Принцесса-оборотень

На балу, который только-только начался, кружились молодые пары. А маменьки и папеньки сидели на стульях, расставленных по периметру, и следили за своими веселящимися чадами.

И вот в залу впорхнула шестнадцатилетняя принцесса Аглая, в белом платье, отороченном прованскими кружевами. Она была прелестна, как бывает прелестна юность. Не удивительно, ведь это был первый официальный выход принцессы в высший свет.

Оглушенная музыкой и ослепленная нарядами, девушка на мгновение застыла в дверях.

И сейчас же – словно легкое дуновение ветерка – по бальной зале пронесся вздох изумления. Десятки – да что там десятки, сотни молодых людей кинулись к принцессе, с намерением предложить руку и сердце. Но для начала они жаждали заполучить принцессу на танец.

Аглая улыбнулась и остановила свой выбор на принце Форначчи.

Те претенденты, которые остались не у дел, понуро вернулись к оставленным партнершам. Танец, на недолгое время прекратившийся, возобновился.

Расположившиеся по периметру маменьки и папеньки – но в особенности маменьки, конечно, – принялись живо обсуждать достоинства принцессы. Каждая вспоминала свой первый бал и уверяла, что выглядела на нем более невинной и неотразимой.

Из мужчин более других волновался король-отец. Оно и понятно, ведь его единственная дочь впервые блистала в высшем свете. Правда, по большей части король интересовался не танцами, в которых Аглая принимала участие, а почему-то то и дело выглядывал в окно. Для этого король постоянно отодвигал и снова задвигал портьеру.

Бал начался поздно, поэтому в полуночном парке – если, конечно, не принимать во внимание несколько зажженных фонарей – стояла темень непроглядная.

– Вы ждете опоздавшего гостя, ваше величество? – спросила графиня Дю-Бонье.

Король покосился на дородную женщину.

– Нет, слежу за погодой.

– Разве бал планируется перенести на свежий воздух? Я не заметила приготовлений. Или ваше величество намерены прогуляться?

– Придворный метеоролог обещал, что сегодняшней ночью будет пасмурно, – заметно нервничая, произнес король.

– Не расстраивайтесь, ваше величество, метеорологи все врут. Бог даст, распогодится.

Король вздрогнул: то ли от слов графини Дю-Бонье, то ли от того, что на темном – полностью затянутом тучами – небе образовалось свободное от облачности светлое пятно. Причем луна располагалась по направлению движения этого пятна и вскорости должна была выглянуть из-за туч.

Стояло как раз полнолуние.

Король вздрогнул повторно и бросился к дочери, продолжавшей безмятежно танцевать с принцем Форначчи.

– Аглая! Аглая! Погода изменилась!

Но не успел.

Из-за сильного порыва тучи ускорились – ночное светило явило сквозь облачность мутный лик. Отравленный желтый свет достиг земли и легко просочился сквозь плотные завесы и даже кирпичные стены замка.

Музыка замерла на полуноте. Кружащиеся в вальсе пары сбились с ритма и распались. Принц Форначчи часто-часто заморгал и остолбенел от изумления.

Еще бы было ему не остолбенеть, когда его партнерша – прелестная принцесса Аглая – покрылась густыми волосами. Сперва волосяной покров возник на щеках, отчего девушка стала напоминать небритого мужчину. Затем волосы распространились на шею и ниже, дойдя до декольте. Затем и остальное тело принялось стремительно обрастать черными волосами. Собственно, остальное тело оставалось скрыто под белым бальным платьем, но обнаженные руки покрылись жесткой растительностью.

После этого наступила череда уже анатомических изменений. Череп принцессы вытянулся вперед, особенно в области челюсти. Зубы увеличились и заострились, а нос – маленький, еще окончательно не оформившийся милый носик принцессы Аглаи – сплющился и начал двигаться сам по себе, словно принюхиваясь к окружающей обстановке. Тонкие девичьи ручки утолщились, а плечи расправились, отчего платье затрещало и разъехалось в разные стороны на внезапно окрепшем и располневшем теле.

Зверь сбросил с себя остатки шелка, представ в естественном угрожающем виде. Потом, завершив под воздействием лунного света перевоплощение, поднялся на четыре лапы и оскалился. Раздался грозный – не оставлявший надежд на человеческий разум – звериный рык.

В бальной зале наступила мертвая тишина, лишь впавшая в транс одинокая скрипка продолжала пиликать по инерции. Гости отчего-то не разбегались: наверное, из любопытства – а может, их одновременно хватил паралич. Наконец, начали оживать: на лицах стала проявляться мимика – отвращения, возмущения и испанского стыда, разумеется. Рты раскрылись для первого протеста.

Первым опомнился король-отец, рванувшийся к чудовищу с запретительным воплем:

– Нельзя! Нельзя!

В этот момент зверь прыгнул принцу Форначчи на грудь и, немного промахнувшись, ухватил желтыми клыками за жабо.

Принц не растерялся: мощным хуком справа отбросил зверя на первоначальное расстояние, оставив кружевное жабо в слюнявом рту. Тут подоспел король и с ходу – ударом ноги, обутой в сапог из крокодиловой кожи, – отбросил зверя еще на пару десятков метров.

К тому времени очнулись и гости. Женщины похватали зонтики и веера, мужчины – канделябры и стулья. Все кинулись к зверю с намерением пнуть, уколоть, огреть или, на худой конец, проломить ему череп.

Зверь – поняв, что численное превосходство на стороне людей, – заметался по бальной зале, опрокидывая музыкальные инструменты и вздымая подолы у дам, отчего вызвал еще большее ожесточение. Увы для него: гостей было слишком много, а выход перекрыли вооруженные палками слуги.

Осталось неясным, были слуги настолько вышколены, что сами знали, как в подобной ситуации поступать, или король-отец успел ими распорядиться. Как бы там ни было, зверь остался наедине с праздничной и донельзя агрессивной толпой.

Пытаясь спастись, он не нашел ничего лучшего, чем выпрыгнуть в окно. Но тут элементарно не повезло: тщедушный граф Дю-Бонье – супруг дородной графини – ухватил его за задние ноги. На помощь подоспели другие гости и общими усилиями вволокли зверя обратно в помещение.

– Не упустите! Не упустите! – волновался рядом король-отец.

Оскаленного оборотня затолкали в угол и принялись дружно колотить. Мужчины били в основном ногами, женщины использовали подручные средства, среди которых – помимо упомянутых зонтиков и вееров – имелись также булавки, гребни для волос и прочая бижутерия.

Подоспели слуги с палками, и экзекуция пошла еще веселее. Если что и мешало, так это малый размер угла, куда не могли втиснуться все желающие. Рядом, руководя процессом, суетится несчастный и деловитый король-отец.

В этот момент луна, освещавшая бальную залу мертвенным светом, вновь скрылась за тучами. Зверь застонал, но уже не звериным, а каким-то человеческим – слабым и страдающим – голосом.

Распаленная – окружившая – зверя толпа отпрянула, наблюдая за обратными превращениями, которые не замедлили состояться. Сначала, распрямляясь и приобретая нормальную анатомию, видоизменился скелет. Потом – когда тело приобрело человеческий вид, но еще оставалось скрыто под шевелящимся черным покровом – начали выпадать волосы.

Через пару минут из волосяной кучи – словно в кабинете цирюльника после стрижки, – высунулась тонкая девичья рука, и голос принцессы Аглаи сообщил:

– Ах, что со мной такое?

Принцесса – обнаженная, естественно, потому что клочья ее изорванного платья и нижнего белья были разбросаны по бальной зале, – поднялась из волосяной кучи, протирая глаза и недоуменно оглядываясь.

Женщины, желая прикрыть недопустимую девичью наготу, придвинулись – и, наоборот, смущенные мужчины отступили назад. Молодой виконт Ламорж чуток замешкался и сейчас же получил веером по глазам от графини Дю-Бонье.

– Прекратите пялится на бедную девочку, извращенец!

Виконт рассыпался в извинениях.

Когда женщины уводили обнаженную принцессу Аглаю из бальной залы в дамскую комнату, расторопные слуги уже расставляли целые стулья и уносили поломанные, возвращали на место погнутые канделябры. Стекольщик трудился над разбитым стеклом, вставляя вместо него новое.

Одна дама сказал другой:

– Ненадолго же бедняжка перекинулась. А помню, в прошлом году в Висбаденском королевстве одну молоденькую фрейлину гоняли по саду до самого утра. Настолько долго, что приходилось даже прерываться на ночные ланчи.

И вновь грянула музыка. Пришедшие в себя оркестранты выдали такую зажигательную мелодию, что усидеть на стуле стало совершенно невозможно.

Король-отец, дирижируя кистями поднятых рук, призывно взывал:

– Веселимся! Веселимся!

Кавалеры принялись разбирать дам, и вскоре бальная зала заполнилась танцующими парами. Маменьки и папеньки – еще запыхавшиеся после грандиозной битвы – расселись по периметру, полнясь мыслями о том, как на следующий день повествуют о произошедших событиях непосвященным. Бал продолжился – еще более величественно и пленительно, чем прежде.

Через некоторое время – полчаса, приблизительно – в залу возвратилась принцесса Аглая. В новом – на этот раз голубом – платье. Принцесса была по-прежнему свежа, как только что раскрывшийся бутон садовой розы, разве только под правым глазом у нее красовался здоровенный фингал, какой нельзя скрыть самой густой пудрой.

Девушка остановилась в дверях, и взоры присутствующих обратились на нее.

– Ах! – произнесла Аглая. – Кажется, я немного задержалась. Прошу прощения.

И молодые люди сейчас же устремились к ней, потому что, как ни крути, она была принцессой и оставалась – несмотря на легкое повреждение – самой обворожительной и желанной девушкой в целом свете.

– Она ничего не помнит, – предположил виконт Ламорж.

В ответ на это замечание престарелый граф Дю-Бонье, к которому виконт обращался, глубокомысленно заметил:

– То, что мы сейчас н-наблюдали, представляет собой т-точнейший слепок семейной жизни. Поначалу Аглая представляла собой воплощение женской п-прелести и хотела одного – т-танцевать. И легко получила желаемое. Но, неожиданно для всех – в первую очередь для своего п-партнера принца Форначчи, – проявила женскую сущность, превратившись в м-монстра. Но вот вспышка агрессии миновала. И наша п-прелестница вновь ничего не помнит и вновь желает романтических танцев – уже с другим п-партнером, ввиду отсутствия прежнего.

– Я видел, как Форначчи уносили из залы на носилках, окровавленного, – сообщил виконт.

– Значит, Аглая все-таки зацепила бедного п-принца когтями? – воскликнул граф Дю-Бонье. – Значит, один п-пострадавший имеется. Разве данное с-событие нельзя приравнять к разводу? Надеюсь, ранение окажется не смертельным. Но остальным м-молодым людям невдомек, что – с-стоит луне выглянуть из-за туч – агрессия п-повторится. Поклонников принцессы Аглаи ожидает та же н-незавидная участь, что пострадавшего п-принца. А что толку? Мужчин тянет к молодым женщинам, словно м-магнитом – словно м-мотыльков на гибельный свет масляной лампы. Это одна из самых непостижимых шуток, которые сыграл Создатель над человечеством... Ну что вы стоите, в-виконт? Ступайте, п-присоединитесь к толпе воздыхателей этого очаровательного и не менее с-смертоносного существа.

В этот момент до собеседников донесся гренадерский – перекрывающий звуки оркестра – голос графини Дю-Бонье:

– Граф! Граф, где вы? Сколько можно вас дозываться?

– Прошу прощения, мне пора.

И граф Дю-Бонье поспешно удалился в направлении супруги, в нетерпении бьющей копытом.

Виконт Ламорж некоторое время наблюдал за вальсирующими парами. Принцесса, ведомая новым партнером взамен выбывшего Форначчи, не имела конкуренток. Девушка была настолько мила, что вызывала единственное желание: обнять ее за осиную талию и вести в нескончаемом танце до упаду.

Ламорж – несмотря на преподанный ему графом урок – испытывал горячее желание присоединиться к толпе поклонников и пригласить принцессу Аглаю на следующий танец. Как знать, а вдруг получится?

Виконт был молодым – следовательно, подверженным страстям отчаянной и безголовой юности – аристократом. Но на всякий случай – скорее, машинально, чем сознательно, – выглянул в окно, уже заделанное стекольщиком: надежно ли за невидимыми сейчас тучами скрыта отравленная луна.