При чём тут Лёша?

— Раз… два… четыре… и один поцелуй! — Маша считала улыбки.

Она переминалась с ноги на ногу слева от лестницы, ведущей через пешеходный переходной мост к вокзалу. Глазела на незнакомцев, прибывших в Большой Город. Люди толкались и плечами, и сумками, и словами. Ритм мегаполиса захватывал их с первого вдоха городского воздуха, сразу настраивал на толчеи и пробки.

Поздний вечер декабря, но не холодно. Крупный снег медленно скатывался с неба и больше походил на киношную бутафорию. Там, куда Маша в скором времени отправится, намного холоднее. Вместо перчаток — варежки; носки на носки. И снег другой. Настоящий. Оно и понятно: высоток нет и ничего не закрывает от ветров, а городок-то в низине — рядом с лесом. Рысь даже встретить можно. Грех ветру там не царствовать.

На правую руку Маши был натянут рукав худи, в ладони — одноразка-парилка. Сладкий арбузный дым совершенно не сочетался с вокзальными ароматами беляшей, креозотной пропиткой шпал и запахом табака.

Все ждали посадки на поезд «Большой Город — Городок». Огромным стальным удавом железнодорожный состав растянулся по рельсам и раз в пять минут фыркал, испускал пар, ворчал. Сотрудники в оранжевых куртках со светоотражателями заглядывали под поезд, стучали палками по каткам. Медосмотр железа.

— Интересно, разговаривают ли между собой поезда? — спросила Маша, окинув взглядом сразу несколько путей. — Знакомы ли они между собой? Что один говорит другому? Смотри, я прибыл в город возможностей, а ты едешь обратно… Неудачник! Будь осторожен, не потеряйся в снегах!

Если не шевелиться, то кажется, что мост завис между неостывшим прошлым и несформированным будущим — в неуловимом настоящем.

— Для одних этот мост — эпилог, для других — начало, — закончила мысль она и сделала глубокую затяжку. Одноразка подмигнула красным огоньком и выключилась.

Не снимая, Маша подтянула лямки маленького кожаного рюкзака с брелоком-игрушкой белкой и значком «Все получится!». Чтобы не болтался. Обхватила покрепче ручку потрепанного трехколесного чемодана.

Год назад она и представить не могла, что внутрь такого скромного багажа можно уместить целых семь лет жизни. Если не брать с собой лишнее и прошлое, норовящие запрыгнуть в боковой карман.

«А вот перчатки, забытые в такси, жаль. Они бы сейчас пригодились!»

Толпа прошла, забрав с собой многоголосье и суету.

Маша повернулась к вокзалу. В районе солнечного сплетения воспоминания распускали спокойствие, как свитер, сматывая нить в нервный клубок. Часы четырьмя цифрами говорили ей, что еще можно успеть вернуться, мол, не собранный багаж или купленный билет определяют точку невозврата — она сама.

— Миша, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты был аккуратнее с игрушками! — отчитывала мама сына. Она так быстро и широко шагала, что мальчику приходилось делать три шага на один ее.

— Я нечаянно сломал.

— Ну-ну! Меняй отношение к подаренным вещам. Изменишься сам — и игрушки перестанут ломаться! И вообще, дедушка же тебе рассказывал про свое детство. У него игрушек вообще не было. Картофелина, луковица и деревяшка — вот и все роботы, а у тебя…

Маша проводила их взглядом, повторив вслух: «Изменишься сам — и игрушки перестанут ломаться». Тяжело вздохнула. Сколько лет она пыталась изменить всего одного человека, вернуть его и себя из одной бесконечной ночи в светлый мир. Каждый новый собранный карточный домик рушился, и она начинала заново, надеясь, что теперь любовь победит. Грезы.

Все заработанные ею деньги уходили в черный мешок чужих грехов. Слепая вера, что завтра жизнь раскрасится в диснеевские цвета, просила больше… еще больше… слишком много.

— Сколько ты сто́ишь? — смотря снизу вверх, спрашивали ее дяди в массажном салоне. Их руки пахли садизмом и банкнотами. Расширенные зрачки. Даже одетой в черное кружевное белье и портупею Маша чувствовала себя полностью обнаженной. — Сколько ты стоишь вся? Чего молчишь? У всего есть цена, шкура?

Но денег все равно не хватало. Аппетит приходит во время еды. И у демонов тоже, рисующих черту, переступив за которую можно сойти с ума.

— И что ты будешь делать в своем городке? В магазин пойдешь работать? — смывая с тела масло, спросила вторая массажистка.

— А здесь мы чем занимаемся? Я ненавижу это место! Это кокосовое масло на коже, запах кальяна, это белье, эти простыни…

— И деньги? Как ты еще рассчитаешься с микрозаймами? Сколько он проиграл последний раз? Дура ты, что платишь. Я вот на первоначалку ипотеки коплю!

Маша открыла глаза. Тошнило. Словно едкий запах краски, в носу снова появилась смесь сладких ароматов массажного салона. Ей вновь захотелось позвонить маме и папе, в этот раз перестать врать и рассказать всё, что с ней произошло за это время. Без суда присяжных. Просто быть услышанной, обнятой, согретой.

«Нельзя. Нет, нельзя. Я приеду домой и все забуду!»

Громкоговоритель объявил посадку на поезд. Ожидающие пассажиры ожили, стряхнули снег с плеч и шапок. Багаж запрыгнул им в руки и скомандовал: «Вперед!»

— Прощай, Большой Город. Прощай! — сказала Маша и сняла с безымянного пальца обручальное кольцо. Пять секунд тишины. Хотела бросить его с моста, как три месяца назад саму себя в холодную воду реки, но, разомкнув пальцы, уронила под ноги.

Состав отправился по расписанию. Кольцо, перемешавшись с измятым сапогами прохожих снегом, утонуло в грязной каше.

Вместе с окурками и фантиками утром его сметет сотрудник вокзала и больше никто и никогда не найдет. Они — выброшенные кольца — умеют прятаться, переплавляться в вагоны, рельсы и костыли. Но зачем? Ведь до жизни без разрушенных надежд по-прежнему не ходят поезда.

<декабрь–январь 25-го>

От автора. Если вам понравилось это произведение,
то рекомендую прочитать символическое продолжение «При чем тут Даша?»
https://author.today/reader/430594

Приятных чтений и ярких впечатлений!