Призрак.

По просёлочной дороге, вдоль которой тянулись долгие ряды двухэтажных домов, я шел поспешно. Дождь, срывавшийся с неба, неустанно гнал вперёд. Серым тучам, с самого утра собравшимся над небольшим городом и обильно поливающим спелые овощи, которые местные собирались собрать в ближайшие дни, не было конца. Грузные, наполненный чрезмерными испарениями воды, они спешили вернуть её обратно на землю, смешиваясь в небесной выси в одно сплошное непроглядное полотно.

Дорога, по которой я шёл, отличалась совершенно новым и на удивление качественным покрытием, что совершенно не соответствовало в моей голове деревенским путям. Однако неправильно было называть дорогу сельской или деревенской. Несмотря на участки, принадлежащие отдельным лицам, сейчас я находился на окраине многотысячного города. В здешние проулки не долетал шум с заводов, гудение нескончаемых автомобильных пробок и суетливый гомон простого народа, живым потоком бесконечно снующего по извилистой системе каменных джунглей. Мир окраины представлял из себя совершенно иную структуру. Район предполагалось выставить оздоровительным и для людей, селившимся в нем, не должно было составить труда обустроить только расчищенные участки.

В отличие от прежних мест, где мне приходилось бывать до этого, я не видел ни одного подобного. Прежние окраины представляли из себя консервную банку из деревенских домов, поспешно поглощенные разрастающимся городом. Жители, привыкшие к уединению и некому единству друг с другом и природой, пугались вечных объездов и десятков незнакомых глаз, бросавших свои необъяснимые взгляды на их участки. Постепенно, земли в таких деревнях начали огораживаться стальным забором такой высоты, что, казалось, будто за ним находится нечто непонятное и запретное, хотя в скором времени оказывалось, что это самый обычный участок, наскоро обработанный неумелыми руками. Урбанизированные деревни превращались в замкнутый плотный улей, состоящий из соток-сот и наполненный враждебными пчелами-жителями, неприветливо и с опаской встречающих каждого чужака.

Однако в этом районе чувства отверженности и чужеродности не возникало. Помимо проселочной дороги, резко обрывающейся у самого леса, близ которого маячили косые кресты кладбища, сквозь ряды стройных деревянных, каменных и панельных домов, шла вторая – проезжая. Как только начали строить жилой район, власти мигом объявили дорогу платной, так что машин на ней увидеть практически не представлялось возможным. Лишь особо торопящиеся – умельцы тянуть любое дело до крайнего, чтобы сроки поджигали их пятки, – не глядя на цену, езжали через пропускной пункт. Именно из-за этой иллюзии дали от города дома представлялись более гостеприимными. Они не привыкли встречать странных гостей, с пугающим взором пялящихся на них, а потому их участки могли многое рассказать своим открытым видом о владельце.

Одного взгляда мне хватало, чтобы понять, что за человек живёт в том или ином строении. Бассейн из плитки, вырытый прямо в земле – на таком участке ты не увидишь больших огородов и теплиц. Коротко подстриженная трава, зарытые и выровненные ямы, не позволяющие воде долго стоять на одном месте. Вымощенная кирпичом тропинка от калитки вела прямо к веранде, а уж от неё дорожки бежали во все стороны – к зеленому плотному шатру, в котором приятно провести день в жаркую летнюю погоду, к мангалу, на котором хозяин лишь вчера делал барбекю всей своей большой семье, к небольшому саду, представляющему из себя несколько кустов шиповника и крыжовника, а также пять плодоносящих молодых яблонь, между двумя из которых был развешан недурно сплетенный цветной гамак. Да, этот дом принадлежал весьма влиятельному для данного города человеку. Я не особо интересуюсь финансовым состоянием моих сожителей, но это не мешает утверждать мне, что сейчас за крепкой каменной стеной укрывается от дождя предприниматель, политический деятель или работник сферы шоу-бизнеса.

Однако нужен мне был несколько иной дом. Смерив адрес в своей записной книжке и на заборе, я ускорился. Моей целью являлся соседний дом – панельное здание, чьи стены уже слегка изъела несмытая вовремя грязь. В сравнении со своим собратом он выглядел убого и бедно. Некогда обшарпанный карниз знавал лучшие времена, но его время прошло. Дому требовался косметический ремонт, чтобы не отставать от соседей в напускном изяществе. Сейчас он выглядел, как стандартное загородное строение из американских фильмов начала двухтысячных: крепкий, добротный, но потертый вид мешал ему блеснуть новизной. Участок, впрочем, подходил своей центровой фигуре – такой же невзрачный и запущенный он сильно контрастировал с аккуратным газоном за низеньким забором. Земли рядом с домом было немного, а единственный клен у самой калитки встречал гостей рассохшейся изъеденной муравьями и короедами трещиной.

Я не имел желания сравнивать две совершенно разные обители, но если бы мне предложили остановиться в соседнем доме, я с удовольствием принял приглашение. Однако я не имел права выбирать, так как двери для меня были открыты только здесь, на улице Осенней в доме под номером 8.

Подойдя к калитке, я принялся искать звонок, однако, не обнаружив таковой, поспешил толкнуть дверь. К моему несказанному удивлению, калитка оказалась не заперта. Впрочем, меня это даже обрадовало, как и то обстоятельство, что хозяин умеет облегчать жизнь гостям. Однако уже возле дома меня постигло легкое разочарование. Устроившись под стальным навесом и слушая удары крупных водяных капель, я позвонил в звонок.

Дверь отворилась практически сразу и без преждевременных вопросов с той стороны.

Передо мной стоял пожилой мужчина, скорее даже, я не побоюсь сказать этого слова, старый. Его черты напомнили мне портрет одного из американских президентов. Вытянутое лицо, впалые щеки, орлиный нос. Однако первоочередное ощущение вскоре развеялось. Некие особенности продолжали отсылать вид этого человека к особам давно минувших дней, впрочем, там же и сгинувших, а потому его родство со знатными особами и уж тем более иностранных кровей представлялось для меня невозможным.

– Ох, что же вы стоите? Проходите! – старик открыл пошире дверь и впустил меня внутрь.

При свете люстр я мог точнее рассмотреть черты лица моего клиента. Несмотря на седую старь и искривившие кожу морщины, человек не представлял из себя отталкивающую картину старины. При виде некоторых людей прошлых поколений мне приходилось силой сдерживать себя, чтобы не показать того отвращения, что вызывает измененный временем организм. Однако морщины ещё не скрутили кожу старика в подобие иссохшего винограда, зубы не сломились в кривые камни, а измучившаяся поясница продолжала гордо нести своего хозяина и господина.

– Надеюсь, моё присутствие вам не помешает? – спросил я, заходя в сухое помещение.

– Не стоит напрасных волнений. Я уже давно забыл, что такое одиночество. Гости не редкость в моём доме, и ваше присутствие не прибавит суеты ни на чайную ложечку.

Старик засмеялся и пододвинул ко мне деревянный стул без обивки. Без промедлений я положил на него свою кожаную сумку, что служила мне незначительной, но всё же защитой от дождя, затем на спинку улеглось промокшее до нитки пальто и столь же сырая черная шляпа с полями. Туфли, по уважительной причине, на стул я ставить не стал, оставив их у входа, где в ряд стояли резиновые сапоги, тяжелые берцы, поношенные сандалии и очень похожие на мои, помазанные совсем недавно гуталином черные остроконечные туфли.

Прилипающие к ногам носки также пришлось снять, на что хозяин мне практически сразу подал мягкие тапочки. Отказываться было невежливо. Я взял домашнюю обувь в виде двух веселых зайцев и надел на ноги. К величайшему моему и хозяина огорчению, тапочки оказались слишком малы. Как сказал сам хозяин, тапочки принадлежали его супруге, ныне покойной. От этой новости меня передернуло. Видя, что я не имею никакого желания носить маленькие и тем более принадлежавшие в прошлом покойному тапки, старик поспешил убрать их обратно.

– Итак, вы взаправду утверждаете, что ваш дом стал пристанищем для сил, что чужды живым людям? Паранормальные истории, что могут заставить кровь стынуть в жилах у обывателя, они правдивы? – спросил я, намереваясь уйти от неуютной темы утраты пожилого человека.

На мой вопрос хозяин дома ответил несколько сбивчато:

– Вы, право, Александр Савельевич, меня расстраиваете. Разве мои истории могут повергнуть в ужас людей, как знающих, так и до нелепости простых? Я не могу найти в них ничего, что стоило воспринимать с трепетом и пугливой осторожностью.

Ответ меня не удовлетворил. Я слыл своими стремлениями доказать существование потустороннего мира, который человечество так стремится не замечать. Не скажу, что сам я имел встречи с людьми, давно ушедшими из жизни, с существами сумрака, чей вид вызывает от одного упоминания о них первобытный страх, и необъяснимыми явлениями, сбивающих с ног своей загадочностью и таинственностью. Но, согласитесь, в игре горячего, жгучего пламени, готового перерасти в зверский, пожирающий всё, что может перевариться в его ненасытном нутре, пожар, разве нет завораживающего нечто? Разве существует здравое объяснение тому влечению, что молодые люди испытывают к месту древних захоронений, где смрад и разложение, царившие под землёй, могут вызвать лишь судорожный порыв тошноты?

Да, в этом есть некая необъяснимая языком и скрывающаяся невидимыми под лучами дневного светила силами тайна. Я хотел донести это знание до каждого. Но мир мыслит слишком узко и однобоко, чтобы один жалкий потомок людского рода мог вразумить миллиарды своих соплеменников без соответствующих доказательств.

– Но паранормальная часть из ваших слов имела место быть в реальной жизни?

Старик кивнул, после чего, взяв меня за руку, проводил на кухню.

Моему взору предстало просторное светлое помещение. Деревянный холл, испещренный древесными и желтыми цветами, абсолютно не сочетался с белой до боли в глазах кухней. Серые тучи за окном, скрывающие солнце, спасали мои органы восприятия от излишнего шока. Однако несмотря на это обстоятельство, мне всё равно пришлось некоторое время стоять в замешательстве, привыкая к новой обстановке.

– Чаю? Или, может, молодой человек предпочитает кофе? – спросил хозяин дома, обходя меня и ставя кипятиться чайник.

– Я хотел бы, чтобы вы мне поскорее показали следы того неизвестного, доказательства чего я с небывалым рвением стараюсь заполучить вот уже несколько лет. Вы меня простите…

– Геннадий Аркадьевич, – представился старик, притом под конец выдавил из себя растянутую до ушей улыбку.

– Вы меня простите, Геннадий Аркадьевич, – продолжил я, совершенно не понимая, что послужило причиной внезапного веселья хозяина. – но моё нынешнее состояние вряд ли позволит мне насладиться чаем или кофе. Я крайне возбужден. Ваша история, кажется, станет ключом, что освободит меня от тяготения на сердце.

Как внезапно улыбка появилась на лице человека, также скоро она сменилась на некую грустную маску. Самое удивительное, что не только лицо, но даже голубые глаза, глядящие прямо на меня, выражали до боли терзающую старика горечь. И в то же время его пристальный взгляд к моей персоне пришелся мне не по душе.

– Вряд ли она станет вам полезна, молодой человек, – наконец, промолвил старик, присаживаясь на один из стульев с арфообразной спинкой. – вы можете послушать интересные истории, но вряд ли они дадут вам полезный материал для вашего дела.

– И всё же, – всё больше возбуждаясь, говорил я. – вы сами рассказывали, что встречали призрака в своём доме. По вашим же словам, человек, явившийся к вам в дом, умер вот уже более года и похоронен на кладбище в конце дороги. Вы не имеете представления, что послужило причиной его визита, однако он не просто появлялся перед вами. Дух человека говорил. Это сенсация! Вы можете общаться с человеком, которого уж нет давно в живых. Вы сами написали: на основе регулярной. Так что, он правда вам так докучает и часто к вам стучится в дверь?

Я чувствовал, как начал задыхаться. Соблюдая правила приличного тона, я замолчал и привел себя в порядок. Хозяин дома тоже молчал. Его глаза казались мне как у лабрадора – такие же грустные и молчаливые. Причину сей печали понять я не мог, да, по правде говоря, и не особо хотел. Интересовал меня лишь влекущий своей мрачностью и неизвестностью таинственный мир.

– Да, это правда. И как же, черт побери, обидно, что с призраком приходится общаться больше, чем с родными детьми. И всё же, не скажу, что общество его мне в тягость. Как ни посмотри, а интересно порой послушать мысли мертвеца.

После первых слов мне стало всё равно, что твердит мой собеседник. Ликование, присоединившееся к возбуждению, заставляло меня постоянно ёрзать. Я оглядывал кухню теперь уже совершенно иначе, словно пытаясь найти следы пребывавшего здесь недавно духа. Исследуя стену, мой взгляд останавливался на самых разных вещах.

В первую очередь это были блюдца, повешенные на стену. На блюдцах я мог разглядеть лица людей, часть из них очень сильно напоминали моего собеседника. Они были сделаны на заказ и висели ровным рядом. Спросив хозяина о людях, изображенных на антикваре, я услышал историю каждого из них. Старику в самом деле было одиноко. Каждое изображение отдавалось в нём воспоминаниями давно ушедших дней. Люди, глядящие на нас со стены, давно выросли, а часть из них покинуло бренный мир, оставив от себя лишь эти улыбающиеся фотографии. Но я не мог помочь бедному человеку. Я не знал, да и не особо желал, поддерживать разговор о неизвестных мне людях со старым человеком, которого я забуду, как только выйду за дверь.

Хозяин дома продолжал болтать, а я осмотрел стены дальше. Шкафы, наполненные сервизами, среди которых были и глиняные, и стеклянные, и фарфоровые изделия; крючки с висящими на них поварёшками, разделочными досками, веничками и иными инструментами необходимыми повару; маленькая полочка с положенными на неё стопочкой просаленными поваренными книгами. Таким же едким взглядом я оббежал всю кухню. К моему величайшему сожалению, ни на столах, ни на плите, ни на люстре, ни на полу я не смог найти ничего, что стоило моего внимания.

На секунду в моём сердце появилась жалость к несмолкающему человеку возле меня. В пустом одиноком доме в его старческие годы ему приходилось самостоятельно справляться со всеми домашними делами. Дом был поистине огромен. Пусть ранее я и упоминал, что в сравнении с соседним зданием он выглядит обветшалой пристройкой, это вовсе не означает, что дом на самом деле имеет малые размеры. Одни только кухня и коридор мне внушили уютный простор, где имелась возможность свободного перемещения, даже если вся семья соберется в одном помещении. Кухня, коридор, – несмотря на свои размеры, в них я чувствовал себя, я повторюсь, уютно. Аккуратно протертая пыль создавала ложное ощущение, что в доме живет вовсе не пожилой человек или, во всяком случае, не один. Ни на одном предмете интерьера я не смог заметить следы разрушения или небрежного отношения. Несмотря на старомодную обстановку, этот дом действительно представлял из себя здание, где любой человек в здравом уме с радостью поселился бы со своей семьёй.

Однако секунда прошла, и жалость постепенно утихла. На её место приходили жгучая обида и детское разочарование. Как ни посмотри, я не мог обнаружить ярких моментов – теней, оставленных гостем из потустороннего мира.

Сие изменение не смогло ускользнуть от цепкого взора владельца усадьбы. Его рот застыл, обрывая вырывающиеся изнутри воспоминания и нужные скорее ему самому, чем мне, и через некоторое время спросил:

– Вас что-то беспокоит?

Тяжелый вздох вырвался из моей груди.

– Вы не могли бы передать суть вашего с призраком разговора. В чем была его суть? Что хотела от вас эта неосязаемая сущность? – спросил я, хотя надежда на что-либо, стоящее моего внимания, таяла прямо на глазах.

– Да вы знаете, – внезапно заволновался хозяин дома. – ничего конкретного мне сказать вам нечего. Беседы мы с ним вели, не отличимые от тех, что ведут люди по вечерам, сидя в недорогом кафе вдали от родных мест. Мало что может заинтересовать из тех разговоров, да и, честно сказать, вряд ли что удастся вспомнить из того, чем мы с ним занимали время.

Старик явно лукавил. Его слова не были откровенной неправдой – преднамеренная ложь ощущается, как скисшее молоко, случайно оставленное на неделю в дальнем углу холодильника, – но он явно не договаривал. Однако мне от этого не становилось легче.

Последней попыткой поддержать себя, стал мой вопрос о действиях призрака. К сожалению, помимо разговоров потустороннее существо только осматривало комнату, как будто пыталось что-то найти. Уже без всякой надежды я ещё раз обежал взором кухню. На мои глаза вновь попались электрический чайник, потертая люстра в виде наполовину распустившегося бутона, сервизы, сверкающие за дверцами навесного шкафчика, и ряд тарелок. Мой взгляд не ухватывал ничего противоестественного и примечательного. Призрак, по словам хозяина, тоже ничем не заинтересовался.

Понурив голову, я поспешил распрощаться с хозяином и покинуть уютный дом. Мои ожидания найти доказательства иномирной, ненормальной материи исчезли окончательно. Никакого даже намека на то, что мой собеседник говорил правду, мною замечено не было, что огорчило меня в разы больше, нежели если бы его слова с самого начала имели характер глупой байки.

"В конце концов, это лишь фантазия пожилого человека, не сумевшего обуздать свой приступ одиночества," – рассудил я. Возможно, его вызов с самого начала был обычным желанием поговорить с человеком.

Понимая, что не в силах удержать меня, хозяин дома молча глядел, как я надеваю невысохшие носки, накидываю влажное пальто и выхожу за дверь. Всё время, что я готовился к выходу, он не проронил ни слова. Он заметил моё сомнение в его честности, однако данный аспект его ни капли не смутил и не расстроил. До самого своего ухода, я так и не смог понять, что же означает выражение на его вытянутом морщинистом лице.

Несмотря на однозначный промах, мне везло. Тучи стали постепенно рассеиваться, и дождь затихал, переходя в щекочущую кожу морось. Мне уже не приходилось брести между защищающих своих жильцов от непогоды строений, прикрыв голову кожаной сумкой. Впереди меня ждал новый клиент с его рассказом о встрече с призраком. Не спеша, я шагал по залитым лужами асфальту в поисках нужного здания.

Вскоре дождь и вовсе стих. Закрывшиеся в своих домах люди с неспешностью сонных дворняг начали выползать из своих двухэтажных крепостей, пропитанных теплом и застоем. Свежий воздух бодрил уставших от непрерывного пребывания на одном месте потомков Адама и Евы. В особенности радость окончившейся шалости погоды отражалась на лицах детей. В то время, как взрослые нехотя и с заспанностью львов неторопливо расхаживали, потирая затекшие спины и залежавшиеся бока, подрастающее поколение уже вовсю резвилось, устраивая перегонки босиком на мокрой траве и дергая ветви деревьев, заставляя скопившуюся воду новым дождём упасть на землю, чтобы с криком радости, который могут издать только неразумные, но потому честные и чистосердечные существа, разбежаться в разные стороны.

Я стоял у двери в дом. Сверив адрес в своей записной книжице с адресом на заборе, я утвердительно кивнул и с уверенностью нажал на дверной звонок.

Дверь мне открыли едва ли не в ту же секунду. На пороге стоял старый, видавший жизнь хозяин. Он глядел на меня яркими голубыми глазами, в которых чувствовалось нетерпение долгожданной встречи, которая вот-вот должна произойти. При виде меня владелец дома кивнул и приоткрыл дверь пропуская вперёд, при этом его рот растянулся на впалых щеках, что придало вытянутому лицу человека вид овала.

– Надеюсь, моё присутствие вам не помешает?

Я пытался показать себя в наивысшей степени вежливым и утонченным, насколько позволяла ситуация. В первую встречу очень большое имеет значение, как тебя воспримет собеседник, а я предпочитаю иметь репутацию честного и интеллигентного человека.

– Не стоит напрасных волнений. Я уже давно забыл, что такое одиночество. Гости не редкость в моём доме, и ваше присутствие не прибавит суеты ни на чайную ложечку, – по неизвестной мне причине улыбка незнакомца стала шире, но я не привык отступать от условленных встреч и уж тем более не планировал поворачивать назад, пока не добуду интересующие меня материалы.

Совершив благодарственный поклон, я смело вошел в дом.