Предсказание

За ночь на Красной площади как будто из-под земли, или даже ниже, из самой дьявольской лесопильни, возник деревянный сруб. Ни Богу свечка, ни черту кочерга, ни дом, ни сарай: – так, не пойми что такое: деревянный короб без окон и с одной дверью, на которой, впрочем, со стороны площади была приделана ручка и крючья для засова.

Хоромы эти предназначались для самого главного чернокнижника и звездочета, для колдуна, наводящего порчи и уличенного в причинении немалого зла особе государевой, еретика Квириниуса Кульмана и дьяволь­ского его прислужника Кондратия Нодермана[1].

1.

Оба злодея должны были войти в построенный для них сруб и сгинуть в нем навечно, потому как для такого дела есть досочки сухие, да бревнышки надежные, так что взовьется красный петух над неказистой построй­кой, обовьет ее своими оранжевыми крылами, рассыпет искорки. Любо-дорого поглядеть православному люду, как сгинут в горящем пекле, точно в геенне огненной, богомерзкие иноземцы.

Народ вокруг сруба того давно уже кругами ходил, да и внутрь непременно бы заглянул, не стой тут же стро­гая да матерюжная стража. Правда, добры молодцы боль­ше для важности и солидности напускали на себя стро­гий вид, и, скорее всего, им самим страсть как хотелось почесать лясы о предстоящей казни, но служба – дело подневольное, не приходится делать что хочется нужно что велено справлять и помалкивать.

А то помнят еще стражники плахи, на которых секли головы стрельцам, земля еще от крови не просохла, не все заупокойные произнесены. Целы плахи, потемнели только, точно кровью напитавшись, сделались они жи­выми, голодными и готовыми к прыжкам чудищами. Так что каждую ночь кажется солдатам, будто порыкивая и утирая вонючие слюни подбираются к ним ожившие де­ревянные эти упыри.

Да еще ходят средь них неотмоленные души казнен­ных, забывших свои имена людей. Что особенно плохо, потому как нет возможности заказать на них поминаль­ные да на скудное жалование свечки в церквях поставить.

К месту казни Кульмана и Нодермана привезли на обычной телеге; в холщовых рубахах, без сапог, с рас­трепанными волосами и бородами они казались нерас­каявшимися и опасными колдунами. В толпе многие кре­стились, отводили глаза, опасаясь черной магии и в страхе не смея сойти с места. Отчаянно Кульман шарил взгля­дом по толпе простолюдинов, в надежде выискать в ней знакомое лицо, но тщетно.

Осужденных поставили на колени и произнесли при­говор, сухенький священник протянул к запекшимся губам астролога крест, – православный, а не католичес­кий, – и тот, машинально поцеловав его, закричал в тол­пу, в серое, обманувшее его надежды небо: он прокли­нал царя и предсказывал скорую кончину мира... И еще говорил он, что царь-де – Антихрист, и еще попомнят люди, его, Кульмана, слова, поплачут кровавыми слеза­ми, когда по пророчеству древнему построит он город на негодном месте, и простоит сей град триста лет и три года и сгинет в три дня. О том помните, люд! – взывал к ним пришлый колдун, плакал и молился рядом бледный Кондратий. Но все было тщетно, предупрежденная о чем-то подобном стража затолкала приговоренных в сруб и, забив дверь двумя досками, зажгла огонь.

В тот же момент в Троице-Сергиевском монастыре со страшным скрипом и треском первый раз дыба вознесла к прокопченному потолку расстриженного монаха Силь­вестра Медведева[2], названного врагами ересиархом.

Найденные при обысках рукописи Кульмана и Мед­ведева были тщательно рассортированы, разложены по ящикам и с грифом повышенной секретности отправле­ны на высочайшее имя. По тому, с какой тщательностью работали судейские люди, можно было понять, что пору­ченное им дело действительно являлось наиважнейшим, но основной искомый документ так и не был обнаружен.

Глава 1

Мобильник зазвучал, как всегда, не вовремя и с таким психованным вскриком, как будто от того, дозовется ли он свою хозяйку или нет, зависит как минимум, судьба мира.

Испуганный внезапной сиреной, водила резко на­давил на тормоза. Машина, крутанувшись на месте, ос­тановилась посередине Невского, создавая аварийную ситуацию.

Ольга поднесла сотовый к уху, наблюдая через стек­ло, как ехавшие за ней машины прилагают усилия не врезаться теперь в нее. Справившись с шоком, водитель буркнул извинения, занимая утраченную полосу.

— Алё. Слушаю.

— Это Ольга Дан! – не спросил, а скорее констати­ровал голос. – вы должны меня помнить, я обращался к вам в прошлом году по поводу копья для немецкого кол­лекционера. – Последовала пауза. Машина Дан сверну­ла на улицу Восстания и поехала по ней. – То есть, вы не можете помнить мой голос, мы общались через посред­ника, но... в этот раз, я не смог выйти на него, чтобы зару­читься необходимой в таких случаях протекцией. Вы меня понимаете? Меж тем дело, которое я хочу вам поручить, срочное и, поверьте мне, очень хорошо оплачивается.

— Я прекрасно помню вас, Иннокентий Иванович, – Ольга нахмурила лоб, воссоздавая в памяти обстоятельства дела. – Я никогда не беру заказ, не выяснив личности за­казчика и его кредитоспособности. Что же касается посред­ника, то не знаю как вам, а мне не нужен ни мальчик для битья, ни страховка. – На самом деле Ольга лукавила, она всегда работала с прикрытием, но на этот раз посредник бесследно исчез, быть может даже был убит. А такой ин­формацией с потенциальным работодателем не делятся.

— Где бы мы могли поговорить? Я предпочитаю у вас или у меня. Где вы в настоящий момент?

— Подъезжаю к Итальянской.

— Значит, едете домой. Великолепно. Через тридцать минут буду.

Несколько секунд Ольга слушала гудки в трубке, оз­начавшие только одно – спокойному домашнему вече­ру с сыном не бывать.

Отдав распоряжение водителю заехать за Алешей в школу, она кивнула дежурившему у дверей менту, быст­ро зафиксировавшему дату ее возвращения в журнал, и поднялась к себе на второй этаж.

«Прошлогодние клиенты», надо же, какая удача, а она– то уже считала контакт потерянным. Тогда они здорово заплатили, несмотря даже на то, что не все было выполне­но. На самом деле заказ был на два предмета, означенное старое копье и камень. По поводу последнего еще была какая-то путаница, свидетели называли его то камнем, то чашей. Ольга так и не разобралась, чем же он был на са­мом деле, и видел ли его кто-нибудь воочию. Считалось, что в блокаду его приобрел один питерский антиквар. Но тот пропал без вести в сорок четвертом, не оставив миру наследников, а Ольге зацепочки. Зато копье она нашла.

Минута в минуту домофон предупредил о приходе гостя. Ольга ждала его, вертя на плите кофеварку. Един­ственное, что она умела готовить, был кофе, все осталь­ное, начиная от салатов и кончая тортами, закупалось в магазине, обед стряпали приходившая убирать женщи­на или гувернантка сына.

Иннокентий Иванович оказался высоким и потряса­юще красивым мужчиной между сорока и пятьюдеся­тью: коротко остриженный блондин с правильными чер­тами, как у персонажей советских плакатов, но в духе времени, с очками в тоненькой, скорее всего, золотой оправой на носу. Ольга оценила безумно дорогой «Ролекс» на правой, как носят левши, руке и не бросающу­юся в глаза роскошь костюма. Мужчина словно источал лоск и довольство, но, в отличие от многих других новых русских, делал это прилично.

— Вы слышали что-нибудь о Сильвестре Медведеве и о его предсказании о гибели Петербурга? – спросил, Иннокентий Иванович, вольготно расположившись в кресле у журнального столика, пока Ольга расставляла на столе чашки.

— Медведев, Медведев... – Дан изобразила на лице работу мысли. – А что такое, нездоровый мистицизм и неоплаченные нервы? Кто он? Где живет? – Она при­села рядом, отправляя себе в чашку сахарозаменитель. – Сильвестр, звучит как Сильвестр Сталлоне. Он что, из актерской братии?

— Скорее из монашеской, – поморщился гость. – Родился в 1641, умер в 1691, совсем ничего можно ска­зать. В 1674 в Путивле принял монашество, с 1677 в Моск­ве был назначен справщиком и книгохранителем на мос­ковский печатный двор. Доподлинно известно, что при­нимал огромное участие в исправлении церковных книг, знал латинский и польский языки. В школе Симеона По­лоцкого изучал риторику, пиитику, философию, историю и богослужение. Как видите, довольно образованный ма­лый, поэтому мы не можем не считаться с такой вещью, как его предсказание, тем более, что дата стремительно приближается, а мы, извините, еще в Питере.

— Ну, не знаю... – заинтересованная вначале Ольга к концу речи выглядела растерянной. – История – не мой профиль. Где я буду искать это предсказание?

— Я знаю, что это несколько не ваша область, но сум­ма, о которой идет речь, – он вынул из кармана изящный блокнотик и нарисовал в нем длинную гусеницу из цифр. – К тому же, мы не просим вас добыть конкретную бумагу того времени. Хотя, если она сохранилась, это было бы очень кстати. Документ может быть написан рукой Сильвестра или отпечатан в его типографии, правда, в то время требовалось особое разрешение на издание чего-либо, но вы как директор издательства понимаете.

— Да, если нельзя, но очень хочется — то можно. Зна­чит, вам нужна бумага? А откуда вообще известно, что она есть?

В точку, – обрадовался Иннокентий Иванович. – О предсказании мы знаем не много, буквально из книг о легендах Питера и самиздатовской литературы. Но, мо­жет, вы не в курсе, любой слух о конце света или какой– то его части проверяется с тщательностью и дотошностью. А в Питер, слава Богу, вкладываются такие капита­лы, что в случае катастрофы многие сегодняшние фи­нансовые воротилы попросту будут разорены.

Иными словами, вам предстоит найти этот документ, или свидетельство, что он когда-то действительно был, и либо в результате вы опровергнете его, либо подтвердите.

Собственно, сам текст предсказания широко извес­тен, – он закатил глаза, – «Царь-антихрист воздвигнет город на непотребном месте, и город сей погибнет через триста лет и три года – за три дня» – то есть, в 2006 году.

— Простите, я правильно вас поняла, вы хотите, что­бы я принесла вам нечто типа письма Таракановой к ее гувернантке, в котором красочно описывается, что она держала вчерась в руках означенный документ и по ошибке бросила его в камин? И все?

В голове Ольги запрыгали шальные мысли.

— Не Таракановой, а значительно раньше, я бы пове­рил секретным протоколам пыточной палаты, или, может, остались письма Шакловитого[3] к кому-нибудь из сорат­ников. Потом, я понимаю, что люди могут ошибаться, обольщаться, наконец, просто врать. Медведев широко из­вестен как мистический писатель, меж тем, после его смер­ти все его бумаги были арестованы, и только недавно цер­ковь сняла запрет на публикацию его произведений.

Предсказания, сплетни, как известно, легко переда­ются в устной традиции, но чтобы эта традиция не уми­рала, кто-то фиксирует все это на бумаге. Короче, от вас мы ждем либо сигнала сворачиваться и продавать дела в Питере, либо наоборот, продолжать привычную жизнь. Принесите мне страницу, на которой написан полный текст предсказания, датированную временем правления царевны Софьи[4], или, на худой конец, свидетельство, ко­торому можно поверить, и сумма удвоится.

Было заметно, что он не потерпит ни малейших воз­ражений.

– Будете отчитываться о проделанной работе еже­недельно. Мы должны знать о каждом вашем шаге. Наши специалисты подскажут вам, если это будет необходи­мо, возможные ходы. Работу начать лучше прямо сейчас, на все про все у вас месяц. Задаток будет перечислен на тот счет, который вы сами укажете, – он встал и напра­вился к дверям. – Надеюсь, что вы не разочаруете нас, дело повышенной важности. Звоните мне на мобильник. Я лично буду контролировать это дело.

Ольга кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Гость проскользнул в дверь, как унесенный ветром сигарет­ный дым, оставив ее в полнейшем замешательстве.

Во-первых, она терпеть не могла, когда ею командова­ли. Начальства не признавала, а посредника при случае могла использовать как боксерскую грушу, что способство­вало разрядке и снятию напряжения, которого хватало при ее двойной деятельности хозяйки издательства «Дар» и владелицы частного детективного агентства. Здесь же она была вынуждена сама отчитываться за каждый свой шаг.

Во-вторых, дело, порученное ей, было необычным уже потому, что даже заказчик толком не знал, что искать.

В-третьих, странное предложение пришло именно тогда, когда у Дан собственных проблем было выше кры­ши. То есть проблемы касались конкретно крыши, – пермских братков, которые вознамерились попросту пришить ее, чем усложняли как жизнь, так и ведение каких бы то ни было дел.

[1] Квириниус Кульмана (р. 25 февраля 1651 г. Бреслау). — фи­лософ и мистик, немецкий барочный поэт, последователь Яко­ба Бёме, через полвека после Мора загорелся идеей объединить человечество в единое христианское царство на земле на осно­вах общего имущества, свободы и равенства. Сперва Кульман двинулся в Константинополь с надеждой обратить турок в хри­стианство, за что султан приказал дать ему сто ударов по пят­кам. Позже в Амстердаме Кульман познакомился с живопис­цем Отто Гениным, отец которого служил чиновником в Моск­ве. Кульман отправил «Послание московским царям», в кото­ром были изложены основные догмы его учения. В Москве у Кульмана нашлись сторонники. Купец Кондратий Нодерман сделался агитатором кульмановской идеи создания рая на Руси,: чем донесли властям. Кульмана и Нодермана доставили в при­каз, пытали как еретиков, а затем 4 октября 1689 г сожгли.

[2] Сильвестр (в миру Симеон) Медведев — духовный писатель 11641 – 1691). Был подьячим сначала в Курске, потом в Москве. В 1665 г. поступил в новооткрытую школу Симеона Полоцко­го, изучил латинский и польский языки, риторику и пиитику, познакомился с историей, богословием, философией и сде­лался ревностным учеником и последователем Симеона. Со­провождал боярина Ордина-Нащокина в Курляндию, а потом в Андрусово при заключении мира. В 1674 г. принял монаше­ство в Путивле. В 1677 г. вернулся в Москву, где был назначен справщиком и книгохранителем на московский печатный двор; принимал большое участие в исправлении церковных книг. По смерти Полоцкого в 1680 г. Сильвестр сделался главой партии малорусских ученых в Москве. Был назначен настоя­телем Заиконоспасского монастыря. Был придворным поэтом. Завешан в заговоре Шакловитого, был казнен.

[3] Фёдор Леонтьевич Шакловитый (?—1689) — окольничий, фаворит царевны Софьи Алексеевны. Подьячий Тайного при­каза с 1673 г., глава Стрелецкого приказа с 1682. Руководитель заговора против Петра I в 1689. Казнен.

[4] Софья Алексеевна (Романова) (17 (27) сентября 1657 — 3 (14) июля 1704) — царевна, дочь царя Алексея Михайловича, в 1682 — 1689 г. — регент при младших братьях, Петре и Иване.