Принцесса Шегги

Подарили нам это шотландское чудо котобразительного искусства на новоселье.

В документах значился пол мужской, окрас лилово-кремовый, имя Шебби-Шегги (в переводе что-то вроде потрёпанный-лохматый). Однако месяцам к трём у нас зародились сомнения в том, что это мальчик.

В гости пришёл знакомый, по образованию — ветеринар. И сказал, что пол определяется весьма просто: нужно поставить животное на пол, если побежал, значит, мальчик, если побежала — девочка.

Наша побежала. Мы давай звонить заводчице. Мол, так и так, где наш мальчик? Долго ли, коротко, родословную мы получили уже с исправленным полом. Побежала же!

Девочка росла красивая. Но я хотела мальчика. Я страдала без мальчика. Потому что девочки — папины, а мальчики — девочкины. И папа дал добро на то, чтобы я нашла себе мальчика. И я нашла. С фотографии на меня взглянули прекрасные синие глазищи, грустные, глубокие. Вся печаль этого мира была в них, и желание стать моим. В общем, взгляд этот пронзил меня рентгеном, и я написала куратору котёнка. Мне ответили, что его кастрируют и через три дня можно забирать. Через три дня я написала снова. Мне ответили, что прощения просим, но дела такие, в общем, котик, которого вы выбрали, оказался кошечкой, мы ее стерилизовали, можете забирать.

Так у нас появилась Лиличка.

Если Шегги была по характеру натуральным кото-псом, то Лиля была кото-мышью.

Когда Шегуся достаточно подросла для того, чтобы испытать радость материнства, папа наш очень тщательно подошёл к отбору будущего отца её детям. Ценник на то, чтобы оплодотворить нашу деточку у хороших котов был просто конский. Папа решил не скупиться. Но родители будущего кото-отца решили, что возьмут не деньгами, а котёнком. Уж больно шикарная у нас девочка выросла.

Народились у неё деточки. Четыре прелестных комочка. Рожать Шегуся не умела от слова совсем. И начала это делать аккурат к окончанию моего учебного дня. Брат позвонил мне и сказал — «Поторопись! У Шегги из попы лезет какой-то пузырь!». К моему приезду пузырь оказался котёнком, на которого рожающая мать тут же и уселась. Рожали мы с ней ещё четыре часа. В результате на свет появились четыре котёнка. Два мальчика и две девочки. Хоть я и возражала, но домочадцы дали им имена — Шанель, Бурбон, Шанси и Персей.

Матерью Шегуся оказалась просто ужасной. Не мать — ехидна. Кормила котят исключительно сидя, а те, несчастные, сосали, свисая с её сосков, как ёлочные игрушки. Причем, кормила не пока детки наедятся, а пока ей это не надоест. Спать приходила к папе, оставляя малышей в коробке. Спала с котятами Лиличка. Согревая, вылизывая, обнимая.

Когда дети достаточно подросли, чтобы их можно было выпускать из коробки, на моих глазах произошёл показательный случай. Малышня друг за другом залезли на столбик высокой когтерги, да и застряли там. Висят, пищат — «Миу-миу-миу!», в переводе на человечий — «Мамочка, спаси-помоги!», мать же их с гордо поднятой головой прошуршала мимо, недовольно рявкнув через плечо — «Ммря-мряя!». И улеглась на мягонькой подушке рядом с папой. Лиличка принеслась на крик. По очереди сняла каждого пискуна и отнесла в коробку. Всех успокоила. Чудо-кошь, даром, что стерильная.

После того, как кото-дети разъехались по новым домам, мы выдохнули, отмыли дом, сменили истерзанные шторы и вуаль на окнах. И решили, пусть принцесса остается принцессой, не вышло из неё королевы-матери.