Принципы

Отчаянно выла сирена реанимационного автомобиля, который пытался пробиться через плотный поток вечерних пятничных пробок. Другие участники дорожного движения нехотя и лениво освобождали дорогу, матеря жару, дачников и чайников за рулём, а позже старались вклиниться в образовавшуюся после проезда кареты полосу. Плавился асфальт, выплёвывая на обочины чёрные лужи вязкого битума, чтобы тушью разрисовать пыльные автомобили штрихами и пунктирами.

Среди плотного потока с трудом ползла белой гусеницей, "Газель", с красным крестом на борту, а в ней истекал кровью крепкий мужчина, лет сорока пяти. Разбитые костяшки рук, гематомы на лице и рассечённый упрямый лоб. Одежда, разрезанная фельдшером, висела лохмотьями, оголяя загорелую кожу в тонкую сеточку белёсых шрамов. Тело подпрыгивало на ямах и швах разбитой дороги, грозясь ежесекундно вылететь из реанимационной каталки.

"—Да выключи уже эту сигналку, сука, — молча молился раненый. — Дай умереть в тишине и покое. Остановись, сунь мне сигарету в зубы и просто швырни моё тело с моста в Обь! Мне нужна одна затяжка и свободный полет. Как же больно, совсем как тогда..."

Он бы вскрикнул вслух, но лицо сковала кислородная маска для ИВЛ, гортань рвала трубка, а в вырывающихся из пулевых ранений струйках крови плескалась химия болеутоляющего. При очередном рывке автомобиля плохо зафиксированную шиной голову мотнуло в сторону, и как вспышкой фотоаппарата, из плена липкого бреда высветило красивое лицо молодой медсестры, что напряжённо следила за показаниями приборов. Опытный взгляд стрелка мгновенно зафиксировал образ: выглаженная и новая форма врача скорой помощи, из-под медицинского колпака выбилась непослушная прядь светлых волос. Лицо хоть и было спрятано под маской, но под ним угадывались чувственные губы. А глаза, наспех подведённые карандашом, горели синим.

— Игорь Дмитриевич, давление падает, пульс нитевидный. Может, капельницу?

Ответа от фельдшера клиент скорой не услышал, так как сознание покинуло его в тот же миг, бросив рассудок во тьму небытия. В ту яму, где его уже ждали все призраки прошлого, все грехи, требующие ответа.

— Давай, держись, ты сильный, ты справишься. Пожалуйста, не умирай... — шептала, словно мантру, девушка, ежесекундно сверяясь с состоянием реанимированного. — ... в мою первую смену...

— Подготовьте реанимацию. Мужчина, сорок-сорок пять. По документам — Никита Островский. В сознании... был. Пулевые ранения в плевральной и брюшной полости. Обильное кровотечение. Гемоторакс. Противошоковое и обезбол. Перфторан два пакета, — фельдшер отстранился от телефона, затем крикнул в окно переборки: — Степан, что со временем?

Сквозь мат и сирену раздалось: —Полчаса, мост перепрыгнем - скажу точно. Куда ты прёшь, осёл! Не видишь скорая?

— Леся, три кубика...

***

Три часа назад Никита пёр, как танк в наступлении, в старую кальянную. Там его ждёт бой, скорее всего, последний, но он не робел, а, напротив, был рад разрешить старый вопрос, настроение только неподходящее. В другое время он бы взял паузу—выждал, чтобы прийти в себя, успокоиться и взвесить. Составить идеальный план вторжения и пути отхода, найдя заранее уязвимые места. Но сейчас был взбешён. Он был взвинчен телефонным разговором, в котором узнал о предательстве. Вдвойне обидно, что об этом сообщил враг. Втройне, что предателем был друг. Сослуживец и боевой товарищ, решивший, что делить лучше на одного. И это после всей той грязи и крови, что они пережили.

— Жора сегодня сдохнет, — зло рычал Никита, и прохожие шарахались от него, как от бешеной собаки. — Убью Жорика нахер, к чёртовой матери. Гнида, продал меня с потрохами, а сам спрыгнуть решил. Пронюханная голова, жёлтые от гепатита бельма и клей в уголках губ. Сам тоже хорош, видел же как меняется старлей, что деньгами дружбу мерять начал. Ничего... Исправим. Я всегда отдаю долги и всегда беру своё. У меня ещё есть принципы...

Чёрная сумка стучала по спине, лямки натянулись в струну, указывая на внушительный вес поклажи, только мужчина словно не замечал груза. Глаза залитые красным огнём ярости, а искусанный фильтр так и не прикуренной сигареты насмерть зажат капканом зубов. Чем ближе Никита подходил к месту встречи, тем больше распалялся. Осознав свое состояние, вдруг резко остановился, чем напугал шедшую навстречу группу парней.

— Ты что, олень, болезненный? Куда прёшь?— спросил один из них, зло разглядывая мужчину.

Никита вскинул на него обезумевший взгляд, пытаясь понять смысл слов. Затем сплюнул обкусанный фильтр на асфальт и осклабился.

— Сдёрни, щенок, дядя занят, — наконец ответил здоровяк. В ответ ребята загалдели, разжигая в себе горячку драки. Больше распаляя друг друга, чем действительно хотели уязвить или обидеть неожиданного крепыша бранью. Начали окружать дерзкого соперника, замыкая кольцо.

Никита сбросил сумку с плеча на асфальт. Зло лязгнуло оружие, спрятанное в спортивку.

— Ты в себя поверил, дядя? Или бессмертным возомни... — начал нагнетать было парень с замашками лидера. Но его прервал хлёсткий удар кулаком в лицо. Его напарники удивлённо наблюдали, как оседает уже безвольное тело зачинщика. Этих двух секунд хватило, чтобы Никита окончательно завладел ситуацией. Удар в колено коротко стриженного паренька. Не дожидаясь, когда лишившийся опоры, подбитый завалиться, нанёс удар локтем по третьему.

В горячке боя упустил из виду последнего, который со спины нанёс удар в висок. Бойца повело в сторону, где его уже встречал летящий кулак. Рефлексы заставили пригнуть голову, но удар всё же прошёл по касательной, стирая, словно школьным ластиком, кожу со лба. Больше Никита ошибок не допускал. Через две минуты всё было закончено. На потрескавшимся от времени асфальте корчились двое, другая парочка не подавала признаков жизни. Перевернув бездыханные тела набок, чтобы они не задохнулись собственной рвотой и не проглотили язык, мужчина быстро обыскал поверженных на предмет ценных вещей. "Что с боя взято, то свято." Он не нуждался в деньгах, но всегда брал трофеи. Какую-нибудь мелочь, часы или браслет, а когда не находил что-либо достойное, то отрывал на память кусок одежды. Вот и сейчас жадно и с треском рванул футболку и вытер тряпкой выступивший пот и кровоточащую рану на лбу. Затем воровато спрятал лоскут в карман, чтобы не оставлять следов.

— Другое дело. Спасибо, ребята, голову на место поставили, — искренне поблагодарил Никита. Выброшенный в драке адреналин отвлёк Островского от глупых мыслей и не дал утонуть в пучине голодной до крови мести. Быстро просканировав ближайшие дома на наличие камер, боец перебежал на другую сторону дороги. Недолгая дорога привела его в старый район города. Нырнув в арку пятиэтажки, медленно оглядел внутренний двор. Интуиция его вновь не подвела. У сквозного проезда стоял служебный автомобиль ППС, чем знатно расстроил мужчину. Взяв себя в руки, начал искать возможные варианты. Улыбнувшись спешащей домой женщине с сумками, поздоровался с ней, а после галантно придержал дверь. Перекинувшись парой скучных фраз о погоде и стоявшей в Новосибирске жаре, поднялся до третьего этажа, а увидев внезапную настороженность в глазах случайной собеседницы, пошёл дальше, гремя ключам в кармане.

На последнем этаже остановился, дождался, когда в подъезде стихнут все звуки. Позже залепил изолентой дверные глазки. Убедившись, что всё тихо, подпрыгнул, уцепившись за высоко обрезанную лестницу выхода на техэтаж. Замок, способный лишь удержать ребятню и дворовых хулиганов, был вывернут вместе с гнилыми дужками люка. Слегка саданув локтем, Никита откинул люк в пыльное чердачное помещение. Чуть позже вернулся, оторвал с глазков изоленту и , прихватив сумку, быстро поднялся на чердак.

Солнце проникало через окна крыши, рисуя сюрреалистическую картину. Деревянные балки кровли и пол, загаженные голубями на добрые пять сантиметров. Дохлые птицы валялись в собственных засохших экскрементах, увеличивая "культурный слой" ореола обитания, ещё больше сизых смешно курлыкали на гнёздах. Криво улыбнувшись, Островский вспомнил, как на подобном чердаке ему сделали первую татуировку. Память услужливо подкинула ему раздолбанный табурет, открытую бутылку "Золотого орла" и мастера с самодельной машинкой и иглой из гитарной струны.

Тряхнув головой, сбрасывая наваждение, Никита медленно пошёл вперёд, стараясь резкими движениями не напугать голубей. Уж что-что, а красться он умел и любил. Устроившись у чердачного окна, так, чтобы всё время оставаться под укрытием тени, неторопливо достал монокуляр из защитного кожуха. Тот самый "прибор", что подарил Жорик на день рождения. Двадцатикратное увеличение, антибликовая линза, встроенный дальномер.

— Спасибо, старлей, за подарок, — зло хохотнул Никита, и его голос потревожил голубей. — Символичная шутка Её Величества судьбы. Три Парки склонились над твоей нитью. Младшая Нона выпустила струну из своих нежных рук, средняя Децима натянула на веретене, а старшая Морта отправила меня её срезать.

Перекрестие оптики скользило по фасаду здания, на секунду останавливаясь на важных для Островского местах. Окна зашторены тяжёлой тканью. Сплёвывали конденсатом наружные блоки кондиционеров, сохраняя комфортную температуру в помещениях первого и второго этажа, а на маленькой парковке перед кальянной стояли два чёрных внедорожника с непростыми номерами красного цвета и штабной автомобиль МЧС с красно-синей полосой. Под машинами не наблюдалось луж, а значит, они были пусты. Никто не будет сидеть в горячей тонированной банке под солнцепёком. Если только ими не движет долг или принципы...

Все именно так, как и предполагал стрелок. Прикинув примерное количество бойцов в "прачечной", Никита начал готовиться к вторжению. Старый добрый Fall DSA SA58 с накрученным глушителем, привычно занял свое место на плече, скорострельный Glock 19 пятого поколения, всегда готовый, всегда опасный, дожидался своего выступления в поясной платформе быстрого доступа. Подарок от сослуживцев - злой и голодный тактический нож закреплён на облегчённом бронежилете, поверх с трудом натянута футболка. В правое ухо наушник, а облегчённую от ноши сумку перекинул так, чтобы скрывать от любопытных глаз наличие оружия. Три прыжка для проверки отсутствия шума. Неудовлетворённый результатом, Никита подтянул ремни.

Он готов. Он собран. Он идет защищать свои принципы. Honneur et Fidélité!

Уже на выходе из подъезда к образу спортивного парня, торопящегося с тренировки, добавилась кепи песочного цвета и желтые, антибликовые очки. Нырнув в арку, быстрым шагом пересёк проезжую часть. Оглядевшись по сторонам, улыбнулся своему отображению в окнах старой кальянной, которая была закрыта на ремонт уже более пяти лет назад. Медленно опустил дверную ручку, затем лёгким толчком приоткрыл её, заглянув вовнутрь, оглядел зал.

Трое мужчин по левую руку цедили прохладительные напитки, справа же была компания из четверых человек. Двое азартно играли в нарды, вторые подначивали.

— Спой для меня, маленький воробушек, —прошептал Островский и включил запись. Через секунду раздался чистый, с лёгкой хрипотцой голос Эдит Пиаф, а с первых строк угадывался её хит.

« —У него были большие, очень светлые глаза

В которых иногда мелькали молнии,

Как в небе проходят грозы.

Он был весь в татуировках,

Которые я не очень хорошо поняла...»

Сумка бесшумно легла на кафельный пол, ремень штурмовой винтовки натянулся на локте, а следом в накуренное помещение ворвался Никита.

Не успел увидевший стрелка мужчина открыть рот в предупреждающем выкрике, как зло отрыгнулась винтовка, отправляя смерть в полет. Островский бил скупо, выполняя привычную работу по зачистке жилого дома. Только сейчас ему не нужно было анализировать гражданский перед ним или враг.

— Цок, цок, цок, — выстрел, гильза-пол-отскок. — Цок, цок, цок.

Всхлипы и предсмертные стоны раненых, с обилием проклятий, угроз и ругательств, вносили диссонанс в прекрасную мелодию, тем не менее, придавая новое прочтение "Легионеру", в исполнении легенды французкого шансона, плитка била по латунным бочонкам. Цок-Цок-ЦОк. Как каблучки влюбленной девушки, что торопится через парк, чтобы увидеться со своим избранником

« — На его шее было написано: «не пойманный, не вор»

На его сердце читалось: «Никто»

На его правой руке слово: «Рассуди»»

С лестницы, ведущей на второй этаж, раздался грохот тяжёлых ботинок, навстречу своему року торопились новые участники и невольные свидетели. Упала на кафель разряженная винтовка, потратившая весь свой ресурс, второй скрипкой заиграл Глок, выбрасывая короткие очереди из трёх пуль.

Гильзы девятого калибра подняли звон по кафелю на октаву выше, вторя словам Пиаф:

«Он был строен, он был красив,

Его положили в горячий песок,

Моего легионера!

Солнце было на его лбу,

Которое освещало его белокурые волосы

Светом.»

Никита закончил с активной фазой. Время подготовить подарки и сюрпризы. Через пятнадцать минут, он вдавил кнопку тревоги, а сам занял удобное место, с которого хорошо просматривался весь холл. Терпение и внимание к мелочам.

***

— Комбата́нт, я зайду? Поговорим? — осторожный голос раздался от входной двери. — Я один! — добавил бывший сослуживец.

Никита молчал, прикидывая варианты, старался оценить замысел старлея. Сместился чуть в сторону, чтобы полностью контролировать вход и окна.

— Я вхожу, Никита! — прокричал Жора, распахивая дверь. Несмотря на грузную фигуру и большой живот, бывший военный очень проворно сместился с линии огня, прячась за стенкой. — Хорошее место выбрал, легионер. Я не смог разглядеть! Объяснишься?

Молчание ему было ответом, нарушаемое шумом с улицы, да кулаками тарабанили в люк запертые в подвале люди.

— Гражданских отпустим? Чего им с нами делить? Пусть домой топают, а? Чего молчишь? Никита, ты тут или нашкодничал и сбежал? Дай знак, что я не двухсотыми тут болтаю.

Через небольшую паузу Островский катнул по полу гильзу, стараясь не выдать своего местоположения. В ответ раздался тяжелый вздох Жорика.

— Заварил ты кашу, Никит. При любом раскладе будет плохо. Зачем ты так? Разобрались бы между собой, чего людей серьезных вовлекать. Что тебе нужно? Денег? Признания твой правоты? Моего раскаянья? Ты же мне ближе, чем брат был до этого дня. Да не молчи ты! — взорвался хозяин "прачечной".

— Дверь закрой, Георгий! —раздался в ответ спокойный, холодный голос стрелка.

— Ага, держи карман шире. Так хоть шанс есть, — нервно хохотнул Жора.— Георгий... Значит, крепко злой на меня и мириться не будешь. Хоть не по фамилии назвал. Ты мне должен, не забыл? Напомнить суд, как я адвоката заряжал? Как я мазал тебя? Кто тебя на горбу через Терек тащил?

— Напомни себе, кто твоему бизнесу рост обеспечил. Кто хвосты подчищал, бродяг залетных зеленкой мазал. Маринэ и Зелимхана вспомни. А судили меня за них. То озерце, что я тебе одному показал, помнишь? Водолазов много нагнали, все искали тела. Я даже не спросил: "За что?". Я сделал то, о чём ты просил. Только озерце перепутал немного.

— Они... За моей спиной тогда...

— Я всё знаю, спросил их напоследок. И про документы на развод знаю, и про сына помню. А еще про твои игры с бывшими врагами...

— Времена меняются, Легионер. Те битвы отгремели, и я принял новые условия жизни. Один ты...

— Что я?

—Ты пёс. Злой, обиженный на весь мир пёс. Думаешь я не понимаю, зачем ты во Французский легион вступил? Ты не умеешь жить, ты умеешь только служить и убивать. У тебя хоть одна баба то была, которая больше месяца с тобой прожила?

— Никто из-за сожительства со мной не умер, а у тебя уже третья жена.

— Ты раньше не был таким словоохотливым, что поменялось? Понял, что любого верного пса рано или поздно или пристрелят, или оставят привязанным в лесу? Тебе нечего терять? Там за стойкой бар есть, кинь воды...

— За что, Жорик? В спину, как тварь... —горько выплюнул Островский. — Из-за денег? Я с тебя еще ни разу их не потребовал с нулевых. Слишком много знаю? Так и ты не меньше меня. Заказать того, кто считает тебя братом...— несмотря на горечь в голосе, воду всё же бросил к входу. Последняя воля приговоренного...

Георгий молчал, взвешивая слова. Но не мог подобрать правильные. Он уже давно не тот самый "переговорщик", а в мирной жизни виртуозы договариваться быстро теряют квалификацию, так как незачем.

— Кто сказал?

— Те, кто исполнителя подбирал... Те, с кем ты в Аргуне ругался. Те, от которых я твою мелкооптовку защищал...

— Сука... Всё знаешь?

— Абхаз сегодня не приедет. У него "дом сгорел". Дотла.

Жора прикусил от досады губу - его козырь не сыграл. А позже сел прямо на пол, вытянув ноги вперёд. Он молчал. Молчал и его палач.

— Расскажи про Легион. Стоило ехать в Тринадцатый? — перевёл тему старлей.

— Всё самое правильное в армии реализовано в их принципах. Есть перегибы, но не столь критичны.

— Сержанта получил?

— Шеф-сержанта...

— Говорят, во Вьетнаме...

— Служили бывшие эсэсовцы, — перебил Жорика легионер. — Это так. Чёрная история, но это не меняет их миссию.

— Получил гражданство? По выслуге лет?

— Достаточно предъявить жетон в любом посольстве. По ранению. Доказавший кровью.

— Там много денег, Никита. Возьми сколько хочешь и уходи. Ты меня всё равно убил своим вторжением. Мне больше никто не доверит "прачечную".

— Мне не нужны деньги, Жорик. Я за двадцать лет войны не пустил себе пулю в лоб, потому что у меня был друг и четкие принципы. И сейчас я стою перед выбором, чего их этих двух важных вещей лишиться. Цугцванг.

— Я безоружный, Легионер. У тебя же есть и на этот счет пунктик. Как поступишь?

— У входа сумка. Броника на твоё пузо не найти, но ствол хороший есть. Тебе в подарок привёз. А чтобы ты не решил, что сможешь меня заболтать...

Через десяток секунд здание сотряс взрыв, а из цокольного этажа вырвались клубы едкого дыма. Кричали заживо горящие в фосфорном фугасе люди, сыпалась штукатурка с потолка, ревели сирены припаркованных автомобилей, а потом всё стало удивительно тихо.

— Это всё... Финиш... Ты сделал свой ход, Никита. Живыми побыть нам с этой секунды не долго осталось, – сквозь слезы разочарования прокричал Георгий. —Я принимаю вызов, Легионер! Ты и я. Решим наши разногласия. Надеюсь, что твоя мечта умереть в бою, исполниться сегодня!

Островский кивнул, соглашаясь, а после нажал воспроизведение в плеере. Любимая певица вновь наполнила смыслом его бессмысленную жизнь...

« Нет! Ни о чём.

Нет! Не скорблю ни о чём...

Мне не жаль ни наград , ни потерь.

Всё забыто теперь...»

Георгий прятался за колонной, выискивая своего друга и своего врага. Дым лез в глаза, душил кашлем, но Никиту не было ни видно, ни слышно.

— Покажись! —вскрикнул Жорик. Увидев мелькнувшую тень, выстрелил по ней дважды. — Где ты?

Вновь свистели пули в поисках врага, но упираясь в преграды, навсегда засыпали в ней.

«...Пусть в огне догорит

Прежней памяти груз,

Радость встреч, боль обид -

Я без них обойдусь!»

Никита сближался, умело прячась от огня и считая выстрелы. Просторный зал постепенно заполнялся дымом, а где-то вдалеке послышался вой сирен пожарных расчётов. Щёлкнул в холостую боек Беретты, но Жорик давил и давил, надеясь на чудо. Из дыма на него шагнула тень в маске.

Бросив бесполезный пистолет, толстяк рванул на выход, выигрывая для себя немного времени. Там на улице, стоял его бронированный внедорожник, защита, спасение, а ещё и последний козырь. Улица ослепила глаза, старлей зажмурился, и его повело чуть в сторону от припаркованного автомобиля.

— Сама, открой дверь, — крикнул он на ходу, прикрывая глаза ладонью. Но до автомобиля он не дошел. По инерции сделав еще с пять шагов, он вдруг остановился, а затем удивленно посмотрел на левый бок. Белая рубашка намокла от черной крови. Его бывший друг успел смертельно укусить ножом в печень. Жорик упал на колени, прижимая руку к ране. А в автомобиля бился кулаками в стекло его единственный сын - Самвел.

— Почему в печень, Никита? Почему сразу не убил? —шептал Георгий, но был услышан.

— Орел клевал печень Прометея, по той причине, что в ней пряталась душа. Я даю возможность твой гнилой душонке вылиться огнем очищения. Заштопать тебя не успеют. Мы квиты. Ты заплатил за предательство и еще... Зря крестника привёз, Жорик. Он бы ничего не решил... — горько произнёс Никита от дверей. Затем оставил коленопреклоненного старлея и бросившегося к нему на помощь сына.

«...Нет. Не скорблю ни о чём.
Мне не жаль ни наград,
Ни потерь,
Всё равно мне теперь.»

Островский сидел за столом в старой кальянной в ожидании полиции. Он не рассчитывал на высылку, не собирался увиливать от закона. К тому же понимал, что вызванный взрывом пожар, что спалил горы наличных денег, затронул многих сильных мира сего. Потому участь легионера предрешена.

Дверь резко открылась, и на пороге появилась фигура Самвела.

— За что, дядя Никита?

— Он меня предал, крестник. Заказал у врагов, — спокойно ответил боец, прикуривая сигарету.

— Я отомщу! – зло произнёс парень, поднимая пистолет на крестного отца. Никита кивнул своим мыслям, после поднялся, снимая бронежилет.

— Сын за отца не в ответе. Но право мести ты заслуживаешь. Не тряси пистолетом. Выровни дыхание, отринь любые мысли и эмоции. Помнишь, как я тебя учил? Совмести прицел, бей в верхнюю половину тела, не старайся попасть в голову, без опыта... Я не сдвинуть с места. Таковы мои принципы...

***

Укол адреналина выдернул Островского из небытия. Реальность встретила его вонью медикаментов, запахом крови и духотой. Те же напряжённые голубые глаза вглядывались в показания приборов. Тихий мат водителя и чёртова сирена, что никак не успокоится. Судьба даровала ему второй шанс. Децима крутанула веретено его жизненого пути, а Морта отвела ножницы в сторону.