Призрачная боль

Юлиан сидел, прислонившись к холодному корпусу спасательного модуля. Глухой, монотонный гул систем жизнеобеспечения вибрировал у него в костях, превращая каждую секунду в вечность. Он смотрел в иллюминатор — на безразличную черноту и невидимые обломки «Вектора». Больше всего ему хотелось вычеркнуть из жизни последние сутки. А может, и себя.

Ничего не вернуть. Цена — жизни сорока восьми человек. Если бы они с Глебом не спаслись, счёт был бы ровно пятьдесят.

Он пытался ни о чем не думать, но в сознание вновь и вновь врезался металлический, лишённый эмоций голос бывшего друга. Юлиан слышал каждое безжалостное слово отчета и всё крепче сжимал в руке брелок-снежинку — подарок Снежаны, самой юной и живой на их корабле.

Глеб невидяще смотрел на мерцающий синий экран терминала и надиктовывал отчёт неестественно ровным голосом, в попытке сдержать рвущиеся наружу обвинения.

— Экипаж корабля «Вектор» принял немаркированный сигнал с объекта «Калибр-9». Капитан Фань Юй, по настоятельной рекомендации эмпата-медика Юлиана Синчина, проигнорировал протокол 7.4 «Призрачный сигнал». При сближении с объектом корабль попал в зону действия пси-поля аномальной интенсивности. Эффект: быстрый распад высших нейронных функций у девяноста шести процентов экипажа. Человеческий разум редуцировался до базовых инстинктов: страха, паники, слепой ярости.

Он сделал паузу, стиснув зубы.

— На основании записей аварийного черного ящика гибель корабля наступила в результате саботажа критических систем членом экипажа, действовавшим в состоянии острого параноидального расстройства. Все внешние коммуникаторы были умышленно выведены из строя до момента потери корабля. Выжившие: эмпат-медик Юлиан Синчин; кибернетик Глеб Штерн.

Его голос сорвался, став тихим и опасным.

— Вывод: инцидент классифицировать как «Преступную халатность, приведшую к гибели экипажа в результате взаимной параноидальной агрессии». Первый стандартный цикл. Спасательный модуль «Зодиак-7». Стоп, запись.

Давящая тишина, нарушаемая лишь гудением вентиляции, длилась ровно столько, сколько нужно, чтобы каждое слово тяжело осело в сознании Юлиана. «Взаимная агрессия»... Его рука непроизвольно сжала брелок-снежинку так, что пластик впился в ладонь.

Так и не повернувшись к Юлиану, Глеб прервал молчание глухим, лишенным эмоций голосом:

— Модуль, статус запаса кислорода. Расчет в человеко-часах. Полный анализ неисправностей.

В динамике раздался ровный голос системы:

— Запас кислорода: двести пятьдесят три человеко-часа. Рекомендация: минимизировать физическую активность. Гиперкоммуникатор: ОШИБКА 0x7F. АППАРАТНЫЙ СБОЙ. Сеть «The Galactic Echo Network»: НЕТ ПОДКЛЮЧЕНИЯ. Вторичные неисправности: в шлюзе требуется замена лампы освещения Ш-3.

Глеб резко провел рукой по лицу.

— Я исчерпал все варианты ремонта передатчика, — его голос прозвучал устало и пусто. — У нас нет ни запчастей, ни инструментов. Мы в ловушке.

Юлиан прошептал так тихо, что слова едва долетели:

— Но там... могли быть люди...

Глеб резко обернулся, и в его глазах впервые плеснулась ярость:

— На нашем корабле тоже были люди. Инструкции — для того, чтобы их выполнять. И написаны они кровью.

Он сжал кулаки, медленно, слишком медленно сделал вдох, выдохнул и перешел к делу:

— Galaxy Maps Offline показывает, что исследовательская платформа «Калибр-9» в трёх часах полета на маневровых двигателях. Там может быть исправный коммуникационный узел или корабль. Данные двухлетней давности. Если бы у нас был доступ к сети или хотя бы свежее обновление…

— ...но его нет, — тихо заключил Юлиан не поворачиваясь и продолжая смотреть в никуда.

Все время, пока они летели к платформе, Юлиан неподвижно смотрел в иллюминатор, но видел не звёзды. Он видел лица.

Он видел их всех. Элиса Ли, их штурмана, который мог рассчитать прыжок с точностью до метра. Капитана Фань Юя, который всегда слушал его, эмпата, когда того требовала ситуация. Снежану, самую юную на борту, всегда носившую с собой дурацкий брелок-снежинку. Совсем недавно она подарила этот брелок ему со словами: «Держи, это тебе. Снежинка от Снежаны».

Индивидуальности, отшлифованные годами. Один выброс — и это великолепие рассыпалось. Осталась лишь голая основа: первобытный страх, паника, боль.

Он видел, как стирается разум.

«Я почувствовал жизнь. Всего лишь жизнь. А привел их к этому», — пронеслось в голове.

В том хаосе Юлиан инстинктивно ухватился за единственное, что знал: медицинский протокол. Стабилизировать ближайшего. Ближайшим оказался Глеб. Юлиан кричал ему в лицо, тряс за плечи, пытаясь вернуть связность взгляда, в то время как мир вокруг них превращался в кровавый ад. Возможно, он просто заставил его отползти от люка, который тот в панике пытался открыть. Или вытолкал в отсек с менее повреждённой системой жизнеобеспечения.

Если бы он мог, он бы выбрал любого другого. Кого угодно. Но в тот миг он действовал как автомат: ближайшая угроза — ближайшее тело. Он «спас» его потому, что тот был самым близким другом? Или просто потому, что в том хаосе Глеб оказался ближе всех физически — живой, дышащий объект, за который можно было зацепиться, чтобы самому не сойти с ума? Он уже не помнил. И только теперь он осознавал этот выбор. Или его отсутствие.

В сознании вновь и вновь звучал голос капитана Фань Юя с лёгким сомнением спрашивающий: «Ты уверен, Юлиан? Этот сигнал... он не похож на стандартный запрос о помощи». И его собственный, проклятый ответ: «Я чувствую... там есть жизнь. Мы должны проверить».

Проверили.

И теперь жизни не было ни там, ни здесь.

Глеб отдавал команды «Модулю» ровным, лишенным интонаций голосом. Его пальцы стремительно скользили по панели управления, выводя корабль на курс к «Калибру‑9». Мир Глеба сузился до векторов, цифр расхода и зеленых индикаторов «нормы», в попытке мыслить только категориями логических цепочек. Без картинок и голосов.

Юлиан тонул в прошлом. Он сжал виски, пытаясь выдавить голоса и искажённые лица. Тщетно — они лишь врезались в сознание с новой силой.

Глеб рассчитал курс и повод строить защитный кокон из алгоритмов исчез. Внутри стало пусто. Оставался только гул двигателей — фон для немых мыслей. Первый час прошел в полном молчании. Глеб украдкой посмотрел на напарника. Тот сидел в той же позе, но его плечи были ссутулены так, словно на них давила тяжесть всех, кого они потеряли.

Глеб почувствовал знакомый приступ гнева — «Это твоя вина, почему я должен это видеть?» — но гнев медленно осел на дно сознания тяжёлым грузом.

Они были прикованы друг к другу. Два последних человека. И один из них разваливался на части.

«Нестабильный элемент ухудшает шансы на выживание». Логичный вывод. И тут же, словно сбой, другая мысль: «...Ему плохо»

Будто услышав его внутренний диалог, Юлиан шепотом, который был едва слышен даже ему самому, прошептал в стекло иллюминатора:

— Простите... я не знал... это моя вина...

Тишину в кабине разорвал мерный, настойчивый сигнал. Голос «Модуля» развеял наваждение:

— Приближение к целевому объекту. Дистанция: пятьсот метров.

Глеб вздрогнул, отбрасывая ненужные мысли — наконец работа.

— «Модуль», активируй внешние камеры. Выведи изображение на основной экран.

На мерцающем дисплее возникла платформа «Калибр-9». Изувеченный скелет. Повреждённые солнечные панели, потемневший корпус, слепые иллюминаторы. «Мертвец», — констатировал разум Глеба.

— Инициирую процедуру стыковки. Выравнивание по магнитному ориентиру. Скорость сближения: ноль целых одна десятая метров в секунду.

Через вибрации корпуса передавалось едва уловимое шипение маневровых двигателей, подруливающих аппарат к стыковочному узлу. Механический щелчок, потом громкий стук металла о металл.

— Стыковка завершена.

Глеб откинулся в кресле, впервые за несколько часов сделав полный вдох. Техническая часть была безупречна. Теперь — неизвестность.

— «Модуль», сканирование на электромагнитную активность и тепловые сигнатуры.

Пока синтезированный голос выдавал сухие «ноль» и «отсутствует», Юлиан, прильнув к иллюминатору, шепнул:

— Сознаний нет... Ни одной мыслящей вспышки. Только... тишина. Абсолютная.

Глеб сжал губы. Эмпатия. Та самая, что привела их сюда.

— Сканеры подтверждают, — отрезал он, уже проверяя скафандр. — Действуем по инструкции.

Юлиан заметил, что надел скафандр для выхода на платформу лишь тогда, когда Глеб щёлкнул переключателем на шлеме:

— Проверяю линк. Юлиан Синчин, приём.

Юлиан медленно перевёл линк на передачу и механически ответил:

— Слышу.

— Держи связь открытой. Выхожу первым. — Глеб на секунду задержался, глядя на него. — Я иду искать коммуникационный узел. Ты проверь отсеки по левому крылу.

Юлиан молча кивнул, развернулся и поплёлся в указанном направлении, иногда касаясь рукой стены. Мыслями он был не здесь — тонул в вязком, сером болоте собственного сознания. Прикосновение к твердой металлической поверхности хоть как-то подтверждало реальность. Ненадолго.

В темном приборном отсеке что-то тяжёлое упало на плечо скафандра. Сквозь изоляцию донеслось странное ощущение — волна чужеродного, колющего тепла, будто сам пластик на мгновение нагрелся изнутри. Юлиан медленно скользнул взглядом по белому материалу — там растекалась зелёная жидкость, будто ртуть, — живая, вязкая, с медленно пульсирующими линиями.

«Утечка... или смазка», — мелькнула бессвязная мысль. Он даже не обратил внимания, что больше нигде не было подобных пятен. И равнодушно поплелся дальше.

Коммуникационный узел платформы представлял собой печальное зрелище: развороченные панели, оплавленные провода, темные экраны. Но Глеб с его опытом кибернетика сразу заметил мерцающий индикатор резервного терминала.

«Бортовой журнал и системы мониторинга целы. Стандартный протокол «КАТАСТРОФА» предписывает приоритетный доступ к журналу», — стремительно пронеслось в его сознании.

Он действовал быстро, почти не думая. Включил резервный терминал. На экране возникли записи:

text

SD 2487.159 | 08:00 | Стандартный цикл. Все системы в норме. Экипаж: 12 человек.

SD 2487.159 | 14:30 | Плановый осмотр внешних панелей. Микрометеоритные повреждения в пределах нормы.

SD 2487.159 | 19:15 | Завершена калибровка спектрометра. Подготовка к серии экспериментов по образцу SX-04 в связке с установкой «Резонанс» (проект «Коллективное бессознательное/Shared Unconscious»).

…

SD 2487.160 | 06:10 | Зафиксирован рост фонового пси-излучения от объекта «Калибр Скорби». Уровень: 0.8 сигма. В пределах допустимого. Начинаем эксперимент по образцу SX-04 в связке с установкой «Резонанс» (проект «Коллективное бессознательное/Shared Unconscious»).

SD 2487.161 | 06:15 | Несколько членов экипажа сообщают о мигренях и акустических галлюцинациях. Медик назначает седативы.

SD 2487.160 | 06:20 | Образец SX-04 проявляет аномальную активность. Датчики регистрируют необъяснимые колебания биомассы.

SD 2487.161 | 06:30 | **ЗАПИСЬ КАПИТАНА:** Объявляю карантин. Прекращаем все эксперименты с SX-04. Готовность к эвакуации.

SD 2487.161 | 07:15 | Системы жизнеобеспечения работают в аварийном режиме. Пси-фон превысил критические значения. Событию присвоен номер №748-СИГМА.

SD 2487.161 | 08:00 | АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ «СЕРАЯ ЗОНА». ИНИЦИИРОВАНА СТЕРИЛИЗАЦИЯ ОТСЕКОВ.

Глеб мгновенно провел расчёт. «Катастрофа здесь — девять дней назад. Наш «Вектор» — менее двух суток. Интервал...».

— Семь дней, — выдохнул он, вжимаясь в кресло. — До следующего выброса.

Подключившись к локальной сети, он запустил диагностику. Большинство систем были мертвы, но сканеры дальней связи — те самые, что когда-то слушали эфир, — частично функционировали. Они питались от автономного аварийного реактора.

На экране замерцали хаотичные точки. Глеб увеличил мощность, отсекая помехи. И тогда он увидел. Не символы на карте, а сырые данные телеметрии. Цифровые подписи, знакомые до боли.

— Страж-класс, идентификатор «Скорпион»... «Страж-класс, идентификатор «Гарпия»... — он прочитал выхваченные из эфира метки. Это были корабли его флота. Его дома. — Позиция: Сектор 364-32-788. Статус: Протокол «Дельта-4». Карантинное оцепление.

Его мозг, привыкший моделировать угрозы, выдал прогноз мгновенно. Даже если бы технически связаться было можно, стратегически — самоубийство. Любой сигнал из зоны карантина по протоколу будет расценён как опасность. Ответом будет не спасение, а подавление. Они были в невидимой тюрьме. А ключ от неё был на поясе у тюремщика, который даже не знал, что они здесь.

Значит, оставался единственный путь. Им нужен был свой корабль. Не для того, чтобы кричать в эфир, а чтобы лететь вглубь карантина. Ликвидировать причину оцепления. Доказать свою «чистоту» не словами, а результатом. Иначе — кислород в «Зодиаке» на исходе, и тюремщики так и не узнают, что в камере кто-то есть.

На долю секунды среди помех мелькнула ещё одна, слабая до неразличимости сигнатура. Слишком искажённая, чтобы опознать, но знакомая на каком-то подсознательном уровне. Такая знакомая, что кожа покалывала. Фантомная боль, — тут же отбросил он эту мысль. Помеха. Эхо их собственного корабля, навсегда оставшееся в пси-поле. Ничего более.

Глеб продолжил искать информацию. Он пробивался через архивы платформы, выуживая обрывки данных из поврежденных файлов. Большинство записей были бессвязными наборами символов, но его взгляд зацепился за повторяющийся фрагмент в логах док-отсеков: «..хо-П9.2».

Он искал соответствия. Обрывок совпал с маркировкой на схеме доков: «АЛЬФ..-2». Следующий лог-файл, еще более поврежденный, содержал строку: «..ТАТУС.. ОЖИД..».

Его мозг, привыкший к шифрам и логике, мгновенно собрал обрывки в единую цепь: «Эхо-П9.2», «АЛЬФА-2», «СТАТУС: ОЖИДАНИЕ».

Щелчок линка был резким.

— Юлиан Синчин! Немедленно возвращайся к шлюзу! — его голос, всегда такой ровный, сорвался. — У нас есть корабль. И... я нашел СКБ. Они здесь. Но мы в ловушке.

К шлюзу они подошли почти одновременно. Глеб скользнул взглядом по Юлиану, отметив про себя: «В сознании. Функционален. Нестабилен — к вопросу позже». Его взгляд на долю секунды зафиксировал ядовитое пятно на плече скафандра, но мозг уже отсек это как помеху, выведя на первый план список приоритетов: «Корабль. Связь. Выживание. Всё, что не угрожает немедленно — вторично».

— Корабль в доке «Альфа-2». Все системы в норме, — Глеб двинулся к докам, вовлекая Юлиана в дело голосом, поскольку иного способа у него не было.

Юлиан отрешенно кивнул.

— Юлиан? — переспросил Глеб, на всякий случай проверяя связь.

— Да. Понял.

— Пси-выбросы, вероятно, цикличны. Интервал — семь дней. Здесь такая же аномалия случилась за неделю до нашей.

Юлиан снова кивнул, и Глеб продолжил, выдавая информацию порциями, как отчет:

— Я поймал на сканерах корабли СКБ. На границе сектора.

— Они нас ищут? — в голосе Юлиана дрогнула слабая, почти угасшая надежда.

— Нет. — Глеб покачал головой, и его лицо, на котором еще секунду назад могли читаться следы лихорадочной активности, стало жёсткой, непроницаемой маской. — Они держат дистанцию. Изучают угрозу. Это карантинное оцепление.

Мимолётное оживление, вспыхнувшее в Юлиане, тут же погасло, словно его отключили. Его черты вновь обрели серую, безразличную гладкость.

— Сначала проверим системы корабля, — резюмировал Глеб, уже глядя вперед. — Потом решим, что делать.

Юлиан равнодушно шагал за ним, его шаги были механическими и лишёнными жизни, как работа автоматики.

Док «Альфа-2» оказался просторным ангаром, где в луче прожекторов стоял «Эхо-П9.2». Глеб скользнул взглядом по его корпусу. Корабль был новым, тип ему незнаком. Но рядом со шлюзом он увидел знакомый значок — три синих кольца, символ Службы Космической Безопасности. Значит, стандартные протоколы должны сработать. Их импланты, если повезет, будут распознаны как «свои». В конце концов, «Эхо-П9.2» был оставлен здесь в режиме ожидания. Логично предположить, что его системы находятся в режиме открытых аварийных протоколов для потенциальных выживших.

Корабль был похож на сложенного хищника — обтекаемый, с гладким темным корпусом, без лишних выступов. Матовый борт скрывал любые швы, делая его монолитным.

— Шлюз по правому борту, — Глеб подвел Юлиана к почти невидимому контуру в обшивке, провел рукой в перчатке по панели управления у шлюза. Его имплант отправил запрос. Индикатор замигал жёлтым, сканируя его идентификатор. Секунда напряженного ожидания — и на дисплее загорелась строка:

«Протокол «Последний шанс» активирован. Временный доступ предоставлен: Глеб Штерн, кибернетик, уровень «Омега». Добро пожаловать на борт».

Раздался мягкий щелчок, часть корпуса бесшумно отошла в сторону, открыв узкий шлюзовой отсек. Внутри горел мягкий синий свет.

— Входи. Дождись выравнивания давления.

Юлиан механически шагнул внутрь. За ним последовал Глеб. Дверь закрылась, и на секунду их окружила оглушительная тишина, нарушаемая лишь шипением воздуха. Затем загорелся зелёный индикатор, и внутренний люк открылся, впуская их в основной отсек.

— Мы на борту, — Глеб снял шлем, его голос прозвучал громко в новой тишине. — «Вертекс», доложи статус.

— Система «Вертекс» активирована. Протокол «Последний шанс» подтвержден, — раздался спокойный голос ИИ. — Доступ предоставлен на основании идентификаторов СКБ. Сканирование завершено. Корабль в полной готовности. К вашим услугам, экипаж.

Только когда Глеб, сняв скафандр, уже находился в рубке управления и заносил данные в бортовой журнал, Юлиан приступил к разгерметизации своего.

Как только с глухим шипением отстегнулся гермошлем, ярко-зелёное пятно на плече скафандра пришло в движение. Подобно капле жидкого металла, обладающей собственной волей, оно плавно поднялось вверх, тонким потоком обогнуло манжету воротника и скользнуло внутрь. Субстанция коснулась кожи шеи, образовав на мгновение сложный, мерцающий узор, похожий на снежинку, а затем впиталась внутрь, не оставив следа.

Юлиан, ощутив легкий холодок, сменившийся странным внутренним теплом, провел по шее рукой, с которой успел снять перчатку. Мурашки побежали по коже, но не от холода, а от смутного ощущения вибрации, будто под кожей на мгновение запульсировала чужая энергия. На коже ничего не было.

«Показалось», — мелькнула мысль, утонув в общем фоне апатии. Осталось лишь смутное, быстро тающее чувство тяжести в ключице, словно к кости приложили и тут же убрали нагретый слиток металла.

Юлиан медленно дотронулся рукой до холодной переборки, словно проверяя реальность. Они внутри. У них появился шанс. Но для него ничего не изменилось — он остался заперт в своём чувстве вины.

Когда Юлиан вошел в рубку, Глеб, не отрываясь от экранов, отдавал команды.

— «Вертекс», карта сектора. Выведи данные телеметрии на экран.

На экране Глеб наконец своими глазами увидел то, о чём прочитал на экране резервного терминала платформы «Калибр-9». Корабли СКБ неподвижно висели на границе сектора, образуя идеальное кольцо.

— «Вертекс», проанализируй курс кораблей СКБ и активность.

— Корабли СКБ находятся на позиции «Дельта-4» — протокол карантинного оцепления. Активность: пассивное сканирование сектора. Гиперкоммуникаторы: пассивный режим. Вывод: миссия носит наблюдательно-карантинный характер.

В груди Глеба что-то оборвалось. Призрачная надежда, что корабли ведут активный поиск, умерла, не успев родиться. Они не искали выживших с «Вектора». Они изучали угрозу, установили карантин и наблюдали. А его и Юлиана... списали со счетов как еще одну потерю.

— «Вертекс», гиперпривод готов к работе? Анализ готовности к гиперпрыжку.

— Гиперпривод готов к работе. Неисправностей не обнаружено. Предупреждение: Обнаружено поле сдерживания СКБ. Протокол «Омега-Карантин» активен. Гиперпрыжок невозможен.

Глеб, не оборачиваясь, констатировал:

— Юлиан, единственный выход — через эпицентр. Устранить угрозу и доказать им, что мы чисты... Или найти способ договориться. Мы летим к станции.

Пока Глеб общался с ИИ, Юлиана начало слегка подташнивать. Ощущение было странным: будто тяжесть, годами копившаяся в висках, вдруг собралась в плотный, холодный сгусток, похожий на ртутный шарик, и медленно перекатилась в грудь, чтобы там... распасться на крошечные искры, которые погасли, оставив после себя лишь глухое, незнакомое тепло.

Серая пелена и давящее чувство вины стали понемногу таять, а среди мыслей прозвучал тихий, ласковый голос:

«Наконец-то... тепло. Не бойся. Я съем твою боль. А ты... помоги мне».

Глеб закончил проверку систем. Все было в норме. Опять слишком тихо. Он закрыл глаза, собираясь с мыслями. Надо поговорить. Но что сказать? «Держись»? Глупо. «Мы выберемся»? Ложь. Может, просто предложить воду?

Он обернулся. Замер.

Юлиан сидел, откинув голову, его глаза были закрыты. Выражение лица было пустым. Это была не боль, а капитуляция.

Глеб почувствовал щемящую, неуместную жалость. Он инстинктивно попытался отсечь её, классифицировать как «несанкционированную эмоциональную реакцию, снижающую оперативную эффективность». Но не получилось. Жалость оставалась — тёплый, живой и совершенно бесполезный комок в горле.

— Юлиан Синчин... — его голос, к его собственному ужасу, прозвучал непривычно мягко, почти участливо. — Когда мы долетим... мы…

Юлиан резко открыл глаза. В его глазах больше не было боли. Только тихая, чужая пустота, в которой что-то медленно просыпалось. Он встал.

— Извини. Мне нужно побыть одному, — его голос был ровным, спокойным, но в нём проскальзывали чужие, металлические нотки.

Он развернулся и ушёл. И Глеб, глядя ему вслед, понимал, что только что совершил две ошибки подряд. Первая — позволил прорваться жалости. Вторая — опоздал с этим жестом, и теперь та непрошенная мягкость в его голосе повисла в воздухе никчемным, жалким памятником его неловкости.

***