Иду пешком от ангара. Мне… мне даже машину не разрешили забрать. «Скайлайн».

На другом конце повисла короткая, но красноречивая пауза. Лука понимал, что значила для неё эта машина лучше кого бы то ни было.
— Стоять на месте. Я за тобой. Через десять минут.

Он положил трубку, не дав ей возразить. Алина остановилась, прислонилась к фонарному столбу и закрыла глаза. Воспоминания нахлынули с новой силой. Не об аварии, а о том, что было после. Как Лука часами сидел у её больничной койки, читал ей вслух гоночные отчеты, чтобы она не сходила с ума от скуки. Как он держал её за руку, когда она делала первые шаги. Как он смотрел на неё, когда она впервые после реабилитации села за руль его старенького «сильвии», и в его глазах был не страх, а гордость.

Рев мотора прервал её мысли. На дороге остановился знакомый чёрный Nissan Silvia. Дверь открылась, и вышел Лука. Он почти не изменился за эти годы — всё тот же взгляд тёмных глаз, в котором читалась и лёгкая улыбка, и постоянная готовность к действию.
— Садись, — просто сказал он.

Алина молча села в пассажирское кресло. В салоне пахло кофе, бензином и его одеколоном — запах, который она когда-то знала лучше любого другого.
— Спасибо, — выдохнула она, когда он тронулся.
— Куда? Домой?
— Нет. Я… я не могу туда сейчас. Я лечу к Даниелю. В Монако. Мне нужно в аэропорт.

Лука кивнул, не удивляясь.
— Хорошо. Я тебя отвезу.

Они ехали молча. Городские огни мелькали за окном, отражаясь в её глазах, полыхших от гнева и обиды.
— Что ты будешь делать, Аля? — тихо спросил Лука, не сводя глаз с дороги.
— Я не знаю, — честно призналась она. — Он сломал всё. Он знал, куда бить. Забрал машину. Ангар. Даже воспоминания… он их осквернил.

Лука какое-то время молчал, потом осторожно сказал:
— Он всегда боялся, что ты повторишь судьбу матери.

Алина резко повернулась к нему.
— При чём тут мама? Она погибла в ДТП на обычной дороге! Это не имеет никакого отношения к гонкам!
— Имеет, — твёрдо парировал Лука. — Для него имеет. Он потерял её из-за машины. А потом чуть не потерял тебя. Он не боится, что ты не станешь чемпионом. Он боится, что ты погибнешь. И его «забота» приняла вот такую уродливую форму.

Эти слова заставили Алину замолчать. Она никогда не смотрела на это под таким углом. Для неё отец всегда был тираном, одержимым контролем и своим наследием. Возможно, Лука был прав. Но от этого не становилось легче.
— Это не оправдание, — прошептала она.
— Конечно, нет, — согласился Лука. — Но это объяснение. И это значит, что он не сломит тебя. Потому что ты уже однажды прошла через ад и вернулась. Сильнее, чем была.

Он свернул на подъездную дорогу к аэропорту и остановился у терминала.
— Спасибо, Лука. За всё.
— Звони, если что. В любое время. И… Аля? — он посмотрел на неё, и в его глазах она увидела ту самую старую искру. — Не сдавайся. Ради той девочки, которая заставила себя ходить, чтобы снова гонять.

Алина кивнула, сжав губы. Она вышла из машины и направилась к стеклянным дверям, не оглядываясь. У неё не было багажа, только сумка через плечо и билет в Монако, купленный на деньги брата.

Она шла по бесконечным коридорам аэропорта, и внутри закипала новая, стальная решимость. Отец хотел её сломать? Хорошо. Она покажет ему, из чего сделана чемпионка мира. Она не знала, какой путь выберет. Но она знала одно: её жизнь больше не будет диктоваться ультиматумами.

Самолёт набирал высоту, а Алина смотрела в иллюминатор на удаляющиеся огни родного города. Она оставляла здесь всё: отца, команду, машину, Луку. Но она забирала с собой самое главное — свою ярость и свою волю. И где-то там, впереди, её ждал брат и… возможность написать свою собственную историю. Своими правилами.

Самолёт приземлился в Ницце, и Алину, ещё не отошедшую от онемения после всего случившегося, встретил у выхода сурового вида мужчина в тёмном костюме — личный ассистент Даниеля, Марко.
— Мисс Форест, добро пожаловать. Даниел на трассе, идёт квалификация. Он просил доставить вас прямо к нему.

Дорога из аэропорта в Монако пролетела в молчании. Алина смотрела на сверкающее лазурное море и упирающиеся в небо виллы, но не видела их. Она чувствовала себя пустой скорлупой. Без машины, без команды, без цели.

И вот он, легендарный городской трек Монако. Воздух здесь был насыщен другим запахом — не жжёной резиной дрифта, а острым ароматом высокооктанового топлива, раскалённого асфальта и несметных денег. Рёв моторов Формулы-1 был оглушительным, пронизывающим всё тело насквозь. Это был звук абсолютной власти и технологий.

Марко провёл её через вереницу КПП, ловко минуя толпы фанатов и журналистов. Они шли по паддоку, мимо роскошных автоприцепов команд. И вот она увидела его — сияющий красно-чёрный шатёр «Forks Racing». Её сердце сжалось. Она машинально сделала шаг к нему, но Марко мягко взял её под локоть.
— Простите, мисс. Вам туда нельзя. Приказ.

Ультиматум отца действовал даже здесь, за тысячи километров от дома. Алина почувствовала прилив унизительной ярости. Она была изгоем в собственном мире.

Марко повёл её дальше, к зоне гоночных боксов. У входа их остановил ещё один охранник.
— Проход только для аккредитованного персонала команд.

В этот момент из бокса «Forks Racing» вышел Даниел. Он был в комбинезоне, с открытым забралом шлема, лицо блестело от пота. Увидев сестру, он широко улыбнулся, но его взгляд сразу же стал жёстким, когда он заметил охранника, преграждающего ей путь.
— Это моя сестра. Пропустите, — его голос не терпел возражений.

— Сэр, у нас строгий приказ от мистера Джонатана Фореста…
— Я сейчас дам тебе строгий приказ убраться с дороги, — Даниел подошёл вплотную, и его чемпионская аура подавила охранника чисто физически. — Она идёт со мной. И если у кого-то есть вопросы, пусть идут сразу ко мне. Понятно?

Охранник беспомощно отступил. Даниел обнял Алину, и она на мгновение утонула в этом объятии, чувствуя давно забытое ощущение защиты.
— Всё будет хорошо, сестрёнка. Сейчас увидишь настоящее шоу, — прошептал он ей на ухо, а затем громко сказал окружающим инженерам и механикам, которые смотрели на эту сцену с изумлением: — Алина сегодня с нами. И я хочу, чтобы она была в курсе всего. Она обладает уникальным взглядом.

Он не стал вести её в сам бокс, где шла основная работа, а подвёл к так называемому «второму эшелону» — группе инженеров, которые в реальном времени анализируют телеметрию и принимают стратегические решения. Среди них был старший инженер команды, Карло.
— Карло, это Алина. Ты же знаешь, она не только гонщик. Она — гений физики и инженерии. Я хочу, чтобы она посмотрела на данные. Думаю, её мнение может быть полезно.

Карло, седой ветеран с умными глазами, оценивающе посмотрел на Алину. Он знал о её достижениях в дрифте и, что более важно, знал о её блестящем техническом образовании, которое она всегда скрывала за образом лихого гонщика.
— Даниел, я не сомневаюсь в её способностях, но правила… твой отец…
— Мой отец не здесь, — отрезал Даниел. — Я веду гонку. И я прошу тебя об одолжении. Она будет просто наблюдать. Как мой личный консультант.

Карло вздохнул, но кивнул. Он не мог отказать своему пилоту, особенно в разгар квалификации. Он протянул Алине планшет с телеметрией.
— Смотрите. У нас небольшая проблема с перегревом тормозов в секторе три. Не критично, но съедает время.

И всё. Этого было достаточно. Взгляд Алины машинально сфокусировался на бегущих строках данных. Скорости, температуры, углы поворота. Её разум, затуманенный обидой и болью, вдруг прочистился. Это был язык, на котором она думала. Она забыла про ультиматум, про отца, про своё унижение. Была только задача.

— Подождите, — сказала она через пару минут. — Это не перегрев. Смотрите на разницу температур между левым и правым тормозными дисками. Она аномальная. Похоже на заклинивание поршня в суппорте. Механическая проблема, а не аэродинамическая. Вы проверяли гидравлику после утренней сессии?

Инженеры переглянулись. Карло прищурился, внимательнее изучив данные.
— Чёрт возьми… Она права. — Он тут же заговорил в рацию: «Команда у машины, срочно проверьте суппорт на переднем правом колесе! Фокус на поршне!»

Через несколько минут пришёл подтверждающий ответ. Проблема была именно там, где указала Алина. Времени на починку не было, но инженеры смогли скорректировать настройки, чтобы компенсировать проблему.

Даниел, который слушал всё это по внутренней связи, перед своим решающим заездом улыбнулся.
— Видишь? Я же говорил. Ты рождена для этого мира, Аля. Не для того, чтобы сидеть в офисе.

Когда он уехал на своём «боллиде» на финальную попытку, Карло повернулся к Алине. В его взгляде уже не было сомнения, а было уважение.
— Спасибо, мисс Форест. Вы только что спасли нам квалификацию.

Алина стояла среди рёва моторов, глядя на экран, где имя её брата взлетело на вторую позицию. И впервые за последние сутки она почувствовала не боль и не гнев, а нечто другое. Острую, щекочущую нервы жажду. Запах гоночного топлива, вибрация от моторов, язык телеметрии… Это был другой мир. Жестокий, сложный, технологичный. Мир её отца и брата.

И теперь, когда отец захлопнул перед ней дверь в её собственный мир, этот новый, враждебный мир вдруг приоткрыл для неё крошечную щелочку. Не как для гонщика. Пока ещё нет. Но как для человека, чей мозг был опаснее, чем любая машина.

Даниел вернулся после заезда, сияющий. Он обнял сестру.
— Ну что? Как тебе наша песочница?

Алина посмотрела на него, а потом на бушующую вокруг суматоху команды, готовящей машину к завтрашней гонке. В её глазах зажёгся знакомый огонь — огонь борьбы.
— Она… интересная, — сказала она, и в её голосе прозвучала не неуверенность, а начало новой стратегии. — Очень интересная.

Гонка пролетела как один сумасшедший, оглушительный взрыв. Даниел стартовал со второго места, к середине гонки вышел в лидеры и не упустил победу, мастерски контролируя темп. Красный «Forks» под восторженный рёв трибун первым пересек финишную черту.

Позже, на подиуме, Даниел поднимал трофей, и Алина, стоя в стороне, ловила на себе взгляды. Кто-то смотрел с любопытством, кто-то – с осуждением. «Изгнанница, осмелившаяся войти в запретное королевство». Но теперь её плечи были расправлены. Она помогла команде. Она была полезной.

Праздник в боксе был бурным, но недолгим. Команда «Forks Racing», выложившаяся на все сто, быстро разошлась по отелям, чтобы отдохнуть перед следующим этапом. Вскоре в огромном шатре остались только они двое, пара техников, возившихся с победным болидом, и старший инженер Карло, допивавший кофе.

— Отличная работа, Даниел, — Карло похлопал пилота по плечу. — И тебе спасибо, Алина. Твоя наблюдательность вчера спасла нам нервы. — Он кивнул им и направился к выходу, уводя с собой техников. — Не задерживайтесь надолго, машину на транспортировку через три часа.

Наконец, они остались одни. Гул генераторов заменил собой рёв моторов. Победный болид стоял на месте своей славы, его покрышка ещё дымилась, а кузов был испачкан в резиновой пыли и потрепан после гонки. Он выглядел одновременно могущественным и беззащитным.

Даниел подошёл к машине и положил руку на её носовой обтекатель.
— Ну что? — он обернулся к сестре, и в его глазах играли озорные искорки. — Не хочешь попробовать?

Алина фыркнула, скрестив руки на груди.
— Издеваешься? Я ж его моментально разобью! У меня в руках последний раз был руль дрифт-кара. Это… это вообще другая планета.

— Помнишь, как ты в детстве в картинге отжигала? — не отступал Даниел. — Все мальчишки плакали от зависти. Так вот это — тот же самый принцип. Только газ — острее, тормоза — точнее, а сцепление — словно клей. И трасса тут, в принципе, лёгкая. Все повороты на одной скорости, запомнить несложно.

— Даниел, я даже не знаю, с какой стороны к нему подходить! — засмеялась Алина, но её взгляд уже с любопытством скользил по тесной монококе, по рулю, усыпанному кнопками.

— А я покажу. И вообще, — он понизил голос, становясь серьёзным. — Если разобьёшь, то ничего страшного. Машина и так пойдёт на полную разборку и диагностику после гонки. Детали заменят, кузов восстановят. Это всего лишь инструмент.

Эти слова подействовали на неё сильнее, чем шутки. «Всего лишь инструмент». Не священная корова, не неприкосновенная реликвия, а инструмент. Как и её «Скайлайн». Просто более сложный и дорогой.

Она медленно подошла к болиду. Пахло раскалённым металлом, углеволокном и потом. Это был запах победы. Запах мира, который у неё отняли.
— Папа… он узнает, — неуверенно прошептала она.

— Пусть попробует сделать мне выговор, — усмехнулся Даниел. — Я только что принёс ему победу в Монако. У меня есть кредит доверия. Ну же, Аля. Всего пару кругов по пит-лейн. Чтобы почувствовать. Ты же не боишься?

«Боишься?» Это слово стало спичкой, брошенной в бензин. Страх был последним, что она сейчас чувствовала. Она чувствовала ярость, обиду и дикое, неконтролируемое желание доказать всем, и в первую очередь самой себе, что она может.

Не говоря больше ни слова, Алина перешагнула через борт и опустилась в кокпит. Это было невероятно тесно. Ноги упёрлись в педали, тело плотно обняли боковые поддержки кресла.
— Ладно, учитель, — сказала она, и её голос прозвучал твёрдо. — С чего начинать?

Даниел, сияя, как ребёнок, начал быстрый инструктаж, показывая на руле основные переключатели.
— Сцепления нет. Полуавтоматическая коробка. Вот лепестки… Газ… Тормоз… Главное — плавность. Резкость — враг.

Он отошёл, давая ей пространство. Алина сделала глубокий вдох, взялась за руль. Её пальцы сомкнулись на шершавом материале. Она закрыла глаза на секунду, представляя трассу. Не сложную трассу Монако, а просто прямую пит-лейн.

Она нажала кнопку зажигания.

Электрический мотор-генератор взвыл, раскручивая турбину. Потом раздался оглушительный, яростный рёв силового агрегата, который отозвался в её груди. Это был не просто звук. Это была вибрация, которая проникала в каждую клетку, заставляя сердце биться в такт оборотам.

Она осторожно тронулась, едва касаясь педали газа. Болид рванул вперёд с такой чудовищной динамикой, что её вдавило в кресло. Это было в десятки раз мощнее, чем всё, что она испытывала раньше.

Она проехала несколько десятков метров по прямой, затем так же плавно затормозила. Адреналин ударил в голову. Это было страшно. Это было незнакомо. Но сквозь страх пробивалось что-то другое. Ощущение невероятной, сконцентрированной мощи, покорной её воле.

Она развернулась и медленно вернулась к брату. Когда она заглушила двигатель, наступила оглушительная тишина. Её руки дрожали, но на лице сияла улыбка — первая по-настоящему счастливая улыбка за последние двое суток.

Адреналин ещё пульсировал в жилах, а улыбка не сходила с её лица. Она только что прикоснулась к зверю. Не укротила его, нет, но почувствовала его силу. И это было восхитительно.

— Ну что? — спросил Даниел, глядя на неё с лёгкой ухмылкой. В его руке был телефон.
— Это… нечто, — повторила Алина, всё ещё не в силах найти нужные слова. — Совсем не то, что я думала. Это как управлять молнией.
— И? — он подался вперёт, и в его глазах читался не просто вопрос, а ожидание чего-то важного.

Алина вылезла из кокпита, её ноги немного подкашивались, но взгляд был твёрдым. Она посмотрела на брата, на болид, на пустующую пит-лейн.
— И мне нужно научиться это укрощать, — сказала она, и в её голосе прозвучала не просьба, а декларация намерений.

Даниел широко улыбнулся, словно только этого и ждал.
— Отлично! — воскликнул он и протянул ей телефон. — Тогда, думаю, пора отправить нашему дорогому отцу официальный ответ.

На экране было открыто окно чата с их отцом. Под последним сухим сообщением Джонатана «Жду твоего решения» висело короткое видео. Оно было снято сбоку: Алина в кокпите красного болида «Forks Racing», её сосредоточенное лицо, плавное движение по пит-лейн и такая же плавная остановка. Камера поймала и её улыбку, когда она заглушила двигатель.

Под видео была подпись от Даниела:
«Она согласна. Готовь контракт по варианту №1. Но будь готов — этот проект будет жёстче, чем ты ожидаешь.»

Алина застыла, глядя на экран. По её телу пробежала смесь страха, ярости и странного удовлетворения. Это был вызов. Не просьба, не согласие на отцовские условия, а ответный ультиматум. Они с Даниелом только что объявили войну его контролю.

— Ты… ты это специально снял? — спросила она, поднимая на него глаза.
— Конечно, — невозмутимо ответил Даниел, забирая телефон. — В войне все средства хороши. А это, сестрёнка, именно война. Теперь он знает, что ты не сломалась. Что ты не поедешь скучать в его офис. Ты приняла его вызов. И сделала это с шиком, на его же поле. — Он отправил сообщение. На экране почти мгновенно появились три точки, означающие, что отец печатает ответ.

Сердце Алины ёкнуло. Что он напишет? Гневную отповедь? Новое запрещение?

Точки пропали. Ответа не последовало. Молчание было красноречивее любых слов. Отец всё увидел. И он обдумывал свой следующий ход.

— Он в ярости, — констатировала Алина, чувствуя лёгкую дрожь в коленях, но уже не от страха, а от предвкушения.
— Ещё бы, — рассмеялся Даниел. — Он потерял рычаг давления. Теперь ты не изгой, просящийся назад. Ты — новый игрок, принявший его правила. Игрок с чемпионским титулом за плечами и поддержкой действующего чемпиона Формулы-1. У него не осталось выбора, кроме как играть.

Он положил руку ей на плечо.
— Добро пожаловать в Формулу-1, Алина Форест. Готовься. Ад только начинается.

Алина посмотрела на тёмное, усыпанное огнями небо Монако. Всего сутки назад её мир рухнул. Теперь же у неё под ногами была новая земля. Твёрдая, пусть и усеянная шипами. Она сделала глубокий вдох, вбирая в себя запах бензина и ночного моря.

— Пошли, — сказала она брату. — Мне нужно срочно найти картодром. Начинать надо с азов. И скажи своему инженеру, что я завтра буду у него в офисе. Мне нужно изучить телеметрию этого монстра вдоль и поперёк.

Она шла по пит-лейн, и её шаг был твёрдым. Она больше не была жертвой обстоятельств. Она была пилотом, принявшим вызов. И она собиралась доказать всем, особенно отцу, что Алина Форест рождена не для того, чтобы соблюдать правила. Она рождена, чтобы их менять.

Молчание отца длилось ровно двенадцать часов. Ровно столько, чтобы его частный самолет мог приземлиться в Ницце.

Алина и Даниел завтракали на террасе его виллы с видом на порт, когда раздался резкий, знакомый звук шагов по мраморному полу. Джонатан Форест вошел в столовую без предупреждения. Его лицо было непроницаемой маской, но по белой линии вокруг сжатых губ они оба поняли — ярость в нем кипела нешуточная.

— Даниел, — кивнул он сыну холодно, даже не взглянув на него, и уставился на Алину. — Алина. Собирай вещи. Ты возвращаешься со мной.

Даниел медленно отпил кофе.
— Утро, отец. Какими судьбами? Не хочешь кофе?
— Я здесь не для светских бесед, — отрезал Джонатан. Его взгляд пригвоздил Алину к креслу. — Твое маленькое представление в пит-лейн закончилось. Ты приняла мое предложение. А значит, будешь следовать моим правилам. Весь путь, с самого начала. Без сокращений и привилегий.

Алина отложила вилку. Адреналин от вчерашней поездки давно улегся, оставив после себя холодную, стальную решимость.
— Я это и приняла, — спокойно сказала она. — Вариант номер один. «Project F1». С картинга.

— Именно так, — прошипел отец. — Но это не значит, что ты останешься здесь, в Монако, под крылом брата, играя в гонки, когда вздумается. Это серьезная программа. Жесткий график. Испытания. И начинается она не здесь. Она начинается в академии «Forks» в Англии. Сегодня же. Твой рейс через три часа.

Даниел хотел было что-то возразить, но Алина остановила его легким движением руки. Она поднялась из-за стола, чтобы встретиться с отцом взглядом на равных.
— Я готова.

Её простой, прямой ответ, казалось, обескуражил его. Он ждал сопротивления, слез, просьб. Но не этого спокойного принятия.
— Что? — недоверчиво спросил он.

— Я сказала, я готова, — повторила Алина. — Картинг, потом Ф4, Ф3, Ф2. Весь путь. Я пройду его. И я получу свою суперлицензию. Не потому, что ты этого хочешь. А потому, что я этого хочу.

Джонатан смерил ее долгим, изучающим взглядом. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение, тут же погребенное под слоем холодного расчета.
— Прекрасно. Экономим время. Твои вещи уже ждут в машине.

Он развернулся и вышел, не прощаясь. Его уход оставил за собой тягостную тишину.

Даниел подошел к сестре.
— Ты уверена? Ты можешь остаться здесь. Я с ним договорюсь.

— Нет, — Алина покачала головой, глядя в спину удаляющемуся отцу. — Он прав в одном. Если я хочу победить его в его же игре, я должна играть по-настоящему. Без крыши над головой в виде твоего бокса. Я должна начать с нуля. И я дойду до Формулы-1. Не как дочь Джонатана Фореста. Не как сестра Даниела Фореста. А как Алина Форест. Пилот.

Она обняла брата.
— Спасибо за всё. За то, что дал мне толчок. Теперь я должна побежать сама.

Час спустя Алина сидела в салоне лимутина отца, который мчался в аэропорт. Она не оглядывалась на уходящие вдаль огни Монако. Она смотрела вперед. Навстречу картингу, болидам младших формул, тяжелой работе и одной-единственной цели.

Путь был ясен. И она была готова пройти его до конца.

Самолёт приземлился в привычном, сером от дождей аэропорту их родного города. Путь от трапа до лимутина Алина проделала в гробовом молчании отца. Тот бушевал молча, и это было страшнее любого крика.

Вернуться в свой дом, в свою комнату, после огней Монако и рёва Формулы-1, было странно. Всё здесь напоминало ей о дрифте. Трофеи на полках, плакаты на стенах. Теперь это было не наследие, а музей её прошлой жизни.

На следующее утро, когда она спустилась в столовую, отец был уже там. Он пил кофе, уставившись в планшет с новостями.
— Твоё расписание, — он не глядя протянул ей другой планшет. — Академия «Forks». Картинг. Начинаешь с понедельника. Тренер — Марк Смит. Жестокий, но эффективный. Он выжмет из тебя всё, что можно.

Алина молча взяла планшет. Расписание было расписано по минутам: тренировки, симуляторы, теория, физическая подготовка. Никаких поблажек. Она кивнула и уже хотела уйти, когда в дверях появился дворецкий.
— Мистер Форест, с вами хочет видеться мистер Риверс.

Джонатан нахмурился, но кивнул.
— Пусть войдёт.

Алина замерла. Эдриан Риверс. Легендарный тренер. Человек, который привёл её брата к шести чемпионским титулам. Низкорослый, жилистый, с седыми ёжиком волосами и пронзительными голубыми глазами, которые, казалось, видели тебя насквозь. Он вошёл в комнату, легкостью движений выдавая в себе бывшего гонщика.

— Джонатан, — кивнул он отцу, а затем его взгляд упал на Алину. И в этих глазах не было ни осуждения, ни любопытства. Был чистый, незамутнённый анализ. — Алина. Поздравляю с победой в дрифте. Жаль, не успел посмотреть.

— Спасибо, мистер Риверс, — сдержанно ответила она.

— Что тебе нужно, Эдриан? — спросил Джонатан, откладывая планшет. — Даниел в Монако.
— Я не к Даниелу, — Риверс устроился в кресле без приглашения, положив ногу на ногу. — Я к новой восходящей звезде «Форкс». Вернее, к её отцу. Я видел вчерашнее видео.

Алина почувствовала, как кровь приливает к щекам. Отец сдержанно вздохнул.
— И каково твоё мнение?
— Дерзко. Глупо. Но в её глазах был не страх, а азарт. Это дорогого стоит. — Риверс повернулся к Алине. — Ты действительно хочешь этого? Или это просто бунт против отца?

Алина встретила его взгляд. Солгать этому человеку было невозможно.
— Я хочу гоняться. Я хочу побеждать. На той трассе, где побеждает мой брат. Да, это началось с бунта. Но теперь это мой выбор.

Риверс внимательно посмотрел на неё, потом на отца.
— Марк Смит её сломает. Он хорош для мальчиков из провинции, которые мечтают о славе. Он не умеет работать с теми, у кого талант уже есть, но его нужно перенаправить. Он выбьет из неё всё, что осталось от дрифта, и построит стандартного пилота. А из неё получится дерьмовый стандартный пилот.

Джонатан нахмурился.
— У тебя есть предложение?
— У меня есть время до следующего сезона Даниела, — пожал плечами Риверс. — Я предлагаю себя. Я буду её тренером. Мы начнём с нуля. С картинга. Не в твоей академии, а на моей частной трассе. Без камер, без прессы, без давления. Только она, я и машина.

Алина не поверила своим ушам. Эдриан Риверс… личный тренер шестикратного чемпиона мира… предлагал тренировать её? Это было всё равно что Моцарт предложил бы учить нотной грамоте уличного скрипача.

Джонатан тоже выглядел ошеломлённым.
— Ты серьёзно? Ты не тренировал никого, кроме Даниела, последние десять лет.
— Любому тренеру нужен новый вызов, — усмехнулся Риверс. — А она — идеальный вызов. Чемпионка мира в одном виде гонок, начинающая с нуля в другом. Сломанная, но не сломленная. Даниел говорил мне о её аварии. Тот, кто пережил такое и вернулся, сделан из особого теста. Я хочу с ней работать. При условии, конечно, что она готова пахать как лошадь и слушаться меня беспрекословно.

Он снова посмотрел на Алину. Его взгляд был тяжёлым, испытывающим.
— Готова?

В её голове пронеслись воспоминания. Больничная палата. Ультиматум отца. Рёв болида в Монако. И тихий, полный веры голос Луки: «Не сдавайся».
Она выпрямилась.
— Да, мистер Риверс. Готова.

Джонатан несколько секунд молча смотрел то на тренера, то на дочь. В его глазах шла борьба между желанием контролировать каждый шаг и пониманием, что Эдриан Риверс — лучший из возможных вариантов.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Но никаких поблажек. Только результаты. Если через полгода я не увижу прогресса, она возвращается в академию к Смиту.

Риверс усмехнулся.
— О, ты увидишь прогресс, Джонатан. Боюсь, ты даже не готов к тому, какой прогресс ты увидишь. — Он поднялся. — Встречаемся завтра в шесть утра на трассе «Риверсайд». Не опаздывай. И надень что-нибудь, что не жалко испачкать в масле и грязи.

Он вышел, оставив их в тишине. Алина смотрела на закрытую дверь, чувствуя, как в груди зажигается новый, маленький, но очень яркий огонёк надежды.

Её путь в Формулу-1 только что обрёл не просто направление. Он обрёл капитана. И она была готова идти за ним в самый ад.

Трасса «Риверсайд» оказалась не пафосным центром с стеклянными стенами, а потертым, но ухоженным ангаром на окраине города, притулившимся к старой, извилистой трассе, напоминающей классические британские треки. Пахло свежескошенной травой, мазутом и дождем, который только что прошел.

Алина приехала за десять минут до шести. На ней были простые гоночные штаны и старая куртка. Риверс, уже ожидавший её у трека, стоял рядом с классическим картом — не ярким, как в академии «Forks», а потрёпанным, с многочисленными царапинами на кузове.

— Будильник не подвел, — отметил он, бросив на неё беглый взгляд. — Это плюс. Думаешь, ты умеешь водить?

— Я чемпионка мира по дрифту, — не удержалась Алина.

— Дрифт — это цирк, — отрезал Риверс тем же тоном, что и её отец, но в его словах не было пренебрежения, а лишь констатация факта. — Здесь другие правила. Здесь нужна не бравада, а точность. До миллиметра. До миллисекунды. Садись.

Алина опустилась в низкое сиденье карта. Оно было неудобным и тесным. Риверс не стал ничего объяснять. Он просто указал на трассу.

— Покажи, на что способна. Пять кругов. Не для скорости. Покажи мне чистую траекторию.

Первый круг был ужасен. Карт казался игрушечным после мощных машин, к которым она привыкла, но он был жутко нервным и отзывчивым. Она закладывала виражи слишком широко, сбивалась с ритма. Чувствовала себя слоном в посудной лавке.

Второй круг — чуть лучше. Третий — она начала ловить апексы. На четвертом круге её обогнал другой карт, управляемый тенью, которая шла по идеальной траектории, будто рельсам. Это был Риверс. Он не смотрел на неё, просто показывал, как надо.

После пяти кругов она заглушила двигатель. Сердце бешено колотилось не от скорости, а от концентрации.

Риверс подошел, его лицо было невозмутимо.
— Ужасно. Ты борешься с машиной. Ты должна чувствовать её, стать её частью. Ты думаешь руками, а надо — спиной, пятой точкой. Забудь всё, что умела. С сегодняшнего дня ты — чистый лист.

Он провел её к монитору, где была запись её круга с телеметрией.
— Смотри. Здесь ты притормозила на миллисекунду позже. Здесь газ добавила слишком резко. Машину повело. Потеря времени — три десятых. На круге. Умножь на семьдесят кругов гонки. Понимаешь? Формула-1 — это не про один быстрый круг. Это про семьдесят идеальных.

Он говорил с ней не как с новичком, а как с пилотом, который просто забыл азы. И в этом было уважение.

— Твоя задача на ближайший месяц — не развить скорость. Твоя задача — научиться слушать машину. Чувствовать, когда шина теряет сцепление, когда тормоза перегреваются, когда ты теряешь аэродинамику. Ты будешь ездить до тех пор, пока твои руки не начнут работать рефлекторно.

Он дал ей бутылку воды.
— Перерыв. Пятнадцать минут. Потом снова на трассу. Сегодня мы отрабатываем только третий поворот. До тех пор, пока ты не пройдешь его десять раз подряд абсолютно одинаково.

Алина смотрела на старую трассу, на потрепанный карт. Это был полный антипод блеска и гламура Формулы-1. Но здесь, в этой аскетичной обстановке, с этим суровым тренером, она впервые за долгое время почувствовала, что находится на своем месте. Это была не игра. Это была работа. Тяжелая, монотонная, но именно та, которую она выбрала.

Она сделала глоток воды и направилась к карту. Третий поворот ждал её. И она была готова шлифовать его до идеала.

Через неделю тренировок у Риверса настал день первого тестового заезда на местной картинговой трассе, где занимались молодые гонщики из академии. Эдриан считал, что теория и одиночные заезды — это хорошо, но настоящий прогресс начинается в борьбе на трассе.

Алина чувствовала себя идиоткой. В её возрасте — двадцать лет — большинство гонщиков уже боролись в Ф3 или Ф2. А она стояла в пит-лейн среди щуплых пятнадцатилетних мальчишек, которые смотрели на неё с нескрываемым любопытством и презрением. Она была не просто новичком. Она была белой вороной. Чемпионка мира, опустившаяся до их уровня.

— Смотрите, кто к нам спустился с небес, — услышала она язвительный шёпот. Это был рыжий паренёк по имени Джек, один из самых перспективных в академии. — Дрифтерша решила в серьёзные гонки поиграть.

Его друг фыркнул:
— Думаешь, папочкины деньги и братец помогут на картинге? Здесь нужно уметь ездить, а не крутить дым колёсами.

Алина сжала кулаки, чувствуя, как жар поднимается к щекам. Она привыкла к уважению в паддоке дрифта. Здесь же она была никем. Хуже того — объектом насмешек.

Риверс, заметив её напряжение, подошёл к ней.
— Закрой уши. Их слова ничего не стоят. Твоя задача — не доказывать им что-то, а работать на трассе. Выезжай и делай свою работу. Помни третий поворот.

Но это было не так-то просто. С первых же кругов квалификации Алина поняла, что всё намного сложнее. Карты были одинаковыми, но молодые гонщики, гонявшие на них с детства, чувствовали малейшие нюансы. Они были легче, азартнее и не боялись рисковать.

Она боролась. С машиной, с трассой, с собой. Её взрослое тело было менее гибким, её мышление — более аналитическим, что в скоростном аду картинга лишь мешало. Нужно было действовать на инстинктах, а её инстинкты были настроены на другую дисциплину.

В квалификации она показала лишь пятнадцатое время из двадцати. Джек был на поуле.

Перед гонкой он проехал мимо неё, снисходительно бросив:
— Не переживай, королева дрифта. В конце пелотона тоже нужны люди. Главное — не мешайся под колёсами.

Гонка превратилась в пытку. Она старалась держаться, но более опытные и легкие гонщики легко обходили её на виражах. Она чувствовала себя неуклюжим слоном, которого обскакивают юркие обезьянки. В какой-то момент она ошиблась в торможении, её карт развернуло, и она оказалась в гравии. Гонку пришлось закончить досрочно.

Пока она выбиралась из машины, по пит-лейн пронеслись торжествующие крики. Джек выиграл гонку. Его команда ликовала.

Алина стояла, отвернувшись, глотая слёзы злости и унижения. Руки дрожали. Вся её уверенность, построенная за неделю тренировок с Риверсом, рассыпалась в прах.

Риверс молча подошёл и положил руку ей на плечо.
— Ну что? Понравилось? — спросил он без тени упрёка.

— Они… они меня обогнали, как будто я стояла на месте! — выдохнула она, не в силах сдержать эмоций. — Я ничего не могла сделать!
— Правильно. Потому что ты ехала не своей гонкой. Ты пыталась ехать так, как едут они. Ты боролась с ними, а не с трассой.

Он повернул её к себе. Его взгляд был суровым, но справедливым.
— Ты не ребёнок. У тебя есть то, чего у них нет — опыт борьбы с настоящим адом. Ты забыла про свою аварию? Ты забыла, как училась ходить заново? Эта гонка — просто царапина по сравнению с тем, что ты уже пережила. Они смеются? Отлично. Запомни этот смех. Пусть он станет твоим топливом.

Он указал на Джека, который позировал перед камерами с трофеем.
— Он выиграл сегодня. Но его победа — это всего лишь одна ступенька. Ты же видела траекторию Ф1. Ты знаешь, куда идешь. Он — нет. Он просто бежит впереди всех по детской дорожке. А тебе предстоит забраться на Эверест.

Его слова дошли до её сознания сквозь пелену обиды. Она вытерла лицо рукавом комбинезона и снова посмотрела на трассу. Да, сегодня она проиграла. Унизительно проиграла.

Но Риверс был прав. Это была не её лига. Её лига была там, в Монако, где рёв моторов оглушал, а ставки были жизнью и смертью.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Что я сделала не так?

Риверс улыбнулся. Это была первая его улыбка за всё время.
— Вот теперь ты задаёшь правильный вопрос. Пошли разбирать телеметрию. Твой Эверест ждёт.

И Алина поняла, что эти насмешки стали для неё лучшим уроком. Они сожгли её гордыню и показали истинную цену пути, который она выбрала. Теперь она знала — чтобы летать, нужно сначала заново научиться ползать. И она была готова к этому.

Следующие недели превратились для Алины в сущий ад. Она больше не была «звездой дрифта» или «сестрой чемпиона». Для мальчишек в картинге она стала «бабушкой» и «динозавром». Каждая тренировка, каждая гонка сопровождалась едкими комментариями и унизительными обгонами.

Но теперь Алина не плакала от злости в углу пит-лейн. Она научилась трансформировать унижение в ледяную концентрацию. Слова Джека и его приятелей больше не ранили, а лишь заставляли её челюсти сжиматься плотнее. Она слушала Риверса с фанатичным рвением, впитывая каждое слово, каждый совет, как губка.

Эдриан Риверс оказался гениальным тренером. Он не ломал её стиль, а переплавлял.
— Твоё чувство заноса — это не недостаток, — говорил он, разбирая записи. — Это твоё секретное оружие. Они все боятся потерять заднюю ось. А ты знаешь, как это контролировать. В дрифте ты чувствовала машину на грани. Здесь эта грань другая, но принцип тот же. Доверяй своим ощущениям.

Он заставлял её тренироваться в самых невыгодных условиях: на мокрой трассе, на изношенных шинах, с неидеальной настройкой карта.
— Идеальных условий не бывает. Чемпион отличается от середняка тем, что может выиграть даже на кривой коляске.

Алина пахала как одержимая. После общих заездов она оставалась на трассе с Риверсом, оттачивая один-единственный поворот до тех пор, пока её мышцы не горели огнём, а в глазах не стояла пелена от усталости. Она изучала телеметрию до глубокой ночи, сравнивая свои данные с кругами Даниела в симуляторе Ф1. Она видела разницу — огромную, пугающую. Но теперь эта разница не деморализовывала её, а давала чёткую цель.

Наступил день очередных соревнований. Погода была отвратительной, накрапывал холодный дождь. Трасса покрылась тонкой плёнкой воды, превратившись в каток.

Джек, стартовавший с поула, перед заездом крикнул ей:
— Эй, бабушка, сегодня твой день! На скользкой трассе твой дрифт, наконец, пригодится! Только до финиша бы доехать!

Его команда захихикала. Алина не ответила. Она лишь потуже затянула ремни шлема. Холодный дождь бил по козырьку, но внутри неё горел огонь.

Старт был провальным. Колёса буксовали на мокром асфальте, и она потеряла несколько позиций. Но Алина не запаниковала. Она помнила слова Риверса: «В плохих условиях выигрывает не самый быстрый, а самый хладнокровный».

Она сосредоточилась не на борьбе с соперниками, а на чистоте своей траектории. Там, где другие сбрасывали газ, опасаясь заноса, она добавляла, чувствуя машину спиной, как в старые добрые дни дрифта. Её карт скользил, но оставался под контролем. Она не ехала — она танцевала на грани, используя свой уникальный опыт.

Круг за кругом она начала отыгрывать позиции. Обгоны были чистыми и выверенными. Она видела, как впереди идущие гонщики ошибаются, вылетают с трассы. Джек, лидировавший, тоже нервничал — его машину несколько раз заносило.

За три круга до финиша Алина была уже второй. Она видела перед собой яркий карт Джека. Он оглядывался, и в его позе читалась паника. Он не понимал, как эта «динозавр» оказалась у него на хвосте.

Последний поворот. Решающий. Джек затормозил раньше, перестраховался. Алина же провела свой карт в поворот с ювелирной точностью, используя лёгкий контролируемый снос задней оси, чтобы развернуть машину и выйти на прямую с большей скоростью.

Она обошла его. Чисто и красиво.

Когда она пересекла финишную черту первой, в пит-лейн повисла ошеломлённая тишина, нарушаемая лишь шумом дождя. Потом закричала команда Риверса — двое механиков, которые поверили в неё.

Алина заглушила двигатель и сняла шлем. Дождь омывал её разгорячённое лицо. Она смотрела на трибуны, где стоял Риверс. Он не улыбался. Он просто кивнул ей, и в этом кивке было больше гордости, чем во всех трофеях её прошлой жизни.

Джек, приехавший вторым, подошёл к ней. Его надменность куда-то испарилась.
— Как ты это сделала? — спросил он, и в его голосе было не злорадство, а неподдельное изумление.

Алина посмотрела на него. Злость ушла. Осталась лишь усталость и удовлетворение.
— Я просто помнила, куда я еду, — тихо сказала она и пошла к своему тренеру.

Эта победа на мокрой, скользкой трассе ничего не значила в глобальном смысле. Это был всего-лишь картинговый заезд. Но для Алины это было всем. Это было доказательством. Не отцу, не насмешникам, а самой себе.

Она может. Она сможет. Пусть её путь будет длиннее. Но её топливо — ненависть, боль и упрямство — горело куда ярче, чем бензин в баке её соперников. И она была готова прожечь этим топливом дорогу до самого верха. До Формулы-1.

Четыре месяца адского труда сделали из Алины другого гонщика. Из «бабушки» она превратилась в грозу местного картинга. Её имя теперь упоминали с уважением, а иногда и со страхом. Джек и его компания больше не смеялись. Они изучали её телеметрию, пытаясь разгадать секрет её стремительного прогресса.

Но чем ближе был конец сезона и переход в Формулу-4, тем сильнее Алина давила на себя. Каждая тренировка, каждая гонка должна была быть идеальной. Она должна была доказать отцу, что он не ошибся. Доказать Риверсу, что его вера оправдана. Доказать всем, что она не просто «проект» или «блажь чемпиона».

И эта непосильная ноша привела к провалу.

Финальная гонка сезона. Сухая трасса. Идеальные условия. Алина стартовала с поула и уверенно лидировала первые круги. Но позади неё, как тень, висел гонщик из соперничающей академии — тихий и невероятно стабильный пилот, который не отставал ни на метр.

На седьмом круге, на самом быстром повороте трассы, Алина увидела в зеркале заднего вида его нос. И её мозг, заточённый на обязательную победу, выдал сбой. Вместо того чтобы сохранить свою идеальную траекторию, она инстинктивно, на миллиметр, позже нажала на тормоз, пытаясь оторваться. Этого миллиметра хватило.

Задняя ось пошла вразнос. Карт закрутило, выбросило с трассы и с силой ударило о барьер из старых покрышек.

Удар был жёстким. Голова с силой дёрнулась, шлем с грохотом стукнулся о рулевое колесо. На секунду в глазах потемнело.

Когда она пришла в себя, её уже окружали маршалы. Двигатель заглох. В ушах стоял оглушительный звон.
— С вами всё в порядке? — кричал кто-то, но голос доносился как сквозь вату.

Её вытащили из карта. Ноги подкашивались. Мир плыл перед глазами. И сквозь этот туман она увидела табло. Рядом с её номером горело роковое слово: DNF. Did Not Finish. Не финишировала.

Ярость, острая и слепая, ударила в виски. Она вырвалась из рук маршалов, подбежала к своему искореженному карту и изо всех сил ударила кулаком по рулю. Пластик треснул. Потом ещё раз. И ещё. Она не чувствовала боли в содранных костяшках, её захлестнула волна чистейшего, неконтролируемого отчаяния и гнева.

Вдруг её оттащили. Это был Риверс. Его лицо было суровым, как гранит.
— Хватит! — его голос пробился сквозь звон в ушах. — Возьми себя в руки!

В этот момент волна головокружения накатила с новой силой. Она почувствовала тошноту. Алина наклонилась, опершись руками о колени, пытаясь отдышаться. И тогда она почувствовала тёплую струйку, побежавшую из носа. Она провела тыльной стороной ладони по губе — пальцы испачкались алым.

Кровь.

Маршалы засуетились. Риверс схватил её за подбородок, наклонил голову.
— Ничего страшного, просто удар, — быстро сказал он, но в его глазах мелькнула тревога. — Иди к медикам.

— Я… я всё проиграла, — прошептала она, и голос её сломался. Слёзы смешались с кровью на лице. — Я облажалась.

— Ты не облажалась. Ты совершила ошибку. Из-за которой разбила машину и чуть не покалечилась. Это дорогой урок. Но это всего лишь урок. Сейчас главное — ты.

Он повёл её к медпункту, крепко держа за локоть. Алина шла, почти не видя дороги, чувствуя вкус крови и соли на губах. Этот вкус — вкус асфальта, поражения и собственной крови — навсегда врезался в её память.

В медпункте врач констатировал лёгкое сотрясение и разбитый нос. Кровь очень скоро остановилась, но головокружение не проходило.

Когда они остались одни, Риверс сел рядом.
— Что случилось на повороте? — спросил он не упрекая, а анализируя.

— Я… я увидела, что он близко. Я испугалась проиграть. И… опоздала с торможением.
— Понятно. Ты боролась не с трассой, а с призраком в зеркале. Ты пыталась доказать что-то кому-то, вместо того чтобы просто ехать. — Он вздохнул. — Алина, тот, кто не умеет проигрывать, никогда не научится по-настоящему побеждать. Поражение — это не конец. Это диагноз. Он показывает твои слабые места. А твоё слабое место сейчас — не техника, а твоя голова.

Алина молчала, глядя на свои окровавленные руки. Он был прав. Её сломал не соперник, а её собственный страх неудачи.

— Я подвела тебя, — выдохнула она.
— Нет. Ты сегодня сделала самый важный шаг за все эти месяцы. Ты узнала вкус настоящего поражения. И теперь у тебя есть выбор: либо лежать и нюхать этот асфальт, либо встать и сделать всё, чтобы больше его никогда не почувствовать.

Он встал.
— Отдыхай. Завтра начнём готовиться к Ф4. Сезон окончен. Урок усвоен.

Риверс уже почти вышел из медпункта, когда остановился у двери, словно вспомнив о чём-то незначительном.

— Кстати, твой брат сегодня тоже проиграл. Занял второе место на Гран-при Испании.

Алина резко подняла на него взгляд, забыв на мгновение о своей боли и унижении. Даниел проиграл? Для него, всегда нацеленного только на победу, второе место — это почти поражение.

— Кто? Кто обставил? — хрипло спросила она, предчувствуя ответ.

Риверс повернулся к ней. Его лицо было невозмутимым, но в глазах читалось неподдельное уважение к названному имени.
— Брайан Вэнс.

Эти два слова повисли в стерильном воздухе медпункта, словно вызов. Брайан Вэнс. Гонщик команды «Torqs Racing». Всего на три года младше Даниеля, но уже четырёхкратный чемпион мира. Хладнокровный, техничный, безжалостный машинист. И, по мнению многих, главный претендент на титул в этом году. Если он выиграет, то станет пятикратным, вплотную приблизившись к рекорду Даниеля.

— Вэнс... — тихо прошептала Алина. Она видела его гонки. Он не выигрывал ярко, как Даниел, не шёл на сумасшедшие обгоны. Он действовал с методичной точностью хирурга, выжимая из машины и стратегии максимум, не оставляя соперникам ни шанса, ни надежды.

— Да, — Риверс кивнул, словно читая её мысли. — И у него в этом году есть все шансы стать пятикратным. Его команда совершила прорыв в аэродинамике. Машина — кинжал. А Брайан знает, как им пользоваться.

Он посмотрел на Алину, на её окровавленную форму, на разбитое лицо.
— Твой брат сегодня проиграл, потому что на последнем пит-стопе команда совершила ошибку. Всего одну. Но против Вэнса одной ошибки всегда достаточно. Запомни это. — Его взгляд стал тяжёлым и значимым. — На вершине нет места сомнениям и страху. Там ждут такие, как Брайан Вэнс. Он сожрёт тебя заживо, если ты дрогнешь хоть на секунду. Как он сегодня сделал с твоим братом. Как ты сегодня сделала сама с собой на том повороте.

С этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.

Алина осталась одна. Физическая боль от сотрясения и разбитого носа смешалась с новой, щемящей болью в груди. Её брат, её непобедимый брат, проиграл. И её собственное поражение, жалкое падение в картинге, вдруг стало частью чего-то большего. Частью жестокой пирамиды, на вершине которой шла своя, безкомпромиссная война.

Она представила себе Брайана Вэнса. Его холодное, сосредоточенное лицо под забралом шлема. Человека, который мог победить Даниеля Фореста. Мир Формулы-1, который казался ей такой желанной целью, вдруг предстал перед ней не сияющей мечтой, а ареной, где сражаются титаны. И чтобы просто иметь право выйти на эту арену, ей предстояло пройти путь, на котором её поджидали свои Вэнсы — на каждом уровне, в каждой формуле.

Она медленно поднялась с кушетки, её голова ещё кружилась, но разум прояснился. Горький вкус асфальта на её губах и имя «Брайан Вэнс» стали для неё не символом отчаяния, а суровым напоминанием.

Путь наверх — это не спринт. Это марафон, на каждой миле которого тебя ждёт новый вызов. Сегодня она упала. Её брат проиграл. Но завтра — новый день. Новая тренировка. Новый шаг.

Она посмотрела на своё отражение в металлической поверхности шкафа: испачканное кровью, бледное, с синяком под глазом. И в глазах этой девушки больше не было ярости или слёз. Был холодный, стальной огонь.

Хорошо, мистер Вэнс, подумала она. Подожди меня на вершине. Я уже в пути.

Три месяца, прошедшие после того провала в картинге, стали для Алины временем титанической работы. Поражение не сломило её, а закалило. Каждое утро начиналось с изнурительных физических тренировок. Её тело, идеально приспособленное для дрифта, перестраивали для формульных гонок — требовались другие мышцы, другая выносливость.

Риверс был безжалостен. Симуляторы, анализ телеметрии, работа с психологом. Он выжигал из неё последние следы дрифтерской импульсивности, прививая ту самую «методичную точность хирурга», которой славился Брайан Вэнс.

И вот пришёл конверт с логотипом FIA. Внутри — гоночная суперлицензия для участия в Формуле-4. Не полноценная, а временная, но для Алины это был пропуск в новый мир.

Отец, узнав новость, ограничился сухой смс: «Поздравляю. Первая гонка через две недели в Сильверстоуне. Не подведи имя».

Но настоящим испытанием стал не Сильверстоун, а первая пресс-конференция. Когда Алина впервые вошла в паддок Ф4 в фирменном комбинезоне «Forks Junior Team», на неё обрушился шквал вспышек фотокамер и десятки микрофонов.

«Алина, не кажется ли вам, что ваше место здесь — лишь результат влияния вашей семьи?»
«Как вы можете конкурировать с гонщиками, которые в Ф4 с семнадцати лет?»
«Правда ли, что ваш брат заставил отца дать вам этот шанс?»
«Дрифт — это не спорт. Что вы можете сказать своим новым соперникам?»

Хейт был ожидаем, но от его количества и ядовитости перехватывало дыхание. Она чувствовала себя не гонщиком, а цирковым животным. Она пыталась отвечать уверенно, но её голос звучал чуть выше обычного, а ладони потели внутри перчаток.

Спас её Лука, неожиданно появившийся в паддоке. Увидев её бледное лицо после конференции, он просто обнял её и прошептал:
— Не слушай их, Аля. Ты здесь, потому что заработала это своим трудом. Вышли на трассу — и все их слова превратятся в пыль.

Первые же тренировки в Сильверстоуне показали, насколько Ф4 отличается от картинга. Машина была мощнее, тяжелее, требовала совершенно другого уровня физической подготовки. Перегрузки в быстрых поворотах выжимали все соки. После первых же серий кругов её тошнило от усталости.

Её соперники, в основном 17-18-летние парни, смотрели на неё с нескрываемым скепсисом. Они были моложе,

голоднее и не обременены грузом прошлого. Они боролись за своё место под солнцем, а она, в их глазах, была «богатой девочкой, играющей в гонки».

Квалификация стала холодным душем. Она показала лишь восемнадцатое время. На двадцать машин. Её обошли все, включая пилотов из скромных частных команд. Комментаторы с едкой усмешкой отмечали «неудачный дебют сестры Фореста».

Вернувшись в гараж, Алина в ярости швырнула шлем на пол.
— Я ничего не могу сделать! Машина не слушается! Они все быстрее!

Риверс молча поднял шлем и протянул ей планшет с телеметрией.
— Машина слушается идеально. Это ты не слушаешься. Смотри. — Он ткнул пальцем в графики. — Ты до сих пор борешься с рулём, как будто это дрифт-кар. Ты пытаешься «поймать» машину в каждом повороте, вместо того чтобы вести её по плавной траектории. Ты тратишь энергию на борьбу, а они — на скорость.

Он посмотрел на неё поверх планшета, его взгляд был суров.
— Пресса, хейтеры, твоё имя… Забудь это. Завтра в гонке есть только ты и трасса. Твоя задача — не выиграть. Твоя задача — финишировать. И показать чистый круг. Один. Единственный идеальный круг. Поняла?

Гонка. Первый старт в её новой жизни. Когда погас красный свет и зажёгся зелёный, её машину с восемнадцатой позиции буквально затоптали. Она потеряла ещё два места в первой же суматохе.

И тут в голове прозвучал спокойный голос Риверса: «Только ты и трасса».

Она глубоко вздохнула, отключила периферийное зрение и сосредоточилась на асфальте перед собой. Не на соперниках, а на своей траектории. На апексах. На плавных, выверенных движениях рулём.

Круг за кругом она начала отыгрывать позиции. Её обгоны были не яркими, не зрелищными, как в дрифте, а точными и выверенными. Она не боролась, а просто ехала быстрее, находя более эффективную линию.

Когда она пересекла финишную черту двенадцатой, в её наушниках раздался сдержанный голос инженера: «Хорошая работа, Алина. Чистый темп в конце гонки был достоин шестого места».

Она не выиграла. Не поднялась на подиум. Но когда она зарулила в парк закрытия, то увидела, что некоторые из её соперников, те самые, что смотрели на неё свысока, теперь смотрят с уважением. Она финишировала. Она показала, что может бороться.

Выйдя из машины, она сняла шлем. Её лицо было мокрым от пота и напряжения, но на губах играла лёгкая улыбка. Это была не улыбка победы. Это была улыбка человека, который сделал первый, самый трудный шаг.

Она посмотрела на главную трибуну, где сидел Риверс. Он не аплодировал. Он просто поднял руку и показал большой палец. Одного этого жеста было достаточно.

Первый старт был позади. Впереди — весь сезон. И она знала: самое страшное осталось позади. Теперь можно было ехать вперёд.

Сезон в Формуле-4 превратился для Алины в суровую школу выживания. Пресса, почувствовавшая «вкус крови» после её скромного дебюта, не унималась. После каждой гонки её осаждали вопросами:
«Алина, когда же мы наконец увидим фамилию Форест в верхней части протокола?»
«Не чувствуете ли вы, что подводите команду?»

Но теперь Алина научилась не реагировать. Она вспоминала холодное лицо Брайана Вэнса на фотографиях с подиума и отращивала свой собственный панцирь. Её ответы стали краткими и деловыми: «Мы работаем над машиной. Я работаю над собой. Результаты будут».

Риверс был прав. Она не пыталась сразу рваться к победам. Вместо этого она сосредоточилась на стабильности. Гонка за гонкой она оттачивала своё мастерство. Её прогресс был медленным, но неуклонным.

Сначала она стабильно финишировала в очковой зоне — на 10-12 позициях. Потом поднялась в топ-10. Подиум оставался недостижимой мечтой, но в её активе уже было несколько четвёртых и пятых мест. Она больше не была аутсайдером. Она стала крепким середняком, которого соперники начинали воспринимать всерьёз.

Ключевым моментом стала гонка на трассе в Хунгароринге — сложной, извилистой трассе, где важна была не мощность, а точность. Шёл дождь.

— Твои условия, — коротко сказал Риверс перед стартом. — Покажи им, чему ты научилась.

Алина стартовала с восьмого места. На мокрой трассе царил хаос. Машины сносило, гонщики ошибались. Алина же, используя своё дрифтерное прошлое, чувствовала себя как рыба в воде. Она была хладнокровна. Не лезла в рискованные атаки, а просто ехала своей трассой, быстрее других.

К середине гонки она была уже четвёртой. А потом случилось почти невозможное — лидеры, боровшиеся за первое место, совершили ошибку и столкнулись. Алина чисто прошла мимо них.

Когда она пересекла финишную черту второй, в команде началось ликование. Первый подиум! Для скромной «Forks Junior Team» это была огромная победа.

Стоя на подиуме под моросящим дождём, Алина сжимала трофей и смотрела на толпу. Вспышки камер, аплодисменты. Те же самые журналисты, что неделю назад писали о её «провале», теперь кричали её имя.

Но самой запоминающейся стала смс от отца, пришедшая через час: «Хорошая работа. Стабильность важнее одной победы. Продолжай в том же духе».

В этих сухих словах она впервые почувствовала не контроль, а признание.

Вечером того же дня Даниел, только что выигравший свой Гран-при, устроил видеозвонок.
— Сестрёнка! Второе место! Я смотрел! Ты была великолепна! Хладнокровно, как Вэнс в его лучшие годы!

Услышав это имя, Алина улыбнулась. Она открыла статистику чемпионата Ф4. До конца сезона оставалось всего несколько гонок. Она была на шестом месте в общем зачёте.

— Спасибо, Дэн. Но это только начало, — сказала она, глядя на таблицу. — Самое интересное ещё впереди.

Она положила телефон и взяла планшет с телеметрией следующей трассы. Первый подиум был важен, но он был лишь шагом. Её цель была не в том, чтобы догнать соперников по Ф4. Её цель была далеко впереди, в мире, где её брат сражался с титанами вроде Брайана Вэнса.

И она знала, что каждый круг, каждая гонка, каждая победа и каждое поражение в Ф4 — это кирпичик в дороге, ведущей её к этой цели.

Подиум в Хунгароринге изменил всё. Пресса сменила гнев на милость, а в паддоке Ф4 на Алину теперь смотрели не как на диковинку, а как на реального конкурента. Команда «Forks Junior» боготворила её. Но самое главное — она сама поверила, что выбрала верный путь.

Через неделю после той гонки её пригласили на крупный автоспортивный приём в Милане — светское мероприятие, где собирались звёзды всех гоночных дисциплин. Алина ехала туда с смешанными чувствами: с одной стороны, это было признанием, с другой — она терпеть не могла эту показуху.

Вечер был предсказуемым: блеск вечерних платьев, дорогие костюмы, звон бокалов и бесконечные разговоры ни о чём. Алина стояла у бара, с тоской поглядывая на выход, когда воздух вокруг будто сгустился. Рядом с ней возникла высокая, подтянутая фигура в безупречном тёмном костюме. Она узнала его сразу, даже не видя лица — по осанке, по ауре безраздельной власти, которая исходила от него.

Брайан Вэнс.

Он взял со стола бокал с минеральной водой и повернулся к ней. Его лицо было таким же, как на фотографиях — с резкими чертами, холодными серыми глазами и лёгкой усмешкой на губах, которая могла сойти как за улыбку, так и за презрение.

— Мисс Форест, — его голос был тихим, но таким же острым и точным, как его гоночный стиль. — Поздравляю с первым подиумом. Хунгароринг в дождь — непростая задача.

Алина почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Он знал. Он следил за её результатами.
— Спасибо, мистер Вэнс, — выдавила она, стараясь звучать уверенно. — Для меня большая честь.

Вэнс отпил глоток воды, его взгляд скользнул по её лицу, изучая, анализируя.
— Вы сильно отличаетесь от вашего брата. Он бросается в атаку, как бульдозер. Вы же… выжидаете. Любопытная тактика для Фореста.

— Я просто учусь, — пожала плечами Алина.
— Все учатся, — парировал он. — Но немногие делают это так быстро. Вы проиграли ту гонку, но выиграли нечто большее. Контроль.

Он сделал паузу, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то, что Алина не могла расшифровать. Не уважение, скорее… признание опасного потенциала.

— Я видел вашу телеметрию с тех тренировок, что утекли в сеть, — неожиданно сказал он. Алина вздрогнула. Она не знала об утечке. — Вы боретесь с собой. С прошлым. Это заметно в данных. Интересно, сколько времени у вас уйдёт, чтобы перестать бороться и начать просто ехать.

Алина сжала бокал. Этот человек видел её насквозь. Словно рентген.
— Я надеюсь, у меня хватит на это времени, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.

Вэнс усмехнулся. Это была недобрая усмешка.
— Время — ресурс исчерпаемый. Особенно в нашем мире. — Он поставил недопитый бокал на стойку и приготовился уйти. Но перед тем как отойти, он обернулся и бросил фразу, которая врезалась Алине в память намертво:

— Форесты не умеют останавливаться. Помните об этом. Это убивает быстрее, чем самая высокая скорость.

Он растворился в толпе, оставив Алину одну с ледяным комом в груди. Это не было похоже на угрозу. Это звучало как… предупреждение. Предупреждение от человека, который знал, о чём говорил.

Она стояла, глядя в пустоту, и в ушах у неё звенела эта фраза. «Не умеют останавливаться». Это была правда. Её отец, одержимый контролем. Её брат, бьющийся лбом о стену в погоне за титулом. Она сама, прошедшая через аварию и поднявшаяся, чтобы снова ринуться в бой.

И Вэнс видел в этом не силу, а слабость. Смертельную опасность.

В ту ночь Алина не спала. Она пересматривала гонки Вэнса. Его холодную, расчётливую тактику. Он никогда не шёл на неоправданный риск. Он выигрывал не потому, что был быстрее всех в одном круге. Он выигрывал потому, что был умнее, терпеливее и… умел вовремя остановиться. Перегруппироваться. Сохранить ресурсы.

Он был её полной противоположностью. И, возможно, именно поэтому он был для неё самой большой угрозой и… самым ценным учителем.

Утром она прислала Риверсу короткое сообщение: «Нашли те утёкшие данные моих тренировок? Мне нужно их посмотреть. И найти всё, что можно, о гоночной философии Брайана Вэнса».

Путь к вершине только что обрёл нового, гораздо более опасного и сложного соперника. И Алина была полна решимости не просто победить его, а сначала понять.

Следующие несколько недель Алина прожила под знаком Вэнса. Она изучила не только его гоночные данные, но и редкие интервью, биографические справки. Она узнала, что он пришёл в гонки из инженерии, что он сам участвовал в настройке своего болида. Его подход был не интуитивным, как у Даниела, а математическим. Он не побеждал соперников — он решал уравнение под названием «Гонка», где переменными были трасса, погода, износ резины и психология окружающих.

Риверс, увидев её новый интерес, лишь усмехнулся.
— Наконец-то ты начала думать головой, а не эмоциями. Вэнс — идеальный антигерой для твоего становления. Но не пытайся стать его копией. Ты — не он. Твоя сила в другой энергии. Найди способ соединить свою огненную природу с его ледяной логикой.

Сезон в Ф4 подходил к концу. Алина стабильно финишировала в очках, а на предпоследнем этапе в Спа, знаменитой трассе с её непредсказуемой погодой, ей удалось повторить свой успех — снова второе место. Теперь она прочно занимала пятое место в общем зачёте. Для новичка — феноменальный результат.

Финальная гонка сезона должна была пройти в Монако. Там же, неделей позже, должен был состояться и Гран-при Формулы-1.

Весь паддок Ф4 гудел от возбуждения. Для многих молодых гонщиков это была уникальная возможность показать себя на легендарной трассе на глазах у команд Ф1.

Алина шла по паддоку, направляясь на брифинг, когда увидела знакомую высокую фигуру у автоприцепа одной из команд Ф1. Брайан Вэнс, в кепке и солнцезащитных очках, о чём-то разговаривал с главным инженером. Он был здесь, чтобы участвовать в уик-энде Ф1, но, видимо, нашёл время посмотреть и на будущих звёзд.

Он заметил её первым. Сказав пару слов инженеру, он направился к Алине. На этот раз на его лице не было усмешки. Был чистый, незамутнённый интерес.
— Мисс Форест. Поздравляю с прогрессом. Спа — хорошая работа. Вы научились использовать дождь, а не бороться с ним.

— Спасибо, — кивнула Алина, на этот раз чувствуя себя чуть увереннее. — Я кое-чему научилась. В том числе и у вас.

Вэнс приподнял бровь.
— О? И что же именно?

— Что иногда самый быстрый путь к победе — это не давить на газ, а вовремя нажать на тормоз. Или вообще пропустить соперника, чтобы атаковать позже, с лучшей позиции.

Он смотрел на неё несколько секунд, а потом медленно снял очки. Его серые глаза были ясными и пронзительными.
— Интересно. Вы восприняли моё предупреждение не как угрозу, а как совет. — В его голосе прозвучало лёгкое удивление. — Большинство гонщиков на вашем месте обиделись бы. Особенно Форесты. Ваш брат, например, до сих пор не может простить мне ту победу в Испании.

— Мой брат — чемпион. А я — пока ещё нет. Мне роскошь обижаться не по карману, — парировала Алина.

На губах Вэнса дрогнул подобие улыбки.
— Умный ответ. — Он снова посмотрел на неё оценивающе. — Значит, вы изучали не только мои заезды, но и мою философию. Тогда вот вам ещё один урок, бесплатно. Успех в Формуле-1 лишь на тридцать процентов зависит от таланта. Остальные семьдесят — это команда, стратегия и… умение читать гонку на десять ходов вперёд. Как в шахматах. Ваш брат — гениальный тактик. Но он играет в шашки. А чемпионат выигрывают в шахматах.

Он снова надел очки.
— Удачи в Монако, мисс Форест. Покажите, что вы умеете играть не только на скорость, но и в долгую.

Он развернулся и ушёл, оставив Алину с новой порцией пищи для размышлений. Его слова были не просто советами. Они были картой, схемой вражеской территории. Территории, на которую она однажды должна будет ступить.

Вечером того же дня она сидела с Даниелом на террасе его виллы. Она пересказала ему разговор с Вэнсом.

Даниел хмуро слушал, попивая сок.
— Шахматы… Да он просто зазнался! Гонки — это скорость, азарт! Он превратил это в скучную бухгалтерию!

— Но он выигрывает, Дэн, — мягко заметила Алина. — И он прав насчёт команды и стратегии. Одна ошибка на пит-стопе — и проигрыш.

Даниел вздохнул и отставил стакан.
— Знаю я это. Просто… не хочу становиться таким же, как он. Холодным калькулятором. Я хочу чувствовать гонку! — он посмотрел на сестру. — Но, возможно, для тебя его путь — правильный. Ты всегда была умнее меня в анализе. Используй это.

Алина смотрела на огни Монако, на тёмный силуэт легендарной трассы внизу. Завтра ей предстояло гоняться здесь. Её первая гонка в Монако. И слова Вэнса висели в воздухе, как невидимый ориентир.

Она не знала, сможет ли она когда-нибудь играть в его «шахматы». Но она точно знала, что её фигура уже на доске. И она не собиралась быть простой пешкой.

После разговора с братом Алина не могла уснуть. Слова Вэнса о «шахматах» и «чтении гонки» не выходили из головы. Она спустилась в подвал виллы, который Даниел превратил в импровизированный командный центр — с огромными экранами, мощными компьютерами и доступом к закрытым базам данных телеметрии.

Она загрузила записи своих гонок в Ф4, а затем, после секундного колебания, — несколько легендарных гонок Вэнса, где он одержал победы не скоростью, а тактикой. Она смотрела их снова и снова, останавливая кадр, сравнивая траектории, графики скорости. Она пыталась разгадать алгоритм его мышления, но он ускользал, как вода. Он видел что-то, чего не видела она.

— Вы смотрите не туда, — раздался спокойный голос прямо у неё за спиной.

Алина вздрогнула и резко обернулась. В проёме двери, освещённый светом мониторов, стоял Брайан Вэнс. Он был в простом тёмном свитере и джинсах, без кепки и очков, и выглядел удивительно обыденно.

— Вы… что вы здесь делаете? — выдохнула она, сердце бешено колотясь от неожиданности.

— Ваш брат пригласил меня обсудить настройки для квалификации. Я шёл к выходу и увидел свет, — он вошёл в комнату и подошёл к экрану, на котором был застыл кадр его обгона двух лет назад. — Вы анализируете мои победы. Это лестно, но бесполезно.

— Почему? — Алина встала, чувствуя себя школьницей, пойманной за подглядыванием.

— Потому что вы ищете секретную формулу. Её нет, — Вэнс взял мышку и пролистал запись до момента за несколько кругов до того самого обгона. — Смотрите. Не на то, что я сделал. Смотрите на то, что я видел.

Он увеличил изображение, показывая не свою машину, а машины соперников.
— Вот здесь у лидера начал вибрировать передний антикрылок. Незначительно, но я это заметил. Здесь второй пилот начал чаще смотреть в зеркала — он нервничал. А здесь на трассу выкатился осколок карбона от чужой машины. Все это — мелкие детали. Но сложив их вместе, я понял: лидер будет терять время в быстрых поворотах из-за вибрации, второй пилот ошибётся под давлением, а осколок заставит всех сместиться с идеальной траектории. Мой обгон был запланирован за пять кругов до того, как я его совершил. Я просто ждал, когда пазл сложится.

Алина смотрела на экран, а потом на него, с открытым ртом. Она анализировала телеметрию, скорости, углы. А он читал гонку как живую, дышащую систему, учитывая психологию, технические нюансы и даже случайность.

— Вы… вы думаете не о своей машине, а обо всех сразу, — прошептала она.

— Именно, — кивнул Вэнс. — Трасса — это не асфальт и барьеры. Трасса — это динамический поток из двадцати машин, двадцати пилотов, инженеров, погоды и удачи. Ваша ошибка в том, что вы всё ещё думаете как одиночка. Вы боретесь с трассой. Надо научиться читать её. Видеть гонку целиком, как дирижёр видит оркестр. Слышать не только свой инструмент, но и все остальные.

Он отложил мышку и посмотрел на неё. В его взгляде не было снисхождения. Была концентрация тренера, объясняющего сложнейший приём.
— Завтра в Монако не пытайтесь ехать быстрее всех. Попробуйте понять гонку. Слушайте, что говорят вам шины соперников по звуку. Следите за языком их тел в зеркале. Предугадывайте, а не реагируйте. Гонка — это не спринт. Это разговор. И чтобы его выиграть, нужно слушать, а не кричать.

Он повернулся и направился к выходу, оставив её одну в комнате, заваленной мониторами. Но теперь эти мониторы показывали ей не просто данные, а целый новый мир.

— Мистер Вэнс? — окликнула она его.
Он остановился в дверях.
— Почему вы мне это говорите? Я ваш потенциальный соперник.

Вэнс на мгновение задумался.
— Потому что чемпионат становится скучным, когда не с кем играть в шахматы. Ваш брат — великий гонщик. Но он играет по старым правилам. В вас же я вижу… любопытство. А это — единственное, что действительно движет прогрессом. Не слава, не деньги. Любопытство. Не разочаруйте его.

Он вышел, и в подвале снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом серверов.

Алина медленно опустилась в кресло и перевела взгляд на экран. На этот раз она смотрела не на графики, а на живую картинку гонки. Она пыталась увидеть то, что видел он — не отдельные машины, а единый, пульсирующий организм.

Завтрашняя гонка в Монако внезапно предстала перед ней не как испытание, а как возможность. Возможность применить первый урок от самого опасного гонщика поколения.

И она была полна решимости его не упустить. Впервые она с нетерпением ждала не победы, а самого процесса. Процесса чтения великой книги под названием «Гонка».

Акт II — Испытания и взлёт

Сезон в Формуле-4 Алина завершила на высокой ноте. В Монако, следуя незримому совету Вэнса, она не рвалась вперёд сломя голову, а внимательно наблюдала за гонкой. В итоге, избежав хаоса в первых рядах, она принесла своей команде ещё одно почётное четвёртое место и уверенно закрепилась в топ-5 общего зачёта.

Этот результат открыл ей дверь в Формулу-3. Контракт с «Forks Motorsport» в Ф3 был закономерным шагом, но именно он стал точкой кипения для общественности.

Заголовки газет и спортивных порталов запестрели ядовитыми заголовками:
«Форест-младшая переходит в Ф3: фамилия открывает все двери?»
«Купленный талант: как Алина Форест прошла путь от дрифта до Ф3 за год».
«Формула-3 или Формула «Forks»? Сомнительный промоушн сестры чемпиона».

Её достижения, добытые потом и кровью, теперь ставились под сомнение. Каждую победу в Ф4 объясняли «мощью двигателя Forks», каждую удачную тактику — «подсказками с пит-вола Даниела». Даже её хладнокровие в дождь теперь называли не мастерством, а «счастливой случайностью».

Первый же тест в Ф3 стал для Алины адом. Новая машина была ещё мощнее, ещё требовательнее. Но физическая боль от перегрузок меркла перед психологическим давлением. На трассе её не пропускали, жёстко оттирали к барьерам. В паддоке коллеги-пилоты, большинство из которых пробивались в гонки с картинга без всяких миллиардов за спиной, встречали её ледяным молчанием или откровенными колкостями.

— Не переживай, — говорил Даниел, пытаясь её поддержать по телефону. — Они просто боятся. Ты чужая в их мире, и они пытаются тебя выжить.
— Они ненавидят меня, Дэн, — отвечала Алина, глядя на очередную статью с разбором её «незаслушенного» места в Ф3. — И я почти их понимаю.

Единственным островком спокойствия оставался Риверс. Он был непоколебим.
— Пресса — это шум. Соперники — это ветер. Твоя работа — ехать. Всё остальное — лишний вес, который тормозит машину. Если ты хочешь их заткнуть, сделай это на трассе. Не словами. Скоростью.

Первую гонку в Ф3 в Бахрейне Алина начала с провальной квалификации — лишь 15-е место. В прессе тут же написали: «Реальность настигла «золушку» Forks».

Но сама гонка стала для неё откровением. Да, она была сложнее. Да, борьба была жёстче. Но теперь, с опытом Ф4, она чувствовала себя увереннее. Она уже не была тем новичком, который борется с машиной. Она училась бороться с обстоятельствами.

Используя стратегию, которую она начала осваивать после разговора с Вэнсом, она не стала прорываться с первых же кругов. Она берегла шины, следила за соперниками. Когда впереди начались стычки и ошибки, она чисто прошла сразу несколько позиций. К финишу она пришла восьмой, в очковой зоне.

Это было не блестяще, но стабильно. Для дебюта — более чем достойно.

Но вместо признания её ждал новый виток критики.
«Алина Форест финишировала восьмой: команда сделала всё, чтобы она получила очки».
Комментаторы с экранов скептически разбирали её обгоны, намекая на «странную» пассивность других пилотов.

Выйдя из машины, Алина увидела в паддоке Брайана Вэнса. Он наблюдал за гонками Ф1, но его взгляд на секунду задержался на ней. Он не улыбнулся, не подмигнул. Он просто слегка кивнул. Этого было достаточно.

В тот вечер, сидя в своём номере, Алина перечитывала самые злые комментарии. И вдруг она поняла. Они не хотели её признавать. Потому что её успех ломал их картину мира. Мира, где путь в Формулу-1 должен быть тернистым и доступным лишь избранным «голодным» гонщикам.

Она закрыла ноутбук, подошла к окну и смотрела на огни автодрома. Гнев и обида медленно превращались в нечто другое — в холодную, стальную решимость.

Они хотят её сломать? Хотят, чтобы она сдалась? Хорошо.

Она достала блокнот и написала на чистой странице одно слово: «Молчание».

Она больше не будет оправдываться. Не будет читать статьи. Не будет пытаться что-то доказать тем, кто не хочет верить. Её ответом будет молчание и работа. Каждая гонка, каждый круг, каждый поворот будет её заявкой. Не на звание «великой гонщицы». А на право находиться здесь. Её право, оплаченное не деньгами отца, а её потом, болью и упрямством.

Она знала, что этот сезон в Ф3 будет самым тяжёлым в её жизни. Но она была готова. Потому что у неё теперь было своё оружие — не мощь двигателя, а ясность цели. И она была настроена пройти через этот огонь, чтобы выйти с другой стороны не пеплом, а сталью.

Сезон в Ф3 шёл своим чередом. Алина стабильно зарабатывала очки, несколько раз боролась за подиум, но победа всё ещё ускользала. Прессу это не интересовало. Каждое её достижение объявляли «ожидаемым для машины Forks», каждую ошибку — «доказательством её несостоятельности».

Кульминация наступила после Гран-при в Австрии. Алина провела блестящую гонку, с десятого места прорвавшись на четвёртое, показав лучший круг и продемонстрировав невероятную борьбу с колесом. Это была её лучшая гонка в карьере.

Но первый же вопрос на послегонковой пресс-конференции был таким:
— Алина, ваша сегодняшняя гонка впечатляет. Не подскажете, сколько инженеров вашего брата работали сегодня на вашем пит-воле, чтобы обеспечить такой результат?

Что-то в Алине щёлкнуло. Терпение, которое она копила месяцами, лопнуло. Все эти ночи за телеметрией, изнурительные тренировки, слёзы от боли и разочарования — всё это перевесил один ядовитый вопрос.

Она медленно подняла голову. В её глазах, обычно скрывавших эмоции, пылал холодный огонь. Она взяла микрофон, и её голос, тихий, но отчётливый, прозвучал в гробовой тишине зала:

— Вы хотите знать, сколько инженеров моего брата мне помогали? — она сделала паузу, окинув взглядом зал. — Ни одного. А знаете почему? Потому что они заняты своей работой. А я — своей. Моя работа — это вставать в пять утра, когда вы ещё спите, и бежать кросс. Моя работа — это проводить часы в симуляторе, пока вы сочиняете свои «гениальные» вопросы. Моя работа — это выжимать из себя все соки на тренировках до тошноты. Моя работа — это подниматься после падений, вставать после аварии, которая чуть не отняла у меня всё, и снова садиться за руль, преодолевая страх.

Она встала, её пальцы сжали край подиума так, что костяшки побелели.

— Вы всё время говорите о моей фамилии, о деньгах, о связях. А я вам скажу, что моя фамилия — это не пропуск. Это гиря на ногах. Это двойная планка, до которой я должна допрыгнуть, чтобы ко мне отнеслись просто как к гонщику! Вы требуете от меня результатов, а когда я их показываю, вы говорите, что они куплены. Что я должна сделать? Выиграть гонку на тележке из супермаркета, чтобы вы наконец заткнулись?!

В зале повисла шокированная тишина. Никто не ожидал такой реакции от всегда сдержанной Алины.

— Я здесь не по чьей-то прихоти! — её голос дрогнул от нахлынувших эмоций. — Я здесь, потому что прошла через ад и не сломалась. Я здесь, потому что заслужила это право. И если вам не нравятся мои результаты — ваша проблема. А моя — продолжать работать. Спасибо за вопросы.

Она бросила микрофон на стол, развернулась и вышла из зала, оставив за собой гробовую тишину, а затем взрыв обсуждений.

Эффект был мгновенным. Заголовки на следующий день запестрели новыми красками:
«Срыв сестры Форест: истерика вместо извинений!»
«Алина Форест показала своё истинное лицо: надменность и гордыня».
«Неблагодарность? Чемпионка в дрифте забыла, кому обязана карьерой в Ф3».

Хейт достиг невиданных масштабов. Соцсети взорвались гневными постами.

Но произошло и нечто другое.

В паддоке Ф3 на неё стали смотреть по-другому. Коллеги-пилоты, которые раньше игнорировали её или отпускали колкости, теперь кивали ей с неким уважением. Они видели не «золушку», а бойца, у которого, наконец, лопнуло терпение. Они понимали эту ярость, эту боль от несправедливости.

Старший инженер её команды, обычно сдержанный, похлопал её по плечу:
— Хорошо сказано. Пора было. Все устали от этой шумихи.

Даже Риверс, обычно осуждающий любые эмоции на публике, на этот раз хмыкнул:
— Наконец-то из тебя вырвалось что-то человеческое. Гоночный огонь должен гореть не только внутри. Иногда его нужно показать.

Но самый неожиданный звонок поступил от Брайана Вэнса.
— Эмоционально, — сказал он без предисловий. — Неразумно. Но… эффективно. Теперь они видят в тебе не марионетку, а человека. А с человеком можно бороться. Можно уважать. Можно бояться. Это лучше, чем быть призраком. Теперь твоя настоящая гонка начинается.

Алина поняла это позже. Её срыв стал разделительной чертой. До него её считали продуктом, вещью. После — её увидели личностью. Со своими слабостями, своей болью, своим характером.

Да, хейт усилился. Но теперь он был направлен не на абстрактную «дочку Фореста», а на неё саму. На Алину. На её упрямство, её гнев, её амбиции.

И это было честнее. Теперь она могла бороться не с тенями, а с реальными противниками. И её оружием были уже не только скорость и тактика, но и воля, которую она, наконец, явила миру.

Она больше не пряталась. Она вышла на свет. И была готова к последствиям.

Следующая гонка проходила на трассе в Абу-Даби. Пекло было невыносимым. Температура воздуха подбиралась к сорока градусам, а в кабине болида она зашкаливала за шестьдесят. Гонка превращалась в испытание на прочность не только для машин, но и для пилотов.

Алина стартовала хорошо, с пятого места, и держалась в плотной группе лидеров. Но с каждым кругом жара становилась всё более изматывающей. Гоночный комбинезон был мокрым насквозь, шлем превратился в парник. Она чувствовала, как силы покидают её. Пилотов предупреждали об экстремальных условиях, советовали пить больше воды, но в круговороте борьбы об этом легко было забыть.

На двадцатом круге у неё началось головокружение. Картинка перед глазами поплыла. Руки на руле стали ватными. Она слышала голос инженера в наушниках, но не могла разобрать слова — они сливались в сплошной гул.

«Всего десять кругов, — бормотала она себе под нос, сжимая руль. — Всего десять кругов…»

Но её тело было на пределе. На очередном вираже она на секунду потеряла ориентацию, машину повело. Она чудом удержала контроль, но потеряла две позиции.

— Алина, с тобой всё в порядке? — раздался встревоженный голос инженера.
— Всё… нормально… — выдавила она.

Но это была ложь. Последние пять кругов стали адом. Она ехала на чистой силе воли, почти не осознавая своих действий. Когда она наконец пересекла финишную черту на седьмом месте, в её наушниках раздались поздравления, но она их уже не слышала.

Машина медленно зарулила в парк закрытия. Алина заглушила двигание и с трудом отстегнула ремни. Её руки дрожали. Когда она попыталась выбраться из кокпита, мир окончательно поплыл. Ноги подкосились, и она, не удержав равновесия, тяжело рухнула на асфальт.

Это был не просто спотыкание. Это было полное, беспомощное падение.

В тот же миг её окружила толпа. Маршалы, медики… и десятки фотокамер. Журналисты, всегда ждавшие сенсации, снимали её беспомощную фигуру на горячем асфальте. Вспышки выхватывали её бледное, залитое потом лицо, стеклянный взгляд.

— Мисс Форест! Мисс Форест, вы в порядке?
— Это последствия жары или что-то серьёзнее?

Она не могла ответить. Её быстро погрузили на носилки и увезли в медицинский центр.

Следующие несколько часов прошли в тумане. Капельница, врачи, холодные компрессы. Когда сознание окончательно прояснилось, она увидела рядом мрачное лицо Риверса.

— Обезвоживание, тепловой удар, — отчеканил он. — Стандартно для таких условий. Но не для чемпиона. Ты забыла пить. Ты была так сосредоточена на гонке, что забыла о самом главном — о себе.

Алина закрыла глаза, чувствуя жгучый стыд. Она подвела команду. Она показала свою слабость на глазах у всего мира.

Вечером она увидела новости. Её падение было на первых полосах. Конечно, нашлись те, кто выражал беспокойство, но большинство заголовков были беспощадны:
«Слабое звено: Алина Форест не выдержала нагрузок Ф3».
«Физическая форма под вопросом: падение Форест ставит крест на её амбициях в Ф1».
«Дочь миллиардера не готова к суровой реальности автоспорта».

Она сидела в своей комнате и смотрела на эти заголовки. Внутри всё сжималось от обиды и злости. Но на этот раз слёз не было. Была лишь ледяная решимость.

Она взяла телефон и набрала номер своего физиотерапевта.
— С завтрашнего дня удваиваем программу физической подготовки, — сказала она, не здороваясь. — Особое внимание — терморегуляции и выносливости. Я больше никогда не хочу чувствовать себя так.

Потом она позвонила Риверсу.
— Я знаю. Я облажалась. Это больше не повторится.

Он молчал секунду, а потом ответил:
— Хорошо. Ошибка — это часть пути. Главное — что ты делаешь после неё. Отдыхай. Завтра начинаем готовиться к следующей гонке.

Положив трубку, Алина подошла к зеркалу. Она смотрела на своё отражение — бледное, уставшее, но с твёрдым взглядом.

Это падение стало для неё жёстким, но необходимым уроком. Гонки — это не только тактика и скорость. Это ещё и выносливость. И если она хочет дойти до Формулы-1, ей придётся стать сильнее во всём. Не только морально, но и физически.

Она больше не была той девушкой, которая падала в обморок от жары. Она стала гонщиком, который понял свою слабость и был полон решимости её уничтожить.

Тот провал в Абу-Даби стал для Алины точкой невозврата. Она не просто оправилась от теплового удара — она переродилась. Её дни теперь были расписаны по минутам: с утра — изнурительные тренировки на выносливость в термокамере, днём — работа с физиотерапевтом, вечером — симуляторы и анализ. Она превратила свою слабость в одержимость.

И это начало приносить плоды. На следующих этапах она финишировала в топ-5, её темп становился стабильнее, а физическая форма перестала быть вопросом. Она училась распределять силы, чувствовать машину даже в самых тяжёлых условиях.

Финальная гонка сезона проходила на легендарной трассе в Спа-Франкоршам. Длинная, быстрая, с коварными поворотами и непредсказуемой погодой. Трасса, требующая от пилота всего: смелости, точности и ума.

Перед уик-эндом шли дожди, но в день гонки небо прояснилось, оставив асфальт прохладным и цепким. Алина квалифицировалась второй, уступи поул-позиция своему главному сопернику по чемпионату — наглому и талантливому Лукасу Маркесу.

Старт был идеальным. Она вырвалась вперёд ещё до первого поворота и повела гонку. Но Маркес не сдавался, дыша ей в спину. Это была настоящая дуэль: он атаковал в быстрых секциях, она отрывалась в технических. Они шли нос к хвосту, отрываясь от пелотона.

За несколько кругов до финиша пошёл мелкий дождь. Не сильный, но достаточный, чтобы сделать трассу скользкой. Рисковать или беречься? Инженер предлагал сбросить темп, но Алина помнила урок Вэнса: «Читай гонку».

Она увидела, как Маркес на секунду сбросил газ перед сложным левым поворотом. Он перестраховался. В этот момент Алина, наоборот, добавила. Она почувствовала машину, почувствовала трассу, почувствовала тот самый предел сцепления, который знала со времён дрифта. Её болид прошел поворот на грани, но чисто. Отрыв увеличился.

Это был переломный момент. Маркес не смог ответить. Алина ушла в отрыв и не отпускала лидерство до самого финиша.

Когда она пересекла черту, в её наушниках раздался оглушительный рёв инженеров команды. Она сделала это. Первая победа. В Ф3. На одной из самых сложных трасс в мире.

Она медленно зарулила на главную прямую, где её ждал подиум. Выбравшись из машины, она сняла шлем. Воздух ударил в лицо — холодный, пьянящий воздух победы. Зрители на трибунах ревели. Она поднялась на высшую ступень.

И вот, стоя на пьедестале, с трофеем в руках, под гимн и летящий в небо конфетти, она машинально провела взглядом по толпе. И среди тысяч лиц её взгляд зацепился за один. На трибуне, в тени, стоял он. Брайан Вэнс.

Он не аплодировал. Не улыбался. Он просто смотрел на неё. Прямо, оценивающе. И в этот раз в его взгляде не было ни холодного расчёта, ни насмешки. Было нечто, что Алина не могла определить сразу. Признание.

Он смотрел на неё не как на сестру чемпиона или навязчивую поклонницу. Он смотрел на неё как на равную. Как на гонщика, который только что провёл идеальную гонку. Которая не сломалась под давлением, не сдалась в сложных условиях, а использовала их себе на пользу.

Он слегка кивнул, почти незаметно. И этого кивка для Алины было больше, чем всех восторженных заголовков, которые выйдут завтра.

Позже, на пресс-конференции, вопросы были другими. Больше не было намёков на купленные победы. Журналисты спрашивали о тактике, о решении не сбрасывать скорость под дождём, о чувствах.

Алина отвечала спокойно и уверенно. И когда её спросили, что она чувствует, одержав первую победу, она посмотрела прямо в камеру и сказала:

— Я чувствую, что это только начало. Спа — прекрасная трасса. Но моя цель — те трассы, где гоняются титаны. И я знаю, что мне ещё многому нужно научиться.

Она не назвала имён. Но она знала, что один из этих «титанов» видел её победу. И его молчаливое признание значило для неё больше, чем любой трофей.

После церемонии награждения и пресс-конференции в паддоке царило праздничное настроение. Команда «Forks Motorsport» отмечала долгожданную победу. Алину поздравляли механики, инженеры, даже соперники — теперь уже с искренним уважением.

Но её тянуло прочь от шума и суеты. Она хотела побыть одной, перевести дух, осмыслить произошедшее. Она вышла в тихий, полуосвещённый служебный коридор за гоночными гаражами, где царила почти звенящая тишина после оглушительного рёва моторов.

Она прислонилась к прохладной бетонной стене, закрыла глаза и просто дышала. Воздух пах маслом, бензином и… дорогой кожаной обувью.

Алина открыла глаза. В нескольких шагах от неё, в тени арочного прохода, стоял Брайан Вэнс. Он наблюдал за ней, его руки были в карманах пиджака, а лицо освещалось лишь отблеском далёких прожекторов.

— Поздравляю, — сказал он. Его голос был ровным, без эмоций. — Хорошая гонка. Умная. Вы использовали дождь не как угрозу, а как возможность. Это редкое качество.

— Спасибо, — ответила Алина, не отводя взгляда. Она ждала подвоха, намёка, но он говорил прямо, как констатируя факт. — Я кое-чему научилась.

— Это заметно, — он сделал шаг вперёд, и свет упал на его лицо. Оно было серьёзным. — Но победа — опасная штука. Она создаёт иллюзию, что ты всё понял. Что ты достиг предела.

— Я не думаю, что достигла предела, — парировала Алина.

— Я знаю. В этом и проблема, — Вэнс остановился перед ней. Его взгляд был тяжёлым, пронизывающим. — Ты не знаешь, когда останавливаться, Алина. Я видел это в твоих глазах сегодня на подиуме. Это не радость. Это голод. Ненасытный голод. И это… опасно.

Он помолкал, давая словам проникнуть вглубь.
— В нашем мире есть тонкая грань между легендой и статистикой. Между тем, кого помнят веками, и тем, о ком забывают на следующий день после аварии. Твой брат балансирует на этой грани каждый день. Но у него есть инстинкт самосохранения. Пусть и запрятанный глубоко. А у тебя… — он покачал головой, — у тебя его нет. Ты готова сжечь себя дотла ради одной победы. Ради того, чтобы доказать что-то всем, кто в тебя не верил.

Алина молчала. Его слова били прямо в цель. Она чувствовала эту жажду внутри — жгучую, всепоглощающую. Жажду доказать всё и всем.

— Это сделает тебя либо легендой, — Вэнс произнёс это тихо, почти шёпотом, но каждое слово отдавалось в тишине коридора, как выстрел, — либо трупом. Третьего не дано. Запомни это.

Он повернулся, чтобы уйти, но на прощание бросил через плечо:
— Формула-2 будет в десять раз жёстче. Там голодных ещё больше. И у них нет богатых пап. У них есть только это… — он указал пальцем на свой висок, — и ничего за душой. Они сожрут тебя, если почувствуют твою неуверенность. И добьют, если увидят твой страх. Удачи, мисс Форест. Она вам понадобится.

Он растворился в темноте коридора, оставив Алину одну с ледяным предупреждением, которое висело в воздухе, словing приговор.

Она снова прислонилась к стене, но теперь прохлада бетона не приносила облегчения. Он был прав. Каждый его диагноз был точен. Она не умела останавливаться. Она шла вперёд, сломя голову, не думая о последствиях. Это помогло ей подняться после аварии. Это привело её к победе сегодня. Но что будет завтра?

Она посмотрела на свою руку, сжатую в кулак. Та самая рука, что всего час назад сжимала трофей. Легенда или труп. Другого пути не было.

И вместо страха она почувствовала странное спокойствие. Путь был ясен. Ошибка была бы смертельна. Значит, она не должна ошибаться.

Она выпрямилась и пошла обратно к свету и шуму паддока. Её шаг был твёрдым. Она не знала, станет ли она легендой. Но она дала себе слово, что статистикой не станет.

Её гонка только начиналась. И теперь она знала правила. Без иллюзий. Без жалости к себе. Только она, трасса и тонкая грань, отделяющая славу от гибели. И она была готова шагнуть на эту грань.

Сезон в Формуле-2 стал для Алины адом, но адом иного порядка. Не физическим, а внутренним. Давление достигло критической точки. Каждая гонка, каждая тренировка должны были быть идеальными. От неё ждали чуда, постоянного прогресса. И она сама требовала от себя невозможного.

Сначала это были просто головные боли и бессонница. Потом добавилось лёгкое головокружение после особенно изматывающих заездов. Она списывала всё на переутомление, на стресс. Обратиться к врачу означало показать слабость, дать повод для новых сплетен. Она глушила боль таблетками и шла дальше.

Роковая гонка была на новой, невероятно сложной трассе с множеством перегрузок. С самого старта она чувствовала себя отвратительно. Голова раскалывалась, в висках стучало. Но она была на втором месте, буквально в колесе у лидера. Отступать было нельзя.

За пять кругов до финиша в быстром правом повороте у неё резко закружилась голова. Перед глазами поплыли тёмные пятна. Она едва удержала машину, чисто на инстинктах. А потом почувствовала тёплую, солоноватую струйку, побежавшую из носа под шлем. Кровь.

Паника на секунду сжала горло. Но потом включился гоночный режим. «Только бы не запачкать комбинезон. Только бы не увидели камеры». Она одним резким движением языком слизала кровь с верхней губы и продолжила гонку, стиснув зубы.

Каким-то чудом, на чистой силе воли, она не только удержалась на трассе, но и обошла лидера на предпоследнем круге, совершив обгон, который позже назовут «сверхчеловеческим». Когда она пересекла финишную черту, в её наушниках стоял оглушительный рёв. Первое место. Победа в Ф2.

Но для Алины мир плыл. Она едва помнила, как зарулила на пьедестал, как выбралась из машины. Ноги были ватными. Она держалась, улыбалась, поднимала трофей, чувствуя, как кровь снова начинает сочиться из носа, пропитывая внутреннюю подкладку шлема. Каждое вспышка камеры была ударом по вискам.

Церемония показалась ей вечностью. Как только она смогла, она сорвалась с подиума и, отмахнувшись от поздравляющих, почти побежала в сторону служебных помещений. Ей нужно было добраться до медпункта. До уединения.

Но её тело сдавалось. Пройдя по пустынному коридору, она прислонилась к стене, не в силах сделать ни шага. Голова кружилась так, что её тошнило. Она скользнула вниз, на корточки, одной рукой упираясь в холодный бетон, чтобы не упасть, а другой зажимая нос, из которого хлестала кровь. Алые капли падали на чистый пол, образуя маленькие, ужасающие лужицы.

В этот момент из тени вышла высокая фигура. Брайан Вэнс. Он не выглядел удивлённым. Его взгляд был жёстким и понимающим одновременно. Он молча достал из внутреннего кармана пиджака чистый белый платок и протянул ей.

— Держи. — Его голос был тихим, но властным.

Алина, не в силах вымолвить ни слова, взяла платок и прижала к носу. Она чувствовала себя униженной, раздавленной. Он видел её в самый слабый момент.

— Мой личный врач находится в пяти минутах ходьбы, — сказал Вэнс, глядя на кровь на полу. — Он осмотрит тебя. И его официальное заключение для прессы будет звучать как «острое пищевое отравление». Никаких лишних вопросов, никаких спекуляций.

Алина подняла на него заплаканные, полные отчаяния глаза. Она понимала, что он предлагает ей не просто помощь. Это была сделка. И цена была известна заранее.

— Условие? — прошептала она, её голос был хриплым от слёз и крови.

Вэнс наклонился так, чтобы его слова были слышны только ей.
— Твой контракт с «Forks» истекает в конце сезона. Ты не станешь его продлевать. В следующем году ты подпишешь контракт с «Torqs Racing». Со мной.

Он выпрямился, его лицо было непроницаемым.
— Ты достигла потолка в команде отца. Они не дадут тебе вырасти выше твоего брата. У нас — дадут. Мы сделаем из тебя чемпиона. Но сначала мы сохраним тебе жизнь. Выбор за тобой. Легенда… или труп. Решай сейчас.

Алина смотрела на него, на окровавленный платок в своей руке, на красные капли на полу. Это был не выбор. Это было ультиматум. Тот самый, который когда-то поставил ей отец. Только на кону теперь была не карьера, а её здоровье. Её жизнь.

Она была слишком слаба, чтобы спорить. Слишком напугана. И слишком ясно видела правду в его словах.

Она кивнула, не в силах произнести ни слова.

Вэнс тут же достал телефон.
— Джонатан? Да. У Алины пищевое отравление, сильное. Мой врач уже здесь. Мы всё берём под контроль. Не беспокойтесь.

Он положил трубку и протянул Алине руку.
— Вставай. Пора лечиться. Твоя настоящая гонка только начинается.

И Алина, опираясь на его руку, поднялась на ноги. Она переступала через капли своей собственной крови на пути к сделке с дьяволом. Но это был единственный путь вперёд. Путь к выживанию. И, возможно, к легенде.

Путь по коридору к личному лифту Вэнса показался Алине вечностью. Каждый шаг отдавался болью в висках, а мир плыл перед глазами. Она чувствовала крепкую хватку его руки под своим локтем — не как поддержку, а как захват. Он не давал ей упасть, но и не позволяла отступить.

Лифт поднялся на верхний уровень паддока, где располагались роскошные апартаменты для топ-команд. Дверь открылась прямо в гостиную, где их уже ждал немолодой, подтянутый мужчина с медицинским чемоданчиком — доктор, которому, судя по всему, можно было доверять больше, чем собственную тень.

— На кушетку, мисс Форест, — его тон был профессиональным и бесстрастным.

Пока врач измерял давление, забирал кровь на экспресс-анализ и осматривал её, Вэнс стоял у панорамного окна, глядя на освещённую трассу. Его спина была прямая, поза — полная уверенности.

— Обезвоживание, критическое переутомление, скачок давления, — констатировал доктор, снимая перчатки. — Результат — носовое кровотечение и временная потеря ориентации. Не смертельно, но следующий такой приступ в кокпите может закончиться трагически. Нужен полный отдых. Как минимум, неделя.

— Пищевое отравление, — не оборачиваясь, произнёс Вэнс. — Такова официальная версия.

— Как скажете, мистер Вэнс, — кивнул врач. — Я подготовлю все необходимые документы. — Он собрал вещи и вышел, оставив их одних.

Алина сидела на кушетке, всё ещё чувствуя слабость, но уже более осознанно. Платок Вэнса, пропитанный её кровью, лежал рядом, как улика.

Вэнс медленно повернулся от окна. Его взгляд был холодным и расчётливым, как у хищника, оценивающего добычу.

— Я же только начала в Ф2, — тихо сказала Алина, сжимая край кушетки. Её голос всё ещё дрожал от слабости. — Прошло меньше трёх месяцев. Зачем я тебе? Я… я ещё ничего не доказала.

— Ты доказала сегодня, — парировал Вэнс. Он подошёл ближе, его тень накрыла её. — Ты доказала, что можешь выиграть, даже когда твоё тело отказывается тебя слушаться. Эта победа сегодня была не о мастерстве. Она была о характере. А характер — это единственное, что нельзя купить или имитировать. У твоего брата он есть. И, как ни странно, он есть у тебя.

Он сел в кресло напротив, скрестив ноги, приняв вид делового человека, заключающего сделку.
— Вот моё предложение. Ты остаёшься в академии «Forks» до конца сезона в Ф2. Ты выигрываешь чемпионат. Я даю тебе на это полтора года. После этого… — он сделал паузу, давая словам проникнуть вглубь, — ты переходишь в «Torqs Racing». В Формулу-1. Ты будешь вторым пилотом. В моей команде. А я, естественно, остаюсь первым.

Алина смотрела на него, не веря своим ушам. Второй пилот в топ-команде Ф1? Прямой переход? Это было слишком нереально.

— Твой отец никогда не позволит тебе быть в одной команде с братом, — продолжал Вэнс. — Это разрушит его идеальную картинку. А быть второй скрипкой в слабой команде — значит похоронить карьеру. У меня ты получишь лучшую машину, лучших инженеров и… мое руководство. Я научу тебя всему, что знаю. Я сделаю из тебя гонщика, способного бросить вызов кому угодно. В том числе и мне.

— А если я не выиграю чемпионат Ф2? — спросила она, пытаясь найти подвох.

— Тогда этот разговор не имел смысла, — холодно ответил Вэнс. — И тебе придётся искать другой путь. Если он у тебя будет. — Он достал из внутреннего кармана тонкий планшет. — Но чтобы я был уверен, что мои инвестиции окупятся, ты подпишешь предварительное соглашение. Конфиденциальное. В нём будет всего один пункт: при наличии предложения от «Torqs Racing», ты обязуешься отклонить все другие варианты и подписать контракт с нами. Другими словами, если ты будешь готова к Ф1 — твоё место будет ждать тебя у нас.

Алина смотрела на планшет, как кролик на удава. Он предлагал ей всё, о чём она могла мечтать, но ценой полного подчинения. Она становилась его проектом. Его оружием.

— Почему? — выдохнула она. — Почему ты это делаешь? Ты же не нуждаешься во втором пилоте. Ты всегда был один в команде.

На губах Вэнса дрогнула едва заметная улыбка.
— Чемпионаты становятся скучными, когда не с кем конкурировать. Даниел… он достойный соперник. Но он предсказуем. Ты… нет. В тебе есть дикость. И если её направить в нужное русло, ты сможешь сделать то, что не может никто. — Он отложил планшет. — Я не предлагаю тебе дружбу, Алина. Я предлагаю партнёрство. Сделку. Ты получаешь шанс стать легендой. А я получаю… интересный сезон.

Он встал и снова подошёл к окну, глядя на огни трассы.
— Тебе нужна неделя отдыха. Врач выпишет тебе рекомендации. Исполняй их. Я не вкладываюсь в бракованный товар.

Алина посмотрела на его спину, а потом на окровавленный платок. Она ненавидела его в этот момент. Ненавидела за его холодность, за его расчёт, за то, что он видел её слабость. Но ещё больше она ненавидела мысль о том, чтобы сдаться.

Она медленно потянулась к планшету. Её пальцы дрожали, когда она взяла стилус.

— Хорошо, — прошептала она, и её голос прозвучал твёрже, чем она ожидала. — Я подпишу.

Она поставила свою подпись на экране. Сделку была заключена. Её будущее было продано. Но продано за шанс. Шанс не просто выжить, а добиться всего.

Вэнс обернулся, увидел подпись, и в его глазах мелькнуло удовлетворение.
— Отлично. Теперь отдыхай. Твоя настоящая гонка начинается завтра. И на этот раз, — его взгляд стал стальным, — ты будешь играть по моим правилам.

Алина поставила последнюю точку в своей фамилии и отложила планшет. Дрожь в руках внезапно утихла, сменившись ледяным спокойствием. Решение было принято. Путь определён.

— Правила, — тихо произнесла она, поднимая на него взгляд. В её глазах уже не было ни слабости, ни отчаяния. Только вызов. — Я с ними ознакомлюсь. Но имей в виду, Вэнс, я плохо умею играть по чужим правилам. Даже твоим.

Брайан оценивающе посмотрел на неё, и в уголках его губ дрогнуло нечто, отдалённо напоминающее уважение.
— Это я и ценю. Но пока ты учишься, ты будешь слушаться. Первое правило: твоё здоровье — теперь мой актив. Ты больше не имеешь права им рисковать. Понятно?

Алина кивнула. Это было разумно. Унизительно, но разумно.

— Доктор оставил тебе успокоительное и рекомендации, — Вэнс указал на небольшую упаковку таблеток на столе. — Первую неделю — полный покой. Никаких симуляторов, никаких тренировок. Только сон и еда. Потом начнём реабилитацию. Я пришлю тебе расписание.

Он направился к выходу, но на пороге остановился.
— И, Алина… Поздравляю с победой. Настоящей. — С этими словами он вышел, оставив её одну в роскошной, давящей тишине апартаментов.

Она осталась сидеть на кушетке, глядя на свою подпись на экране планшета. «Torqs Racing». Вторая пилот. Рядом с Брайаном Вэнсом. Это звучало как сказка и как приговор одновременно.

Она взяла упаковку с таблетками, выпила одну, запивая водой из хрустального бокала. Действие наступило быстро — напряжение стало уступать место тяжёлой, непреодолимой усталости.

Она повалилась на мягкий диван, укрылась пледом и закрыла глаза. Перед её внутренним взором проплывали картины дня: рёв мотора, вкус крови во рту, восторг победы, холодный пол в коридоре, пронзительный взгляд Вэнса.

Она продала душу дьяволу. Но этот дьявол, в отличие от её отца, не предлагал ей золотую клетку. Он предлагал ей оружие и поле боя.

«Легенда или труп», — прошептала она уже в полудрёме.

И впервые за долгое время Алина Форест уснула с чувством не страха и неуверенности, а с холодной, безжалостной ясностью. Ад только начинался. Но теперь у неё был проводник, который знал все его круги. И она была готова пройти их до конца.

Прошло две недели с момента подписания договора. Алина соблюдала режим, предписанный врачом Вэнса. Отдых, правильное питание, лёгкие кардионагрузки. Физически она восстанавливалась. Но внутри всё было не так гладко.

Её возвращение в Ф2 состоялось на трассе, печально известной своими высокоскоростными поворотами и жёсткими отбойниками. Той самой, где когда-то разбилась её мать. Алина знала это, но гнала мысли прочь. Профессионализм превыше всего.

Гонка началась ровно. Она шла на третьей позиции, контролируя ситуацию. Но на середине дистанции всё пошло наперекосяк. Два пилота впереди нее, борясь за позицию, коснулись колёсами. Один из них потерял контроль. Его машину развернуло поперёк трассы прямо перед Алиной на высокой скорости.

Это было точь-в-точь как тогда, в пятнадцать лет. Та же внезапная, неконтролируемая помеха. Тот же летящий навстречу силуэт болида.

Мир замедлился. В ушах зазвенело. Она не думала. Сработали чистейшие инстинкты, отточенные тысячами часов тренировок. Руки сами отработали манёвр уклонения. Она рванула руль влево, проскочив в сантиметрах от вращающегося соперника, и чисто вышла из поворота, даже не сбросив скорость.

В наушниках стояли крики инженера, поздравления. Она только что совершила манёвр, который позже назовут чудом. Но Алина ничего не слышала. Она вела машину на автомате, сердце колотилось где-то в горле, дыхание перехватывало. Перед глазами стояли кадры из прошлого: кренившийся салон, запах гари, всепоглощающая боль.

Каким-то образом она довела гонку до конца, финишировав второй. Но всё происходило как в тумане. Она не помнила, как вышла из машины, как прошла пресс-конференцию, как оказалась в своём номере в отеле.

Она сидела на кровати, обхватив колени, и вся дрожала мелкой, неконтролируемой дрожью. Перед глазами снова и снова проигрывался тот момент. Удар. Боль. Темнота. Она чувствовала запах гари, хотя его не было. Её ладони были влажными.

«Я справилась, — твердила она себе. — Я справилась. Всё хорошо».

Но тело не слушалось. Его память была сильнее разума. Это была не просто боязнь. Это была полномасштабная паническая атака, вызванная посттравматическим шоком.

Вдруг скрипнула дверь. Алина дёрнулась, ожидая увидеть Риверса или, на худой конец, врача команды.

В проёме стоял Брайан Вэнс.

Он был в тёмной одежде, без пиджака, и выглядел так, будто только что прилетел с другого конца света. Его взгляд был пристальным, анализирующим. Он молча вошёл, закрыл за собой дверь и прислонился к косяку, скрестив руки.

— Это из-за аварии? — его голос был непривычно тихим, без привычной стальной поволоки. — Рука? Нога? Сильно болят?

Алина лишь сильнее сжала колени, не в силах вымолвить ни слова. Она не хотела, чтобы он видел её такой — разбитой, напуганной, уязвимой.

— Откуда ты… — она сглотнула ком в горле, пытаясь взять себя в руки. — Хотя, неважно. Пришёл посмотреть, цел ли твой «проект»? Не волнуйся, я в полном порядке. Дай мне ночь, и я…

— Пожалуйста, прекрати! — его слова прозвучали резко, почти отчаянно. Он сделал шаг вперёд, и в его глазах, всегда таких холодных, пылала неподдельная тревога. — Я не такой, как тебе кажется. Я не пришёл проверять актив. Я… — он запнулся, будто подбирая слова, что для него было несвойственно. — Я просто волнуюсь за тебя. По-настоящему.

Эти слова повисли в воздухе, разбивая все её защиты. Она смотрела на него — на этого всегда собранного, безупречного, отстранённого человека, который сейчас стоял перед ней с растрёпанными волосами и взглядом, полным чего-то неузнаваемого.

Что-то в ней сорвалось с цепи. Вся накопленная боль, страх, усталость и это дурацкое, необъяснимое влечение, которое она в себе подавляла, вырвалось наружу.

Она резко поднялась с кровати и, не отдавая себе отчёта в действиях, за два шага преодолела расстояние между ними. Она встала на цыпочки, схватила его за лицо руками и притянула к себе, грубо прижавшись губами к его губам.

Это был не нежный поцелуй. Это была вспышка. Взрыв отчаяния, гнева, благодарности и чего-то ещё, чему она не могла дать имя. Она целовала его так, как будто он был единственным якорем в бушующем море её кошмаров.

Вэнс на мгновение окаменел от неожиданности. Но уже через секунду его руки обхватили её талию, прижимая к себе с почти болезненной силой. Он ответил ей с той же яростью, той же страстью. Это была не ласка, а битва. Столкновение двух огней, двух ураганов.

Когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы перевести дух, в комнате повисла тяжёлая, звенящая тишина. Они стояли, тяжело дыша, лоб в лоб.

— Вот чёрт, — хрипло выдохнул Вэнс, его взгляд блуждал по её лицу, пытаясь осмыслить произошедшее.

Алина отшатнулась, как от ожога. Ужас и стыд накатили на неё волной. Что она наделала?
— Я… прости… я не знаю, что на меня нашло… — она попятилась назад, к кровати.

Но он не отпустил её. Он удержал её за руку, нежно, но твёрдо.
— Не надо, — его голос снова приобрёл привычную твёрдость, но в нём появились новые, тёплые нотки. — Не извиняйся. Потому что я тоже не буду.

И прежде чем она успела что-то понять, он сам наклонился к ней. На этот раз его поцелуй был не ответной яростью, а совсем другим. Он был медленным, глубоким, исследующим. В нём не было спешки, только томительное, невыносимое ожидание и нарастающая жажда. Он словно давал ей понять: это не случайность. Это выбор.

Алина замерла на мгновение, а потом ответила ему с той же отдачей. Её руки снова поднялись к его лицу, но теперь не для того, чтобы притянуть его грубо, а чтобы ощутить текстуру его кожи, линию скулы. Он издал низкий, одобрительный стон, и его руки скользнули с её талии ниже, прижимая её бёдра к себе так плотно, что она почувствовала каждую мышцу его тела и его нарастающее возбуждение.

Он начал двигаться, ведя её назад, к кровати, не разрывая поцелуя. Его пальцы нашли молнию на её гоночной куртке и медленно, с мучительной неспешностью, расстегнули её. Ткань соскользла с её плеч с шепотом. Его губы последовали за ней, оставляя горячие, влажные поцелуи на её ключице, на шее, заставляя её вздрагивать и выдыхать его имя — сдавленно, почти молитвенно.

Он был методичен, как во всём. Каждое прикосновение было выверенным и точным, будто он изучал трассу её тела, находя самые чувствительные точки. Он снимал с неё одежду, и она помогала ему, её пальцы дрожали, застегиваясь на пряжке его ремня, стягивая с него тёмную футболку.

Когда они оказались кожи к коже, дыхание перехватило у обоих. Он оторвался от её губ, чтобы посмотреть на неё. Его глаза, обычно ледяные, пылали тёмным огнём.
— Ты уверена? — его голос был хриплым от страсти. Это был последний бастион контроля, который он готов был сдать.

В ответ она лишь провела рукой по его груди, чувствуя под ладонью биение его сердца — такого же частого и неистового, как у неё.
— Да, — прошептала она. — Я уверена.

Больше слов не было нужно. Он опустил её на прохладные простыни, и его тело накрыло её, тяжёлое, желанное, реальное. Его ладони скользили по её бокам, обжигая кожу, а губы снова нашли её грудь, заставляя её выгибаться от волн наслаждения, которые были острее, чем любая скорость на трассе.

Он не спешил. Он входил в неё медленно, давая ей привыкнуть к каждому сантиметру, к каждому новому ощущению. Алина впилась пальцами в его спину, чувствуя, как её собственное тело открывается ему, отвечая на каждый его толчок встречным движением. Это была не просто физическая близость. Это было падение. Падение с той самой грани, о которой он говорил. Падение в неизвестность, в опасность, в нечто совершенно новое.

Он нашёл её ритм, и их движения стали единым целым — порывистым, неистовым, идеально синхронным. Шёпот её имени на его устах смешивался с её стонами. Мир сузился до тёмной комнаты, до запаха его кожи и её духов, до звуков их тяжёлого дыхания.

Когда пик настиг её, это было похоже на кражу суперлицензии — внезапно, головокружительно и по-настоящему. Она крикнула, сжимая его плечи, и почувствовала, как его тело напряглось в ответ, изливаясь в ней волнами горячего наслаждения.

Некоторое время они лежали неподвижно, слившись воедино, слушая, как их сердца постепенно успокаиваются. Потом он медленно перевернулся на бок, не выпуская её из объятий, и притянул к себе.

Он не говорил ничего. Просто проводил рукой по её волосам, смотря в потолок. Алина прижалась щекой к его груди, слушая ровный стук его сердца. Дрожь прошла. Страх утих. Осталась только оглушительная тишина и понимание, что ничего уже не будет прежним. Его пальцы медленно, почти задумчиво, перебирали пряди её волг.

— Это было ошибкой, — тихо произнёс он, и его голос прозвучал приглушённо в темноте. Сердце Алины сжалось. Она попыталась отстраниться, но его рука на её спине удержала её на месте. — Со стратегической точки зрения, — продолжил он, и в его тоне вновь появились знакомые стальные нотки. — Эмоции — худший попутчик в гонке.

— А я так не думаю, — перебила она, её голос прозвучал твёрже, чем она ожидала. Она приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо в полумраке. — Мне сейчас... хорошо. Примерно так же, как когда я впервые села за руль после аварии. Как будто я снова могу дышать.

Он смотрел на неё, и в его глазах читалась борьба.
— Но... я, можно сказать, враг твоей семьи. Я и так использую тебя в своих целях, а теперь...
— А теперь ты используешь меня ещё и как женщину? — она закончила за него, и в её голосе прозвучала лёгкая, почти дерзкая улыбка, которую он не видел раньше. — Брайан, посмотри на меня. Я не наивная девочка. Я прекрасно понимаю, кто ты и какие у тебя цели. Но сегодняшняя ночь... это не часть твоего плана. Это не стратегия. Это просто... мы.

Она положила ладонь ему на грудь, чувствуя под пальцами ровный, спокойный ритм его сердца.
— Ты всегда говоришь о контроле. О том, что эмоции — это слабость. А что, если это не слабость? Что, если это то, что даёт тебе сил больше, чем любой расчёт? Сегодня на трассе меня спас не холодный разум. Меня спас инстинкт. А инстинкт — это и есть эмоция. Ярость жить. Страх умереть. И... желание чувствовать. Как сейчас.

Он молчал, изучая её. Его щёлкающий, как шахматный компьютер, мозг, очевидно, обрабатывал её слова, находя в них изъяны.
— Это опасно, — наконец произнёс он. — Для тебя. Для меня. Для всего, что мы строим.

— А гонки на трёхсоткилометровой скорости — не опасны? — парировала Алина. — Вся наша жизнь — это риск. И я готова рискнуть ещё раз. Но только если ты тоже готов.

Она увидела, как в его глазах что-то сломалось. Не контроль, а та стена, за которой он прятался. Он медленно поднял руку и провёл тыльной стороной пальцев по её щеке.
— Чёрт возьми, Форест, — прошептал он с оттенком невероятного для него изумления. — Ты единственный человек, который обгоняет меня даже вне трассы.

И прежде чем она успела ответить, он снова поцеловал её. На этот раз поцелуй был другим — нежным, почти неуверенным, полным того самого риска, о котором они только что говорили.

Когда они снова оказались в объятиях друг друга, Алина поняла, что выиграла не просто спор. Она нашла брешь в его броне. И, возможно, это была самая важная победа в её жизни.

Звон будильника врезался в тишину, как нож. Резкий, безжалостный электронный звук, который Алина ненавидела больше всего на свете. Она застонала, инстинктивно потянувшись к телефону на тумбочке, но её движение наткнулось на что-то тёплое и твёрдое.

Память вернулась к ней мгновенно, как удар током. Она замерла, рука застыла в воздухе.

Рядом с ней в кровати лежал Брайан Вэнс.

Он спал на боку, повёрнутый к ней, его лицо в предрассветных сумерках было разглажено, без привычного напряжения. Одна рука была закинута за голову, другая лежала на подушке между ними. Он выглядел моложе. Уязвимее.

Будильник продолжал трезвонить. Алина потянулась через него, стараясь не задеть, и наконец выключила ненавистный звук. В комнате воцарилась хрупкая, звенящая тишина.

Она осторожно опустилась обратно на подушку, наблюдая за ним. Его дыхание было ровным и глубоким. Она видела шрам над его бровью, который обычно скрывали солнцезащитные очки, и родинку на шее. Эти мелкие детали казались невероятно интимными. Она видела не пятикратного чемпиона, не холодного стратега, а просто человека.

И этот человек провёл с ней ночь.

Она не могла в это поверить. Это было похоже на сон — яркий, насыщенный, совершенно нереальный.

Внезапно его глаза открылись. Не было ни секунды замешательства, ни вопроса «где я?». Его взгляд сразу был ясным и осознанным. Он смотрел на неё, и в его глазах читалась та же сложная смесь — осознание случившегося, лёгкая тревога и… что-то ещё, тёплое и неуловимое.

— Пять тридцать, — тихо сказала Алина, словно оправдываясь за будильник.

— Знаю, — его голос был низким и хриплым от сна. — Я тоже ставлю на пять тридцать.

Он не отводил взгляда. Казалось, он так же, как и она, пытался понять, что же теперь делать с этой новой реальностью.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он наконец. Вопрос был простым, но за ним стояло гораздо больше: «О чём ты думаешь? Жалеешь?»

Алина попыталась проанализировать свои ощущения. Физически — приятная усталость в мышцах. Эмоционально… хаос. Но хороший хаос.
— Не знаю, — ответила она честно. — Ещё не поняла.

Он кивнул, как будто это был единственно правильный ответ. Потом медленно, почти нерешительно, протянул руку и убрал прядь волос с её лица. Его прикосновение было лёгким, но оно вызвало мурашки по её коже.

— А у тебя сегодня разве не Гран-при в Италии? — спросила она, внезапно вспомнив расписание.

— Угу, — он неохотно подтвердил, его глаза уже были закрыты. — Вылет в девять. — Он потянулся и обвил её рукой, притягивая ближе. — Дай ещё полежать. Пять минут.

Она утонула в его объятиях, чувствуя, как его дыхание снова становится ровным и глубоким. Эти пять минут растянулись в десять, наполненные тихим шепотом.
— Ты не пожалела? — его вопрос прозвучал ей в волосы.
— Нет. А ты?
— Я не делаю вещей, о которых потом жалею.

Наконец, с тяжёлым вздохом, он отпустил её и поднялся с кровати. Алина наблюдала, как он одевается — каждый жест выверенный, быстрый, возвращающий ему ту самую броню неприступности. Когда он был готов, он подошёл к кровати.

Она всё ещё лежала, прикрытая лишь простынёй, чувствуя себя невероятно уязвимой под его пристальным взглядом. Он взял её руки, мягко, но недвусмысленно, и прижал их к кровати по обе стороны от её головы. Его пальцы переплелись с её пальцами, пригвоздив её к месту. Это не было агрессией. Это было ритуалом. Вопросом.

Он наклонился так, что их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Его глаза были тёмными и невероятно серьёзными.
— Ты будешь смотреть гонку? — прошептал он. — Ты будешь со мной встречать?

Вопрос был не о телетрансляции. Он был о том, будет ли она мысленно с ним. Будет ли переживать. Будет ли ждать его на финише, даже если они должны будут делать вид, что они чужие.

Алина посмотрела ему прямо в глаза, её собственный взгляд стал твёрдым. Она сжала его пальцы в ответ.
— Буду. Я буду с тобой на каждом повороте.

На его губах появилась та самая редкая, настоящая улыбка, которую она видела лишь мельком. Он наклонился ещё ниже и поцеловал её — коротко, но со страстью, которая обещала продолжение.
— Тогда до встречи на финише, Форест.

Он отпустил её руки и вышел из комнаты, не оглядываясь. Алина лежала, глядя в потолок, её запястья ещё чувствовали тепло его прикосновения, а губы — жар его поцелуя. Её телефон завибрировал — напоминание о тренировке. Но сейчас её мысли были за тысячи километров, на трассе в Монце. Её чемпион выходил на старт. И впервые в жизни у неё был личный интерес к победе. Не ради славы. Ради человека, чьё сердце билось в унисон с её собственным.

Прошли два с половиной года. Два с половиной года каторжного труда, бесконечных перелётов, побед и поражений в Формуле-2. Алина Форест не просто адаптировалась — она доминировала. Она выиграла чемпионат во втором сезоне, оставив позади всех «голодных» соперников, которые когда-то сомневались в ней. Её имя теперь ассоциировалось не с фамилией, а с невероятной волей к победе.

И вот настал день, когда FIA официально утвердила её суперлицензию. Право управлять болидом Формулы-1.

Пресса взорвалась. Заголовки кричали: «Девушка-чудо: Алина Форест совершает исторический прыжок в Ф1!», «От дрифта до королевских гонок за три года — феномен Алины Форест!».

Но за восторгами последовал главный вопрос, который будоражил весь гоночный мир: «ГДЕ?»

Где будет гоняться единственная женщина в пелотоне, обладающая не только именем, но и железной волей? Все были уверены в одном — её отец, Джонатан Форест, никогда не отпустит такой актив. Место в «Forks Racing» рядом с её братом Даниелем казалось предрешённым. Идеальная сказка: брат и сестра, ведущие легендарную команду к новым победам.

Официальная пресс-конференция была назначена на уик-энд в Монако. Зал был забит до отказа. Камеры были нацелены на трибуну, где сидели Джонатан Форест, Даниель и сияющая Алина. Все ждали предсказуемого объявления.

Джонатан взял микрофон.
— Мы гордимся достижениями Алины. И, как вы все ожидаете, «Forks Racing» с гордостью предлагает ей…

В этот момент Алина вежливо, но твёрдо взяла микрофон у отца из рук. В зале повисла ошеломлённая тишина. Камеры крупно поймали её решительное лицо и растерянное лицо её отца.

— Спасибо, отец, — сказала она, глядя прямо в объективы. — И спасибо команде «Forks» за всё. Но я приняла другое решение.

Зал взорвался вспышками и гулом. Джонатан Форест побледнел. Даниел удивлённо поднял брови.

— В следующем сезоне, — голос Алины был чётким и уверенным, он не дрожал ни на секунду, — я буду выступать за команду «Torqs Racing».

Тишина сменилась оглушительным гамом. Это было немыслимо. «Torqs Racing» — команда-соперник, команда Брайана Вэнса! Заявление прозвучало как объявление войны собственной семье.

Журналисты вскочили с мест, крича вопросы:
— Это значит, вы уходите из семьи, Алина?!
— Ваш отец знал об этом?!
— Ваше решение связано с Брайаном Вэнсом?!

Алина подняла руку, требуя тишины.
— Моё решение связано только со мной. Я благодарна «Forks» за старт, но для дальнейшего роста мне нужна своя траектория. Не в тени моего брата, а на своей собственной дороге. «Torqs Racing» предоставили мне лучшие условия для развития. И я надеюсь, что мы будем достойными соперниками с «Forks Racing».

Она встала и, не глядя на онемевшего отца и шокированного брата, вышла из зала под вспышки камер и крики репортёров.

Скандал был колоссальным.
«Предательство семьи: Алина Форест бросает вызов отцу и брату!»
«Война Форестов: дочь переходит в стан врага!»
«Что стоит за решением Алины: амбиции или месть?»

В социальных сетях разгорелась настоящая война. Одни называли её предательницей, другие восхищались её смелостью. Образ «девушки-чуда» треснул по швам, раскрывая стальную, непокорную и крайне амбициозную женщину, которая не побоялась сжечь мосты.

Вечером того же дня Алина стояла на балконе своей виллы, глядя на огни Монако. Её телефон разрывался от звонков. Отец. Брат. Лука. Риверс. Она никому не отвечала.

За её спиной раздался тихий звук открывающейся двери. Она обернулась. На балконе стоял Брайан Вэнс. На его лице играла та самая, едва уловимая улыбка.

— Ну что, — сказал он, подходя к ней. — Добро пожаловать в настоящую Формулу-1. Где самые жёсткие гонки проходят не на трассе, а за её пределами.

Алина посмотрела на него, а потом снова на город.
— Они меня ненавидят.
— Ненависть — лучшее топливо, — парировал он. — Теперь ты не «дочь Фореста». Теперь ты — угроза. А угроз боятся. А боятся — уважают.

Он стоял рядом, и их плечи почти соприкасались. Они больше не прятались. Их тайна была ничтожна по сравнению с тем скандалом, который она только что устроила.

Её путь к Формуле-1 был завершён. Но её главная гонка — гонка за признанием, за правом быть собой — только начиналась. И противниками в ней были не просто другие пилоты. Это были её собственная семья, пресса и весь гоночный мир. Но теперь у неё был самый опасный и верный союзник, которого только можно было представить.

Через три дня после взрывоопасной пресс-конференции Алина вошла в стерильный, выполненный в чёрно-серебристых тонах офис «Torqs Racing» в Милане. Воздух здесь пахло дорогим кофе, новейшей электроникой и холодной амбицией — совсем не так, как в пахнущем историей и бензином главном офисе «Forks».

Её провели в переговорную, где за длинным стеклянным столом её уже ждали. Брайан Вэнс, его спортивный директор и юристы. Сам Брайан был безупречен в тёмном костюме, его лицо — маска деловой непроницаемости. Ни один мускул не дрогнул при её появлении. Они были профессионалами, заключающими сделку.

— Мисс Форест, добро пожаловать, — произнёс спортивный директор, жестом приглашая её сесть.

На столе перед ней лежала папка с контрактом. Толще, чем она ожидала. Финансы, бонусы, обязательства перед спонсорами, графики тестов, пункты о поведении в медиа-пространстве… и один особый пункт, который она искала глазами в первую очередь.

«Пилотский статус: Второй пилот. Безусловное право команды на определение гоночной стратегии в пользу первого пилота, Брайана Вэнса, в случае, если оба автомобиля находятся в борьбе за чемпионский титул или ключевые позиции».

Она прочла это ещё раз. Это была официальная формулировка приказа «не мешать». Она знала, на что шла. Быть вторым пилотом у Вэнса означало на время забыть о личных амбициях. Стать винтиком в машине, работающей на его титул.

Она подняла взгляд на Брайана. Он смотрел на неё, его выражение лица ничего не выражало. Это был тест. Последняя ловушка. Готова ли она принять его условия полностью? Не только в постели, но и на трассе?

— Всё в порядке, мисс Форест? — спросил один из юристов.
— Всё прекрасно, — ответила она твёрдо и взяла ручку.

Она ставила подписи на страницах, её имя — Алина Форест — ложилось рядом с логотипом «Torqs». Каждая подпись была гвоздём в крышку гроба её старой жизни. Когда она поставила последнюю, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелчком камеры корпоративного фотографа.

Спортивный директор улыбнулся и протянул ей руку.
— Поздравляем. Добро пожаловать в «Torqs Racing».

Рукопожатия, формальные улыбки. Потом все, кроме неё и Брайана, покинули переговорную, оставив их одних с подписанным контрактом на столе.

Он молчал, глядя на документ. Потом поднял на неё взгляд.
— Сожалеешь?

— Спроси после первой гонки, — парировала Алина.

Уголок его рта дрогнул.
— Теперь ты моя, Форест. На бумаге и на трассе. Помни об этом.

— Я никому не принадлежу, Вэнс, — она встала, оперевшись ладонями о стеклянную столешницу. — Я выбрала этот путь. Так же, как выбрала тебя. Не путай причину и следствие.

Он тоже поднялся, и теперь они стояли друг напротив друга, разделённые лишь столом, как два полководца, разделяющие карту перед битвой.
— На публике — строго профессиональное отношение. Ни намёка.
— Я знаю правила.
— Хорошо.

Он развернулся и пошёл к выходу. На пороге он остановился, не оборачиваясь.
— Завтра в шесть утра. Заводская трасса. Первая тестовая сессия. Не опаздывай, второй пилот.

Когда дверь закрылась, Алина осталась одна в огромной пустой комнате. Она посмотрела на свой экземпляр контракта. Она продала свою свободу. Но купила шанс. Шанс стать легендой на своих условиях, пусть и начав с роли ученицы в тени мастера.

Она достала телефон. На экране горели десятки пропущенных звонков от отца. Она заблокировала номер.

Её старый мир остался позади. Впереди была только трасса, скорость и холодные серые глаза человека, который был её проклятием и её спасением. И она была готова ко всему.

Алина положила телефон в карман, её пальцы чуть дрожали, но внутри царила ледяная ясность. Она вышла из офиса «Torqs Racing» не через парадный вход, где уже ждали репортёры, а через служебный выход, как и договорились.

Её ждала неприметная машина с затемнёнными стёклами. Шофёр молча кивнул, и они тронулись, растворяясь в миланском потоке. Она смотрела в окно на мелькающие витрины, но не видела их. В ушах стоял эхо последней фразы Вэнса: «Не опаздывай, второй пилот».

В её отеле, уже другом, не том, что спонсировался «Forks», её ждала сумка с новой экипировкой — чёрно-серебристой, с логотипом «Torqs». Она провела рукой по гладкому материалу. Это была не просто форма. Это была кожа. Новая кожа, в которую она теперь должна была врасти.

На следующее утро в 5:45 она уже стояла на частной тестовой трассе команды. Воздух был холодным и свежим, пахло свежескошенной травой и бетоном. И вот он появился.

Брайан шёл к ней по пит-лейн, не в костюме, а в гоночном комбинезоне, расстёгнутом до пояса. Его взгляд был таким же, как на трассе — сконцентрированным, жёстким.

— Комбинезон сидит хорошо, — это было его приветствие. — Садись в машину. Покажешь, что можешь делать без давления прессы.

Первый тест был не о скорости. Он был о послушании. Инженер в наушниках давал ей команды: «Сбрось скорость на выходе из поворота 4», «Держи обороты ниже красной зоны», «Проехать круг по заданной траектории с отклонением не более 10 сантиметров». Она выполняла всё с ювелирной точностью, стиснув зубы. Она понимала — он проверял её, ломает ли её гордыня, сможет ли она быть винтиком.

После трёх часов работы он подошёл к её болиду, когда она заглушила двигатель.
— Достаточно. — Он посмотрел на данные на планшете. — Чисто. Слишком чисто. Ты боишься ошибиться.

— Я выполняла приказы, — сказала она, снимая шлем.

— Приказы ты выполнила. А где твой инстинкт? Где та «дикость», ради которой я тебя нанял? — Он ткнул пальцем в график. — Ты ехала как робот. Мне не нужен робот. Роботов уже изобрели. Мне нужен ты. Та, что не боится проиграть. Поняла?

Алина смотрела на него, и внутри всё закипало. Он был прав. Она так старалась быть идеальной, что забыла о том, кто она есть.

— Поняла, — кивнула она.

— Хорошо. — Он повернулся, чтобы уйти, но бросил через плечо: — Завтра будет сложнее. Готовься.

Она осталась одна у своей новой машины, положив ладонь на её ещё тёплый корпус. Он снова был прав. Она пыталась быть той, кого он хочет видеть, вместо того чтобы быть собой. А её сила была всегда в её огне, в её ярости, в её готовности сломать правила.

Она улыбнулась. Её первый день в новой команде закончился не упрёком, а вызовом. И это был лучший возможный старт.

Вечером, лежа в постели, она получила сообщение с неизвестного номера:
«Не становись другой. Стань лучше. Б.»

Она перечитала сообщение несколько раз, потом сохранила номер. Враг, наставник, любовник… Роли смешались. Но одно было ясно — их танец только начинался. И на этот раз музыка была быстрее, а ставки — выше, чем когда-либо прежде.

Недели, предшествующие первому Гран-при сезона, стали для Алины сущим адом. Тренировки на заводской трассе «Torqs» были выматывающими до предела. Инженеры доводили до идеала каждую мелочь, а Брайан требовал от неё не просто точности, а слепого подчинения стратегии. «Держись позади», «Сохрани шины», «Не атакуй без команды». Она чувствовала себя не гонщиком, а марионеткой.

Её натура бунтаря, её гоночный инстинкт, который когда-то привёл её к победе в дрифте, подавлялся. Она злилась. На Брайана, на команду, на саму себя за то, что согласилась на эти цепи.

И вот, в последний день тестов, что-то в ней сломалось. Когда инженер снова прокричал в радиосвязь: «Алина, сбрось темп, это не гонка!», она не просто проигнорировала приказ. Она вдавила педаль газа в пол.

Она ехала так, будто это был последний круг её жизни. Слепо, яростно, на грани фола. Она не «сохраняла машину», она выжимала из неё всё, рискуя сорваться в каждом повороте. Она общалась с болидом на языке ярости и отчаяния, который поняла только она одна.

Когда она пересекла финишную черту и заглушила двигание, в наушниках повисла оглушительная тишина. Потом раздался голос главного инженера, полный не столько гнева, сколько изумления:
— Алина… у тебя… седьмая сотая от времени Брайана.

Семь сотых. Пропасть для топ-пилотов Ф1 стала щелью. Она, «второй пилот», на незнакомой машине, почти сравнялась с четырёхкратным чемпионом.

Она выбралась из кокпита, её руки дрожали от адреналина. По пит-лейн к ней шёл Брайан. Его лицо было невозмутимым, но в глазах плясали демоны. Он не сказал ни слова, просто взял её за локоть и повёл прочь, в сторону пустого ангара.

Дверь захлопнулась. Он прижал её к холодной металлической стене, его тело напряжено, как тетива.
— Ты сошла с ума? — прошипел он, его дыхание обжигало её кожу. — Ты могла разбить машину! Ты могла покалечиться!

— Я устала быть твоей тенью! — выкрикнула она в ответ, вырываясь. — Я гонщик, Брайан, а не робот! Ты хотел увидеть, на что я способна? Вот, полюбуйся!

Вместо ответа он грубо прижал свои губы к её. Это был не поцелуй, а битва. Поцелуй-наказание и поцелуй-признание в одном флаконе. Ярость, накопившаяся за недели, выплеснулась наружу. Одежда полетела на пол. Их соитие там, в полумраке ангара, среди запаха масла и резины, было таким же яростным и неконтролируемым, как её гоночный круг. Это было сражение за власть, за право быть собой, и в нём не было победителя и побеждённого — было только всепоглощающее пламя.

Гран-при Австралии. Первая гонка сезона.

Даниел стартовал с поула. Алина — с пятого места. Уже на первом круге брат, видя её в зеркалах, начал агрессивно защищать позицию, оттирая её к краю трассы. Это был не просто спортивный приём. Это было послание: «Знай своё место. Ты не на уровне».

Алина почувствовала прилив старой ярости. Она рванула вперёд, пытаясь атаковать. Они боролись колесо к колесу в нескольких поворотах, высекая искры из своих машин. Это было зрелищно, жёстко и… неэффективно. Пока они выясняли отношения, спокойно и методично, как и всегда, в лидеры вышел Брайан Вэнс. Он не участвовал в их драме. Он просто ехал своей гонкой, быстрой и безошибочной.

Алина, потратившая силы и резину в борьбе с братом, к середине гонки начала сдавать позиции. Даниел тоже потерял темп. А Вэнс тем временем уходил в отрыв.

Когда Алина финишировала шестой, а Даниел — четвёртым, на подиум поднялся Брайан. Он принял трофей, его лицо было спокойным, как поверхность озера.

Позже, в парке закрытия, Алина, вся во взбудораженных чувствах, ждала разборок. К ней подошёл Даниел.
— Видишь? — сказал он без предисловий. — Эмоции губят гонку. Это не твой уровень, Аля.

В этот момент мимо них, направляясь на пресс-конференцию, прошёл Брайан. Он не остановился. Не посмотрел на них. Но он бросил Алине одну-единственную фразу, мимоходом, так, что услышала только она:

— Урок усвоен?

Алина смотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на брата. И впервые за всю гонку она улыбнулась. Горькой, но понимающей улыбкой.

Да, урок был усвоен. Её брат пытался доказать ей, что она не на уровне. А её… наставник? любовник?… только что наглядно показал ей разницу между быстрой ездой и выигранной гонкой. Между страстью и чемпионским хладнокровием.

Она проиграла свою первую битву. Но война только начиналась. И теперь она знала, что для победы ей нужен не только её огонь, но и его лед. И она была готова учиться.

Сезон набирал обороты, превращаясь в бесконечную карусель перелётов, тренировок и гонок. Алина выкладывалась на сто процентов, стремясь доказать всем — и прежде всего себе — что её место в Ф1 заслужено. Но чем выше были скорости, тем больше её тело подавало тревожных сигналов.

Сначала это была просто усиливающаяся после каждой гонки усталость, которую она списывала на акклиматизацию и стресс. Потом добавились периодические головокружения в быстрых поворотах, когда перегрузки достигали пика. Она глушила их концентрацией и волей. Самым страшным симптомом стали моменты потери резкости зрения на несколько секунд — будто мир на мгновение плыл перед глазами. Она молча моргала, и зрение возвращалось, оставляя за собой липкий, холодный страх.

Она скрывала это ото всех. От команды, от врачей, от Брайана. Она знала, что единственным результатом откровенности будет отстранение от гонок. «Пищевое отравление» нельзя было использовать дважды. Она пила больше воды, тайком принимала витамины и надеялась, что это просто временное переутомление.

Но на Гран-при Сингапура, в ночной гонке, когда жара и влажность достигли запредельных величин, случилось худшее. На середине дистанции, в борьбе за пятую позицию, у неё начался такой сильный приступ головокружения, что трасса поплыла перед глазами. Она едва удержала машину, съехав с траектории и пропустив двух соперников. В наушниках раздался встревоженный голос инженера:

— Алина, с тобой всё в порядке? Ты потеряла позиции!
— Машину повело, — солгала она, сжимая руль так, что костяшки побелели. — Всё нормально.

Она закончила гонку на восьмом месте, чувствуя себя совершенно разбитой. Когда она выбралась из болида, её шатало. Маршалы предложили помощь, но она отказалась, сделав несколько глубоких вдохов и оперевшись на машину.

В этот момент к ней подошёл Брайан. Он финишировал вторым, но не было и тени торжества в его глазах. Он смотрел на неё пристально, как сканер.
— Что случилось на 32-м круге? — спросил он без предисловий. Его взгляд был тяжёлым, пронизывающим.

— Сказала же, машину повело, — буркнула Алина, отворачиваясь, чтобы не встречаться с ним глазами.
— Не ври мне, — его голос стал тихим и опасным. — Я видел телеметрию. Твои действия были неадекватны. Ты сбросила газ раньше времени и держала руль неровно. Это была не ошибка машины. Это была ошибка пилота. Твоего организма.

Она попыталась пройти мимо, но он схватил её за локоть.
— Алина, — в его голосе впервые прозвучала не злость, а тревога. — Если ты больна, тебе нужна помощь. Ты рискуешь не только собой. Ты рискуешь другими на трассе.

— Я не больна! — вырвалось у неё, и в её голосе зазвенела истерика, которую она сдерживала все эти недели. — Я просто устала! Все устают! Оставь меня в покое!

Она вырвала руку и почти побежала прочь, по направлению к командным автоприцепам, оставив его одного. Она чувствовала его взгляд на своей спине, жгучий и беспощадный.

Вернувшись в свой трейлер, она заперлась изнутри, прислонилась к двери и закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в руках. Она знала, что он прав. Но признаться — значило потерять всё. Всё, ради чего она так боролась.

Через несколько минут в дверь постучали. Негромко, но настойчиво.
— Алина. Открой. Это я.

Это был он. Не начальник, не наставник. А тот, кто провёл с ней ночь перед первой гонкой. Та интонация, которую она слышала тогда.

Она медленно открыла дверь. Он вошёл, закрыл её за собой и, не говоря ни слова, просто обнял её. Крепко, по-мужски, давая ей опору.
— Дура, — прошептал он ей в волосы. — Гордая, упрямая дура. Ты думаешь, я всего добился один? Без помощи? Без того, чтобы когда-нибудь признать свою слабость?

Она разрыдалась. Впервые за долгие годы — не от боли, а от бессилия и страха. Она рассказала ему всё. Про головокружения, про проблемы со зрением, про постоянную усталость.

Он слушал, не перебивая, его лицо было суровым.
— Хорошо, — сказал он, когда она закончила. — Завтра мы летим не домой. Мы летим в Швейцарию. К лучшему специалисту по спортивной медицине. Моему личному врачу. Всё будет конфиденциально. Но это не обсуждается.

— А гонки? — испуганно спросила она.
— Гонки подождут, — его голос не допускал возражений. — Я не позволю тебе убить себя ради них. Потому что мой второй пилот должен быть жив и здоров. Поняла?

Алина кивнула, чувствуя, как камень с души сваливается, сменяясь новым страхом — страхом перед диагнозом. Но теперь она была не одна. И в этой мысли была невероятная сила.

Её гонка на износ против собственного тела достигла критической точки. Но теперь у неё был сообщник. Самый опасный и надёжный человек в её жизни.

Алина кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Облегчение от того, что она не одна, смешивалось с леденящим душу страхом перед тем, что узнает врач. Что, если это конец? Что, если всё, к чему она шла через столько боли, закончится из-за собственного предательского тела?

— Хорошо, — прошептала она, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Брайан не отпускал её, давая опору. Он не говорил пустых утешений. Он действовал.
— Собери вещи. Ничего лишнего. Мы уезжаем через час. Никто не должен знать.

Час спустя они покидали автодром не через главные ворота, а через служебный выезд. Вэнс был прав — его команда работала безупречно. Их ждал неприметный автомобиль, который доставил их в частный аэропорт, где на взлётной полосе стоял его самолёт.

Путь в Швейцарию прошёл в молчании. Алина сидела у окна, глядя на проплывающие внизу облака. Она чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и аналитический. Он не пытался её успокоить. Он просто был рядом. И в этом была странная поддержка.

В Швейцарии их встретил тот самый врач, что осматривал её после обморока в Абу-Даби. Доктор Кастнер. Его кабинет находился в частной клинике с видом на Альпы. Обстановка была стерильной и дорогой, но не пугающей.

Обследование заняло несколько часов. МРТ, нагрузочные тесты, заборы крови, проверка вестибулярного аппарата. Алина проходила через всё это, как во сне. Брайан ждал в приёмной, не показывая внешнего беспокойства.

Наконец, доктор Кастнер пригласил их обоих в свой кабинет. Он сидел за столом, глядя на результаты на экране.
— Новостей две, — начал он без предисловий, его акцент придавал словам вес. — Плохая и хорошая. Начнём с плохой.

Алина почувствовала, как сжимается сердце.
— У вас, мисс Форест, не диагностированное ранее состояние — синдром постуральной ортостатической тахикардии. Проще говоря, ваша вегетативная нервная система не справляется с резкими перепадами давления, особенно в сочетании с экстремальными физическими нагрузками и дегидратацией. Это объясняет головокружения, тахикардию и проблемы с фокусировкой зрения.

Алина закрыла глаза. Приговор. Конец карьеры.
— Значит, гонки для меня окончены, — тихо сказала она.

— Это подводит нас к хорошей новости, — доктор улыбнулся. — Это состояние поддаётся коррекции. Нужна специальная терапия, строгий режим гидратации, индивидуально подобранные препараты для стабилизации давления и, что самое главное, — он посмотрел на Вэнса, — пересмотр тренировочного процесса. Больше внимания на укрепление сердечно-сосудистой системы, специальные упражнения. Вы не должны прекращать гонять. Вы должны научиться делать это умнее.

Словно туча рассеялась. Это был не конец. Это было новое, гораздо более сложное испытание.
— Сколько времени займёт терапия? — спросил Брайан, его голос был деловым.

— Несколько недель до стабилизации состояния. Но полностью адаптировать организм — несколько месяцев. Ближайшие две гонки ей точно придётся пропустить.

Алина резко подняла голову.
— Нет! Я не могу пропустить! Пресса поднимет панику! Команда…

— Командой я займусь, — перебил её Брайан. Его взгляд был твёрдым. — Официальная версия — обострение старой травмы спины после сложной гонки в Сингапуре. Реабилитация. Всё конфиденциально. Твоя задача — выполнять то, что скажет доктор.

Он смотрел на неё, и в его глазах она прочитала не приказ, а обещание. Он не бросит её. Он найдёт способ.

Выйдя из клиники, она молча шла рядом с ним по заснеженной улице. Воздух был холодным и чистым.
— Спасибо, — сказала она наконец. — Что не дал мне сломаться.

Он остановился и повернулся к ней.
— Я инвестировал в тебя слишком много, чтобы позволить тебе сломаться из-за такой ерунды, — сказал он, и в его глазах мелькнула та самая, редкая искра. — Теперь у нас есть диагноз. А значит, есть план. А с планом мы справимся с чем угодно.

Он взял её за подбородок, заставив посмотреть на себя.
— Ты сильнее этого, Форест. Я всегда это знал. Просто теперь тебе придётся доказывать это не журналистам, а своему собственному телу. И я буду рядом, чтобы убедиться, что ты победишь.

В его словах не было сомнений. Только уверенность. И Алина поняла, что её самая тяжёлая гонка — гонка за собственным здоровьем — только началась. Но впервые у неё был не просто шанс на победу. У неё был лучший пилот мира в качестве напарника. И вместе они были непобедимы.

Швейцарская клиника осталась позади. Начался трудный период реабилитации — строгий график приёма лекарств, специальные тренировки, укрепляющие сосуды, постоянный мониторинг давления. Физически Алина стала чувствовать себя лучше. Головокружения отступили, мир больше не плыл перед глазами. Но внутри назревала буря.

Пропустив две гонки под предлогом реабилитации старой травмы, она смотрела трансляции из дома. Она видела, как её команда, «Torqs Racing», функционирует без неё. Как молодой пилот-замена стабильно приносит очки. Как Брайан Вэнс, не отвлекаясь на её проблемы, выигрывает один Гран-при за другим, укрепляя своё лидерство в чемпионате.

И впервые за долгое время у неё появилось время подумать. Не о траекториях и телеметрии, а о простом, страшном вопросе: ради чего всё это?

Она сидела на балконе его — их — загородного дома в Италии, глядя на закат, и вопрос вертелся в голове навязчивой мелодией.

Ты лезешь из кожи вон, рискуешь жизнью, скрываешь боль… Ради гонок? Или ради него?

Ради гонок? Да, она любила скорость. Любила адреналин, борьбу, вкус победы. Но была ли эта любовь достаточно сильна, чтобы оправдать тот ужас, который она испытывала в Сингапуре, когда теряла контроль? Чтобы оправдать ежедневный страх, что тело снова подведёт?

Или же её упрямство, её нежелание сдаваться — это всего лишь отражение её желания быть достойной его? Брайана Вэнса. Холодного, расчётливого, идеального чемпиона, который однажды увидел в ней искру и решил в неё вложиться.

Он стал её центром вселенной. Его одобрение значило для неё больше, чем аплодисменты трибун. Его разочарование было хуже любого поражения. Она ловила себя на том, что во время гонок она мысленно спрашивает: «А что подумает он?» прежде чем совершить обгон. Она шла на риск, чтобы впечатлить его, а не чтобы выиграть для себя.

Это было опасно. Это было тоньше, чем резина на её болиде на последнем круге. И гораздо более хрупко.

В одну из таких вечерних медитаций он нашёл её. Он подошёл сзади, обнял и положил подбородок ей на голову.
— О чём? — спросил он просто.

Она молчала, боясь выдать свои мысли. Боясь, что он услышит в её голосе слабость, неуверенность.

— Алина, — его голос стал твёрже. — Я знаю, когда ты лжёшь. Говори.

Она обернулась в его объятиях, чтобы видеть его лицо.
— Я спрашиваю себя… стоит ли оно того. Всё это. Боль. Страх. Тайны. Неужели победа важнее жизни?

Он смотрел на неё внимательно, его глаза читали каждую черточку её лица.
— Это не вопрос о победе, — наконец сказал он. — Это вопрос о страхе. Ты боишься, что выбрала путь не потому, что он твой, а потому, что он ведёт ко мне.

Она вздрогнула. Он, как всегда, попал в самую точку.
— А? — её голос дрогнул.

— Слушай меня, — он взял её за руки, его взгляд был невероятно серьёзным. — Я не нуждаюсь в твоём подражании. Мне не нужна тень. Мне нужен партнёр. Если ты гоняешься ради меня — ты проиграешь. И себя, и меня. Гонки должны быть твоими. Твоей страстью. Твоим выбором. Я могу быть твоим ориентиром. Но не твоей целью. Поняла?

Его слова были как удар хлыстом — болезненным, но отрезвляющим.
— А если моя страсть угасла? — прошептала она. — Если я больше не чувствую того огня?

— Тогда это и есть твой ответ, — он пожал плечами, и в его жесте была странная печаль. — Никто не будет винить тебя, если ты уйдёшь. Но если ты уйдёшь, ты должна сделать это для себя. А не потому, что ты боишься быть недостаточно хорошей для кого-то. Даже для меня.

Он отпустил её руки и ушёл, оставив её одну с её мыслями.

Алина смотрела на опускающуюся темноту. Он снова был прав. Она искала оправдания своим сомнениям, списывая их на него. Но корень сомнений был в ней самой.

Она закрыла глаза и попыталась представить свою жизнь без гонок. Без рёва моторов, без запаха жжённой резины, без этого пьянящего чувства, когда ты проходишь поворот на грани. И её сердце сжалось от тоски.

Огонь не угас. Он тлел под грудой страхов и сомнений. Ей нужно было не искать внешнюю причину, а снова разжечь его внутри себя.

Она нашла его в спальне. Он сидел в кресле и читал отчёт с телеметрией, но взгляд его был отстраненны.
— Я еду, — заявила она с порога.

Он поднял на неё глаза.
— Объясни.

— Я еду не ради тебя. И даже не ради победы. Я еду, потому что ненавижу себя за эти сомнения. Потому что хочу доказать себе, что я сильнее своего страха. Что я могу. И если я разобьюсь… — она сделала паузу, — то это будет мой выбор. А не твое влияние.

На его губах появилась та самая, редкая улыбка — улыбка гордости и понимания.
— Наконец-то, — прошептал он. — Наконец-то ты заговорила как чемпион.

Он встал и подошёл к ней.
— Хорошо. Тогда с завтрашнего дня — новый график. Мы готовимся к твоему возвращению. Но на этот раз — по-твоему. Ты сама будешь решать, как тяжелоr ты можешь зайти.

И Алина поняла, что нашла ответ. Линия была тонкой. Но теперь она проходила не между ним и гонками, а внутри неё самой. Между страхом и страстью. И она была готова снова шагнуть на эту грань. На этот раз — полностью осознавая, ради чего она это делает. Ради себя.

Сезон приближался к финалу. Брайан Вэнс был неоспоримым лидером, его отрыв в чемпионате был настолько велик, что он гарантировал себе титул за две гонки до конца. Математически он уже стал шестикратным чемпионом мира, повторив достижение Даниела Фореста. Пресса вовсю трубила о «новой эре» и «коронации Вэнса».

Алина за сезон окрепла не только физически, но и ментально. Она больше не гонялась ради одобрения. Она гонялась ради себя. Её результаты стали стабильнее, а несколько подиумов доказали, что её место в Ф1 — не случайность.

На предпоследнем этапе в США, за три круга до финиша, она шла второй, прямо за Брайаном. Её машина была быстрее — у неё были свежие шины после позднего пит-стопа. Инженер замер в ожидании. Все ждали, будет ли она атаковать лидера — своего напарника по команде, уже ставшего чемпионом.

— Алина, твой темп лучше. Что хочешь делать? — раздался голос в наушниках. Вопрос был дан ей. Впервые.

Она смотдела на красный болид Вэнса впереди. Она могла попробовать обойти. Бороться. Это была бы её первая победа. Но…

И тогда в её наушниках раздался спокойный, чёткий голос Брайана. Он говорил не на общий канал, а на их закрытую линию.
— Проходи, Алина. Бери свою победу.

Она ахнула от неожиданности.
— Что? Но…
— Я сказал, проходи. Ты заслужила. Это приказ второго пилота, — в его голосе слышалась лёгкая улыбка.

Она не стала спорить. Она сделала то, что умела лучше всего — чисто и красиво обошла его на главной прямой, выйдя в лидеры. Когда она пересекла финишную черту первой, на пит-стопе «Torqs» царило ликование. Это была не просто победа Алины. Это была первая победа женщины в Формуле-1 за долгие десятилетия.

На подиуме она стояла на высшей ступени, а Брайан — на второй. Когда ей вручили трофей, она поймала его взгляд. Он смотрел на неё не с ревностью или снисхождением, а с нескрываемой гордостью. И в тот момент она поняла больше, чем за весь сезон.

Он позволил ей выиграть. Не из жалости, а как награду. Как подтверждение её роста.

На следующей гонке в Бразилии история повторилась. И ещё на одной. Всего он уступил ей первое место пять раз за концовку сезона. В СМИ писали о «великодушии Вэнса» и «феномене Форест». Но лишь они двое знали истинную причину.

На финальной гонке в Абу-Даби, когда счётчик очков Брайана остановился на идеальной, математически безупречной цифре, гарантирующей ему титул с колоссальным отрывом, он вышел из машины и, не дожидаясь её, направился к её боксу.

Алина только что финишировала третьей, завершив сезон на высокой ноте. Она снимала шлем, когда увидела его. Он подошёл, не обращая внимания на камеры и удивлённые взгляды механиков.

— Ну что, — сказал он, глядя на неё своими пронзительными серыми глазами. — Я обещал сделать тебя гонщиком, способным бросить вызов кому угодно.

— Даже тебе? — улыбнулась она.

— Особенно мне, — он ответил серьёзно. — Теперь у нас одинаковое количество титулов в этом сезоне. Пять. Пусть и неофициальных.

Он имел в виду её пять побед, которые он ей подарил. Это был его способ сказать, что он видит в ней не второго пилота, а равного.

— Спасибо, — прошептала она, понимая весь масштаб его жеста. Он не просто отдал ей победы. Он поделился с ней своим титулом. Своим величием.

— Не благодари, — он пожал плечами, но в его глазах читалась глубокая удовлетворённость. — В следующем сезоне я уже не буду так щедр. Готовься к войне, Форест.

— Я всегда готова, Вэнс, — ответила она, и в её голосе звучала не бравада, а спокойная уверенность.

Он развернулся и пошёл к своему болиду, чтобы подняться на подиум за своим шестым трофеем. Алина смотрела ему вслед.

Он догнал Даниела по титулам. Но для неё он сделал нечто большее. Он показал ей, что настоящая победа — не в том, чтобы обойти кого-то, а в том, чтобы поднять другого до своего уровня. И теперь, глядя на его спину, она знала — их настоящая гонка, гонка за звание лучшего гонщика поколения, только начиналась. И на этот раз они будут бороться на равных.

Акт IV — Тайна и выбор

Сезон завершился. Шестой титул Вэнса и сенсационное выступление Алины стали главными темами всех спортивных изданий. Они позволили себе небольшой отпуск — уединённую виллу на побережье Италии, вдали от назойливых глаз. Это были дни, наполненные тишиной, морем и тем редким чувством покоя, которое они нашли друг в друге.

Вечером, на третий день отпуска, Брайан, просматривая сообщения на телефоне, вдруг поднялся.
— Мне нужно ненадолго. Деловая встреча, — сказал он, избегая её взгляда.

Алина удивилась. Деловая встреча поздно вечером?
— Всё в порядке?
— Всё хорошо. Не жди, ложись спать, — он наклонился, быстро поцеловал её в лоб, и в его поцелуе была какая-то поспешность. — Вернусь к утру.

Она хотела расспросить его, но он уже вышел. Алина осталась одна. Чувство лёгкой тревоги не покидало её. Он что-то скрывал. Она пыталась читать, смотреть фильм, но беспокойство росло. В конце концов, устав от бесплодных мыслей, она уснула на диване, так и не дождавшись его.

Её разбудил резкий, настойчивый звонок телефона. Сквозь сон она увидела, что на улице ещё темно. На часах было пять утра. Незнакомый номер.

— Алло? — её голос был хриплым от сна.
— Говорит доктор Риччи из больницы Сан-Раффаэле в Милане. С нами находится мистер Брайан Вэнс. Вы значитесь его экстренным контактным лицом.

Лёд пробежал по её спине. Она села на кровати, сжимая телефон так, что пальцы побелели.
— Что случилось? Он жив?

— Он жив, но в критическом состоянии. Черепно-мозговая травма. Он в коме. Его доставили с частной дрифт-трассы после аварии.

Алина не понимала. Дрифт-трасса? Брайан? Это была какая-то ошибка.
— Вы уверены? Это Брайан Вэнс? Пилот Формулы-1?
— Мы уверены, мисс. Вам нужно срочно приехать.

Она не помнила, как собралась, как села в машину, как мчалась по пустынным утренним дорогам в Милан. В голове стучало только одно: дрифт. Он занимался дрифтом. Тайком. Почему? Ради острых ощущений? Ради того, чтобы вернуться к чему-то настоящему, что он потерял в стерильном мире Ф1?

В больнице её провели в палату реанимации. За стеклом лежал он. Брайан Вэнс, непобедимый, всегда контролирующий всё, был опутан трубками и проводами. Его лицо было бледным и спокойным, как у спящего ребёнка. Только монотонный писк аппаратов свидетельствовал о борьбе за его жизнь.

— Травма серьёзная, — объяснил доктор. — Мы вызвали его из комы, но риск неврологических осложнений крайне высок. В частности, мы опасаемся частичной или полной ретроградной амнезии. Он может не помнить последние месяцы. Годы. Всё.

Алина смотрела на него через стекло, и мир рушился. Он может не помнить. Не помнить их сезон. Не помнить их ночные разговоры. Не помнить, как уступил ей победу. Не помнить её.

Она медленно опустилась на стул в коридоре. Всё, что они построили — их сложное, хрупкое, но такое настоящее партнёрство — висело на волоске. Он боролся за жизнь, а она сидела снаружи, понимая, что даже если он выживет, тому человеку, которого она знала, может прийти конец.

Она закрыла лицо руками. Не было слёз. Был только оглушительный, всепоглощающий ужас. Его последние слова ей были: «Вернусь к утру». Он солгал.

И теперь она сидела одна в стерильной больничной тишине, понимая, что самая страшная гонка в её жизни — это гонка против времени и памяти. И на этот раз она не могла ничего контролировать. Она могла только ждать. И надеяться, что тот Брайан, которого она знала, найдёт дорогу назад.

Часы в больничном коридоре отсчитывали время с безжалостной монотонностью. Алина не уходила. Она дежурила у его постели, сменяя бдительных медсестёр лишь на несколько часов короткого, тревожного сна в соседней комнате. Мир сузился до стерильной палаты, до звуков аппаратуры и до его неподвижного лица.

В тишине, нарушаемой лишь ровным шипением кислорода и биением его сердца на мониторе, её память начала проигрывать всё, что было между ними. Не отредактированную, приукрашенную версию, а сырые, настоящие моменты.

Она вспомнила их первую встречу на приёме — его холодный, оценивающий взгляд.
«Форесты не умеют останавливаться. Это убивает быстрее скорости». Тогда эти слова звучали как угроза. Теперь она понимала — это было предупреждение. Предупреждение ей. И ему самому.

Она вспомнила ночь после её провала в Ф2, когда он появился в её номере. Его гнев, его раздражение, которые скрывали что-то ещё. И тот поцелуй — яростный, отчаянный, ставший для неё спасательным кругом.

Она вспомнила, как он учил её «читать гонку» в ночном подвале, его сосредоточенное лицо в свете мониторов. В нём не было снисхождения, было уважение к её уму.

Она вспомнила утро после их первой ночи. Его уход и смс: «Не становись другой. Стань лучше». Это была не просьба тренера. Это была просьба человека, который увидел в ней что-то настоящее и испугался это потерять.

Она вспомнила, как он, уже шестикратный чемпион, уступал ей победу на трассе. Не из жалости, а как акт признания. Как способ сказать: «Ты моя равная».

И самое главное — она вспомнила его лицо в Швейцарии, когда он сказал: «Я не позволю тебе убить себя ради них. Потому что мой второй пилот должен быть жив и здоров». В тот момент это был не Вэнс-стратег. Это был просто человек, который боялся её потерять.

И тут её осенило. Острая, болезненная, ослепляющая ясность, от которой перехватило дыхание.

Она не просто доверяла ему. Не просто восхищалась им. Не просто желала его.

Она любила его.

Любила этого сложного, закрытого, порой невыносимого человека, который стал её самой большой болью и её самым главным утешением. Который видел в ней не проект, не фамилию, не угрозу, а просто Алину. Со всеми её слабостями и силами.

Слёзы, которых не было все эти дни, наконец хлынули. Они текли по её щекам беззвучно, горячие и солёные. Она плакала не от страха за его жизнь, хотя он был оглушающим. Она плакала от осознания того, что поняла это слишком поздно. Что сказала ему всё что угодно — спасибо, я ненавижу тебя, ты прав — но никогда не говорила самых простых и самых важных слов.

Она взяла его руку — холодную, неподвижную — и прижала её к своей щеке.
— Брайан, — прошептала она, её голос срывался от слёз. — Послушай меня. Ты должен вернуться. Ты слышишь? Ты должен вернуться, потому что я… потому что я не закончила. Мы не закончили. Наша гонка… она только началась. И я не собираюсь проигрывать вот так. Ты меня слышишь?

Она говорила с ним, рассказывала о их общих моментах, упрекала его за его скрытность, смеялась сквозь слёзы над какими-то глупыми воспоминаниями. Она не знала, слышит ли он её. Но она должна была попытаться.

Врач предупредил о возможной амнезии. Что он может не помнить её. Их сезон. Их ночи.

Но глядя на его лицо, на эту знакомую линию губ, на шрам над бровью, Алина поняла: даже если он забудет всё, она найдёт способ напомнить ему. Она прошла через слишком много, чтобы сдаться сейчас.

Любовь — это не память. Это чувство. И она будет бороться за то, чтобы он снова его почувствовал. Даже если для этого придётся начать всё с начала.

Дверь в палату тихо открылась. Алина, не отрывая взгляда от Брайана, даже не повернулась, думая, что это медсестра. Но шаги были слишком тяжелыми, слишком знакомыми.

— Аля, — раздался тихий голос Даниела.

Она медленно обернулась. Её брат стоял в дверях, сжав в руках папку с документами. На его лице была смесь беспокойства, усталости и чего-то ещё, более сложного. Он выглядел постаревшим.

— Даниел, — она попыталась улыбнуться, но получилось лишь жалко. — Что ты здесь делаешь?

— Отец прислал меня, — он сделал шаг вперёд, его взгляд скользнул по неподвижной фигуре Вэнса, и он содрогнулся. — У нас для тебя контракт. На следующий сезон. Место в «Forks Racing». Рядом со мной. Мы… мы хотим, чтобы ты вернулась домой.

Он протянул папку. Алина посмотрела на неё, потом на брата, и горькая усмешка вырвалась у неё сама собой.
— Ты серьёзно? Сейчас? Ты приезжаешь сюда, в больницу, чтобы предложить мне контракт?

— Аля, это твой шанс! — в голосе Даниела прозвучала отчаянная нота. — Ты не должна быть здесь, в этой команде! Посмотри, что с ним случилось! Это не твой мир! Ты чуть не умерла когда-то, и теперь он… Он мог умереть на этой дурацкой подпольной гонке! Вернись туда, где тебе безопасно.

Алина покачала головой, её глаза наполнились слезами, но на этот раз — от гнева.
— Безопасно? Ты называешь золотую клетку отца «безопасно»? Я чуть не умерла не на «дурацкой гонке», Даниел! Я чуть не умерла на официальных соревнованиях, под крылом «Forks»! А он… — её голос дрогнула, и она посмотрела на Брайана, — он всегда был рядом, даже когда это было опасно.

Даниел замолчал. Он смотрел на неё, сидящую у кровати, на её руку, лежащую на руке Вэнса, и в его глазах что-то изменилось. Гнев уступил место грустному пониманию.

— Мне это что-то напоминает, — тихо сказал он.

Алина нахмурилась.
— Ты о чём?

— Ту аварию. В твои пятнадцать. — Даниел сделал шаг ближе, его взгляд был прикован к лицу Брайана. — Он… Брайан… он точно так же сидел у твоей кровати, пока ты была в коме. Дни напролёт. Хотя сам ударился головой, когда тебя доставал из горящего кокпита. Ещё и шрам получил. Тот самый, над бровью.

Воздух вырвался из лёгких Алины. Мир закружился. Она посмотрела на бледное лицо Брайана, на тот самый шрам, который она так часто касалась губами.
— Что? — прошептала она. — Это… это был он? Но я не помню… Я была без сознания…

— Ты ничего не помнила, когда очнулась, — кивнул Даниел. — А он тогда был никем. Просто гонщиком из младших формул, которого пригласили на те самые гонки. Он увидел аварию, первым бросился к тебе, обрезал ремни и вытащил тебя, пока машина не взорвалась. Отделённый осколок стекла попал ему в лицо. Потом он отказывался от помощи, пока врачи не стабилизировали тебя. Отец тогда хотел его отблагодарить, предложить контракт, но он отказался. Сказал, что просто оказался рядом.

Даниел тяжело вздохнул.
— Я тогда подумал, что он просто хочет заработать очков у нашего отца. А сейчас, глядя на тебя… глядя на него… я понимаю, что ошибался. Он тогда спас тебя не ради карьеры. И сейчас он… — брат замолчал, не в силах подобрать слова.

Алина смотрела на Брайана, и всё встало на свои места. Его странная осведомлённость о её аварии. Его слова: «Тот, кто пережил такое и вернулся, сделан из особого теста». Его необъяснимая вера в неё с самого начала. Это была не стратегия. Это была судьба. Это была долг, который он взял на себя много лет назад. Или что-то большее, что зародилось тогда, в огне и хаосе, и ждало все эти годы, чтобы прорасти.

Слёзы текли по её лицу, но теперь они были другими. Они были слезами осознания. Любви, которая, оказывается, была такой старой.

— Я не вернусь, Дэн, — тихо сказала она, глядя на брата. — Мой дом не «Forks». Мой дом… здесь.

Даниел смотрел на неё несколько секунд, а потом медленно кивнул. Он положил контракт на столик у кровати.
— Хорошо. Я понял. — Он подошёл, обнял её и прошептал на ухо: — Береги его. И береги себя.

Он вышел, оставив её одну с новым знанием и с человеком, который, оказывается, был её ангелом-хранителем всю её жизнь. Она снова взяла руку Брайана и прижалась к ней лбом.

— Ты слышишь? — прошептала она. — Ты нашёл меня тогда. Теперь моя очередь найти тебя. Возвращайся, Брайан. Пожалуйста, возвращайся. У нас так много всего впереди.

Даниел уже вышел, а Алина всё ещё сидела, держа руку Брайана и переваривая шокирующее откровение брата. В этот момент её телефон завибрировал. На экране горело имя: Лука.

Она смотдела на него несколько секунд, прежде чем ответить. Голос её бывшего парня звучал сладко и заботливо.
— Аля, я только узнал! Как ты? Я в ужасе! Я сейчас выезжаю в Милан, я буду с тобой…
— Лука, — холодно прервала его Алина. Её голос был ровным и безжалостным.
— Да, любимая? Не бойся, всё будет хорошо. Я всегда был рядом, помнишь? Я тебя тогда спас, спасу и сейчас.

В его голосе звучала та самая ложная уверенность, которую она когда-то принимала за силу. Та самая ложь, которую он годами поддерживал.

И теперь, зная правду, она услышала в его словах не заботу, а патологическую потребность контролировать её, быть её «героем».

Она больше не была той наивной девочкой, которой он когда-то «приносил гоночные отчёты» в больницу.

— Лгун, — тихо, но чётко произнесла она и положила трубку.

Не дав ему опомниться и перезвонить, она зашла в контакты, нашла его номер и одним точным движением большого пальца нажала: «Заблокировать абонenta».

Экран погас. Связь с прошлым, построенная на обмане, была разорвана. Она отрезала его так же легко и окончательно, как когда-то он отрезал её от правды.

Она положила телефон и снова взяла руку Брайана. Теперь в её мире не было места лжи. Только правда. Горькая, болезненная, но настоящая. И человек, который всегда, даже не зная её, выбирал эту правду.

Выход Брайана из комы был медленным и трудным. Сначала — лишь смутное сознание, потом — узнавание. Первое, что он увидел, были её глаза, полные слёз и надежды. Память возвращалась обрывками, но главное — он помнил её. Помнил всё.

Через неделю, едва встав на ноги, он настоял на выписке. Врачи сопротивлялись, но железная воля Вэнса, даже ослабленная, не знала поражений. Выйдя из больницы, он, ещё бледный и немного похудевший, сказал своему водителю адрес, который ничего не говорил Алине: Via del Porto Vecchio, 17B, Zona Industriale.

Машина остановилась перед неприметным ангаром в промышленной зоне. Брайан молча вышел, и Алина последовала за ним. Он ввёл код, тяжёлые ворота с грохотом поползли вверх, открывая поразительное зрелище.

Это был не гараж. Это был храм скорости. В свете зажёгшихся фонарей стояли десятки машин — от раритетных японских дрифт-каров до современных гиперкаров. В воздухе пахло маслом, резиной и свободой. Стены были увешаны фотографиями, плакатами, кубками с частных гонок.

И тут её взгляд упал на одну фотографию. Молодая, лет шестнадцати, она стоит на подиуме на первом месте, сияя. А на второй ступени, с кубком поменьше, стоит он. Юный Брайан, с ещё не загрубевшим лицом и тем самым свежим шрамом над бровью.

Алина замерла, поражённая. Брайан подошёл к ней.
— Твой брат сказал, что меня «пригласили» туда, когда произошла та авария. Но это не правда. — Его голос был тихим, но чётким в тишине ангара. — Я тоже был участником. Я шёл на две позиции ниже тебя. И когда произошла авария… я остановился, чтобы спасти тебя. Потом я ушёл, когда понял, что ты выживешь. Мне не нужна была благодарность твоего отца.

Он обвёл рукой свой ангар.
— Это моё настоящее лицо, Алина. Не тот вылизанный чемпион из Ф1. А парень, который вырос на грязных трассах и научился всему сам. Когда я стал пилотом Ф1, под другим, «благозвучным» именем, я по ночам сбегал сюда, чтобы дышать. Чтобы помнить, кто я. Я использовал тебя с самого начала. Я видел в тебе ту самую девчонку с той трассы, которая могла бы стать оружием против твоего отца, против всей этой системы. Ты наверное ненавидишь меня сейчас.

Он тяжело вздохнул и повернулся к выходу.
— Я думаю, пора прекратить наши «отношения». Садись в машину, поезжай домой. Я останусь здесь.

Алина стояла, слушая его исповедь. В её душе не было ненависти. Была лишь боль за него. За этого сильного, одинокого человека, который всю жизнь носил маски.

— Я никогда не говорила тебе это, — тихо сказала она ему в спину.

Он остановился, но не обернулся.
— Что?

— Я. Я люблю тебя. — Слова прозвучали настолько просто и ясно, что эхо разнесло их по всему ангару. — И сидя возле твоей палаты, я поняла — я лучше умру или перестану гонять, но я хочу быть с тобой. Со всеми твоими масками, твоими ангарами и твоим прошлым. Поэтому хватит нести какую-то чушь и поехали домой. Тебе после больницы нужен покой!

Брайан медленно обернулся. На его лице было невыразимое смятение. Он смотрел на неё, эту женщину, которая прошла через его холодность, его манипуляции, его опасный мир, и всё ещё стояла здесь, говоря ему о любви.

— Ты… ты уверена? — его голос, обычно такой твёрдый, дрогнал. — После всего, что я скрывал?

— Я уверена, — она подошла к нему и взяла его за руку. — Потому что я тоже не та, кем кажусь. Я — та самая девчонка, которая не боится умереть на трассе. И я не боюсь любить тебя. Даже если это самая опасная гонка в моей жизни.

Он смотрел на неё ещё мгновение, а потом его руки обхватили её, прижимая к себе с такой силой, будто он боялся, что она исчезнет. Это был не поцелуй страсти. Это был поцелуй обета. Признания. Возвращения домой.

— Тогда поехали, — прошептал он ей в губы. — Домой.

И они вышли из ангара, оставив в прошлом все тайны и маски. Впереди была неизвестность. Но теперь они шли туда вместе.

Они молча ехали домой, его рука лежала на её колене, её пальцы были переплетены с его пальцами. Это молчание было наполнено не напряжением, а глубоким, облегчающим покоем. Все карты были раскрыты. Секретов больше не оставалось.

Войдя в дом, Брайан, всё ещё выглядевший бледным и уставшим, направился в душу, чтобы смыть с себя больничный запах и остатки кошмара. Алина пошла на кухню. Она не была искусным поваром, но она могла сделать что-то простое и вкусное. Она нарезала салат, сварила пасту, нашла в холодильнике соус песто. Это был скромный ужин, но он был приготовлен с чем-то большим, чем просто кулинарным навыком. С заботой.

Она стояла у плиты, помешивая пасту, когда почувствовала его присутствие за спиной. Прежде чем она успела обернуться, его руки обхватили её талию, а губы коснулись её шеи. Его кожа пахла свежим душем и его собственным, знакомым запахом. На нём было только полотенце, обёрнутое вокруг бёдер, и капли воды стекали с его влажных волос на её плечо.

— Нет, — слабо запротестовала она, хотя её тело тут же отозвалось на его прикосновение. — Тебе нельзя перенапрягаться! Врач сказал покой!

Он тихо засмеялся ей в шею, и этот звук, низкий и расслабленный, был для неё лучше любой музыки.
— Да брось, само то, вон, ели на ногах стоишь, — он провёл ладонями по её животу, прижимаясь к ней спиной. — А если так боишься, что я перенапрягусь… — его пальцы нашли край её футболки и медленно потянули его вверх, — …то сделай всё сама.

Футболка соскользнула с неё, упав на пол. Он развернул её лицом к себе. Его глаза, такие ясные и живые, смотрели на неё с такой нежностью, что у неё перехватило дыхание. Никакой маски. Никакого расчёта. Только он. Настоящий.

— Ладно, — прошептала она, поддаваясь. — Но только если ты будешь лежать и не шевелиться.

— Обещаю, — он поцеловал её, и в этом поцелуе была вся благодарность, вся надежда и вся любовь, которые он не умел выражать словами.

Он взял её на руки — осторожно, но уверенно — и понёс в спальню, оставив на плите забытую пасту и начавшийся новый, самый важный этап их жизни — жизнь без секретов.

Он осторожно опустил её на кровать, словно она была хрупким хрусталём, а не гонщиком, способным выдержать чудовищные перегрузки. Его собственное тело ещё было слабым после больницы, но в его движениях была не грубая сила, а трепетная, почти благоговейная нежность. Он лег рядом, не наваливаясь, а лишь касаясь её всей поверхностью тела, и снова принялся целовать её — медленно, вкушая каждое прикосновение, как будто заново узнавая каждый изгиб, каждую родинку.

— Ты уверена? — он снова спросил, прервав поцелуй, его лоб касался её лба. — Я не хочу, чтобы ты... из жалости.

— Замолчи, Вэнс, — она провела рукой по его щеке, чувствуя под пальцами знакомый шрам. — Я уже всё сказала. Я здесь, потому что хочу быть здесь.

Эти слова, казалось, сняли с него последние оковы. Его поцелуи стали настойчивее, а прикосновения — смелее. Но даже в страсти он оставался внимательным к ней, к её реакции, словно ведя свою машину по мокрой трассе — с полным контролем и готовностью в любой момент скорректировать траекторию. На этот раз их близость была не битвой за доминирование, а танцем. Медленным, глубоким, исцеляющим танцем двух людей, которые наконец-то нашли друг друга не на трассе, а в тишине собственных сердец.

Позже, когда темнота за окном стала густой, а луна осветила их переплетённые тела, они лежали в тишине. Алина положила голову ему на грудь, слушая ровный, спокойный стук его сердца. Никаких кошмаров, никакой боли. Только покой.

— Знаешь, что мне сказал врач перед выпиской? — его голос прозвучал глухо в тишине.
— Что? — лениво спросила она, проводя пальцами по его груди.
— Что лучшая терапия — это отсутствие стресса. — он повернулся к ней, и в лунном свете она увидела его улыбку. — Думаю, я нашёл себе лучшее лекарство.

Она рассмеялась и прижалась к нему ближе.
— Тогда соблюдай предписания, пациент. И спи. Завтра тебя ждёт строгая диета и просмотр телеметрии.

— Да, мисс Форест, — он притворно вздохнул, но в его голосе звучало счастье.

Они заснули так — сплетённые воедино, как два гоночных болида на вираже, нашедшие, наконец, свою идеальную траекторию. Не для того, чтобы обогнать друг друга, а чтобы мчаться к финишу вместе.

Финальная гонка сезона в Абу-Даби была больше, чем просто соревнование. Это была битва за наследие. Даниел Форест, шестикратный чемпион, против Алины Форест, своей сестры, бросившей вызов всей системе. Пресса окрестила это «Войной Форестов», и весь мир следил за их противостоянием.

Алина шла на втором месте, в колесе у Даниела. Но её главной борьбой была не борьба с братом. Её главной борьбой была борьба с собственным телом.

Последние несколько недель она чувствовала себя ужасно. Необъяснимая тошнота, особенно на крутых левых поворотах, когда перегрузки били в живот. Непреодолимое отвращение к запаху гоночного топлива, которое раньше бодрило, а теперь вызывало рвотные позывы. Она стала бледной, быстро уставала, но списывала всё на стресс и напряжение конца сезона. Она скрывала это ото всех, особенно от Брайана. Он и так смотрел на неё слишком внимательно после истории с комой.

На сороковом круге ей удалось чисто обойти Даниела. Впервые в истории она вела гонку в Формуле-1, опережая своего легендарного брата. Трибуны ревели. Но её радость омрачалась волной тошноты, накатившей после манёвра. Она сглотнула кислый комок в горле и продолжила гонку, стиснув зубы.

Когда она пересекла финишную черту первой, наступила оглушительная тишина, а затем — взрыв ликования. Историческая победа. Первая женщина, побеждающая в Гран-при, и побеждающая своего брата-чемпиона!

Но Алина почти не слышала аплодисментов. Она медленно зарулила в парк закрытия, заглушила двигание и с трудом выбралась из машины. Мир плыл перед глазами. Она сняла шлем, и её вырвало прямо на асфальт, к ужасу подбежавших маршалов.

Через несколько минут, отдышавшись и придя в себя, она поднялась на подиум. Она улыбалась, махала толпе, поднимала трофей, но внутри была пустота и страх. Она не могла больше это игнорировать.

Вечером, вернувшись в отель, она надеялась отдохнуть, но в её номере уже ждал Брайан. Его лицо было мрачным.
— Хватит лгать, Алина. Что с тобой? — его голос был резким. — Это не усталость. Ты бледная как смерть. Тебя рвёт. Я не врач, но я знаю своё тело и тела других пилотов. С тобой что-то не так. Серьёзно.

— Оставь меня в покое, Брайан! — взорвалась она, её нервы были на пределе. — Просто оставь! Это мой организм, я разберусь! Ты не мой отец и не мой тренер!

— Я твой партнёр! — закричал он в ответ, впервые за долгое время повысив на неё голос. — И я не позволю тебе убить себя, как ты чуть не убила себя в Сингапуре! Если ты не скажешь мне правду, я завтра же отвезу тебя к врачу силой!

Отчаяние, усталость, страх и ярость смешались в ней в один коктейль. Она больше не могла это держать в себе.
— ХОЧЕШЬ ПРАВДУ? — выкрикнула она, и слёзы брызнули из её глаз. — Я БЕРЕМЕННА! Вот твоя правда! Я беременна, понял? И я не знаю, что делать!

Она выпалила это и замерла, тяжело дыша, глядя на него широко раскрытыми глазами, полными ужаса.

Брайан застыл на месте. Словно гром среди ясного неба. Все гнев, вся тревога разом ушли с его лица, сменившись полным, абсолютным шоком. Он отступил на шаг, его рука непроизвольно поднялась ко рту.

— Что? — это было не больше, чем выдох.

— Ты слышал меня, — прошептала она, опускаясь на кровать. Вся её боевая поза исчезла, осталась лишь маленькая, напуганная девушка. — Я сделала тест неделю назад. Я не знала, как тебе сказать… Сейчас… после твоего выздоровления… после чемпионата…

Он медленно подошёл к ней, его шаги были неуверенными. Он опустился перед ней на колени, его глаза были на одном уровне с её глазами. В них не было осуждения. Было смятение, потрясение и миллион вопросов.

— Ребёнок… — он произнёс это слово с таким благоговением, как будто это была самая хрупкая вещь на свете. — Наш ребёнок.

Алина кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он взял её руки в свои. Его пальцы были тёплыми и твёрдыми.
— Всё, — он сказал тихо, но очень чётко. — Гонки окончены. Насовсем.

И вместо протеста, вместо возмущения, Алина почувствовала лишь бесконечное облегчение. Она снова кивнула, и слёзы потекли по её лицу, но на этот раз это были слёзы освобождения.

Брайан притянул её к себе и крепко обнял, пряча лицо в её волосах.
— Всё будет хорошо, — прошептал он. — Я обещаю. Мы справимся. Вместе.

И она поверила ему. Потому что их самая большая гонка — гонка за жизнь друг друга — наконец-то была выиграна. А впереди их ждала совершенно новая трасса, с совершенно новыми правилами. И они были готовы пройти её вместе.

Пресс-конференция после исторической гонки была сумасшедшей. Зал, забитый до отказа, взорвался овациями, когда на сцену поднялись Алина и Даниел Форест — брат и сестра, только что устроившие величайшую дуэль в истории Формулы-1. Даниел, проигравший, но выглядевший невероятно гордым, первым пожал ей руку.

— Сестрёнка, — сказал он в микрофон, и его голос дрогнул от эмоций. — Я всегда знал, что ты сможешь. Ты была великолепна.

Алина улыбалась, отвечала на вопросы о тактике, о борьбе с братом, но внутри всё ещё бушевали эмоции от недавнего разговора с Брайаном. Их секрет теперь был общим. И это придавало её улыбке новую, глубокую мягкость.

И тогда в зале возникло движение. Все взгляды, включая камеры, повернулись к проходу между рядами. Туда, где шёл Брайан Вэнс. Он был в своём безупречном костюме, но его лицо было непривычно открытым, даже уязвимым. Он молча поднялся на сцену.

Ведущий растерянно попытался передать ему микрофон, но Брайан прошёл мимо. Он остановился перед Алиной. Гул в зале стих, сменившись напряжённой, звенящей тишиной. Все ждали скандала, объяснения, чего угодно.

Брайан посмотрел на Алину, и в его глазах не было ни расчёта, ни холодности. Была только бесконечная нежность и решимость. Он медленно опустился на одно колено.

В зале ахнули. Вспышки камер затмили свет софитов. Алина застыла, не веря своим глазам.

Брайан достал из кармана маленькую бархатную коробочку. Внутри лежало кольцо — не вычурное, но невероятно элегантное, с большим, чистейшим бриллиантом, окружённым россыпью более мелких камней.

Он взял микрофон у ошеломлённого ведущего. Его голос, обычно такой ровный и властный, был тихим, но его слышал каждый уголок зала.

— Алина Форест, — он произнёс её имя так, как будто это была самая драгоценная молитва. — Ты прошла путь от дрифта до вершины Формулы-1. Ты победила предрассудки, свою семью и даже мой собственный, слишком холодный разум. Ты — самый сильный и самый удивительный человек, которого я когда-либо знал.

Он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза.
— Но самая большая наша гонка только начинается. И я не хочу проходить её ни с кем, кроме тебя. Согласишься ли ты стать моей женой?

Слёзы текли по лицу Алины, но она даже не пыталась их смахнуть. Она смотрела на этого человека — своего врага, наставника, спасителя, любовь всей её жизни — и видела в его глазах их общее будущее. Не только триумфы на трассе, но и тихие вечера, и смех ребёнка, и поддержку, которая сильнее любых препятствий.

Она кивнула, не в силах выговорить ни слова от нахлынувших чувств. Потом нашла в себе силы и прошептала в микрофон, который он протянул ей:
— Да. Тысячу раз да.

Она протянула ему дрожащую руку, и он надел кольцо на её палец. Оно легло идеально.

Зал взорвался. Даниел первый начал аплодировать, его лицо сияло искренней радостью. Камеры запечатлели этот момент — чемпион мира на коленях перед чемпионкой, их руки, соединённые, и сияние на её пальце, которое затмевало все трофеи мира.

Брайан поднялся и обнял её, и их поцелуй под вспышки камер и овации всего мира стал самым ярким финишем в истории не только их сезона, но, возможно, и всей Формулы-1.

Их гонка была окончена. Но их жизнь — их самая важная и самая долгая гонка — только начиналась. И они знали, что выиграют её. Потому что теперь они были одной командой. Навсегда.

Спустя пять лет

Аэродром старой, заброшенной трассы «Риверсайд», которую Брайан когда-то выкупил и превратил в свою частную испытательную базу, оглашался счастливыми криками. По прямой носились два маленьких комочка энергии на мини-электромобилях с мягкими бамперами.

— Тео, не обгоняй сестру на повороте! Соблюдай траекторию! — кричала Алина, сидя в кресле под тентом и делая пометки в планшете с телеметрией нового болида «Torqs Racing».

— Но я быстрее! — упрямо заявил пятилетний Тео, маленькая копия Брайана с тёмными серьёзными глазами.

— Быстрее не значит правильнее, — раздался спокойный голос его отца. Брайан стоял рядом с болидом, в рабочем комбинезоне, но без шлема. Он смотрел на детей с тем же аналитическим выражением, с которым когда-то изучал графики. — Смотри, как Ноа едет. Плавно. Она сохраняет энергию аккумулятора.

Ноа, её светлые волосы развевались на ветру, действительно вела свою машинку с поразительной для её возраста аккуратностью, как будто чувствуя её.

Алина улыбнулась, глядя на них. После ухода из гонок она не смогла полностью порвать с миром скорости. Пока позволяло состояние, она стала незаменимым консультантом команды — её чутьё гонщика в сочетании с техническим умом Брайана творили чудеса. Она видела то, что не видели компьютеры. И Брайан, всегда холодный и расчётливый с другими, безоговорочно доверял её интуиции.

Сейчас, когда болид был готов к заезду, он подошёл к ней.
— Всё готово. Дашь добро, главный инженер? — он поцеловал её в макушку, и в его глазах играли знакомые искорки.

— Температура в норме, баланс идеален. Можешь ехать, — улыбнулась она в ответ. — Только не побивай рекорд трассы. Помни, у нас зрители.

Брайан кивнул, надел шлем и ускользнул в кокпит. Через мгновение двигатель взревел, и болид выкатился на трассу.

Тео и Ноа тут же остановили свои машинки и подбежали к матери, устроившись у неё на коленях.
— Папа поедет быстро? — спросила Ноа, широко раскрыв глаза.
— Очень быстро, солнышко.
— Я тоже хочу так быстро, когда вырасту! — заявил Тео.
— Вырастешь — научим, — пообещала Алина, обнимая их.

Они сидели втроём и смотрели, как красный болид Брайана проносится по трассе, ловко огибая повороты. Это был танец точности и мощи. Для Алины это зрелище было даже прекраснее, чем её собственные победы. Она видела в этом продолжение их любви, их общего дела.

Когда Брайан вернулся, заглушил двигатель и вышел из машины, дети бросились к нему с восторженными криками. Он подхватил их на руки, смеясь — тот редкий, настоящий смех, который появлялся у него только с ними.

Позже, когда дети увлеклись игрой в шинах, Брайан подошёл к Алине и обнял её сзади.
— Спасибо, — прошептал он ей на ухо.
— За что?
— За всё. За них. За эту жизнь. — Он сделал паузу. — Знаешь, я сегодня обогнал свой же рекорд на этой трассе. На две десятых.

Алина повернулась к нему и приподняла бровь.
— Я же говорила не бить рекорды.

— Вини детей, — он улыбнулся. — Я просто хотел показать им, на что способен их папа. Чтобы им было чем гордиться.

— Они и так гордятся тобой, — она встала на цыпочки и поцеловала его. — Мы все гордимся тобой.

Они стояли, обнявшись, на краю трассы, глядя на своих детей. Их путь был полон крутых поворотов, аварий и невероятных скоростей. Но финишная прямая, которую они нашли, оказалась самой счастливой. И главный их совместный подиум был не из металла и карбона, а здесь, на старой трассе, в звонком смехе Тео и Ноа и в тихом биении двух сердец, нашедших друг в друге свой дом.