Праздник во льдах

Рейс длился десятые сутки — если считать от Мурманска, — а казалось, сто пятидесятые. Работа в море всегда и для всех тяжелая, кроме капитана. Но у того ответственность за весь экипаж, за груз.

Груз приняли на борт в Дакаре, по пути из другого порта, в котором выгрузились. Теперь его предстояло доставить в российский порт Владивосток. На выбор было три пути — через Суэцкий канал, либо огибая Африку и мыс Доброй Надежды, либо используя альтернативный путь по Северному морскому пути.

В судоходной компании путь через Суэцкий канал отмели сразу как затратный. Мало того, что стоимость за проход весьма дорогая, так еще и в очереди придется стоять. Оставалось два пути — огибая мыс Доброй Надежды или Северный морской путь.

Но сколько топлива уйдет на то, чтобы обогнуть Африку? Сколько придется потратить на военизированную охрану? Ведь мимо Африки просто так не пройдешь — пираты не дремлют. Бывает даже, судно идет с охраной, а его все равно обстреливают.

Логисты компании уселись за расчеты. Проход по Северному морскому пути абсолютно бесплатный, и короче почти в два раза. Но там придется нанимать ледокольную проводку, и тоже потратить время на ожидание. Никто ведь по щелчку пальцев ледокол не выделит. Будут собирать целый караван судов, чтобы зря не гонять.

В результате предварительных расчетов выяснилось, что Северный морской путь намного предпочтительнее. Причем, не по срокам — выиграть удастся всего одни сутки. Ведь судно идет по Северному Ледовитому океану в полтора раза медленнее. Среди льдов и торосов не разгонишься.

Однако, по стоимости Северный морской путь позволял компании выиграть несколько миллионов. Задача была решена, судно отправили в Мурманск. Там организовали ледокольную проводку, и вот оно уже идет в караване с другими судами строго за ледоколом, по северным морям — Баренцеву, Карскому.

А Новый год экипаж отмечал в районе моря Лаптевых.

Установили елку в столовой, накрыли праздничные столы. Спиртного, конечно, было мало. Женщин на борту не было. Вся радость заключалась лишь в том, что освободили людей от работы с восьми вечера и до четырех утра.

В кают-компании провожали старый год и готовились встретить новый все члены комсостава. Не было только третьего помощника — тот стоял вахту на руле. Ровно в двенадцать его должен был сменить второй помощник.

— Не повезло Улисову, в такое время вахту стоит, — покачал головой стармех Полозов, разливая из графина коньяк по рюмкам.

Стармеха на флоте принято называть дедом. А Полозов и так был немолод. В уходящем году пятьдесят девять исполнилось. Был он человеком обеспеченным, представительным, интеллигентным. Как почти все стармехи.

— Да что ты, ему в радость, — возразил старпом Афанасьев, разменявший в уходящем году пятый десяток, — видел бы ты, как он радуется каждый раз! Видео снимает, как за штурвалом стоит. Он же первоходка, до этого только матросом и ходил в море. А теперь, наконец, помощником капитана стал. Странный он у нас. В колледже восемь лет учился.

— Как так? — округлил глаза Полозов. — Парень вроде неглупый.

— Вот потому что неглупый, — объяснил старпом, — сначала взял академку в армию сходить, потом, чтобы ценз набрать. Его однокурсники все это хлебают после учебы, а он закончил и пошел карьеру строить. Планы наполеоновские, конечно.

— Да я тоже слышал, — подхватил второй помощник Елизов, — у него в планах до капитана дослужиться. Эй, Никита, давай за стол!

Второй механик, которого назвали Никитой, охотно встал из-за рояля, на котором пытался музицировать. На крышке рояля стояла серебристая елка с синими игрушками-шарами, отражаясь волшебным светом на полировке. Больше ничего новогоднего в помещении не было. Капитан не любил мишуры. Он считал, что Новый год надо встретить так хорошо, чтобы запомнить новую цифру. А то будешь потом в документах путаться.

— Ну, за старый год, — провозгласил стармех, — спасибо уходящему году, он был хорошим, плодотворным. Зарплаты большие, экипаж дружный, работы на всех хватает.

— За старый год, — поддержали его все за столом.

Выпили коньяку, закусили крабовым салатом и оливье.

— А давайте в игру сыграем, — предложил старпом Афанасьев. Надо же чем-то развлекаться, настроение поднимать. Не пьянка у них в кают-компании, а самое что ни на есть культурное мероприятие.

— Давайте, — радостно подхватили все. Что ни говори, всякие фильмы и видео давно надоели в качестве досуга. Хотелось чего-то новенького.

— В города будем играть? — спросил третий механик, быстро взглянув на графин. Ему, если честно, хотелось продолжить выпивку.

— Нет, в города неинтересно, — отрезал старпом. — Давайте на смекалку. Кто расскажет самую интересную новогоднюю историю из своей жизни, тот получит приз.

— И что за приз? — загалдели все разом.

— Сувенир из Дакара, — загадочно произнес Афанасьев.

— Да лучше бы ребят от вахты освободил, — заметил с усмешкой стармех Полозов. — Тем более, задачу ты придумал, мягко сказать, трудную. Я лично вообще ничего рассказать не смогу. Последние лет десять в морях Новый год встречаю. И ничего интересного.

— Да ты же у нас знатный холостяк, — вспомнил второй механик, — чего тебе на Новый год дома сидеть?

— А я не только из-за этого. В зимник на рыбных судах самые большие деньги можно заработать. Это сейчас так получилось, что на торговом пошел.

— Ну все равно дома не остался.

— А зря, — вдруг сказал третий механик, — глядишь, новогоднее чудо бы случилось.

— Какое еще чудо? — отмахнулся Полозов.

— Как какое? Женился бы.

— Да какое ж это чудо? — возразил стармех. — Если б я хотел жениться, то взял бы свисток и один раз свистнул. И неважно, Новый год или обычный день. Бабы сбежались бы со всей округи.

— Конечно, — не без зависти сказал третий механик, — у тебя пять квартир в собственности.

— Да, — ухмыльнулся Полозов, — а охотницы за богатством мне не нужны. Последний раз, когда встречал Новый год дома, одна замужняя знакомая так мне и сказала: «Новый год мне дома надо встречать, с семьей, а вот числа второго я к тебе в гости приду». Вот и все чудеса. Мир переполнен цинизмом!

Никто не понимал «деда» в его отказе обзавестись семьей. А он никому не рассказывал правду.

В девятнадцать лет он познакомился с девушкой, влюбился до смерти. Лида ответила взаимностью, все шло к свадьбе. Но Полозов ушел в очередной рейс, зная, что невеста обязательно дождется. А она не дождалась.

Позже он узнал от ее подруг, что какие-то завистницы распустили слух, якобы Полозов с кем-то загулял в море. А у него даже в мыслях такого не было. И за всю жизнь он так и не встретил ту, которую мог бы полюбить.

— Ну, будем считать, что Полозов рассказал свою новогоднюю историю, — сказал капитан, — замужняя женщина просила подождать два дня, пока с семейными делами управится.

Все сдержанно рассмеялись.

— Ну, я могу только из детства случай новогодний вспомнить, — сказал второй помощник Елизов, — однажды отец пришел из рейса как раз к Новому году и принес елку. Мы думали, он в январе вернется, а он прямо к празднику. Чем не чудо? Мы с мамой были такие счастливые!

— Хорошая история, — кивнул Афанасьев. — Теперь давай ты, — он взглянул на третьего механика.

— А что мне рассказывать? — тот взглянул виновато и пожал плечами. — Я из неблагополучного района. В нашем доме было много пьяниц. Самое странное, что многие из них умерли почему-то в новогодние праздники. Может, потому что эти праздники такие длинные, чуть не десять дней. И люди в запой уходят — много пьют, много едят. Может, еще почему. Мама говорит, после этих длинных праздников стоят длинные очереди в аптеки.

— А я знаю, почему так, — вдруг взял слово капитан, грузный немолодой мужчина, — потому что мы Новый год отмечаем в пост. А это неправильно.

— В какой пост? — послышались удивленные голоса. — Что неправильного в том, чтобы Новый год отметить?

— Моя супруга, Вера Петровна, провела детство у дедушки с бабушкой в белорусской деревне. Они были людьми верующими, учили ее молиться, посты соблюдать.

— Подожди, — нахмурившись, перебил его Афанасьев, — но пост же всегда весной, перед Пасхой.

— Не только, — ответил капитан, — есть еще Рождественский пост, перед Рождеством Христовым. Так вот, суть в чем? До революции Рождество в России справляли двадцать пятого декабря. А Новый год — первого января. То есть, люди соблюдали пост до Рождества. А уж потом веселились, пили и гуляли. А как стало после революции? Большевики поменяли старый стиль на новый, сменили даты и вообще натворили дел. И получилось так, что Новый год у нас первого января, а Рождество — седьмого. То есть, мы гуляем и пьем на Новый год — прямо в Рождественский пост. Когда этого делать нельзя категорически. То есть, грешим! А за грехи, как известно, наказывают.

Капитан замолчал, и все в кают-компании подавленно молчали.

— И ты в это веришь? — скептически спросил Афанасьев.

— Ну, супруга моя верит, — уклонился капитан от прямого ответа. — И все у нее хорошо. Золотой муж, золотые дети.

— И что, ты нам предлагаешь Новый год не отмечать, что ли? — насмешливо спросил Полозов.

— Почему, я такого не предлагаю. Чуть-чуть выпить всегда можно. Речь о том, что не надо гудеть десять дней подряд.

— Кстати, — потер руки третий механик, — пора нам выпить еще по одной. А потом я расскажу вам такую историю — закачаетесь. Я ее недавно в интернете прочел.

Полозов опять разлил коричнево-золотистую жидкость по рюмкам.

— Короче, слушайте, — начал третий механик, — жил в Советском Союзе один ученый. И очень хотел выйти на мировой уровень. Ему это почти удалось, но вот незадача — не выпустили из страны. По причине того, что родственница жила с мужем-иностранцем за границей.

— Тогда с этим было строго, — понимающе кивнул Афанасьев.

— А он разозлился и, что вы думаете, сделал? — механик помолчал секунду. — Он взял билет на круизное судно, которое не заходило в иностранные порты, поэтому не требовалась виза. Маршрут проходил мимо Филиппин. И вот этот ученый вышел ночью на палубу, прыгнул в воду и поплыл. Трое суток плыл, представляете? Но добрался до Филиппинского берега и попросил убежища.

— Как его акулы не съели? — удивился Елизов.

— А как это с Новым годом связано? — строго спросил Афанасьев. — Условие было — рассказ на новогоднюю тему.

— Господи, а я бы сейчас с удовольствием прыгнул и поплыл в Советский Союз, — мечтательно молвил Полозов.

— И что твой Советский Союз? — резко повернулся к нему Афанасьев. — Что там хорошего было? Медицина — отстой, образование — отстой! В магазинах очереди!

— Образование — отстой? — возмущенно воскликнули Полозов и капитан почти одновременно.

— А как же? — распалялся Афанасьев. — У нас в детском саду воспитательницы знаешь, что вытворяли? Мальчиков за малейшую провинность наказывали! Да, и в угол ставили, и на турник залезать не разрешали. А меня так и вовсе — на прогулку однажды не выпустили! А в школе? То портфель отберут, то накричат при всем классе! Как будто я не человек вовсе.

Все расхохотались.

— Ты это всерьез сейчас? — простонал третий помощник, продолжая смеяться.

— А как же, конечно, серьезно! — продолжал возмущаться Афанасьев. — Что хотели, то и творили! Педагоги хреновы! А про очереди все забыли, да? Как толкались за обычным маслом или сгущенкой?

— Да люди жили и радовались, — пытался возразить Полозов.

— Ага, — беззлобно пробурчал Афанасьев, — столкнуть бы тебя за борт, чтобы уплыл в свой Советский Союз…

Его бурчание утонуло в криках «ура!», донесшихся с палубы.

— Ох, — воскликнул капитан, взглянув на часы, — Новый год наступил, а у нас шампанское еще не открыто.

Кто-то включил интернет на телефоне и поймал бой курантов. Кто-то оперативно открыл и разлил шампанское…

Полозов и Афанасьев очнулись на морозном ветру возле магазина.

Глянули на дорогу — одни «Жигули» и «Москвичи», и ни одной иномарки. К ближайшей остановке неторопливо подъехал желтый «Икарус». Из него высыпал народ. Люди шли по своим делам — в куртках-«алясках», в пальто с меховыми воротниками. Шапки тоже почти у всех были меховые — кроличьи, лисьи, соболиные.

Через дорогу увидели сквер с памятником Ленину и здание, украшенное красными флагами.

Подняли головы и увидели надпись на магазине «Гастроном».

— Приплыли, — недовольно и в то же время растерянно сверкнул глазами Афанасьев, — в Советский Союз. И что теперь делать?

— Давай для начала в магазин зайдем, — предложил Полозов, — хоть погреемся…

Конусообразной лесенкой были выстроены за спиной продавщицы банки с сайрой, морской капустой и паштетом. Под стеклом были выложены продукты — масло разных видов, сметана, «докторская» колбаса.

— Ух ты, — произнес Афанасьев, — с такими ценами и в очереди можно постоять. Ой, смотри! Видишь бабу в шапке, как воронье гнездо? Это же моя воспитательница! Сейчас я с ней потолкую!

— Ты что, не надо! — пытался удержать его за рукав Полозов.

Но старпом не слушал.

— Здравствуйте, Валентина Ивановна! — подошел он к женщине без всякого смущения. — У вас в группе есть такой мальчик — Леша Афанасьев?

— Здравствуйте, есть, — женщина смотрела приветливо и удивленно разглядывала необычную одежду мужчины, — а вы его папа?

— Нет, я его дядя. И хотел бы попросить не обижать пацана. А то вы вечно его то в угол поставите, то на прогулку не пустите. Нехорошо!

— О, так вы дядя! А помогите мне воспитать вашего племянника. Понимаете, он норовит бить других детей. А недавно даже девочку попытался ударить. Мы с ним построже стараемся, так его мама просила. А он все равно.

— Ишь, засранец! — крикнула пожилая женщина из очереди. — Пороть таких надо!

— Как это пороть? — опешил старпом. — Это недепе…непеда…

— А вы, Валентина Ивановна, не смущайтесь, — влез в разговор какой-то дед, — можете меня позвать, я с этим мальцом проведу воспитательную работу! Уж не сомневайтесь, живо как шелковый станет!

Очередь зашумела, а Полозов повернулся и обомлел. В магазин вошла миловидная девушка в зеленом пальто с песцовым воротником, румяная от мороза.

— Лида! — кинулся он к ней. — Лидочка!

Чуть не сорвалось с губ «моя девочка», но стармех вовремя прикусил язык. Ведь он был сейчас таким пожилым для нее и незнакомым.

— Здравствуйте, товарищ! — улыбнулась Лида. — А вы меня знаете?

— Не совсем, — смутился мужчина, — я знаю вашего жениха, Диму Полозова. Он у нас на судне работает.

— Ой, — лицо девушки вдруг омрачилось, — а он больше не жених мне. Он теперь чужой жених. И я уезжаю…

— Нет-нет, — заторопился Полозов, — не верьте никаким сплетням! Он только о вас и думает. Да и с кем он мог связаться, сами подумайте. У нас на судне женщин нет. Подождите, я вам сейчас записку передам. Секунду, одну секунду! Она у меня в портфеле на улице.

Он городил невесть что. Не было никакого портфеля на улице. Выскочив на морозный воздух, стармех вынул из-за пазухи завалявшийся бланк коносамента и написал на нем: «Лидочка, жди меня! Верь мне! Ты моя единственная любовь. Твой Дима».

Вбежал обратно в магазин и сунул записку Лиде. Она развернула:

— Да, это же его почерк! А почему вы здесь, а Дима в рейсе?

— Да я списался в Петропавловске-Камчатском, домой на самолете прилетел. А Дима скоро придет из рейса, вы только дождитесь его!

— Я дождусь. С Новым годом, товарищ!

Голос Лиды еще звучал в ушах стармеха, когда он проснулся на диване в кают-компании. Кто-то заботливо укрыл его пледом. Рядом в кресле дремал старпом.

— Приснится же такое! — вздрогнул и проснулся Афанасьев. Внимательно посмотрел на Полозова. — Ты как, в порядке? Давай, что ли, еще за Новый год?

— А где все?

— Работают, — развел руками старпом, — Новый год отметили, пора опять за работу.