Приступ нелюбви

Кухня хрущёвки. Накурено. На столе остатки еды, пепельница, рюмка, почти допитая бутылка водки. Степан сидит, уронив голову на стол. Слышится звук поворачиваемого в замке ключа.

В квартиру заходит жена Степана – Ольга. Она морщится. На лице досада, злость и безысходность.

– Степа, опять! Ну зачем?! Зачем…

Она раздевается, ставит сумку на трельяж. Степан поднимает голову.

– А-а, пришла. Не трогай меня! Что? Я ничего не делаю! – И уже тише, просящим тоном добавляет: – Сходи в магазин, а? Купи бутылку пива и сигареты кончились…

– Нет. Никуда я не пойду. Хватит тебе…

Степан обрывает ее:

– Это ты, ты во всём виновата! Всё из-за тебя!

Он хватает вилку, встаёт и, покачиваясь, направляется к жене. Она пятится, испуганно смотрит на его руки.

– Иди, я сказал!

– Да сколько можно?!

– Молчи!

Ольга, причитая, одевается, берёт сумку и выходит из квартиры.

Степан возвращается к столу. Берёт со стола бутылку. Допивает. Кричит:

– А-а-а-а-а!!!

Срывается с места и бежит в ванную, сдёргивает бельевую верёвку. Возвращается на кухню. Встаёт на табуретку. Один конец верёвки цепляет за трубу, на другом делает петлю. Стоит, придерживаясь за стену.

Слышен звук открывающейся двери. Степан набрасывает верёвку на шею. Затягивает петлю ближе к шее. Опускает голову.

Входит Ольга. Видит Степана и бросается к нему.

– Степа! Степушка!!! Да что же это?! Стой! Только стой, не падай! Я сейчас, сейчас…

Она хватает со стола нож. Забирается на стул и перерезает верёвку. Помогает Степану спуститься с табуретки.

– Вот так. Пойдём, пойдём в комнату…

Степан обнимает жену, бросает обрывок верёвки, начинает плакать.

– Ты прости меня, Оля, прости меня. Я… в последний раз. Я… прости…

Ольга укладывает Степана на диван. Накрывает пледом. Потом приносит тазик и банку с водой. Ставит возле дивана. На лице облегчение – обошлось…

– Стоп! Снято! – громко сказал режиссёр Вадим Михальчук и, довольный, подошёл к Маше. Умел он подбирать актёрский состав. Вот и на этот раз не ошибся. – Ну, ты, как всегда, на все сто. Молодец! Сейчас с Олегом ещё пару сцен отработаем. Завтра не опаздывай. Всё, всё, до завтра.

Маша Одинцова зашла в гримёрку. Села у зеркала. Ей было немного за сорок. Актёрская карьера застряла на эпизодах и на ролях второго плана. Жертва. Именно на такие роли её всё чаще стали приглашать режиссёры.

Она посмотрела на своё отражение: худое, не потерявшее привлекательности лицо, чуть вздёрнутый нос, брови вразлет. Но главное – глаза. Большие, задумчивые и грустные, как будто вобравшие в себя всемирную печаль. У неё даже на детских фотографиях такие глаза.

Маша переоделась и двинула в магазин. «Надо сегодня что-нибудь вкусненькое приготовить. Пашка, наверное, заждался».

Муж снимался мало, а последние два года вообще сидел дома. Начал пить и устраивать скандалы. Ему не предлагали ролей, так, эпизоды. После нашумевшего сериала «Седой», где он сыграл главную роль, это было болезненно, било по самолюбию. И Маша испытывала чувство вины – она-то востребована. Пусть и на вторых ролях.

«Ничего, ничего, – думала она. – Всё образуется. Это просто чёрная полоса».

Маша понемногу откладывала деньги, чтобы в августе, на день рождения Пашки, поехать отдыхать. Ну, не за границу, понятно. Но отдыхать. Вместе. Это будет сюрприз. Остался месяц. Как раз съёмки закончатся.

Уже подходя к дому, Маша замедлила шаг – недоброе предчувствие кольнуло сердце. А когда она поднялась на свой третий этаж и открыла дверь, всё поняла: на полу в кухне валялись осколки посуды, остатки еды, Пашка, пьяный, сидел на подоконнике открытого окна и кричал:

– Лю-ю-ди! Почему вы не любите меня, лю-ю-ди?! По-о-чему-у?!

– Паша, – как можно спокойнее и мягче произнесла она, – Паша, слезай, не кричи.

– А-а. – Павел оглянулся и, увидев жену, стал кричать на нее: – Пришла, прима? Ну, как съёмки? Как там твой Олег?

– Паш, не надо. Ты выпил. Давай потом поговорим.

– Потом? А почему не сейчас? Это ты, ты во всём виновата! Играет она… Кого ты играешь? Никчёмные, пустые роли. Жалких баб. Да ты сама такая!

– Паша!

– Что Паша? Что Паша? Скажи, что я не прав?!

– Паша, не надо.

– Ненавижу тебя! Ненавижу!!! – Павел развернулся и, наклонившись вперёд, наполовину вывалился из окна.

– Паша, упадёшь!

– Да пошла ты… – уже беззлобно бросил он.

Мария стояла возле него и чувствовала, как тёмная, вязкая сила поднимается у неё внутри и заполняет всё вокруг. Подчиняясь этой силе, она шагнула к мужу и столкнула его с подоконника. А потом высунулась из окна и смотрела на падающее тело.

Почему сразу тело? Она видела его скривившийся в испуге рот, быстро протрезвевшие глаза и безвольные, даже в такой момент, руки.

Нет, она не видела. Ей казалось, что она всё это видит…

Известная писательница любовных романов Инесса Павловна Гаврилина задумалась. Тот ли это финал? Могла ли её Маша Одинцова толкнуть пьяницу мужа? Или у неё просто прокрутилось это в голове? А может, оставить финал открытым?

Инесса Павловна поморщилась – она не могла придумать, как закончить роман правдоподобно. «Нет, не могла Мария дойти, что называется, до ручки! Эмоциональный всплеск – это возможно. Но убить осознанно… Характер не тот. Жертва – она и есть жертва! Она бы лет двадцать так прожила… Она бы привыкла, так бы и мучилась. Хотя… Любому терпению рано или поздно приходит конец. Чёрт, как же закончить?!»

Задумавшись, Инесса Павловна не услышала, как открылась входная дверь, и вздрогнула, когда из прихожей донеслось пьяное бормотание.

Спустя несколько минут мимо неё нетвёрдыми шагами прошёл муж, оставляя за собой шлейф застарелого перегара…