Пресвитерианцы. Первый поход

Даже здесь, в казармах 2-го артиллерийского, летний Прованс просто-таки затапливал воздух цветочным благоуханием. Даже в эти смутные времена… Молодой невысокий капитан с длинными нечесаными темно-каштановыми волосами подошел к окну, распахнул его пошире и глубоко вдохнул. Лето 1793 года приближалось к своему исходу. А вот беды молодого капитана и не думают заканчиваться.

Он снова шагнул к скрипучему столику у стены, откинул крышку чернильницы и обмакнул изрядно покусанное перо. Две рваные строчки на сером бумажном листке завершались ничем: ни восклицательного знака, ни банальной точки. Капитан пробежался глазами по тексту, вдруг схватил бумагу, смял ее в отчаянном жесте и швырнул на пол.

Вздохнул с горькой усмешкой.

– Не стоит мне так транжирить…

Подхватив бокал с вином, он сделал глубокий глоток, сморщился от дешевизны напитка, но тут же выпил еще. Явно не первый свой бокал за сегодня. В этот момент краем глаза юноша заметил, как в распахнутом окне мелькнула какая-то тень. Капитан моментально подхватил со стола заряженный пистолет (не так давно он принял решение постоянно, как истинный воин, держать заряженное оружие возле постели – даже ночью) и навел его на оконный створ.

– Ой-ё-ёй! Кажется, я заглянул в неудачный момент.

Это сказал кот. Офицеру захотелось перекреститься. На подоконнике его комнаты сидел большой, непозволительно жирный кот. Черный. Морда маленького зверя исказилась в гримасе испуга. Причем, гримаса нарочито наигранная, театральная. И юноша мог поклясться, что только что говорил именно он!

– Слуга дьявола, – скорее брезгливо, нежели испуганно пробормотал капитан. – Еще и ты притащился ко мне.

– Ну, почему же сразу слуга дьявола? – мягко возмутился кот.

Нет, это, действительно, говорил кот! Разумеется, на звериной морде нельзя рассмотреть артикуляцию, но она шевелилась каким-то странным образом, и это шевеление явно сочеталось с исходящими из пасти словами.

– Вы из-за цвета, мсье? – продолжало животное. – Но, будьте любезны, вглядитесь внимательнее: у меня же белые «тапочки» на лапках! И манишка. Я не слуга Тьмы, нет-нет! Скорее, во мне сочетаются обе стихии. Я, словно, Инь-Ян…

– Словно, что?

– Позже поймешь, – легкомысленно отмахнулся кот, но офицер снова поднял пистолет.

– Какого дьявола тебе от меня нужно?

– Все-таки я, как будто, не вовремя, – уже не испугался, а, скорее, разочаровался зверь в белых «тапочках». – Либо, наоборот, как раз очень даже вовремя. Ведь, как я вижу, вас что-то гнетет?

– Неужто ты не знаешь, дьяволово отродье?

– Я?! – кот, аж поперхнувшись, положил лапку на треугольничек белоснежной манишки. – Да ни сном, ни духом… Откуда бы, собственно… Просто проявил соучастие…

Животное, казалось, говорило это уже не юному капитану, а какому-то незримому собеседнику – жалуясь.

– И все-таки у вас явно какие-то трудности!

– Трудности, это, когда в твоей четверке третья лошадь захромала, и ты не можешь выехать в свет, – желчно заметил офицер. – Не самое подходящее слово, чтобы описать мое состояние.

– Но все-таки, что вас так печалит? – кот выказал предельно искреннее участие, такое, что не ответить ему не было никаких сил.

– Даже не знаю, с чего бы мне начать… – горько усмехнулся офицер, глядя в пол (туда же смотрел ствол опущенного пистолета). – Может, с того, что я и вся моя семья лишились родины? Лишились родного крова? Что благодаря герою моих юных лет, Паоли, моя родная Корсика продана англичанам, а всей моей семье пришлось спасаться бегством, чтобы не оказаться за решеткой?

– О… Это весьма прискорбно, – кот в смущении перебирал передними лапками. Было видно, что он уже сам пожалел, что начал разговор, но юношу уже было не остановить.

– Э нет! Весьма прискорбно то, что главный кормилец семьи – мой отец – скончался. Еще прискорбнее то, что, пытаясь разбогатеть на тутовых плантациях, он лишь вогнал семью в долги. А после скрылся от нас туда, где его уже не найти. И мне пришлось в 16 лет досрочно заканчивать военную школу, идти на службу, чтобы содержать семью. Но тогда у семьи было хоть что-то… А у меня оставались хоть какие-то мечты.

Глаза молодого офицера заволокла туманная паволока.

– Я тогда был совсем еще мальчишкой. Наивным. Еще в Бриенне я резко почувствовал, что эполеты – это моё. Что я создан для офицерской службы, а она создана для меня! Видит Бог, я шел к этой мечте с достойным упорством! Вряд ли, можно было найти ученика с большим прилежанием. А как иначе… это ведь мой единственный шанс – в Королевстве такому, как я, иначе не пробиться. Чины, эполеты, победы и слава – это всё для щеголей-аристократов. Но не для подобных мне. Недостаточно благородных. Недостаточно французов.

Он зло стукнул кулаком по колену.

– Но я стал королевским офицером! Стал назло им всем. Не в кавалерии, конечно. Кавалерия, элитные пехотные части – это всё заранее отдано щеголям. Ведь там особо ничего и не требуется – только щегольски носить мундир… Но я рассчитывал, хотя бы, на флот! У меня были для этого все задатки. И учителя отмечали… Но я оказался недостоин флота. Лишь артиллерия приняла меня. Артиллерия, куда никто не хочет идти. Ведь там требуется ум, требуется упорная работа. Артиллеристы не ходят в героические атаки, не блистают на парадах. Их не одаривает сияющей лаской король… Как раз для безродного корсиканца.

– Но разве эта… как вы говорите? Революция! Разве она не смела все эти препоны? – с видом знатока-дилетанта возразил кот.

– Оказывается, снять препоны – это еще не путь к справедливости, – улыбнулся капитан Буонапартэ. – Не спорю, новая власть нанесла серьезный удар по щеголям. Происхождение ныне мало что значит для карьеры. Зато важны связи! Зачем ориентироваться на таланты и опыт в выборе командующего? Я, если честно, вообще не понимаю, чем руководствуются наверху сегодня. Кумовство? Взятки? Астрологические прогнозы? Вы видели генерала Альпийской армии Карто? Ах да, – офицер спохватился, вспомнив, кто перед ним. – Бездарнейший офицер. Я надеюсь, как художник, он получше. Но он – бригадный генерал! Возможно, эти эполеты ему дали за портрет Лафайета? Не знаю. Но я наслышан, как этот бездарь брал Авиньон. Успеха он добился лишь благодаря тому, что роялисты оказались еще большими бездарями.

Республика… – он задумался. – Великая Республика еще крайне далека от идеала. Хаос и вечные перемены. Никакого порядка. Они клялись мне! Обещали, что сохранят мне звание подполковника, которое я получил в корсиканской Национальной гвардии! Но вот он я – капитан второго артиллерийского. И это – уже после почти восьми лет службы. После стольких боев: на Корсике, во Франции… Когда-то я мечтал. Я грезил походами Цезаря, Македонского, Ганнибала. Я чувствовал в себе великий потенциал. Был уверен, что Судьба не обойдет меня. Даст шанс себя проявить, и я смогу стать… ну, чего стесняться – генералом Буонапартэ!

А теперь я не мечтаю. Теперь я целыми днями думаю, где найти деньги, чтобы содержать свою семью: драгоценную матушку и семерых братьев и сестер.

Кот присвистнул.

– На свое жалованье (уже отнюдь не королевское) я не могу содержать их ни в Тулоне, на в Ла-Валетте. Перевез их сюда, в Ниццу, поближе к полковым квартирам – так хоть какая-то экономия…

– И совсем уже не мечтаете?

Капитан с подозрением посмотрел на кота.

– Не мечтаю. Республиканская Франция – слишком зыбкая и ненадежная почва для карьеры. Сегодня ты герой, завтра Конвент отправляет тебя на модную ныне гильотину. Это, если даже не касаться финансового вопроса.

– Да уж, – кот вздохнул максимально горестно. – И впрямь, это не трудности. Вам можно только посочувствовать.

– Порой мне кажется, что я родился не в те времена. Когда перечитываю жизнеописания Александра Македонского или Гая Юлия Цезаря… Знаете, такое странное чувство… Всё чешется! Хочется, расцарапать себя, разодрать это тело дня сегодняшнего, вынуть самое себя – и забросить туда! Во времена великих свершений!

Кот на миг даже зажмурился от удовольствия.

– А вы знаете, мсье… – начал он вкрадчиво. – А ведь неплохая идея! И, мнится мне, я могу вам помочь.

Молодой офицер только молча и красноречиво посмотрел на колдовское животное.

– Нет-нет! Не надо недоверчивых взглядов! Я определенно могу вам помочь! Конечно, никаких Македонских и Цезарей – там и так уже не протолкнуться от героев, – котяра иронично посмотрел в камеру, разрушая четвертую стену. – У меня есть предложение получше. Далекие времена, дальние страны. Есть некий почтенный и прославленный генерал. У него под рукой находится немалая армия. И есть опасный враг. Но вот время показало, что ничего толком этот генерал сделать не смог.

– И что?

– И я вам предлагаю совершить путешествие среди эфирных пространств, занять тело этого генерала – и повернуть историю совершенно иным образом!

– Господи, да как?!

– Ну, вы сами назвали меня слугой дьявола, мсье, – кот прищурил левый глаз.

– Хотите купить мою душу? – в вопросе капитана не было испуга.

– Да на что мне она… Душа как раз останется при вас. Я, скорее, тело у вас заберу.

– И что же случится?

– А случится – ШАНС! – кот осел на задних лапах, а передние развел круговым движением, словно, площадной фокусник. – Одним мановением вы станете генералом, щеголем и аристократом (это я вас цитирую, мсье). У вас под рукой будет армия и опасный враг. Дальше – дело за вами. Возможно, это и есть та самая Судьба, о которой вы говорили? Как думаете?

– Судьба? – вот тут стало видно, что офицер заволновался по-настоящему. – А что я должен буду сделать?

– Все, что будет угодно вашей душе, – щедро махнул лапой кот. – Никаких условий и ограничений. Главное – очень не хотелось бы, чтобы и там вы прожили жизнь низкорангового офицера в казарменной каморке, считающего медяки до следующего жалованья.

Капитан вздрогнул. Новыми глазами обвел бедную комнату, выделенную ему в полку, не в состоянии скрыть гримасу отвращения. Представил свое дальнейшее будущее в таких вот казармах…

– Я согласен.

– Замечательно! – кот запрыгал на подоконнике, задрав и распушив черный хвост. – Если вы окончательно решились, мсье, давайте же скрепим наш уговор честным рукопожатием.

Рука офицера была небольшой по людским меркам, но пушистая кошачья лапка (в белом «тапочке») ожидаемо полностью утонула в пятерне капитана Буонапартэ. И в тот же миг стены комнатки исчезли, глаза ослепило нестерпимое солнце, в нос ударил резкий и слегка тошнотворный запах моря, а под ногами заскрипели доски корабельной палубы…

– Мёрд… – вырвалось было изо рта молодого офицера, но в голове что-то смешалось, и ругательство завершилось совершенно иначе, на незнакомом языке.

А в это время в офицерской комнатке черный кот покружился на подоконнике, присел, брызнул на рассохшуюся штукатурку чем-то желтым и вонючим – и спрыгнул на улицу.