Преступники от лингвистики

Трюмы нашего корабля полнились коробками с чак-чаком.

Мы с Артуром чувствовали себя пионерами торговли, поспешающими впереди цивилизации. Не успевали разведчики открыть планету, как являлись мы с заманчивым предложением. Чак-чак – знаменитое земное лакомство! Нет ничего вкуснее чак-чака! Ни один земной завтрак не обходится без чак-чака! – и т.п.

Не всем космическим расам продукт приходился по вкусу, но некоторым приходился! Одна удача искупала десяток неудач.

Когда на пути оказалась Аз-Залия – малоизвестная и ничем не примечательная провинциальная планетка – мы не ощутили ни тревоги. Планета интересовала нас с единственной точки зрения: насколько местным придется по вкусу сладкий продукт.

Поначалу надежды оправдывались, даже с гаком. Не успели мы вывести корабль на орбиту и опубликовать в местной сети сообщение о распродаже, как посыпались заказы. Товар забирали самовывозом – с помощью управляемых орбитальных дронов.

Артур подсчитывал будущие прибыли...

Все рухнуло на третий день, когда с планеты стартовали два катера с гравитационными пушками и взяли корабль на абордаж. Полицейские действовали настолько слаженно, что я не успел среагировать. Если честно, спал после напряженного трудового дня, а потом реагировать стало поздно.

– Чего это они? – возмутился Артур, протирая глаза. – Какое неуважение!

– Ты сам, в целях экономии, предложил торговать с орбиты, – грустно заметил я. – Теперь пожинай горькие плоды, неплательщик.

– Ничего, – оптимистично пообещал Артур, – в следующий раз будем умнее и не попадемся.

Через минуту в абордированный корабль ворвались официальные представители Аз-Залии и сообщили, что мы задержаны за незаконную торговлю.

Мы так и думали.

Корабль опечатали и оставили на орбите, а нас с Артуром отвезли в аз-залянскую тюрьму.

Не могу сказать, что в тюрьме было чересчур плохо: бывало и похуже, что говорить, – но узилище есть узилище... Хотя долго находиться за решеткой мы не собирались: не настолько тяжкое преступление совершили. Поэтому, когда через несколько часов заточения с нами изъявил желание побеседовать адвокат, очень обрадовались. Попытка сэкономить на налогах близилась к завершению.

В камеру вошел – вернее, вполз, потому что вместо приспособленных для ходьбы длинных конечностей у него имелись короткие ласты – адвокат. Когда нас захватывали, аз-залянские бойцы были упакованы в бронежилеты, прикрывавшие все тело, – поэтому у нас не было возможности рассмотреть представителей этой расы. Теперь возможность появилась.

Кроме того, что жители Аз-Залии походили на земных тюленей, они в зависимости от испытываемых эмоций меняли цвета, как хамелеоны: от красного, означающего всемерное одобрение, к фиолетовому, означающему крайнее негодование. Как на радуге.

Я быстро смекнул что к чему, вспомнив свою бывшую тещу. Правда, эмоциональные реакции не совпадали. Теща краснела в состоянии возмущения, а аз-заляне – наоборот: у них этот цвет означал полнейшее удовольствие и релаксацию.

Когда аз-залянин заполз в камеру, он был зеленого – среднего на палитре – цвета, что следовало трактовать как нейтральный настрой.

– Приветствую землян, – пропищал вползший на галактическом эсперанто.

– Здрасьте приехали, – буркнул в ответ Артур.

– Да, – подтвердил аз-залянин, – вы действительно прибыли на Аз-Залию. Но зачем было закон нарушать? Однако, не беспокойтесь: вас буду защищать я – один из самых опытных защитников на нашей планете.

– Давно вас ожидаем, господин адвокат, – вежливо произнес я.

– Защитник, – поправил аз-залянин. – Впредь попрошу именовать меня защитником, а не вот этим, на букву «а».

При этом его цвет сменился с зеленого на голубой, что означало внезапный переход к раздражению. Впрочем, через несколько секунд аз-залянин снова позеленел, видимо, вернув утраченное душевное равновесие.

– Ситуация неоднозначная, – продолжил наш адво... то есть защитник. – Но имеются и смягчающиеся обстоятельства, на которые я, само собой разумеется, обращу внимание высокого суда. Будем надеется, все обойдется.

– Спасибо, мы тоже надеемся, – поблагодарил я. – Искренне сожалеем, что не уплатили налоги. Это по природной рассеянности. Как представители дружественной расы рассчитываем на прощение.

– Не уплатили налоги? – переспросил защитник. – Признаться, я не в курсе. Но если и так, вам незачем беспокоиться по столь незначительному поводу: аз-залянское правосудие не мелочно. Во всяком случае, обвинений в неуплате налогов против вас не выдвигалось.

– Э! А за что ж тогда нас арестовали? – удивился Артур.

– За орбитальную торговлю без лицензии? – предположил я.

Защитник ярко поголубел – возможно, на нервной почве. Он чересчур болезненно реагировал на совершенно, с моей точки зрения, безобидные фразы.

– Нет, разумеется. Неужели сами не догадались?.. Вы обвиняетесь в одном из тягчайших преступлений: перенастройке мозговых нейросвязей.

– В чем???

– А перенастройке мозговых нейросвязей, – повторил защитник.

– Во как! – изумился Артур.

– Но это явная ошибка, – запротестовал я. – Мы никогда не занимались никакой... как вы сказали?.. мозговой перенастройкой. Мы всего лишь торговали чак-чаком...

– Стоп, больше ни слова! – вскричал аз-залянин. – Иначе мне придется отказаться от вашей защиты.

Его телесный цвет стал более близок к синему, чем голубому. Чем-то мы защитнику досадили – и очень сильно, – хотя не могли взять в толк, чем именно.

Артур – большой любитель выяснять отношения – сразу спросил:

– Почему стоп?

– Потому что вы употребили сразу несколько запрещенных слов...

– Адвокат?

– Я просил не произносить это слово, – всплеснул цветовой гаммой аз-залянин. – Защитник. Запомните: я защитник.

– Пусть будет защитник... Тогда какое другое слово? Чак-чак?

Защитник помрачнел, вследствие чего его синий цвет вплотную приблизился к фиолетовому.

– Земляне, не употребляйте запрещенных слов, ради всего святого. Вот этих, на букву «а», и на букву «ч» тоже. Я защитник, действую в ваших интересах, но моя психика уязвима, как у любого нормального аз-залянина. Теперь – после недолгого общения с вами – мне придется пройти курс мозговой терапии. Это процедура, хотя и входит в зону профессионального риска, не самая приятная. Посему настоятельно прошу: не произносите ничего логически необоснованного и противоречивого – никогда и нигде, даже в доверительной беседе со мной! Иначе я возьму самоотвод, по состоянию здоровья.

По мере произнесения этой взволнованной речи защитнику удалось взять себя в руки: цвет возвратился к нормальному зеленому. Ну почти: изредка по уравновешенному телесному фону пробегала голубая рябь.

Артур, при его прямодушии, мог до многого договориться, поэтому я решил взять разговор в свои руки.

– Спокойно, спокойно, уважаемый защитник, – успокоил я аз-залянина, удобно развалившегося на полу. – Мы и не думали причинять вред вашему здоровью. Но не в силах сообразить, что запрещенного в словах. Вот в этом, в частности... Которое начинается на букву «ч». Что в нем плохого?

Защитник не только изменил цвет на негодующий, но и – видимо, от излишнего душевного перевозбуждения – захлопал ластами по каменному полу темницы.

– С помощью слова на букву «ч» вы пытаетесь придать общеупотребительному понятию новое значение. Это и есть перенастройка мозговых нейросвязей: она строго карается по аз-залянскому законодательству. На самом деле вы продаете не продукт на букву «ч», а печенье... Обыкновенное печенье, от слова «печь». Его пекут – следовательно, это печенье. Оно запеченное. Производственный процесс совершается в печи. При подобном – корректном – словоупотреблении все ясно и логично, мышление покупателей не страдает.

– У нас не простое печенье, – непрошено влез Артур.

Я на него шикнул, чтобы заткнулся.

– Верное, не простое, – подхватил защитник. – Медовое. Медовое печенье, или печенье с добавлением меда, или печенье в медовой пропитке – так следовало называть ваш продукт. Это название отображает его сущность. А называя медовое печенье на букву «ч», вы с помощью криминального лингвистического приема воздействуете на мозги покупателей, склоняя их к покупке. Это запрещено. Одно дело – привычное печенье, хотя и медовое, и совсем другое – нечто на букву «ч», привлекающее мнимой экзотичностью. А что экзотичного в обычном медовом печенье? Вы исподволь устанавливаете в мозгах разумных существ новые – мошеннические – нейросвязи, что является посягательством на свободу их мышления.

Я позволил себе не согласиться.

– Но на Земле медовое печенье называется именно так. На букву «ч».

– Вы находитесь на Аз-Залии. Находитесь здесь – следовательно, обязаны соблюдать аз-залянские законы. Видите, как легко – при правильном словоупотреблении – мыслить логично.

Я задумался.

– Кажется, я начинаю вас понимать. А что по поводу другого слова, с началом на букву «т» и окончанием на «ать»? Того, чем мы с Артуром занимаемся? Прошу прощения, но мы привыкли обозначать себя словом с началом на букву «т» и окончанием на «ами»... Насколько я понимаю, оно тоже запрещено?

– Ничего себе! – брякнул Артур. – Где это видано, чтобы не только торговать запрещали, но и слово «торговцы» произносить?

Настроение защитника скакнуло в направлении негативно синего и выше.

– Вы продаете – следовательно, продавцы... – пояснил он. – Продавать, продавцы, продажи... А никакие на букву «т», понимаете? Употребление слов с идентичным значением перегружает мозг. Подобное деяние также относится к числу тяжких уголовных преступлений. Мы никому не позволим – открыто или исподволь – менять аз-залянскую психику, это трактуется как вооруженное нападение... Похоже, мне придется пройти сдвоенный курс мозговой терапии, иначе не поможет. Вы меня доконали, земляне.

– У вас на Аз-Залии запрещено употребление синонимов? – не сдержался я в изумлении.

Защитник внезапно пришел в отличное настроение, изменив цвет на темно-красный, почти малиновый. Когда как следует отсмеялся и отхлопался ластами по полу, сообщил:

– Ваша лингвистическая наивность поражает. Дело в том, что употребление синонимов приводит к перенастройке мозговых нейросвязей. Это и есть состав уголовного преступления. Разумная речь идеально приспособлена для логического мышления, ее нельзя извращать. Например, глагол «учить», от него образуются производные: учение – то, чему учат; учеба – процесс учение; ученик – тот, кого учат; учитель – тот, кто учит. Все логически стройно. Корректное словоупотребление не позволяет мышлению свернуть с дороги. Но с появлением синонимов и других словесных извращений возникают двусмысленности, в результате которых речь становится путаной. Через нее искажается мышление. Мало-помалу разумное существо теряет навыки построения логически непротиворечивых фраз, что приводит к фатальным последствиям. Посему горячо рекомендую воздерживаться от произнесения запрещенных слов: на букву «ч», букву «т» и всех остальных, в особенности синонимов. Если, конечно, вы не хотите задержаться на Аз-Залии дольше, чем предполагали.

– Нет, спасибо, – заявил Артур.

В этом я своего товарища всецело поддерживал.

– Тогда избираем тактику на судебный процесс. Вы признаете себя частично виновными и глубоко раскаиваетесь – это само собой. Запомните: вы нарушили аз-залянский закон из-за свойственной землянам мозговой ущербности и недостаточного владения галактическим эсперанто...

– Ха... – высказал свое отношение Артур.

– Я предлагаю оптимальную стратегию защиты, – сурово объявил защитник. – Если не доверяете мне, можете отказаться от услуг, тогда вам предоставят другого защитника. Был бы вам крайне признателен...

– Нет, спасибо, мы вам доверяем, – заверил я.

Аз-залянин погрустнел, повысив телесный цвет с оранжевого до желтого.

– В таком случае до суда. Он скоро состоится...

И поспешно – торопясь, вероятно, на сдвоенный курс мозговой терапии – уполз из тюремной камеры.

Дверь захлопнулась.

– Бред какой-то! – выразился Артур, когда мы остались одни.

– Как бы там ни было, будем следовать инструкциям, – решил я. – Он наш защитник, следовательно, защищает нас, инструктирует... Вот черт! Кажется, я слишком усердно выпрямляю кривое земное мышление.

– Влипли, – констатировал товарищ.

Через несколько часов нас повели на суд. Он состоялся в том же здании, в котором мы содержались, поэтому транспортировка не отняла много времени.

Прозвенел звоночек, и в судебную залу вполз на толстом брюхе судья. Он был закутан в черную – видимо, одинаковую во всей Галактике – судейскую мантию. В то же время цвет самого судьи был умеренно-оранжевым: нужно понимать так, что в отношении подсудимых вполне благожелательным.

– Поднять ласты, суд начинается, – объявила нейтрально-зеленоватая секретарша.

Вставать и садиться местные не умели, поэтому на Аз-Залии – для выказывания суду уважения – было принято поднимать ласты. Мы с Артуром вместо ласт задрали вверх руки.

– Начинаем процесс. Вы обвиняетесь в перенастройке мозговых нейросвязей неопределенно широкого круга гуманоидов, осуществленной при помощи письменных сообщений. Признаете ли себя виновными? – вопросил судья.

– Частично, – ответил я.

– Частично, – повторил Артур.

Судья обратил взор на прокурора... нет, прошу прощения, обвинителя. Он же не прокурирует, а обвиняет – следовательно, обвинитель.

Обвинитель был аз-залянин ярко-голубого цвета и заметно нервничал – вероятно, предчувствуя скорое освобождение обвиняемых. В ответ на судейское приглашение он потряс бумагами и воскликнул:

– Не понимаю, к чему отпираться: доказательство преступного умысла налицо. Вот распечатки электронных сообщений, которые обвиняемые рассылали по сети. Прочтите и ужаснитесь! Продукт на букву «ч» – знаменитое земное лакомство! Нет ничего вкуснее продукта на букву «ч»! Ни один земной завтрак не обходится без продукта на букву «ч»! Прошу прощения, что не произношу запрещенное слово, которое многократно, цинично и умышленно распространяли по сети обвиняемые. Я не имею права делать это без разрешения судьи.

– Думается, в произнесении нет необходимости, – заметил судья. – Пожалеем нашу психику, тем более что обвиняемые не отрицают факт употребления данного слова. Это следует из материалов дела... Ведь правда, обвиняемые?

Я поднял обе руки, что должно было заменить вставание с места, и произнес, тщательно подбирая слова.

– Мы не отрицаем публичное употребление запрещенного слова на букву «ч» и раскаиваемся в этом. Однако, отрицаем преступный умысел. Никакого умысла не было: мы случайно употребили запрещенные слова, по привычке: безнравственной, но ни в коем случае не преступной. Любой землянин на нашем месте поступил бы подобным образом, не задумываясь. Ведь земляне – в отличие от просвещенных аз-залян – с детства приучены мыслить нелогично.

– Нельзя судить того, кто не способен даже осмыслить совершаемое преступление, – вставил защитник.

– Незнание не освобождает от ответственности, – взорвался обвинитель, приобретая синий оттенок.

– Протестую! В приведенной вами формуле речь идет о незнании законодательства, а не о полной – да хотя бы и частичной! – неспособности его соблюдать. Земляне, по своему рождению, не способны выражаться логически корректно, поэтому должны быть освобождены от юридической ответственности.

Обвинитель изошел синими пятнами.

– Земляне – разумная космическая раса, следовательно, дееспособны и должны отвечать за совершенные преступления. Прошу назначить им наказание в виде лишения свободы на срок пять световых лет*.

Защитник – он действительно был хорош – в свою очередь обратился к судье:

– Прошу освободить землян на основании их искреннего раскаяния и отсутствия логического мышления.

На этом судебное заседание завершилось, судья уполз на совещание.

– Думаю, мы выиграли, – зашептал защитник. – Обратите внимание на судейский цвет: он насыщенно красный. Настроение лучше некуда. Как видите, я не ошибся в выбранной тактике.

Его собственная окраска была в данный момент розовой – или близкой к этому. Оставалось дождаться решения высокого суда, после чего покинуть лингвистически подкованную планету, забыв ее как дурной сон.

Через полчаса судья – ярко-желтой расцветки – вполз в залу заседаний, чтобы зачитать окончательный вердикт.

– Именем Аз-Залии вы признаны виновными в перенастройке мозговых нейросвязей. Установить число пострадавших – тех, кто прочитал объявление о продаже продукта на букву «ч», в результате чего получил или мог получить мозговой заворот, – не представляется возможным. Однако, совершенное вами преступное деяние следует считать непредумышленным. Кроме того, в деле имеются другие смягчающие обстоятельства, а именно: вы не имели возможности мыслить логично из-за несовершенного строения землянского мозга. Ввиду изложенного, приговариваю вас к высылке с Аз-Залии и запрету возвращаться на нее в течение десяти световых лет. Вам надлежит покинуть планету в течение светового часа по оглашении приговора... Все понятно?

– Да, – сказал я.

С моих плеч словно камень свалился.

– Понятно, чего тут не понять, – сказал Артур. – Спасибо, господин судья. Люди признательны вам за проявленный гуманизм.

– Кто признателен? – не понял судья.

– Люди. Мы. Ну и остальные земляне тоже.

– Разве ваша планета называется Людия? Мне казалось – Земля? И что такое гуманизм?

– Это... – затруднился Артур. – То же самое что милосердие.

– Молчи, дурак! – шепнул я.

– Прошу не вносить в протокол! – вскричал защитник, стремительно синея.

– Синонимы! – возопил воспрянувший обвинитель.

До того он имел стабильный голубой оттенок, но за последнее мгновение покраснел до неприличия.

Артур спохватился и – прежде чем я успел заткнуть ему рот, – попытался исправиться. Он произнес, обращаясь к судье, напоминавшему в этот момент радугу, настолько быстро желтый цвет переходил в зеленый, зеленый – в голубой, а голубой – в синий:

– Но в любом случае спасибо за науку!

– За учение, – простонал я.

Но было поздно, потому что цвет судьи перешел в фиолетовый, что означало неприкрытый гнев.

Вот так и получилось, что с малоизвестной и ничем не примечательной провинциальной Аз-Залии я улетал в одиночестве. А несчастный Артур задержался на ней на двадцать световых лет, за циничное – как было написано в судебном определении – издевательство над аз-залянским правосудием.

* – Читатели устроили мне обструкцию по поводу того, что световой год – единица расстояния, а не времени. Спешу объясниться. На Аз-Залии срок заключения устанавливается в световых годах, под которыми понимается светлое время суток. Считается, что ночью заключенные спят, поэтому наказание не отбывают. Таким образом, один световой год на Аз-Залии равняется двум обычным годам.