Сон прояснился внезапно — и такое впечатление, что с середины. Поэтому оставалось лишь гадать, как попали они в эту тесную каменную комнату и почему зияет в земляном полу прямоугольная дыра, и выглядывает из неё тёмная крышка старинного сундука, а сами они вдвоём с кем-то незнакомым ползают на коленях, торопливо сгребая в яму рыхлую землю.

Что-то они, видно, натворили в первой, канувшей, половине сна и теперь заметали следы.

Дело продвигалось медленно, и даже забрезжила надежда, что пробуждение так и застанет их за этим занятием, но тут сон опять передёрнуло: яма вдруг оказалась засыпанной, а они уже разравнивали и уплотняли грунт ладонями...

Потом оба поднялись с колен и, бесшумно отступив каждый к своей стене, снабжённой каменным приступочком, уселись друг напротив друга, как пассажиры в купе.

«Успели, — неуверенно подумал один. — Может, и выкрутимся...»

Смысл происходящего был ему по-прежнему неясен, но сердце колотилось ликующе. От ямы не осталось и следа — ровный, равномерно утоптанный земляной пол, нигде ни бугорка, ни вмятины. Оба сидят с самым невинным видом, руки — на коленях.

Желая понять, что чувствует сообщник, спящий всмотрелся в лицо напротив, но лицо было скрыто тенью. Вскоре показалось, что сообщник испуган.

Время шло, и беспокойство сменялось потихоньку тоскливой уверенностью. Вне всякого сомнения, впереди, в сумеречных извивах сна, обоих поджидало нечто неотвратимое. Настолько неотвратимое, что даже бояться не имело смысла. Оставалось сидеть и ждать.

И вот наконец со звуком, похожим на мощный вздох доисторического чудовища, весь грунт, который они так старательно сгребали и разравнивали, взвился из ямы, рухнул на потолок, лёг опрокинутым конусом. Сундук раскрылся, и со дна его поднялась и выпрямилась во весь рост обнажённая женщина... Обнажённая? Он не закричал лишь потому, что уже ждал чего-нибудь подобного. Женщина была без кожи. Голые синеватые мышцы и белые жгуты сухожилий. Медленно повернулось сплетённое из мускулов беспощадное насмешливое лицо, слепые, как серебряные слитки, глаза скользнули равнодушно (сообщники отшатнулись, вжавшись спинами в холодный тёсаный камень), но каждому наверняка показалось, что в тот момент, когда литые бельма были обращены к нему, женщина едва заметно осклабилась.

Без кожи... Как же это называется у скульпторов, когда ваяют человека без кожи, чтобы показать рельеф мышц?.. «Картуш?.. Эскарп?..» — понеслись полузнакомые с выветрившимся смыслом слова. Он отчаянно вспоминал, почему-то уверенный, что стоит вынуть из памяти верное название — и вставшая не увидит, не тронет, а сам не сводил глаз с её тщательно обработанных и покрытых свежим лаком ногтей.

В остолбенелой тишине она шагнула (ямы в земляном полу теперь почему-то не было) к ночному незастеклённому окну и оперлась чуть раскинутыми руками на каменный подоконник. Поза человека, наслаждающегося ночным воздухом. Сидящие ждали, не осмеливаясь вздохнуть. Женщина как будто прислушивалась. Затем резким движением перекинула через подоконник ногу, другую — и заскрипел под удаляющимися шагами гравий.

Оба ещё долго не решались пошевелиться.

— Ушла... — Горло перехватило, голос отказывался повиноваться. Но тот, что напротив, расслышал.

— Тихо!.. — шепнул он, гримасничая.

Снова замерли, испуганно ловя почти уже не различимый скрип гравия. Наконец последний звук растаял, и ночь за окном стала пустой и гулкой.

Напряжение несколько спало.

— Храбрый, да? — сдавленно спросил тот, что напротив. — А если бы вернулась?..

Сил на ответ не нашлось. Незнакомец шевельнулся, смутный блик лёг на его бледное осунувшееся лицо.

— Я уж думал: всё... — жалко скривив рот, признался он. — Как повела глазищами...

— Она слепая...

— Слепая... — обессиленно повторил тот. — А ощупью бы нашарила?.. Видал коготочки? Не иначе нарочно оттачивала... — Замолчал, потом быстро взглянул в глаза и вдруг спросил глуховато и отрывисто: — Кто она тебе?

Вопрос был настолько страшен, что смысл его проступил лишь несколько секунд спустя.

— П-почему мне?..

— А кому? Мне, что ли?

Тот, что напротив, глядел враждебно, почти с ненавистью.

— Сволочь ты, — устало сказал он. — Чего не проснулся?

Проснуться?.. Боже, да ведь это всего лишь сон! И спящий почувствовал такое облегчение, что чуть не заплакал. Ну, конечно! Он же в любой момент может проснуться! В любой момент...

Однако радость немедленно обернулась тревогой.

— А... а сам чего же?.. — с запинкой спросил он.

Лицо напротив дрогнуло, исказилось.

— Ага! Жди! Как я тебе проснусь? Куда я тебе проснусь?.. Меня вообще нет! Приснился я тебе, понимаешь, приснился!.. — Он смолк и вновь уставился на сообщника. Тот, вздрогнув, насторожился, но за окном по-прежнему было тихо. Странно... Такое впечатление, что незнакомец боялся сейчас именно спящего, а не той, что, слепо брела в ночи, нащупывая руками пустоту.

— Главное, я-то тут при чём? — сказал приснившийся. — Откуда я знаю, что ты там с ней наяву сделал!..

В каменном мешке стало так же гулко, как за окном.

— С ума сошёл?..— едва совладав с непослушными губами, выговорил наконец спящий. — Я её вообще впервые вижу...

— Ага... Впервые... Тогда откуда же она такая?

— А ты откуда такой? — огрызнулся спящий. Порадовался удачному ответу, передохнул и добавил ворчливо: — Вот и она оттуда же...

Тот, что напротив, сразу съёжился, притих, и теперь лишь поглядывал боязливо. Люстра грунта, ранее свисавшая с каменного потолка, давно исчезла, на стыках свода дрожала влага.

«Ничего не помню... — растерянно думал спящий. — А вдруг я и впрямь что-нибудь там натворил... наяву... А теперь вот кошмары...»

— Может, я видиков на ночь насмотрелся... — сам себе не веря, начал он — и осёкся. Оба прислушались. Где-то снаружи, далеко, на грани слышимости, снова поскрипывал гравий.

— Сюда? — одними губами спросил спящий.

Тот, что напротив, помотал головой — то ли отрицательно, то ли просто отгоняя жуткую эту мысль. Дождавшись тишины за окном, бессильно откинулся в тень, привалился к камню спиной.

— Ищет... — хрипло, стонуще выдохнул он — и продолжал чуть ли не мечтательно: — Обшарит всё, вернётся... Влезет в окошко, пойдёт вдоль стеночки... Сначала плечо нащупает...

Лицо его исказилось, как будто он уже терпел предстоящую муку.

— Замолчи, — с содроганием попросил спящий.

Тот, что напротив, дышал прерывисто и часто. Глаза блуждали. Потом вдруг спохватился и уставился снова.

— Ну, ладно... — бросил он. — Нащупает — заорёшь да проснёшься... А если не тебя сначала? Если меня?.. Ведь ты же, сволочь такая, пальцем не пошевелишь! Будешь ведь сидеть и смотреть, как она меня тут... пластает...

С каждым словом он говорил всё уверенней и уверенней.

— Вспоминай-вспоминай... — приказал он почти злорадно. — Придушил, небось, или до петли довёл, а?.. Ну, давай-давай, колись, чего уж там, все свои...

— Ничего не помню, — в отчаянии признался спящий. — Ничего... Послушай! — не выдержав, взмолился он. — Если что-нибудь знаешь — скажи!.. Кто она? Почему снится?..

После этих слов незнакомец, кажется, опять испугался.

— А я тут при чём? — буркнул он, отводя глаза. — Я что, наяву был, что ли? Да я, кроме этого сна, вообще ничего не видел...

«Врёт! — в смятении думал спящий. — Знает — и молчит... Да кто же он такой, в конце-то концов?..»

— Ненавижу, — процедил сидящий напротив. — И тебя, и её, и сон этот... твой! Не-на-вижу...

— Да ладно тебе... — пробормотал спящий. — Может, она вообще не вернётся... Погоди-ка!.. — Он подозрительно взглянул на незнакомца. — Я проснусь, а ты куда денешься?

— Не твое дело!

— Ну вот видишь, — сказал спящий с облегчением. — Давай уж посидим лучше, подождём...

Он оборвал фразу, не договорив. За окном вновь мерно хрустел гравий — всё громче и явственней. Теперь уже ошибки быть не могло: обыскав округу, слепая возвращалась — шла ощупью вдоль стены, с каждым шагом приближаясь к низкому незастеклённому окну. Спящий рванулся, почувствовал, что бесполезно, и всё-таки рванулся вновь. Странно, но незнакомец молчал. Отчаянного крика: «Проснись!.. Да проснись же!..» — так и не последовало.

— Не могу... — прохрипел спящий. — Не могу проснуться...

Он взглянул в глаза незнакомцу — и всё понял.

— Гад! — услышал он свой собственный вопль. — Так это, значит, твой сон? Твой, а не мой!..

Затравленно на него глядя, незнакомец вжимался спиной в тёсаный камень. Сволочь, ах, сволочь!.. Но тут наконец дошло, что это-то как раз — не главное. А главное то, что шаги всё ближе и ближе, и если она нашарит его первым...

— Слушай, проснись!.. — взвыл тот, кто всё это время считал себя спящим. — Ну не будь же ты... Проснись! Идёт ведь, слышишь?..

Сидящий напротив лишь сильнее вдавился в стену и судорожно затряс головой.

— Почему?!

Лицо незнакомца дрогнуло, губы расползлись, обнажая жалкий оскал.

— А наяву ещё хуже... — упавшим голосом объяснил он.

Гравий скрипел уже совсем рядом.


1998

Загрузка...