Принцесса Осеанн и Счастье-Несчастье

Жил когда-то король. Было у него множество детей, но в живых осталась лишь одна-единственная дочь — но зато какая! От отца ей достался острый ум и отличная память, от матери — изящный стан и нежный овал лица, а глаза ее были столь прекрасного синего цвета, какой бывает только у бескрайнего океана. За то ее и назвали — Осеанн.

Хоть король и не чаял в ней души, сам он был уже совсем стар и с нетерпением ждал, когда же дочь найдет себе избранника, чтобы передать тому трон. Но принцесса вовсе не хотела выходить замуж. Ей нравилось бегать с подружками по королевскому саду, слушать из окошка бродячих музыкантов, раскладывать карты, а пуще всего — играть с белой собачкой, прелестным пушистым созданием, чей лай был похож на звон колокольчиков. Ей минуло всего двенадцать лет, и все принцы, герцоги и маркизы казались ей безбожно скучными, высокими и старыми. Вирши, что они складывали в ее честь, она поднимала на смех, сонеты и песенки не слушала дальше двух строчек, а ежели кто присылал к ней поэта, принцесса подговаривала верную собачку звонко тявкать и смущать бедолагу. Чужие признания в любви нисколько не трогали ее сердце — принцесса любила шутки, каламбуры и веселье и не упускала шанса отпустить какую-нибудь колкость в сторону очередного воздыхателя.

Шло время, и колкости становились все злее и ядовитей, и вскоре даже королю, прощавшему дочери все прихоти и причуды, такое надоело. Он повелел устроить пышное празднество и созвать из дальних краев и соседних королевств всех молодых людей, еще не потерявших надежду понравиться принцессе и добиться ее благосклонности.

Женихов съехалось — тьма-тьмущая. Принцесса в ужасе смотрела из окошка, как один за другим во дворец приезжают короли и наследные принцы, герцоги и князья, маркизы, бароны, графы и простые дворяне. Никогда прежде ей не доводилось столько людей. От испуга она закрыла ладонями лицо и расплакалась.

— Неужто отец меня больше не любит? — горестно восклицала она. — Неужели он решил бросить единственную дочь на растерзание этой толпе?

Белая собачка ходила у ее ног и, вставая на задние лапки, гладила ее по коленям, разделяя боль любимой Осеанн. Утерев слезы, принцесса присела и обняла ее — а в этот момент пролетал мимо ее окошка горбатый карлик. Едва увидев Осеанн, уродец решил завладеть ей. Гнусно хихикнув, он потер руки, превратился в дымку и пропал — а принцесса за всхлипами даже ничего и не услышала.

На празднестве успокоившаяся Осеанн потешалась над женихами, высмеивая то чей-то длинный нос, то излишний румянец на щеках, то кривые ноги. Никому не давала она и шанса — даже если очередной вельможа был всем хорош, принцесса выдумывала ему недостатки, прикрывала лицо веером и, смеясь, шла дальше. Многие благородные господа, оскорбившись, покинули дворец еще до конца празднества, а король все сильнее злился, и сердился, и обижался на дочь.

Наконец, когда солнце уже клонилось к западу, приехал последний гость. То был король из далекой страны Офир, лежавшей за лесами, морями и пустынями. До него доходили слухи о несравненной красоте глаз принцессы Осеанн, но как же велико было его удивление, когда восхитительная синева океана оказалась омрачена горем, отчаянием и усталостью! Принцесса сердито посматривала на него поверх перьев веера; ее маленькие хрупкие ножки горели и ныли, а голова будто раздулась — и немудрено: весь день ей приходилось выдумывать все новые и новые колкости. У Осеанн уже не было сил смеяться над прибывшим королем — всё ей так осточертело, что она желала лишь упасть на перину и забыться сном.

Король Офира вежливо склонился перед ней и предложил свою руку, чтобы она могла опереться о него. Принцесса смерила его взглядом и, пусть и неохотно, но согласилась. Белая собачка тут же увилась за ними следом.

— Бедное дитя, — тихо сказал король, слегка наклонившись к Осеанн. — Вы так утомились. Я видел множество всадников по дороге к вам — скажите, неужели вы встретились с каждым?

— С каждым, — тяжко вздохнула принцесса.

— А много ли осталось свататься? — спросил король, с жалостью смотря на нее.

— Много, — еще тяжелее вздохнула принцесса.

Король остановился и, не отпуская ее руки, опустился перед Осеанн на колено.

— Так уезжай со мной, дитя, — предложил он, смотря ей прямо в глаза: до того велика была у них разница в росте. — Уезжай не с мужем, но с другом. Ты будешь жить в замке из белого камня, изнутри обшитым красным деревом и покрытым золотом, и любоваться на сады, которые благоухают в любое время года. Люди будут любить тебя и встречать пальмовыми листьями и улыбками. Я подарю тебе любые драгоценности, наряды и диковинных птиц, лишь бы ты ни в чем не нуждалась и больше не чувствовала себя такой несчастной.

Соблазнительными были его слова, и серьезными — очи, но принцесса была так расстроена и так устала от обещаний, которыми ее одаривал каждый гость, что вырвала руку и злобно фыркнула:

— Ха! Офир, страна солнца и пекла! Да я скорее умру, чем стану королевой павлинов и обезьян!

Это стало последней каплей. Отец Осеанн, уж было праздновавший близкую свадьбу, сильно разгневался и поклялся своей головой и короной, что выдаст дочь замуж за первого попавшегося нищего, который утром придет просить милостыню.

Горбатый карлик, весь день следивший за происходящим, вновь гнусно захихикал и побежал к воротам замка — облюбовать себе местечко до рассвета.

Как только начало светать, карлик выбрался из своей норы, придал себе как можно более бедный и жалкий вид и принялся хромать и стенать у стен замка. Стражники хотели было прогнать уродца копьями — а карлик и впрямь был уродцем, каких поискать: горбатым, колченогим и с крупной шишкой над левым глазом — но король послал к ним слуг и велел пропустить грязного оборванца.

Встретившись с карликом и выслушав его жалобы и просьбы, король спросил как бы невзначай:

— Скажи, бедняк, а нравится ли тебе моя дочь?

— Не то чтобы очень, — ответил хитрый карлик. — Я ведь никогда ее не видал.

Королю его ответ понравился.

— Скажи, земляк, — вновь спросил он. — А хотел бы ты жениться?

— Не то чтобы очень, — ответил хитрый карлик. — Всех хозяек уже разобрали, а нахлебница мне не нужна.

Королю уже и сам карлик начал нравиться.

— Скажи, свояк, — в третий раз спросил он. — А хотел бы ты стать мне зятем?

— Ну, коли предлагаешь, — улыбнулся хитрый карлик. — Отказывать я не стану!

На том они и порешили.

Едва до Осеанн дошли ужасные новости, она бросилась к отцу и упала перед ним на колени. Сколько ни плакала принцесса, сколько ни молила — все было напрасно. Ее тут же обвенчали с нищим карликом, а после венчания король сказал:

— Вот до чего довели тебя твои капризы. Уходи сейчас же из дворца со своим карликом, забудь навсегда, что я твой отец, и никогда не возвращайся обратно!

Принцесса горько заплакала. Горбатый карлик взял ее за руку, и они тотчас же ушли из дворца, а принцы, графы, маркизы и прочие гости разъехались по своим королевствам, оплакивая незавидную участь своенравной Осеанн. Покинул дворец и король Офира. Печальный уехал он в свое самое далекое королевство, потому что искренне жалел юную принцессу и желал ей лишь добра.

Но никто из них и не догадывался, насколько кошмарного мужа выбрал король своей дочери. Не знали они, что карликом был старый и злой колдун Рикеке, похититель младенцев и губитель коз; век от века лелеял он дурные помыслы, а в замке его, сокрытом под горой, по слухам водились химеры и жуткие змеи, изрыгавшие пламя и способные проглотить корабль целиком.

Рикеке был самодовольным, хитрым, а более всего — злым, и потому, услышав звонкий лай белой собачки, увязавшейся за хозяйкой, грубо пнул ее и отшвырнул на середину дороги, чтобы ее затоптали кони. Осеанн бросилась было спасти ее, но карлик сцапал принцессу, прыгнул на тучку и был таков.

До его замка под горой путь был долгий, и потому Рикеке, заскучав, решил поиздеваться над молодой женой. Он опустил их на землю и повел принцессу самыми дремучими и узкими тропками, самыми долгими буреломами и самыми вязкими болотами. Осеанн, в одночасье лишившись отца, подруг и собачки, а заодно и всего прочего, что так нежно любила, лишь плакала, пока слезы не высохли.

Карлик, заметив, что принцесса перестала плакать, скомандовал:

— Эй, ты! — прикрикнул он. — Возьми-ка меня на спину, жена, и поживее, а то ноги у меня совсем отнялись.

Посадила несчастная Осеанн карлика себе на спину и понесла. Тяжелым оказался Рикеке и беспокойным — вечно норовил то пяткой попасть ей по щеке, то ногтем царапнуть — но она шла, уже не желая ничего, кроме как свалиться где-нибудь и умереть. А Рикеке знай себе болтал ногами у нее на шее и приговаривал:

— Сначала лужочек, затем и мосточек — будет у Счастья-Несчастья дружочек!

Несчастная Осеанн не смела выказать свое к нему отвращение, но не могла удержать слез.

Дошли они до реки. Увидев, что переправу размыли дожди, Рикеке ударил принцессу по плечам и крикнул:

— Ну, что встала? Давай, неси меня через реку!

Пришлось Осеанн залезать в ледяную воду. Вся дрожа от холода и усталости, она медленно шла, стараясь не угодить в омут и не подскользнуться. В какой-то момент, увидев в отражении себя, изможденную и растрепанную, она подумала: «Если он сейчас так мной помыкает, то что будет, когда мы доберемся до замка под горой? Уж лучше умереть» — решила она и с головой нырнула в ближайший омут.

Но зря она думала, что расстанется с жизнью. Вода забрала лишь карлика, а ее подхватило течение и отнесло на песчаную отмель посередине реки. Но не успела принцесса прийти в себя, как перед ней возник дух бывшего мужа.

— Негодная! — взревел Рикеке. — За мою смерть ты будешь наказана десятикратно! С этих пор тело твое покроют бурые струпья, чтобы стала ты гадкой, как жаба, а в напоминание обо мне будешь носить на спине горб до скончания века! — и дух исчез в адском пламени, а прекрасная Осеанн вмиг стала горбатой и обезображенной.

О, как плакала она и страдала! Как пыталась вновь прыгнуть в какой-нибудь омут и утопиться, но наяды, слышавшие и видевшие все, что случилось, жалели бедную принцессу и раз за разом спасали ее. Под конец они подхватили Осеанн под руки и понесли по течению в далекие края.

Оставили они ее уже в теплых водах королевства Офир, вынесли на берег и по очереди поцеловали в лоб. Тщетно они надеялись, что их прикосновения смоют мерзкие струпья — принцесса оставалась горбата и безобразна. Печально ахнув, наяды осыпали Осеанн цветами и украсили ее голову венком из водяных лилий, а затем скрылись от людских глаз в реке.

В это время из поездки возвращался король Офира, становившийся печальнее день ото дня. Венчание юной принцессы никак не давало ему покоя; чем ближе становилась родина, тем сильнее ему хотелось развернуть коня и отправиться на поиски Осеанн и спасти ее из лап горбатого карлика. К несчастью, он не видел, какой дорогой они ушли из дворца, и не знал, в какую часть света отправились. Единственным, кто мог ему помочь, была белая собачка, которую он подобрал на дороге, но та была еще очень слаба и, казалось, потеряла нюх.

Однако, когда король Офира проезжал мимо берега, собачка вдруг спрыгнула с его рук и помчалась к цветочному холмику, омываемому волнами. Удивленный, он остановил коня, спешился и спустился к реке, а белая собачка за это время разрыла желтые лютики и водокрасы и принялась вылизывать лицо обессиленной Осеанн.

Увы, король Офира не узнал в ней ту, кого так рвался спасти! Но это и не мудрено — после долгой, мучительной дороги и издевательств Рикеке даже глаза Осеанн перестали вызывать восхищение. Когда принцесса с трудом села и с грустной улыбкой погладила собачку, он спросил ее имя и как она оказалась в его краях. Устыдившись своего уродства и совершенного ей убийства, Осеанн солгала, что ничего не помнит.

Милосердный король Офира, видя, как ластится к ней белая собачка, подумал и нанял принцессу себе в услужение. Он посадил ее на своего коня, отвез в свой замок из белого камня и представил слугам как Флёр, ведь нашел он ее в цветах.

С тех пор Осеанн прислуживала на кухне, мыла тарелки, горшки и котелки и начищала до блеска украшенные золотом полы. Короля Офира, чье предложение она когда-то злобно отвергла, она теперь видела лишь мельком, а он и вовсе не обращал на нее внимание. Когда по праздникам ей разрешали прислуживать за королевским столом, правителю было совсем не до нее — ко двору приехала царевна, что должна была стать его женой. Конечно, она была не столь красива, как Осеанн, но зато мила, а еще скромна и справедлива. Принцесса могла лишь жалеть себя — ведь тягаться с ней за внимание короля Офира она была не в силах.

На свадебном пиру она пробегала мимо зеркальной стены и, увидав себя в отражении, так испугалась, что выронила кувшин с вином. Спешно сгребая в передник осколки, бедная Осеанн только сейчас заметила, как нежные ручки, изящней которых не было на свете, высохли и истончились, как пожелтела кожа, а рядом со струпьями стала даже зеленоватой, и как прелестные, нежные краски сменились унылой бледностью. Принцесса с отчаянием созерцала свой жалкий вид в разлитом вине и пришла в такой ужас, что не выходила из кухни и работала за двоих, лишь бы забыть, какой она стала.

Прошло два дня. Ко двору прибыла Фея Красного моря, чтобы благословить молодых, и все придворные и замковые слуги собрались в надежде получить и себе кусочек волшебства. Услышав о могуществе и мудрости Феи, Осеанн тоже схватила пальмовый лист и побежала встречать уважаемую гостью. С трудом протолкнувшись в первый ряд, она с восторгом смотрела, как волшебница извлекла из широкого рукава алмазную палочку, которая сверкала так, что слепила глаза. Коснувшись ее кончиком сначала лба короля Офира, а затем — его молодой жены, Фея улыбнулась и пообещала им год беззаботной счастливой жизни.

Подданные возликовали, а Фея Красного моря, обернувшись, приметила Осеанн. Поманив принцессу к себе, она взяла ее за руку и ласково сказала:

— Дитя мое, я знаю, с какой просьбой ты пришла. Увы, — она быстро коснулась палочкой ее лба и покачала головой. — Ты проклята опасным и злым колдуном. Лишь ему под силу вернуть тебе прежний облик.

— Неужели нет для нее надежды? — спросил милостивый король Офира. Фея внимательно вгляделась ему в глаза и расхохоталась.

— Была бы, ваша милость, — насмешливо сказала она. — Не будь ее душа так же грязна и запятнана, как и ее лицо!

Обиженная и пристыженная, Осеанн отпустила ее руку и потупила взгляд. «Неужели, — горестно думала она. — Неужели наяды спасли меня лишь для того, чтобы единственная добрая душа отвернулась от меня? Неужели двенадцать лет я росла принцессой, чтобы умереть горбатой и безобразной судомойкой? О, почему, почему я отказала королю, когда он предлагал свою дружбу?..»

А Фея Красного моря многозначительно переводила взгляд с принцессы на короля Офира и загадочно улыбалась, покручивая в пальцах волшебную алмазную палочку.

С тех пор минул год — пролетел, как в одно мгновение. Предсказание Феи оказалось правдой — но, к несчастью, не той, на которую все рассчитывали. Король Офира и его молодая жена действительно жили душа в душу, но лишь минул год, как королеву скосила страшная болезнь. Ни одно средство и ни один лекарь не могли облегчить ее страданий — королева таяла на глазах, усыхала и становилась все тоньше и худее. Румянец лица и алый цвет губ сменились синеватой бледностью, глаза потухли, а ввалившиеся щеки казались еще более увядшими под грудой полотенец, которыми пытались сбить ее жар.

Фея Красного моря, на которую все возлагали надежды, не явилась на подмогу — лишь прислала с птицей рассветной короткую записку. В скрученной ленте пергамента была написана короткая фраза:

«Привезите королеве Счастье-Несчастье, и ее страдания прекратятся»

Услыхав об этом, Осеанн задумалась. Хоть прошло уже больше двух лет, она помнила дурацкую песенку, которую напевал противный Рикеке, сидя у нее на спине. «Сначала лужочек, затем и мосточек — будет у Счастья-Несчастья дружочек, — проговаривала про себя принцесса. — Если я вернусь к переправе, то увижу гору. А если дойду до горы, то, верно, смогу отыскать в замке это Счастье-Несчастье!»

Тут же подхватила она котомку, села на торговый корабль, что шел верх по реке, и была такова. Верная белая собачка, увидев, что хозяйка уезжает, спрыгнула с колен печального короля Офира и бросилась следом. Ни солдаты, ни охотники не могли ее поймать, а моряки клялись, что подняли ее на корабль уже с якорем. Увидев собачку, принцесса сначала ахнула, потом — растрогалась, а затем, вдруг — рассмеялась, да так заливисто, что поразилась самой себе: ведь с самого венчания она не проронила ни смешинки.

Долог ли, короток ли был пусть Осеанн, но добралась она до переправы. Сойдя с корабля и перебравшись через реку, принцесса пошла по бесплодным и безлюдным местам, погруженная в разнообразные мысли, в которых немалая доля принадлежала королю Офира. Теша себя мечтами о его счастливой улыбке и мирном, спокойном взгляде, миновала она и лужочек, и мосточек, и оказалась у высоких ворот, заваленных камнями и огромными валунами. Не знала она, что со смертью Рикеке всякая защита, какую взвел колдун над своим замком, пала и развеялась. Впрочем, заглядывать в замок под горой все равно никто не решался — слишком уж страшные ходили слухи о чудищах, сокрытых в его глубинах.

Проход был глухо завален — виднелась лишь узкая щелочка между камней. Осеанн это не только не остановило, но и обрадовало: за два года она так исхудала, что проскользнула в замок тише мышки и плавнее змейки. Белая же собачка, как ни прыгала, так и осталась снаружи, жалобно поскуливая.

— Не грусти, дружочек, — успокаивала его принцесса, прижавшись к камням. — Я только отыщу Счастье-Несчастье и тут же вернусь. Ты и глазом моргнуть не успеешь!

Собачка лишь тявкнула ей в ответ. Она-то знала, что Счастье-Несчастье в руки не упадет.

Тяжким оказался для принцессы путь в глубинные залы замка под горой. Чем ниже она спускалась, тем сильнее был смрадный запах мертвых химер и василисков, тигров и шерстистых единорогов. Осеанн в ужасе проходила мимо дюжин разодранных туш и высохших от голода чудовищ. В какой-то момент ее охватил страх — а вдруг и Счастье-Несчастье погибло в этих стенах? Но сердце упорно звало ее вперёд, и принцесса подчинялась, стараясь не оборачиваться и не думать о том, что ждёт ее дальше.

Дошла она до самого нижнего яруса. Ноги ее подкашивались, но Осеанн не останавливалась, как бы ни пугал ее замок. На смену чудищам пришли дети и ее предшественницы — юные принцессы, маркизы и дворянки, прикованные цепями к стенам и запертые в клетках, кто десять, а кто десять раз по десять лет назад. В ужасе обнимала себя Осеанн, стараясь как можно скорее миновать их, но клетки тянулись все дальше и дальше, будто им и вовсе не было числа.

— Да что же за Счастье-Несчастье такое, — шептала она под нос, — что друзей своих доводит до смерти?

— А хочешь узнать? — молвил вдруг тоненький голосок из черной глубины.

Принцесса вскрикнула и отшатнулась.

— Не бойся меня, госпожа, — продолжил голосок, и к лицу Осеанн вылетела крохотная пташка, не больше пальца длиной. Переливалась она, как голубка под солнцем, порхала — как бабочка в погожий день, а лапки были до того тоненькими, что ими не подхватишь и розового лепестка. Пташка уселась на нос принцессы и молвила человеческим голосом: — Я не причиню тебе вреда. Ты — хозяйка этого замка, а я — лишь скромное Счастье-Несчастье, твое приданое и покорный раб.

Подивилась этому Осеанн, как ни старалась — не могла ни слова вымолвить. Наконец, придя в себя, она пересадила пташку на палец и спросила:

— А можешь ли ты вылечить болезнь королевы Офира?

— Как душа твоя пожелает, госпожа, — ответило Счастье-Несчастье. — Я знаю средство от всех болезней.

Принцесса тотчас воспряла духом.

— Стало быть, ты и меня расколдовать сможешь? — взволнованно спросила она.

— Конечно, госпожа, — прощебетала пташка. — Но только не сейчас. Я так ослабело в этой темноте и плену; прошу, посади меня себе в ухо и вынеси на свежий воздух — как только почувствую себя лучше, так мигом избавлю тебя и от горба, и от струпьев.

Окрылённая надеждой, Осеанн понеслась по ступеням вверх. Больше не смущали ее ни тела, ни чудища, ни пыль и мрак — она летела к своему счастью, даже не догадываясь, что провела в замке под горой уже несколько месяцев.

Подойдя к проходу, она с удивлением обнаружила, что завал уже раскопан, а на входе ее ждёт король Офира, держащий на руках белую собачку.

— Бедная моя, храбрая Флёр, — сказал он, гладя принцессу по голове. — Не вернись ко мне эта собачка и не всполоши она весь замок, так бы и не узнали мы, что ты одна отправилась искать Счастье-Несчастье.

Осеанн так млела от его близости, от его заботы и ласкового голоса, что едва вспомнила о крохотной пташке. Когда же обрадовавшийся король обнял ее и закружил от счастья, она и вовсе забыла об уговоре, заключенном в темноте.

В радости и блаженстве прошел для принцессы обратный путь. Она развлекала короля Офира и его спутников рассказами о своих странствиях и о том, как глубоко тянется замок под горой. Никогда прежде она не проводила с королем столько времени, никогда прежде он не оказывал ей столько внимания, и никогда, никогда прежде она не была так сильно влюблена в него.

Возвратившись в солнечный Офир, король и Осеанн тут же направились к замку, но чем ближе становились покои королевы, тем сильнее хотелось принцессе обернуть время вспять. Там, на корабле, она не чувствовала себя ни горбуньей, ни уродкой; рядом был тот, кто всегда ее понимал, а моряки, сидевшие на веслах, пели ночами тихие, счастливые песни на незнакомом ей языке. Ах, прекрасные мгновения! Увы, ей должны были остаться лишь воспоминания: даже если Счастье-Несчастье снимет проклятие и исцелит королеву, Осеанн уже не сможет остаться в замке с белыми стенами. Разум подсказывал, что король Офира с радостью приютит ее, как дорогую гостью и подругу, но сейчас она желала большего, чем его дружба — Осеанн хотела, чтобы он ее полюбил.

На королеву было больно смотреть. Она так исхудала, что через кожу просматривались кости; ее прекрасные черные волосы истончились и поблекли, а глаза впали так глубоко, что она едва могла приподнимать веки. Осеанн выпустила Счастье-Несчастье из уха и спросила:

— Можно ли ее ещё исцелить?

— Мое лекарство — от любых болезней, госпожа, — ответила пташка. — Чего твоя душа желает — то я и исполню.

Счастье-Несчастье вспорхнуло к лицу королевы, поглядело ей в правый глаз и в левый, а затем село на ладонь.

— Знаю я, как это излечить, — прощебетала пташка. — Возьми ее за руку, госпожа, и держи, пока я не закончу.

С великой осторожностью коснулась королевы Осеанн. Боялась она навредить ей любым резким движением. Королева поддалась ей даже без вздоха — так слаба она стала, что едва осознавала, жива она или мертва.

Счастье-Несчастье взлетело и принялись кружить вокруг их сцепленных ладоней, все быстрее и быстрее, пока не превратилась в бесконечную ленту, переливающуюся на свету всеми цветами радуги. Королеву охватило сиянием; чем ярче оно светилось, тем краше становилась Осеанн. Сначала с ее спины отвалился горб и испарился с жутким шипением. Затем, булькая и потрескивая, с ее кожи один за другим пропали бурые струпья. Исчезла желтизна и бледность; растрёпанные космы отмылись и сложились в прическу, какую принцесса носила во дворце своего отца. Грязные лохмотья сменились шелком и атласом, а на ногах вместо грубых башмаков оказались милые парчовые туфельки. Драгоценные камни засияли на ее шее, руках и в волосах, но ничто не могло затмить ее глаза, вновь прекрасные и синие, как океан.

Только после этого Счастье-Несчастье прекратило полет. Сложив маленькие крылышки, оно село на палец Осеанн и радостно прощебетало:

— Веление твоей души исполнено, госпожа!

Обрадованная принцесса звонко поцеловала пташку и обернулась к кровати. Каким же был ее ужас, когда вместо королевы она увидела разодранный, обезображенный труп, покрытый бурыми, почти черными струпьями! Верхняя часть ее тела расплющилась, будто придавленная камнем букашка, а нижняя, наоборот, вытянулась так, что ноги королевы болтались со спинки кровати, как два распущенных шнурка.

Осознала принцесса цену своей красоты. Упав на колени, она бессильно зарыдала, поняв, что сама накликала на королеву беду. Не сопротивлялась она, когда солдаты подняли ее на ноги и увели из покоев королевы, не сопротивлялась и тогда, когда вели ее на плаху.

Со слезами на глазах поднял король над ней меч. С болью взглянула на него в последний раз Осеанн и, не успев прошептать «прости», осталась без головы. В тот же миг Счастье-Несчастье отлетело от ее тела и понеслось в далёкие края — искать нового хозяина и приносить ему счастье и несчастье в одночасье.

А несчастный король Офира, постаревший в один миг, приказал сжечь тело бедной Осеанн, положить прах в капсулу и закопать на мысе, смотрящем в сторону океана. Над капсулой он поставил маленькую плиту, на которой написал:

«Здесь покоится принцесса Осеанн,

Убитая тем, кто всегда хотел быть ей другом»

Плита там стоит и поныне. Говорят, что в ранние часы рассвета она окрашивается в синие цвета — такие же прекрасные, какими были глаза погибшей принцессы.