Приятель

Когда звонишь старинному приятелю, самое главное, чтобы он оказался жив. Телефон может не ответить, тогда прикидываешь: то ли абонент сменил номер, то ли неизбежное случилось и звонить больше некому. Тем сильнее радуешься, когда с детства знакомый голос спрашивает:

– Да?

– Привет, Макс!

– А, мой дорогой, привет!

Узнал, бродяга – через столько-то лет! Или определил по сохранившемуся в справочнике номеру, какая теперь разница?!

– Вот, решил позвонить, – сообщаю радостно. – Давненько не общались.

– Давненько: лет семь, – прикидывает Макс. – Помнишь, собирались с нашими пересечься – прямо перед событиями, – но не сложилось. Да какая теперь разница?.. Рассказывай, мой дорогой, рассказывай поскорее. Как сам?

Рассказываю про себя. А что со мной сделается? Живой, как видишь.

– А дети как?

Дети хорошо. Выросли и разъехались: живут самостоятельной жизнью.

– Внуков нет?

Нет, с внуками напряженка. Молодежь опасается заводить детей в связи с неясностью жизненных перспектив. Какие дети, когда на Земле вот такое творится?! Внеземное вторжение, впервые в истории цивилизации. Прилетели инопланетяне – сокращенно «инки», – разгромили вооруженные силы, посланные объединенным человечеством, выдвинули жесткие требования…

– А у меня трое. Старшему пятнадцать.

Мой приятель – фантастический бабник! А в качестве жизненного приза – трое подросших внуков. Чем еще хвастаться в наши годы, как не внуками?!

– Ну ты бродяга! – завидую я чужому счастью.

– Все в порядке, мой дорогой, можешь за меня не волноваться, – резюмирует Макс…. и тем же безмятежным тоном добавляет нечто ужасное. – Недавно всей семьей ассимилировались.

Меня словно стукает по лбу невидимой, но тяжеловесной дубинкой. В голове образуется воздушная пробка.

Чего не ожидал, того не ожидал. И от кого – от всегда трезвомыслящего и осторожного Макса!

– Что? – переспрашиваю я, не веря ушам.

– Всей семьей ассимилировались, – повторяет приятель с прежней оптимистичной интонацией.

Я не сразу нахожусь с ответом. В молодости Макс был кем угодно, только не дураком, поэтому решение подвергнуться искусственной ассимиляции выглядит по меньшей мере странным.

– Что, и галактическое гражданство получили? – спрашиваю осторожно.

– Конечно, получили. Как без гражданства?!

– Зачем?

Макс улавливает в моем голосе возникшее напряжение, но по-прежнему не подает виду. Мы знакомы вечность – надо ли удивляться проявляемой приятелем тактичности?! Мало ли, вдруг у меня возрастной кризис, или психологическая травма образовалась. С корешами помягче, помягче надо, чтобы не обидеть ненароком…

– Как зачем гражданство? – поясняет он. – Инки предложили всем желающим. Мы на семейном совете обсудили и согласились. Себе, детям и внукам: ради общей безопасности и процветания.

Держи карман шире – процветания! Я абсолютно убежден, что галактическое гражданство – хитроумная ловушка. Хотя не знаю, какая именно.

Приятелю моя интонация, естественно, не по душе – я это чувствую. Но мое интеллектуальное потрясение слишком велико, чтобы оставить скользкую тему. Нужно же выяснить, что заставило этого обычного разумного и осторожного человека принять, скажем так, сомнительное решение?

– Ладно, – говорю примирительно. – Как прошла процедура? Нормально?

Макс оживляется.

– Никаких проблем. Стандартная технология: положили пациентов в стационар на один день, прямо на летающей тарелке, а к вечеру выписали.

Я молчу, потом тускло интересуюсь:

– И как ощущения?

– Необычные. Потом привыкаешь, конечно.

Отчего не привыкнуть: всего-то привинтили пару внутренних органов, не имеющих у человека аналогов, да внесли изменения в генетический код! Сущая ерунда.

Понимая, что разговор пора закруглять, иначе он неведомо куда заведет, начинаю прощаться.

– Рад, что у тебя все прекрасно, Макс. Дружеский привет семье. Увидимся как-нибудь…

– Пока, мой дорогой! Не забывай…

И мы расстаемся. При встрече на улице сделаем вид, что друг друга не заметили. Теперь так принято: не замечать знакомых из другой ассимиляционной группы.