Прекрасное далёко

Пустой и безликий больничный коридор вот уже пятый час вызывал у меня стойкое желание сбежать подальше. Я сидела в облезлом неудобном кресле, зажав ладони коленями, не в силах ни думать, ни что-либо предпринять. Разве может простая операция, даже с осложнениями, о которых мне сообщили на бегу, длиться столько времени?

Не было сил даже заглянуть в телефон и отрешиться от реальности за чтением любимой книжки. И как читать, когда мир вокруг рушится, и скоро уже не останется ничего?

Безликая белая дверь резко распахнулась, выплёвывая стремительно выходящим врачом в синем хирургическом костюме. Стёкла очков блеснули под тускло горящими лампами. Я вскочила мгновенно, хотя, казалось, все члены одеревенели в неудобной позе от долгой неподвижности. Бросилась наперерез врачу, рискуя сбить его с ног. Однако эскулап показал хорошую реакцию и успел затормозить и меня остановить, прихватив за плечи.

— Ева Берман? — хирург выглядел усталым, у рта залегли суровые складки, на лбу блестели бисеринки пота. Я понимала, что он очень устал, я понимала, что… — Сожалею. Ваша мама… Внезапная остановка сердца. Мы сделали всё, что могли, но… Примите мои соболезнования. Ева, с вами всё в порядке?

Я смотрела на врача частной клиники, какого-то давнего друга Ксении, маминой подруги, и не понимала ни слова. Слышала только гулкое биение своего сердца где-то в горле и жутковатый очень громкий вой, словно совсем близко выл на луну большой серый волк. Хирург — «первоклассный, Маша, золотые руки» — расплывался в сине-белую кляксу. Осознала, что зажимаю свой рот обеими ладонями, и что странный вой раненого зверя рвётся именно из моей груди. Замолчать удалось от резкой пощёчины — уж не знаю, у кого поднялась рука. Ничего не видела перед собой.

Вокруг возник шум, какие-то новые голоса, меня усадили обратно в кресло в несколько рук, кто-то помог выпить непонятную жидкость, обжегшую горло, хотя это была простая холодная вода, как уверяла сердобольным голосом женщина в белом. Я закашлялась, мотая головой, и внезапно совершенно ясно осознала: мама умерла, её больше нет.

***

Дни и недели после маминых похорон прошли как в тумане. Боюсь, я замкнулась в себе, потеряв самого близкого и единственного родного человека. У нас с мамой никого не было, но мы были сами друг у друга, а теперь я осталась одна. Да, не всегда у нас было все гладко и прекрасно, всякое случалось — и хорошее, и плохое, и страшное, и весёлое. Но мама — это мама, обнимет порой просто так, посидит рядом даже молча, а на душе сразу хорошо и тепло…

Да, я уже давно взрослая, недавно исполнился двадцать один год, получила аттестат зрелости, разрешение иметь детей и самой их воспитывать, но с невыносимой потерей никак не получалось смириться. Ведь маме и сорока ещё не было, и ничто не предвещало…

Моей затянувшейся депрессии способствовала ещё непонятная травма, врачи говорили — последствия сильного стресса. Я больше не могла говорить. Рот открывала, слова вроде бы проговаривала, но звуки издавать не удавалось. При этом я вполне могла мычать, закрыв рот, тут связки работали нормально, но говорить членораздельно не выходило, как ни старалась.

С работы пришлось уволиться — кто станет держать сотрудника в колл-центре, у которого пропал голос? Проверять я не стала, написала «по собственному желанию». К счастью, отрабатывать положенные две недели не заставили, вошли в положение.

Появилась куча свободного времени, которое непонятно было, чем занять. Я целыми днями сидела дома, утыкаясь в бук, выполняя несложную работу фрилансера. Или шила бездумно на своей любимой швейной машинке что-то новенькое, и только потом понимала, что это платье или симпатичная блузка для мамы, которой больше нет. Наверное, я потихоньку сходила с ума, я потерялась, и никак не могла выплыть.

По вечерам я шла на прогулку по городу — выполняла совет психолога, которого мне нашла Ксения, единственная, кто навещал меня с момента похорон. Я бесцельно бродила по никогда не стихающим магистралям, между сверкающих неоновым блеском небоскрёбов. Или ездила на метро круг за кругом, или доезжала до ближайшего парка, где бродила по тёмным тропинкам, подальше от весёлых людей, сверкающих огней и городского шума. Я сама себе напоминала призрак, который зачем-то задержался на этом свете.

— Ева, я всё понимаю, но так дальше нельзя! — озабоченно заявила Ксения, заскочив ко мне весенним вечером. Я и сама понимала, что нельзя, но слышать это от Ксении было неприятно. — Три месяца прошло, пора уже вылезти из своей раковины!

Высокая дородная женщина, историк по образованию и настоящий командир в юбке, она единственная из бывшего маминого окружения не желала оставить меня в покое. Навещала раз в неделю, по субботам, как по расписанию, заставляла что-то делать. Она же сильно помогла с похоронами — к маме Ксения испытывала слабость, опекала её при жизни в их университете. Часто бывала у нас в гостях. Я даже немного ревновала к ней маму, да что вспоминать. Ксения даже нашла маме первоклассного хирурга в частной клинике, своего давнего знакомого. Что же поделать, если даже первоклассные хирурги не всегда могут запустить остановившееся сердце.

Впрочем, маму многие опекали, она производила такое впечатление — довольно беспомощной особы, хотя на самом деле была вполне сильным человеком. Внешность бывает обманчива, в этом мы с ней были похожи, мне тоже всё время давали меньше лет, принимая, порой, за подростка.

А теперь опека Ксении грозила перейти на меня, и с этим точно нужно было что-то делать. Я понимала, что она хороший человек, что всерьёз за меня переживает, но не могла отделаться от чувства неприязни, ни на чём не основанной. Может потому, что до маминой смерти, Ксения не очень-то меня жаловала, а тут так переменилась.

Хоть продавай квартиру и переезжай в другой город, а лучше — на другую планету. Высказать Ксении, что не нуждаюсь в её визитах, просто не могла, всегда её уважала, хоть и не любила, и была ей очень благодарна за помощь с похоронами и участие. Чувствовала себя при этом неблагодарной свиньёй и прятала от замечательной женщины своё недостойное желание — чтобы все уже оставили меня в покое.

В этот вечер Ксения сразу взялась хозяйничать в кухне — отварила пельмени, сама разложила их по тарелкам. Я равнодушно гоняла пельмешки по тарелке, есть не хотелось. Готовить для себя одной не видела смысла, хотя раньше мне нравилось радовать маму чем-нибудь вкусненьким. Но я не голодала, честно питалась бутербродами или перекусывала бургерами в кафешках по крайней мере один раз в день. Правда, в этот день я не смогла вспомнить, когда ела в последний раз. Вчера?

«У меня всё в порядке!» — написала в блокноте, который теперь всегда лежал у меня на кухонном столе. Именно для визитов Ксении. Общаться ещё с кем-то, к счастью, не приходилось.

Я честно не понимала, зачем Ксения вообще со мной возится. У самой ведь семья — муж и двое детей, правда выросли уже: Влад в универе учится, как мать, на историка. Катька подалась в юристы. И вроде выгляжу я обычно, гигиеной не пренебрегаю, жилище держу в порядке, устраивая генеральную уборку каждую пятницу, как привыкла ещё до маминой смерти — пусть и на автомате. Так почему бы не оставить меня в покое?

Вот с едой — да, я не заморачивалась, и было немного стыдно, что Ксения всегда приносила с собой какие-то продукты, чаще — готовые блюда, но иногда и сама что-то готовила на моей девственно чистой плите.

А ещё Ксения много со мной разговаривала, радовалась, что я гуляю по вечерам, заверяя, что это большой плюс. Не видела я в этом никаких плюсов, но держала своё мнение при себе.

— Ни черта не в порядке! — рявкнула Ксения и стукнула кулаком по столешнице, заставив меня чуть не подпрыгнуть от такой неожиданной экспрессии. — Да, Ева! Марии больше нет, нам всем без неё плохо, но жизнь на этом не закончилась! Твоя жизнь! Да, колл-центр теперь не вариант, но картинки? На это не проживёшь! Надо найти что-то стабильное, что приносит нормальные деньги. Не везде нужно общаться голосом.

Ну да, мне пришлось найти себе работу, рисовала на заказ разные рисунки — для рефератов студентов, Ксения сама подбросила мне нужный сайт не так давно. А ещё я рисовала обложки для книг — этот сайт я нашла сама, разные логотипы, участвовала в конкурсах на лучший эскиз или рисунок. Даже выиграла конкурс в одной пивоваренной компании — выбрали мой логотип.

Студенты платили немного, но на бутерброды с маслом и даже с мясом хватало. Обложки приносили какие-то деньги, хоть заказы случались редко, мне такая работа очень нравилась, но раскрутиться не получалось из-за сильной конкуренции. Вот за логотип отвалили хорошие деньги, но это была разовая акция. И я их отложила на чёрный день.

«Меня устраивает такая работа», — написала я в блокноте.

— Видела я твои работы! — опять нахмурилась Ксения. — Хорошие, мне нравятся. Но ты берёшь очень мало за качественные картинки. Что говорит психолог, кстати? Когда вернётся голос?

Ксения не поленилась, нашла для меня хорошего психолога, когда врачи постановили, что голосовые связки у меня в полном порядке и посоветовали подлечить «голову». Под давлением Ксении пришлось ходить к врачевателю душ каждый четверг.

Пожала плечами, Ксения заставляла меня чувствовать себя обузой. Может, поэтому, мне так хотелось, чтобы она обо мне вовсе забыла?

Психолог, высокий лысеющий дядька, какой-то знакомый знакомого Ксении Михайловны, оказался, как по мне, слишком дружелюбным и улыбчивым. Я была твёрдо уверена, что дядечка зря тратит на меня время. Устала писать ему ответы в буке, предпочитая отвечать односложно, что знакомого Ксении не устраивало. Я еле дожидалась, когда закончится отведённый час, и не знала, как необидно сообщить Ксении, что больше к психологу не пойду. Просто надоело!

Нет, толк от посещений был какой-никакой. По совету дядечки я каждый день начинала с попытки воспроизвести хоть какие-то звуки, пробовала снова и снова в течение дня, когда рядом не было свидетелей. А их и не было, если не считать вечер субботы и мои прогулки. Но пока ничего путного не получалось, кроме всё того же невразумительного мычания. Язык жестов давался мне куда легче, ещё бы нашлось с кем разговаривать на таком языке — хоть вступай в общество глухонемых, но я пока не дошла до такой степени отчаяния. Да и в общении не нуждалась.

— Значит, так! — решительно заявила Ксения, убирая тарелки в посудомойку. Потом уселась за стол снова и уставилась на меня с видом инквизитора. — Я тебе не говорила, но тянуть уже нельзя. Через неделю я с группой от университета лечу на другую планету. Появилось одно вакантное место, я уже обо всём договорилась, оформила документы, и тебя заочно зачислили в штат. Осталось подписать документы. Полетишь со мной.

«В качестве кого, простите? — быстро накарябала я в блокноте, пребывая в некотором шоке — я знала, что Ксения способна на многое, очень пробивной человек. Но, чтобы вот так, взять меня с собой на звездолёт... — И на какие деньги?»

Я сомневалась, что моего гонорара за логотип хватит на межпланетный перелёт. Разве что можно продать квартиру, и не возвращаться на Землю.

— В качестве моего личного ассистента, — сурово ответила Ксения. — И не смотри так, ничего сложного тебе делать не придётся. Зарплата небольшая, но билеты, питание и проживание оплачивать не придётся. Я просто не могу тебя оставить на Земле в таком состоянии, пропадёшь же.

Мне казалось, что я давно пропала, ещё три месяца назад — когда услышала от врача «примите мои соболезнования», и когда поняла, что потеряла голос. И я бы отказалась от сурового предложения маминой подруги, невероятным образом умудрившейся зачислить меня в штат команды историков. Но упускать такой шанс?! Когда-то я мечтала работать в космосе, или просто попутешествовать по другим мирам, а теперь тем более жаждала улететь подальше от сочувствия знакомых, от дядечки психолога, от загазованного мегаполиса, от унылой и бессмысленной жизни.

Только вот на межпланетный перелёт я бы ещё не скоро накопила, а может быть, никогда. Все межпланетные рейсы имели космические же цены на билеты. А проход через портал на другую планету стоил ещё дороже.

«Мои обязанности?» — поспешила я уточнить в блокноте, понимая уже, что отказаться не смогу.

В ответ Ксения выложила передо мной контракт и сурово велела ознакомиться и подписать.

Я ознакомилась, подивилась сумме аванса — больше в полтора раза, чем зарабатывала в колл-центре за месяц. Про картинки и говорить не стоит. Хотя гонорар за логотип был всё же больше этого аванса. А в контракте была прописана ещё и основная зарплата, выплачиваемая в конце каждой недели. Даже чуть больше, чем аванс. Голова пошла кругом. За обязанности «принеси-подай» это было сродни фантастике. Мало того, что плечу бесплатно, так ещё и заработаю — в таком ракурсе можно было смириться не только с Ксенией, которая будет рядом постоянно, но и со всей её командой.

— Акция разовая, — поспешила меня приземлить Ксения. — Тебе повезло, что у моего ассистента боязнь полётов и стойкая неприязнь к внеземным цивилизациям. Всего месяц проработаешь, пока не вернёмся на Землю. Дальше тебе придётся подыскать себе нормальную работу. И я постараюсь помочь, но ты и своей головой подумай, Ева. Я очень надеюсь, что поездка тебя взбодрит, приведёт в чувство.

«Спасибо вам!!! — я постаралась вложить всю свою благодарность во взгляд на Ксению. — Я поищу работу, обещаю! А куда полетим? Что за планета?»

— Муданг! — коротко ответила Ксения.